Песни ветра. Война сердец

      Едва дверь за спиной закрылась, провожая бело-синюю полосу света, на невнятно бормочущие мысли напала свистящая темнота дома, в котором Ханна провела всю свою жизнь и который с каждой секундой становился ей все роднее.       Медленно ступая дрожащими ногами, Ханна беззвучно направилась в гостиную, почувствовав, что Рэй находится там. Темно-желтая туманная мгла проглатывала каждое движение. Кольца дыма, наполнившие гостиную, неторопливо кружили в танцах неизведанного искусства форм, перетекая из одной в другую в руках молчаливого волшебника-воздуха.       Стоило девушке появиться в комнате и увидеть в кресле застывшего, словно каменная статуя, Рэя, свист прекратился, уступив место абсолютной тишине, в глубине которой Ханна чувствовала только темные волны крови, бьющиеся о грудную клетку.       Словно ощутив присутствие еще одной жизни в комнате, Рэй резко обернулся. Его янтарные глаза тускло блестели, как старые запыленные зеркала. На секунду Ханна с ужасом замерла: ей показалось, что он не узнал её. Но вдруг его глаза наполнились нежностью и грустью, а губы сжались в горькой полуулыбке. Ханна зажмурилась.       «Как же ты любишь меня, отец!»       «Как же ты будешь без меня?..»       Спрятав глаза, Ханна осторожно опустилась напротив него, словно боясь малейшим вздохом сильнее растревожить его душу. Некоторое время они молчали, утопая в кисло-сером свинцовом тумане. Казалось, скажи один из них хоть слово — и мир другого вспыхнет, сгорит, разрушится, омываемый слезами. Кто говорит, что слова неважны, заблуждается. Слова намного сильнее, чем кажется. Слова сильны, как воины и как родители. Порой одним словом, даже самым незначительным, можно изменить судьбу. Слова нежны, чувствительны и прихотливы, как дети, они требуют самого тщательного обдумывания, потому что один неточный полутон может вывести на совершенно иной путь. Слова чувственны и как будто просты, как чувства. В словах великая сила. Как и в любви.       Но не для всех чувств есть слова, поэтому так страшно бывает говорить. — Знаешь, пап… я хотела попросить прощения… — тихо вымолвила Ханна, отчаянно пытаясь проглотить нарастающий ком горечи. — Я виноват… — одновременно с ней прохрипел Рэй.       Помолчав несколько жгущих мгновений, он тише добавил, не поднимая глаз:  — Северной будет тебя не хватать… Здесь уже ничего не будет как раньше.       Рэй зажмурился, на его щеках заблестели светлые ручейки, и Ханна, с трудом сдерживая рыдания, схватила его руки. — Я вернусь! — выкрикнула она, но голос показался ей чужим. — Отец…       С безмолвным криком Рэй посмотрел на нее. — Я должен отдать тебе кое-что.       Он достал маленькую коробочку, похожую на шкатулку для компаса. — Когда матушка и Дорана принесли мне тебя… Они сказали, что знают твоего настоящего отца. В этой шкатулке они написали его имя. Открой её, когда захочешь найти его. И ты наверняка сможешь узнать и о своей матери.       Ханна с удивлением посмотрела на Рэя, но он вручил ей шкатулку и продолжил: — Вот это колечко принадлежало матушке, Азелле Мортон. Придет время, и оно поможет тебе.       Девушка осторожно надела маленькое колечко из белого золота на средний палец правой руки. Светло-сиреневый фианит, внутри которого спрятались три крошечные капельки, приятно сверкнул и остался в темноте комнаты. — И последнее… — Рэй скромно протянул Ханне кулончик, сделанный из полого деревянного домино 4/3. — Я сделал сам. Он очень… прост, но пусть у тебя будет что-то и от меня.       Он говорил так медленно, тихо и как будто спокойно, что у девушки разрывалось сердце. Она лучше всех знала человека, сидевшего теперь перед ней и старательно сдерживающего свои слезы, старательно превращая свое страдание в любовь. — Ты мне дороже всех возможных родственников, — пробормотала она, поймав его взгляд. — Сделанный тобой кулон… мне дороже всех сокровищ… Пап, я люблю тебя!       Его лихорадочно бегающие глаза, полные боли, засветились, и он улыбался, пока его душа полыхала.       Сжав в руках домино на тонкой ниточке, Ханна вдруг разрыдалась и бросилась в отцовские объятья. Она обвивала его тело руками, плечами, мыслями, чувствами, как будто пытаясь запомнить его, сохранить его образ рядом с собой, взять с собой в дорогу его душу. — И я тебя люблю, — прошептал Рэй, тепло дыша в её волосы. — Прошу… сбереги себя до моего возвращения!.. — взмолилась она, пока он прижимал её к сердцу, целуя в темя, как в детстве… — Знаете, что странно? — говорила Рутта, вернувшись в дом Мортонов с баулом самых необходимых вещей.       Ханна, молчаливо нахмурившись и спрятав покрасневшие от зажженного света глаза, готовила обед, а Рэй внимательно слушал паладинку, хотя взгляд его блуждал то за каплями дождя, разбивавшим туман на запотевшем от контраста температур окне, то за Ханной. Упрямые перебои, которые с таким упоением играл на крыше дождь, были созвучны с тоскливой песней их кровоточащих сердец. — Согласно истории Эспера раса избранника периодически менялась, — продолжала Рутта. — Сначала король десмидов и королевна паладинов — Адам Тоширо и Изабелла Уайтесс действовали вместе, но у них ничего не получилось. Затем десмиды и паладины поочередно становились избранниками. Однако моя мать — паладинка, и я тоже. А ведь мы идем друг за другом. — Во-первых, твоя мать — не чистокровная паладинка, соответственно, ты тоже. Во-вторых, между вами был еще один мальчик… — Рэй с опасением посмотрел на Ханну. — Но очень слаб здоровьем. Его отец несколько лет искал способ сохранить ему жизнь. Когда ребенку было около шести, этот господин навестил и Азеллу, мою мать… Насколько я помню, она проводила их с грустной вестью, что не может ничего сделать, и потом долго плакала… Понятия не имею, как ему удалось спасти ребенка… Но избранником он уже, видимо, не был, раз его очередь передалась тебе, Рутта. — Когда это было? — Кажется, в Хвеннале 358-го. — Больше пятнадцати лет назад!.. — Думаешь, мальчика удалось спасти?.. — тихо спросила Ханна, посмотрев на отца. Рэй торопливо поймал её взгляд. — Конечно! Это Артур Брукс. Я упоминал об этом, когда ты собиралась вчера на игру.       Ханна была удивлена не меньше Рутты, чьи глаза широко распахнулись, но лишь пробормотала: — Небеса дали ему второй шанс. Значит, у него действительно особенный путь.       Вздохнув, Рэй вымолвил: — Сейчас главное — найти Хьюго Олтреза или Бенджамина Инсайдера. Найти первого проще — он живет в нескольких милях к северо-западу, недалеко от владений князей имени Брукс. А вот со вторым все сложно… У него было большое имение подле юго-западной границы Звездного королевства, пока его семья не оказалась разорена Харпером, чтобы остановить борьбу за пророчество. Говорят, у него даже была дочь… — Рэй быстро посмотрел на Ханну и отвел глаза. Непроизвольно она повторила его жест, и Рутта с изумлением отметила, как они схожи, несмотря на различия во внешности. — А какие вообще правила игры? — Ханна решительно повернулась к собеседникам и скрестила руки на груди. — Как, собственно, звучит пророчество?       Рэй взял со стола книгу, которую специально принес из своей комнаты, открыл разворот, где лежала полуживая иссохшая веточка миндально-розового вереска, рассыпанного по страницам и нитям, сплетавшим их в единое целое. — «Птица фенни принесет на окошко ветвь Эспирии, и младший, став человеком, остановит льющуюся кровь…» — Что значит «став человеком»? — Рутта в задумчивости откинулась на спинку кресла. — Над этим вопросом матушка рассуждала довольно долго. Все, к чему она пришла, сводится к смешению рас и рождению необыкновенного человека. Десмиды — люди ночи, паладины — люди дня… Согласно теории Азеллы человек получается из союза этих рас… Было бы хорошо добраться до Риди. Там частенько бывают те, кто переносит известия из королевства в королевство. Так скорее получится узнать что-то и об Олтрезе, и об Инсайдере… Рутта, — обратился Рэй к паладинке, заставив девушку едва слышно вздрогнуть, — Дорана прислала мне записку, что как можно скорее отправится в Звездное королевство к твоей матери. — А её пропустят?.. — Целители и гробовщики всегда проходят вне таможни и очереди… Она сможет немного поддержать здоровье Патриции, чтобы вы могли выиграть дополнительное время. — Надежда стала моим вожатым!.. — восторженно воскликнула Рутта, со слезами и нежностью глядя на Рэя.       Молча наблюдая за паладинкой, Ханна обменялась с отцом внимательными взглядами и, чуть улыбнувшись, едва заметно покивала. Рэй печально улыбнулся ей в ответ, и Ханна резко опустила глаза. Все, что было сказано на этом языке, было понятно лишь их сердцам.       Дождь кончился, и под серо-фиолетовым закатным небом, где зажигались первые, полупрозрачные звезды, площадь Северной быстро заполнилась взволнованными десмидами, собравшимися, чтобы проводить Иоганну Мортон. В первых рядах стояли Джибо Брукс с племянником. — Неужели Дорана не придет?.. — пробормотал Джибо, и Артур покачал головой. — Она отбыла в Звездное королевство по срочному делу. — Срочность дела — лишь предлог: она не захотела прощаться и не стала смотреть на Рэя. Поверь, Артур, родитель, теряющий свое дитя, выглядит не лучше потерянного ребенка.       Артур задумчиво взглянул на Джибо, внезапно вспомнив о трагедии в семье дяди. Невольно юноша подумал о своем отце.       «Интересно, он вспоминает меня когда-нибудь?..»       Дверь дома на холме распахнулась, обратив к себе взоры собравшихся, и светловолосая девушка выскочила наружу, с удивлением заметив столпотворение на площади. Её глаза сверкали так ярко и легко, что Артур невольно замер, наблюдая за ней. Её лицо, доселе утомленное и измученное, смягчилось и засветилось бодрой улыбкой, и Артур даже не заметил, как вздрогнули его приоткрывшиеся губы.       Она показалась ему ангелом. Во всем её образе было нечто такое, что было ему и знакомо, и ново одновременно — отзвук вечности, вечной надежды. Она больше не была похожа на ту уставшую раненую, как птичку, спутницу, упорство которой теперь воплощалось в её вдохновенности.       Следом за Руттой медленными мягкими, словно летящими, шагами вышел Рэй, сопровождая Ханну. Увидев людей на площади, он быстро посмотрел на девушку, она ответила ему ласковым взглядом, и они улыбнулись друг другу. Рэй погладил её по спине и тихо вымолвил: — Если я обниму тебя, то уже не смогу отпустить. Ты прости мне эту слабость.       Спрятав слезящиеся глаза, Ханна с улыбкой покивала.       Рэй обнял Рутту и, отстранившись, последний раз в тоскливой задумчивости взглянул на дочь. В её зеленых, золотящихся глазах блестели последние лучи заката.        Они смотрели на него с внимательной любовью, словно запоминая на всю оставшуюся жизнь. Помедлив еще секунду, Рэй резко отвернулся: сделав первый шаг прочь, он как будто бросился в омут, но шел, шел вниз, ускоряясь в такт стуку взбесившегося сердца.       Когда он отдалился, Ханна прошептала: — Ричард… Ты идешь со мной?       В ответ легкий ветер торопливо погладил её по щекам, прошелестев в висок: — Всегда. Обещаю.       Опустив глаза, она едва заметно покивала в знак благодарности.       Рутта повернулась к ней и кивком дала понять, что пора идти. Прежде, чем сделать первый шаг, Ханна взглянула на жасмин, багровеющий в ветренном закате. Его душистые ветви развеивали белые лепестки, словно журавликов, отправляя их в неведомый путь, в огромные сиренево-палевые небеса, наполняющиеся глубокой синей густотой ночи.       Стемнело, и влажная ночная серость застала девушек на лесной дороге, проложенной для узких повозок. Ханна молчала, лишь однажды предупредила спутницу не зажигать никаких огней, чтобы избежать столкновения с разбойниками. — Будет лучше, если мы поторопимся и незаметно, словно тени, проберемся через лес, — спокойно и тихо проговорила она.       Рутта понимающе кивнула. Пройдя немного вперед, Ханна больше не разговаривала с ней, погруженная в свои мысли, а паладинка не настаивала на разговоре, хотя обе понимали, что теперь надолго связаны одной цепью.       Мысли паладинки невольно возвращались к матери и к вечнозеленым лугам Звездного королевства, на которых она выросла. Перед её глазами вновь и вновь возникали вишневые и персиковые сады, полные теплых солнечных переливов и блаженных ароматов — и улыбка Патриции, нежная и решительная.       Раскачивая небо, дождь снова обрушился на плечи.       «Как холодно!..» — Рутта чуть слышно задрожала.       Ханна, казалось, вовсе не заметила начавшегося ливня, упрямо двигаясь вперед, словно подгоняемая своими мрачными яростными мыслями. Лишь когда сумка на спине стала тяжелее от влаги, девушка как будто очнулась и оглянулась, чтобы убедиться, что паладинка не отстала.       На миг Рутте померещилось, что она увидела крупные блестящие капли слез в глазах Ханны, но спустя секунду Ханна отвернулась, продолжая шагать. — Послушай… — нерешительно вымолвила Рутта, — а как ты думаешь, насколько Дорана поможет моей матери? После того, как она появилась прошлой ночью в таверне, чтобы спасти тебя, она кажется мне почти что божеством.       Ханна, не подав вида, внимательно выслушала паладинку, но помедлила с ответом. — Я не знаю, — призналась она и чуть погодя дернула плечами. — Для меня она не божество… Категории «самый близкий человек» и «божество», или, как ты выразилась, «почти божество», несовместимы. Божество — некто идеальный, не имеющий ни пороков, ни слабостей и вызывающий неземное восхищение, а о близком человеке ты знаешь достаточно, любишь его таким, какой он есть, и даже его слабости если не любишь, то принимаешь… Конечно, я уважаю Дорану и восхищаюсь ей: она необычайно умна, сильна, у нее было сложное детство, и неизвестно, как сложится её жизнь дальше… Но для меня она прежде всего тот человек, которого я люблю, которого я могу любить, потому что я видела её слезы, я слышала её смех, я знаю о её слабостях и о её чувствительном сердце… Для меня она прежде всего человек.       Рутта с упоением слушала Ханну, в сердцах радуясь её откровенности. На минуту она забыла о своей угрюмости и утомленности: слова Ханны вдохновляли её.       Внезапно Ханна остановилась и сделала предупредительный знак Рутте. Паладинка замерла, следом за спутницей ощутив шуршание в деревьях. Краем глаза она заметила, как Ханна сжала рукоятку меча. — Может, животные? — шепнула паладинка, но Ханна шикнула в ответ, и Рутта в страхе застыла, пытаясь разглядеть хоть что-то в кромешной темноте.       Восемь торопливых капель дождя ударились о листья вылупившегося, словно удивленные глаза, лопуха, и нечто в человеческий рост с оглушительным шуршанием бросилось на Ханну, заслонившую собой паладинку…