Нетронутый мир

      Шатов вваливается к нему домой глубокой ночью - с царапиной на щеке, в порванной куртке нараспашку и с бесстыже-пьяными глазами. - Откуда это ты, чудо моё распрекрасное, - Кириллов ловит его, пошатнувшегося на пороге. Он абсолютно точно пил. Запах стоял отчётливый. Ваня только ойкает, споткнувшись, но рука Кириллова держит его крепко, помогая удержаться. Лёша смотрит, как его друг расплывается в пьяной улыбке. - А ты, - выговаривает он весело, - Опять не запираешься. Опасно сейчас не запираться. Шатов вырывается из его хватки, подбирается к комнате. Заваливается на диван, раскинув руки в стороны. Мягкие кудри золотятся непослушно в свете мигающей лампочки, глаза блестят пьяным блеском. Кириллов не любит такое. Кириллов насмотрелся в своё время на пьяные приключения Ставрогина и Верховенского. Но он ни слова не говорит Ване, хоть и едва заметно морщится, подходит ближе, помогает стянуть куртку, заляпанную к тому же, в какой-то грязи. На утро Шатов будет извиняться и краснеть за пятна на диване. Кириллов как всегда пропустит его лепет мимо ушей. - Ты что, опять с Эркелем сцепился? - буднично интересуется Кириллов. Пальцы его быстро и почти незаметно обрабатывают ссадину, сверху лепят бинт (чуть криво - потому что Ваня зашипел и сделал попытку увернуться). - А надоело мне всё это, - небрежно отвечает Шатов, - Да и вообще, все мне надоели. - А Эркеля-то зачем, совсем ведь зелёный еще. - Так знал на что шёл. На это Лёша ничего не отвечает, идёт ставить чайник и раскладывать кружки. Подорваться назад его заставляет отчётливое "ОЙ", а затем грохот. - Ты как оттуда свалится-то умудрился, - Кириллов качает головой, но поднимает Шатова и усаживает на диван, - Ни на минуту оставить нельзя. Пить чай было не самой хорошей идеей: Ваня смахивает чашку, а потом и вовсе засыпает над столом. - Не надо было ему к нам приходить, - бормочет Кириллов задумчиво, - Парень взбалмошный, ну, немного, но ведь хороший человек. А теперь Верховенский его и не отпустит. Жалко было. Ну, а что уж теперь. Поздно.