Весьма деловитый мужчина в медицинском белом халате делал вид, будто бы осматривал свою новоприбывшую пациентку. Слава скептически наблюдала за этим, сидя на кресле неподалёку. Располагалось всё действо в одном из служебных помещений, о которых, слава Богу, никто не знал, ибо неизбежны были бы волны фанаток по душу сидящего неподалёку от Ахматовой человека. Разумовский сложил руки замком перед губами и нервно моргал, наблюдая за процессом. Ему на самом деле было очень важно состояние его фактически гостя. Он был не на шутку испуган, когда сидя за одним из столов услышал из толпы пронзительный женский крик: «Человеку плохо!». Казалось, что в этом голосе было немало самого настоящего страха и отчаяния. Оно и понятно, ведь огромное количество людей стало не просто группой людей, а массой, которая даже, если бы и хотела помочь, не сделала бы этого из-за некого стадного чувства.
Нельзя отрицать того, что Ахматова была взбудоражена. В двух метрах от неё стоял один из самых влиятельных людей во всей России. Тем более, если учесть, что именно к нему она хотела бы устроиться работать. Бросая неловкие и быстрые взгляды в его сторону, она паззлом стала складывать его изображение в своей голове. Прямые рыжие волосы с пробором; тревожный взгляд необычайно синего цвета глаз; чётко отчерченные скулы; лёгкая сутулость и подрагивающие руки, — вот он, Сергей Разумовский. Он не казался напыщенным индюком, каковыми являлись те, кто обрёл известность. Нет, он был, словно простой парень, которому, будто снег на голову, свалилась ответственность за все поступки и решения, что он принимал для себя, а не для других. Будто бы ему и вовсе это всё было ненужно. Ахматовой тогда казалось, будто бы Разумовский принимает к сердцу всё слишком близко для того, кто находится на верхушке.
В очередной раз, когда она бросила в его сторону взгляд, он поймал его, и они оба вздрогнули. Сердце Славы бешено заколотилось, а щёки загорелись от непередаваемого стыда. «Почему именно сейчас ты сюда посмотрел?!» — спросила его мысленно, отвернувшись в сторону и непроизвольно скривившись.
— Простите ещё раз, что так вышло, — вдруг подал голос Сергей. — Я очень виноват… перед вами обеими, — Слава повернулась обратно и всё же осмелилась взглянуть ему в глаза.
— Всякое бывает, — проговорила девушка понимающе. Она осознавала, что тут нет вины Разумовского. Он — всего лишь один из гостей. И даже так, только он осмелился встать из-за стола и пройти в толпу, как «простой смертный». Присесть рядом! Отвести лично к медицинскому работнику! Много ли таких знаменитых людей вы видели?
— И всё же, я очень благодарен вам. Если бы не вы, этой девушке пришлось бы… — взгляд его забегал по помещению, а сам он пытался подобрать слово.
— … тяжело, — закончила за него Слава. Тот кивнул и едва заметно улыбнулся. Из вежливости или же искренне?
В это время горе-врач закончил осмотр. Важно цокнув языком, он привлёк внимание всех находящихся в помещении, включая и одного из организаторов, который сидел в самом углу тише воды и ниже травы.
— Ну что ж, — говоря куда-то себе в нос начал он. — Девушка здорова, всё хорошо, травм нет. Просто переволновалась.
— Не похоже это было на «просто переволновалась», — прыснула ядовито Слава. Каждый раз она наблюдала за такими, как он. С умным видом несли чушь и отбрасывали от себя любое проявление ответственности. На это мужчина с сединой на висках посмотрел раздражённо, будто бы собираясь плюнуть в лицо нахалке, но лишь сжал губы в тонкую полоску, почувствовав на себе взгляд Сергея.
— Я врач, и мне лучше знать… — начал было он, но его перебила Таня.
— Врачи сказали, что у меня анемия… малокровие, проще говоря… это могло как-то повлиять? — она неуверенно посмотрела на мужчину, даже побаиваясь его.
— Исключено!
— У меня в шестом классе было малокровие, — начала Слава, скрестив руки на груди. — Из-за него у меня нередко были обмороки. Я будто бы постоянно была больна, потому что постоянно испытывала чувство слабости во всём теле.
— И зачем нам ваши истории? — врач повторил за девушкой жест руками, занимая оборонительную позицию.
— Затем, что если у меня было так, то вполне возможно, что и у Тани так же. Плюс к этому то, что она, действительно, могла переволноваться. В помещении душно, к тому же.
— И? Сейчас же всё в порядке. К чему все эти ваши доводы? В Шерлока Холмса сыграть решили?
— Скорее уж в доктора Ватсона, — эта колкость будто бы ударила по самолюбию врача. Он встрепнулся и уже злобно посмотрел на девушку. — Бзик у меня на таких, как вы. Вы уж простите.
— Каких таких?
Трое наблюдателей переглянулись между собой. Все они понимали, что всё это начинает переходить границы.
— Успокойтесь все, — организатор-бородач встал между соперниками, выставляя руки перед каждым из них. — Произошло недоразумение!
Врач фыркнул, а девушка усмехнулась. В голове она лишь продолжила реплику чем-то вроде «Главное недоразумение в этом помещении — усатый врачишка без совести и ума».
— Думаю, мне пора, — Слава встала и устремилась к двери. — До свидания.
Оказавшись в синеватого цвета коридоре, она уверенно шагала вперёд. Руки её дрожали снова. От злобы. Она ненавидела таких врачей. Ненавидела таких горе-специалистов, которые смотрят на очевидные проблемы сквозь пальцы. Из-за таких, как они, не только в её жизни, но и в жизни её близких произошла масса бед. Нельзя, конечно, винить во всём конкретного человека, но он — лишь шестерня в огромном механизме несправедливости.
Они отравляют этот мир.
— Подождите, пожалуйста! — послышалось позади. Ахматова развернулась, и в этот момент в неё влетела Таня. Растрёпанные волосы будто встали на дыбы. — Извините!
— Ничего, — с улыбкой поправила задравшуюся одежду.
— Спасибо вам большое за помощь. Вы очень хорошая! — комплименты были такими детскими, такими наивными, но оттого ещё более приятными. Они были искренними, и Слава, как педагог, чувствовала это. Расставив руки, она пригласила подростка в свои объятия. Та, сама собой, не отказалась, прямо-таки начав душить свою спасительницу. Обе они рассмеялись звонко и по-детски.
Спустя пару секунд Ахматова открыла глаза и из-за плеча Тани увидела Разумовского. Во второй раз стало так стыдно, что её смех сразу исчез, а лицо стало краснеть, как у ребёнка. Она почувствовала себя как-то даже глупо. Это чувство было с ней всегда, ведь долгие годы её окружали весьма равнодушные сверстники и взрослые. Одна она, как глупая девчонка, веселилась и смеялась со всего, будто у неё два грамма мозга: по одному на каждое полушарие. Почувствовав изменения, подросток отпустила девушку и оглянулась, испытав примерно то же самое чувство, что и она. Сергей тоже почувствовал неловкость. Будто бы он тут вовсе был лишним. Спешно обойдя их, он почувствовал ненавязчивый и сладкий запах духов. Будто бы детский, но не приторный. Примечательно, что, когда он стоял около Тани, чувствовался запах дешёвого дезодоранта. Значит, это были духи Славы?
— Ну ты даёшь, — Даша хлопнула подругу по спине, отчего та выгнулась дугой в обратную сторону. — Не то, чтобы мне прям нравился Разумовский… я бы сказала, что рыжие вовсе не в моём вкусе, но подруга-а-а!
— Да, господи, успокойся ты! Я просто отвела ребёнка к медику и всё.
— С Разумовским под ручку!
— Да какой «под ручку»? Мы по обе стороны девчонку держали, чтобы она не упала! — в этот момент в горле Ахматовой пересохло, а голос заскрипел. Она прямо-таки охрипла из-за всех тех попыток привлечь внимание к состоянию девочки. — Пойдём, я куплю воды. Я сейчас коньки отброшу.
Всю дорогу до магазина Ильина выносила мозг своей подруге. Она видела в этом случае не просто случай, а знак свыше или судьбу.
— Это всё не случайно, я гарантирую это! — продолжала блондинка.
— Вырубай своё «Давай поженимся», а? — вздохнула Слава, открывая бутылку минералки. — Да, он воспитанный, влиятельный, симпатичный, но… — она заметила, как внимательно Даша стала слушать. — Да отцепись же ты от меня, Господи Боже! Это просто случай и это всё просто грёбанная случайность. Всё, закрыли тему. Либо я в тебя прысну с этой бутылки. Который час вообще? — начав пить, она расслабленно закрыла глаза, ожидая ответа.
— Четыре часа, — Даша посмотрела в телефон. — Полчаса до закрытия, кстати.
— Чего?! — заорала куда-то в бутылку Слава, безумно распахнув глаза. — Я что, всё пропустила?! Сколько я была там?!
— Часа полтора.
— Серьёзно?! Да как так-то, а? Да буквально же минут пятнадцать прошло.
Подруга пожала плечами. До неё только сейчас дошло, что конкурс уже давно окончен, а Ахматова так и не успела даже принять в нём участие. Мысленно блондинка выругалась на подростка, который, по какой-то неведомой воле случая, умудрился шандорахнуться именно возле Славы. Именно возле, чёрт побери, Славы, которая вечно лезет со своим комплексом спасателя, куда не просят. С другой стороны, и девчонка не виновата в этом. Но как же хотелось обвинить кого-то. Однако вера в то, что произошедшее не просто так столкнуло Разумовского и Ахматову, давало Ильиной надежду.
Несколько дней спустя.
Сергей уже около сорока минут смотрел на окно регистрации «Души». Ему в голову не приходило ни единой идеи о дальнейшем развитии его нового проекта. Всё, чего он хотел, так это предоставить одиноким людям возможность найти родственную душу. Однако Разумовский не мог позволить себе выпустить нечто второсортное. Это должно быть что-то идеальное, лишённое абсолютно всех недостатков.
Тишина давила на разум парня. Хотя, казалось бы, она стала для него верной спутницей за эти полгода, что рядом с ним нет Олега. Того Олега, в которого он сам хотел бы верить.
— Марго, — звук активации помощника, — включи новости.
— Сейчас.
На фоне стал звучать оживлённый голос ведущей, в речи которой Сергей не вдумывался. Он не слушал их, но слышал. Этого ему было достаточно, чтобы
не сойти с ума.
В очередной раз парень дотронулся губами бокала, но так и не осмелился сделать глоток. Он не пьянел, а лишь создавал иллюзию своего опьянения. Рассудок оставался с ним, и его это одновременно и радовало, и тяготило. Ему хотелось, чтобы всё произошедшее с ним за последнее время просто исчезло хотя бы из его памяти, но тело полицейского, которого он убил собственными руками, по-прежнему перед глазами. Глаза Громова, такие честные и отчаянно ищущие справедливости. Он не был похож на многих других служителей закона, но всё же был частью этой стаи собак. «Рано или поздно… — думал про себя
другой Сергей, — он бы стал таким же: алчным, продажным, жестоким, гнилым».
Непроизвольно Разумовский зажмурился, когда перед его глазами снова появился момент, когда он разбил бутылку об голову полицейского. Казалось бы, что отделался оглушением и хватит. Но силы, с которой ударил тогда парень, оказалось достаточно, чтобы нанести смертельный удар. Тогда по ковру разлилось багровое пятно, становящееся всё больше и больше. Тогда Сергею казалось, что крови нет конца, а её поток никогда не остановится. Будто бы всё здесь, в этой комнате, непременно зальётся кровью.
Ты убил его.
Нет. Это был не я.
Это сделал ты. Именно ты.
— Заткнись, — бокал со звоном был поставлен на стеклянный стол. Голубые глаза шныряли по комнате, будто бы пытаясь выцепить что-то. Искали поддержки, помощи.
Помогите.
— Я молчала, — удивлённо ответила Марго. На это парень предпочёл не отвечать. «Оправдываться перед машиной?» — он задал себе вопрос, на который так и не дал ответа. Кто же ещё, если не Марго, выслушает его? Его, убийцу?
— … к новостям этой недели, — продолжала ведущая. — Позавчера вышел на свободу Андрей Лыков, обвинённый в 2010 году в изнасиловании двух мальчиков и убийстве подростка, — внутри Сергея всё заледенело. Его руки моментально свернули окно регистрации «Души», и перед глазами Разумовского предстала, непосредственно, сама женщина. — Решение суда привело к общественному резонансу. Народ требует вернуть Лыкова в тюрьму.
— Ублюдок… — стиснув зубы, прошипел Сергей, сжимая ткань своего халата. Картинки на экране сменялись одни другими: улица, на которой жил насильник; квартира, где он совершал жестокое и бесчеловечное преступление; кадры с его задержания несколько лет назад. Руки с длинными пальцами стали сжимать пульт.
— Вчера на улице, где располагается квартира Лыкова, начались митинги и сборища: люди требуют самосуда. Подъезд находится под охраной, пока Андрей ищет новое место жительства.
Выключив телевизор, Разумовский вскочил с дивана и метнул на него пульт. Взъерошив волосы на затылке, он подошёл к панораме Петербурга. Виды прекрасной северной столицы простирались для одного лишь него через эти огромные окна. Виды города, который снова начинает тонуть в грязи.
Он находится на свободе.
Голос раздался откуда-то извне, подобно шипению змеи.
А детишки — под надзором врачей…
Сергей стиснул зубы и начал тяжело дышать.
Разве это справедливо?..
— Нет.
Впусти меня… Позволь навести порядок в этом гнилом городе…
Парень закрыл лицо ладонями и затрясся.
Соберись, тряпка!
Серые безжизненные улицы Петербурга. Мокрый асфальт, блестящий от желтоватого света фонарей. Полицейская машина, в которой развалились двое мужчин. Один, подперев щёку кулаком, читал что-то в телефоне, а другой вовсю уплетал беляш. От неприятного запаха его товарищ сморщился и с раздражением одарил того взглядом. Не решаясь выразить своё недовольство, он лишь сомкнул губы в тонкую полоску, и вернул взгляд обратно в экран телефона.
— И всё же, Мишка, какова жизнь! — воскликнул, кое-как пережёвывая горячее тесто, мужчина. — Ещё позавчера об этом Лыкове никто не вспоминал, а сегодня у его квартиры дежурит полиция.
— Честно говоря, я был бы не против уехать отсюда и оставить всё, как есть, — второй полицейский был помоложе, но лицо его выражало серьёзность и даже некую разочарованность. — Пускай народ растерзал бы этого… язык не поворачивается назвать это существо человеком.
— Да ладно тебе, — упитанный полицейский усмехнулся, вытирая область вокруг рта салфеткой. Пухлые пальцы, больше похожие на сардельки, поправляли пушистые моржовые усы. — И похуже бывают преступления.
На эти слова паренёк отреагировал бурно. Вынырнув из телефона, он рассержено посмотрел на своего коллегу и гневно стиснул зубы.
— Что вы вообще такое говорите?! И что, что бывают преступления и страшнее? Теперь на такие нужно глаза закрывать что ли?
— Тише, тише, — поднял руки. — Не ори ты так. Полицию вызовут ещё… — толстяк рассмеялся каламбуру. — Ну, а мы-то уже здесь! Ха!
Миша испытывал отвращение к своему напарнику. Однако ничего он со своим положением поделать не мог. Лишь поправив рубашку голубого цвета, он бросил взгляд в сторону, наблюдая через окно, усыпанное каплями дождя, как один за другим гаснет свет в многоэтажке.
Юноша приоткрыл окно и внезапно почуял странный запах. Весьма непохожий на запах асфальта после дождя.
— Вы чувству… — не успел он договорить, как раздался оглушительный грохот. Тёмная улица, кое-как освещаемая парой фонарей, сейчас была светла, как днём. Выскочив из машины, Мишка стал осматриваться, и понял, что источником этого звука был взрыв. — Твою мать…
Четвёртый этаж вовсю полыхал огнём. Повылетали окна, а языки пламени охватывали даже кирпичные стены, перескакивая на балконы, а там и на деревья.
Слава животным взглядом пилила крутящуюся в микроволновке тарелку, в которой разогревались макароны. Живот издавал страшные звуки, будто из неё вот-вот вылезет нечто огромное и страшное. Пиликанье. Распахнув дверцу, девушка выхватила горячую тарелку и чуть ли не метнула её на стол, попутно размахивая обожжёнными руками.
— Эм? — за этим наблюдала Даша, пытающаяся медитировать. — Ладно, я не буду ничего говорить.
— Ну и не говори. Просят что ли? — пробубнила Ахматова, закрыв микроволновку. — Я весь день рисовала этот грёбанный заказ. Весь день, понимаешь?! Мне кажется, что у меня ноги скоро ходить перестанут. Буду на руках передвигаться. На пальцах, понимаешь?! — она агрессивно нанизывала макароны на вилку.
— Поражаюсь твоей эмоциональности, — монотонно произнесла Ильина, уже закрыв глаза. Она задрала подбородок кверху, сидя в позе лотоса. — Так поражаюсь…
— Ещё одна поправка, и я просто сброшусь с балкона, ну я серьёзно! Четыре поправки! Четыре, Даш! — набив полный рот орала девушка. Она негодовала, яростно громыхая вилкой и тарелкой.
— Шла бы уже тогда в школу работать, раз так с фриланса бесишься.
— Ага! Сейчас прям… — продолжала жевать, наконец-то усевшись за стол неподалёку.
— А чего нет-то? Вон, с подростками общий язык находишь. Учитель года прям!
— Не, мне хватило всех этих ужасов год назад. Спасибо, не надо.
С этими словами Ахматова ткнула пальцем по пульту, включив телевизор. Как раз начинались новости.
— Ой, выруби, а? — раздражённо заговорила Ильина, даже не открывая глаза. — Ничего нового не говорят. Уже заколябывают со своей политикой.
— Да я сама не любитель… — не успела она переключить канал, как перед её глазами предстали фрагменты любительской съёмки пожара. Казалось бы, что тут необычного? Пожар и пожар. Но красно-белая строчка, летящая сверху, заставила девушку замереть.
«Чумной доктор вернулся?»
Мужчина, натянув кепку коричневого цвета по самый нос, встал из-за своего стола и устремился к выходу.
— Эй, Дубин! — окликнули его, на что он остановился, даже не поворачиваясь. — Куда собрался? — засунул руки в карманы джинсов.
— На место преступления, — отчеканил он.
Фёдор Прокопенко подошёл к Диме и положил ему руку на плечо.
— Я понимаю, парень, но это не повод лететь туда, — сказал он уже тише, чтобы слышал только Дубин.
Тот лишь дёрнул плечом, откинув тем самым руку генерала-полковника, и вышел из полицейского участка.
