Хронометраж

На всю следующую неделю Эмма потонула в работе, изредка выныривая из-под толщи заданий и планов для звонков и переписки с Дэвидом. Они не виделись целых шесть дней. Для Адерли именно «целых шесть дней», поскольку только это описание могло выразить всё её разочарование и тяготы столь длительного расставания. Медленно тянущиеся дни начинали казаться для неё мукой лишь ближе к ночи, когда она возвращалась со съемок и обессилено падала на кровать, проваливаясь в полный романтичных мечтаний и грёз сон, всё остальное время она была поглощена работой, не считая непроизвольно возникавших воспоминаний, преследовавших её от восхода и до заката. Эмме не хватало присутствия Дэвида, его разговоров, внимания и прикосновений. Хотя она и одергивала себя, считая подобные внезапные прихоти — проявлением инфантильности и слишком быстрой привязанности. Иногда ей казалось, что она ведет себя, как помешанная влюбленная школьница, но совершенно ничего не могла с этим поделать. Эмма тосковала и чертовски устала за эту неделю, как эмоционально, так и физически. Ей безумно нравился процесс съемок, но беспощадно выматывающий режим и недосып давали о себе знать синяками под глазами и болью во всем теле. Дважды она засыпала во время их с Дэвидом вечерних телефонных разговоров. А потом ей было за это ужасно стыдно, ведь их общение и так было вынужденно ограничено последние дни, а тут ещё и её неуместная измотанность. Она даже извинилась перед ним на следующее утро, но Дэвид тут же прервал её попытки к раскаянию, заверив, что как никто другой понимает её истощенность работой. Как он сказал, эта утомленность выступает главным показателем приложенных стараний и усилий. И он уважает Эмму за столь профессиональный подход и самоотдачу, но вместе с тем переживает за её самочувствие. Вечером того же дня он прислал ей цветы. Букет ирисов с короткой запиской: «Очень жду нашей встречи.» Эмма растаяла, хоть раньше она и заверяла всех окружающих, что цветы это абсолютно бессмысленный подарок, сейчас все было иначе. Она поставила их в вазу на прикроватную тумбу, чтобы любоваться ими с каждым пробуждением. Вернувшись домой вечером воскресенья, Эмма облегченно выдохнула. Согласно плану следующие два дня у неё были предназначены под отдых, хоть это и было большой редкость для столь интенсивного рабочего процесса последнего месяца съемок. Она впервые за долгое время приготовила себе полноценный ужин, подолгу прогулялась с Сом и даже выпила бокал белого вина со льдом, отлеживаясь в ванной с пеной, после чего переоделась в свежую пижаму и сменила постельное белье. Поудобнее устроившись на кровати, она проверила последнюю открытую переписку. У Дэвида сегодня был поздний ужин с продюсером и Энтони, поэтому она не решалась набрать его первой, боясь отвлечь. Новых сообщений не было. Эмма устало выдохнула и ненадолго прикрыла глаза, уже через минуту очнувшись от глухой вибрации мобильного, так и оставшегося лежать в её раскрытой ладони. Не размыкая век, она нажала клавишу приема вызова и поднесла телефон к уху. В динамике послышался знакомый хрипловатый голос: — Привет. Эмма непроизвольно улыбнулась, коротко ответив: — Привет. Послышалось тихое шуршание, кажется Дэвид на секунду отвлекся от разговора, что-то сказав водителю по поводу выбранного маршрута, и закрыл блокирующую окно шторку — Ты уже дома? Как себя чувствуешь? —поинтересовался он, вновь прижимая телефон к уху. — Да, уже несколько часов, отдыхаю. Всё в порядке. А ты как? Как прошла встреча? Дэвид довольно усмехнулся: — Как обычно, я усиленно строил из себя непризнанного гения, пока Энтони выбивал из толстосума деньги. Стандартная процедура, хотя стоит признать, стейк был отменный. Эмма тихо посмеялась, поправляя смятую за спиной подушку. — Рада, что в индустрии тебя всё ещё что-то удерживает, хоть это и стейк. Тарино ответил встречным смехом, после чего поинтересовался: — Кстати не хочешь выбраться куда-нибудь в твои выходные? Энтони показал мне отменный ресторанчик в пригороде Беверли Хиллз, он ещё не настолько раскрученный, чтобы там толпилась толпа папарацци и звёзд. Можем сходить, если у тебя нет других планов. — Другие планы? — растерянно поинтересовалась Эмма. — Нууу…— помедлил Дэвид, — Вдруг ты хотела отдохнуть в гордом одиночестве или с Ханной. Эмма прервала его непроизвольной усмешкой, не успев даже подумать над уверенно произнесенным: — Прости, но я слишком по тебе соскучилась. Девушка тут же залилась краской, ощутив как кровь стремительно рванула к лицу, опаляя щёки и лоб жаром. Она не увидела, но почувствовала, как Дэвид улыбнулся. — Мне тоже тебя очень не хватало всё это время. Эмме показалось, что её лицо вновь сменило оттенок со светло-розового на пунцовый. — Должен признаться, просыпаться с тобой мне нравится гораздо больше, — продолжил Дэвид, очевидно взывая к самым ярким воспоминаниям их последнего совместного дня. Эмма с готовностью окунулась в них, вспоминая запах и тепло его тела. Она уже хотела было ответить, как Тарино прервал её намечающуюся фразу: — Погоди минутку, у меня звонок по второй линии от Саманты, скорее всего что-то срочное, обычно после восьми она никогда не звонит. Я тебе перезвоню, хорошо? — Да, конечно, — ответила Адерли, торопливо сбрасывая звонок, попутно гадая, что могла стать причиной столь позднего звонка от ассистентки. По ходу размышлений Эмма успела сходить до кухни и стащить с тарелки уже остывшее шоколадное печенье, которое она испекла по возвращению домой. Из комнаты послышалась трель звонка и Эмма снова поспешила в спальню, однако вопреки ожиданиям, на экране высвечивалось «Папа». Девушка с готовностью взяла трубку, бодро поздоровавшись: — Привет, па! — Привет, дорогая. Как твои тела? — поинтересовался слегка обеспокоенный, но всё такой же привычно мягкий голос. — Всё отлично, вот вернулась домой, сейчас отсыхаю, а ты как? Что-то случилось? — Разве старик уже не может набрать дочери, чтобы пообщаться? — весело усмехнувшись ответил мистер Адерли, — Всё в порядке, просто хотел сказать, что, пока ты сегодня упахивалась, я позвонил Бин и узнал твоё дальнейшее расписание. У тебя же два дня выходных? — Ага, — хрумкая печеньем, подтвердила Эмма. — Приезжай на ранчо, побудем вместе, а то я тебя уже сто лет не видел с твоими съемками! Фердинанд тебя уже заждался, кроме тебя он к себе никого не подпускает, его уже давно никто не объезжал. Можешь пригласить Ханну, я был бы рад её повидать! На секунду Эмма задумалась, она хотела бы провести эти дни с Дэвидом, но с другой стороны она уже сильно успела соскучиться по отцу. Из-за его постоянных разъездов они виделись раз в несколько месяцев и почти не проводили время вместе. Поэтому пересилив свои иррациональные влюбленные позывы, она всё же ответила: — С удовольствием! Тогда мы с Ханной приедем завтра утром, нужно что-то привезти? — Можешь прихватить своё домашнее печенье, мне его не хватает. — Аааа…— шутливо протянула Эмма, — Так вот ради чего ты всё это затеял… Из трубки послышался глухой смех: — Каюсь, у меня слабость к твоей выпечке. — Это просительно, — театрально серьёзно заверила девушка, закидывая в рот последний кусочек шоколадной крошки. — Кстати, я пригласил ещё кое-кого, если ты не против, думаю ты будешь рада. — Кого? — оживленно поинтересовалась Эмма, приняв на кровати кривоватую позу лотоса. — Думаю, тебе скоро сообщат без моего вмешательства, милая. Но а пока, пусть это будет небольшим сюрпризом. Идёт? — Как будто ты не знаешь, что я обожаю сюрпризы, — саркастично пробубнила Эмма, вызвав у отца новый приступ смеха. — Спокойной ночи, милая, до завтра! — попрощался мистер Адерли и, встретив ответное: «Спокойной, пап», положил трубку. Эмма огорченно поджала губы, с неохотой представляя разочарование Дэвида. Телефон вновь завибрировал и на экране высветилось его имя. Рефлекторно нажав на клавишу, девушка поднесла мобильный к уху. — Привет, я хотела извиниться и сказать, что у меня не получится с тобой увидеться, отец позвал меня к нам домой, просто мы с ним так давно не виделись… — Да, знаю, — тихо усмехнувшись, заверил Тарино. — Откуда? — нахмурившись, спросила Эмма. — Пока я был на встрече, его ассистент связался с Самантой и попросил передать приглашение. — Что?! — удивлённо воскликнула Эмма, поднимаясь с кровати. — Я удивлён не меньше тебя, он пригласил нас с Энтони к себе на ранчо, с понедельника по вторник. Когда он упомянул это на благотворительном вечере у Пассов, я думал, что это чистая формальность для поддержания беседы… — Так вот про какой сюрприз он говорил, теперь понятно. Вы же приедете? — с нетерпением спросила Эмма, непроизвольно приподнявшись на цыпочки. — Только, если ты этого хочешь. — Чёрт, Дэв, конечно хочу! Мужчина тихо рассмеялся её энтузиазму: — Как ты меня назвала? — подначивая спросил он. — Дэв, — густо покраснев, повторила Эмма. — Мне нравится, как это звучит из твоих уст, Эмс, — сделав акцент на обращении, тихо произнёс Тарино. Эмма смущенно усмехнулась: — Так меня только близкие называют. Но от тебя это звучит ещё приятнее. — Тогда теперь так, — незримо улыбнувшись, подытожил Дэвид. Адерли снова улыбнулась и подавила намечающийся зевок, попутно устраиваясь под одеялом. — Ты уже сказал Энтони по поводу приглашения? — сонно поинтересовалась девушка, опустив пульсирующую от усталости голову на подушку. — К несчастью, да, он уже в курсе, — саркастично бросил Тарино, — Визжал, как болельщица, которую пригласил на свидание капитан футбольной команды. Эмма рассмеялась: — Как это трогательно. — Что именно? Моё внимание или его припадки восторга? — усмехнувшись, поинтересовался Дэвид. — Разумеется твоё внимание, оно всегда приятно, — не позволяя румянцу сойти с щёк, произнесла Эмма. Из трубки послышалось показательно серьёзное: — Ты меня смущаешь. — А ты вообще умеешь? — недоверчиво спросила девушка. — Судя по тому, что я отказал Энтони делить с ним гостевую комнату, да, я безумно стеснителен. Эмма не удержалась и прыснула от смеха: — Это называют инстинктом самосохранения, а не смущением. Дэвид тихо рассмеялся её словам, судя по звуку приоткрывая окно, чтобы впустить прохладный вечерний воздух в салон. А Эмма всё же не удержалась и громко зевнула, чувствуя, как с каждым новым морганием, веки все тяжелее и тяжелее поднимаются. — Кажется, тебе уже пора ложиться, — подметил Дэвид, уже готовясь возражать намечающимся протестам, но Адерли настолько устала, что не нашла в себе сил противиться и согласно кивнула, произнося: — Да, пожалуй, ты прав. — Тогда спокойной ночи, — мягко произнёс Тарино, наверняка улыбнувшись. — Спокойной ночи, — ответила Эмма, изо всех сил борясь с подкрадывающимся сном. Боясь того, что снова уснет во время разговора, она нажала клавишу сброса вызова и, кое-как пересилив себя, положила телефон на тумбу, после чего мгновенно провалилась в сон.

***

Последнее время Дэвид стал слегка раздражителен. Однако, учитывая его временами и без того скверный характер, это раздражение вступило в реакцию с врожденным чувством. Перепадало всем. Монтажёру, звукорежиссёру и даже один раз Энтони, за его опоздание на студию. В результате чего Тарино ещё пять дней отпаивал друга эспрессо с тирамису, чтобы добиться его снисходительности и прощения. Он вспоминал, как в вечер возвращения от Эммы, он за один присест написал тридцать страниц сценария, трудившись над ним до самого утра. Он давно не испытывал такого яркого порыва к работе. Но, а потом из-за их вынужденной разлуки у него пропало всякое желанию к написанию «Безызвестных ублюдков», (предварительно так он решил назвать картину). Тарино был утомлён собственным бездействием, впервые за долгое время, прислушавшись к Энтони. — Такое бывает, когда тебе на голову сваливается источник вдохновения, без его присутствия иссякает всякая мотивация и фантазия, — заверил его Вуд, ободряюще похлопав друга по плечу, — С музами так всегда. Сперва Дэвид посмеялся над его словами, но в очередной раз сидя над сценарием, поймал себя на мысли о том, что хотел бы видеть Эмму в этом фильме. Может в эпизодической роли, крошечной, если понадобится, но так, чтобы она хоть на мгновение мелькнула на экране, озарив зрителя своей улыбкой. И вот он уже был увлечён этой идеей, придумывая её персонажа. Ей стала актриса, являющаяся двойным агентом. У неё было пристрастие к сигаретам и обреченной любви, но кроме прочего она была безмерно обаятельна и харизматична, её чарам не мог противиться ни один смертный. Дэвид не находил в себе смелости предложить Эмме эту роль, зная её отношение к актерству, ставшему для неё бременем ложного жизненного пути, навязанного родителями. Вдобавок, он не хотел эксплуатировать её, зная, что сейчас ей и так приходится нелегко. Они созванивались каждый день, но каждый день она была чертовски измотана. Пару раз даже засыпала во время их разговоров, за что Дэвид действительно переживал. Ему было плевать, когда он сам находился в подобном состоянии во время съемок, но сейчас речь шла не о его утомленности. Сейчас он почти никак не мог повлиять на усталость Эммы и это его безумно раздражало и злило. Кроме переживаний он столкнулся с неприятным тянущим чувством, застрявшим где-то между рёбер. Ему не хватало её присутствия, смеха, румянца на щеках, прикосновений и поцелуев. После очередного вечера безрезультатных метаний по дому он всё же решил отправить ей цветы. Букет ирисов, как и задумывал ранее. Дэвид не стал поручать это Саманте. Сам занялся вопросом, объездив с Энтони не один цветочный магазин в поисках идеального варианта, позже признав тот факт, что убивает время до их с Эммой следующей встречи. Он честно признался в этом и Адерли, написав в записке о том, как её ждёт. Ему было безумно приятно, когда она позвонила в тот же вечер, смущённо благодаря за букет, а он совершенно не подумав произнёс, что выбрал их, потому что они подходят к её глазам, наверняка заставив Эмму порозоветь до самых кончиков ушей. А потом, когда она призналась, что скучает по нему, он всё же дал название тянущему чувству в груди. Им, как бы это не было смешно, оказалась тоска.