Пониже сердца

Мир магии вообще преподносил много тайн. Удивительно было понимать, что сказки и легенды, которыми так зачитывалась Гермиона в детстве, были на самом деле реальностью, пусть и искаженной магглами, но реальностью. Единороги правда существовали, Мерлин был действительно существовавшим великим чародеем, а волшебная палочка не была выдумкой братьев Гримм. Но, пожалуй, самой удивительной легендой, которая оказалась правдой, был миф о соулмейтах. Об этом ходили предания среди всех людей, не важно, были они волшебниками или нет, знали ли они о том, что магия — это не выдумка или нет. А дело было в том, что даже за тысячи лет природу соулмейтов доподлинно не смог выяснить никто. Соулмейты не были какими-то магическими вторыми половинками, предначертанными судьбой возлюбленными или что-то в этом духе. Конечно, так тоже случалось, но не всегда. Они были теми, чьи судьбы судьба крепко связывала, и совсем не обязательно, чтобы они испытывали теплые чувства друг к другу, нет. Всем было известно, что соулмейтом Джорджа Эмбера, который был одним из лучших ловцов мира и членом сборной Канады на протяжении почти 20 лет, был его личный тренер, и тут не было какой-то подоплеки, просто они вместе шли ко всем своим победам, работая не покладая рук. Ходили слухи, что магическая связь приковала друг к другу Гриндевальда и Дамблдора. Рита Скитер была убеждена, что Гарри и Волан-де-Морт имеют идентичные символы. Так обозначалась Связь: рисунком на коже, чаще всего на руках или шее, реже — на щиколотках или под ребрами на животе. У кого-то более яркие, у кого-то менее яркие, порой ужасно сложные, порой едва отличимые от родимых пятен, еще никто не смог доподлинно распознать природу этих удивительных явлений, и многие ученые ломали голову над тем, чем же в действительности были символы соулмейтов. Чарльз Гэмп, тот самый, который сформулировал Закон Невозможности Трансфигурации, полагал, что отличительные черты каждой пары — лишь случайность. Парацельс, который открыл змеиный язык, был убежден, что в каждом символе скрыто тайное послание, предсказывающее судьбу, однако доказательств своей гипотезы он представить так и не успел. Тихо Додонус, легендарный провидец, утверждал, что знаки соулмейтов указывают на магический потенциал волшебника, впрочем, поддержки своих идей он так и не нашёл. — Но сами вы что думаете? — спросила с придыханием Парвати у Сивиллы Трелони, когда шарлатанка пыталась отдышаться после очередного предсказания ужасной смерти для Гарри. Рон не удержался, фыркая, за что тут же получил жгучий взгляд Лаванды. — Ааа… Простите? — голос профессора казался настолько высоким, что, кажется, вот-вот бы сорвался на писк, и Гермионе пришла на ум внезапная ассоциация с какой-то большой растрепанной птицей, которая вертит головой, пытаясь понять, откуда прилетел звук. — Соулмейты, профессор, — благоговейно пояснила Браун, глядя на преподавателя так, словно та была святой. — Что вы думаете о них? Вероятно, истощенная тирадой о том, что Гарри осталось жить совсем недолго, она ненадолго вышла из образа, поскольку ответ Трелони прозвучал совершенно нормально, без подвываний, закатываний глаз и какой-либо другой клоунады. — Чем ярче знак, тем сильнее связь, девочка моя, — она слегка кивнула, горделиво подняв голову, и, пускай следом она снова стала вести себя не хуже любой городской сумасшедшей, эти слова прочно застряли в голове Гермионы, не желая ее покидать. Первый знак соулмейта, который она увидела, был у Фреда Уизли. Несложно угадать, кто носил точно такой же. Гермиона заметила его совершенно случайно, когда на одной из тренировок команды по квиддичу, где играл и Гарри, юноша во время умопомрачительной погони за бладжером свалился с метлы, повредив руку. Впрочем, он тут же вскочил на ноги, подавая знак, что в норме, однако на поле все равно вылетел запасной игрок загонщик, а гриффиндорец, морщась, побрел к трибунам. Выглядел он, честно признаться, довольно помятым. Он плюхнулся на скамье неподалеку, осторожно разминая левой рукой поврежденную правую, вероятно, проверяя, насколько все плохо. Поморщившись, Фред через голову стянул спортивную кофту, оставаясь в одной футболке. — Хей, Грейнджер, — он повернулся к ней, едва заметно морщась от боли. — Не поможешь перевязать? Сам я… — он дернул здоровым плечом. На секунду девочка оцепенела, удивленная, думая, не ослышалась ли она, но гриффиндорец продолжал смотреть на нее, и она тряхнула головой, усилием воли отгоняя ступор и вставая, чтобы подойти ближе. За ее спиной — она отчетливо это слышала — пронесся завистливо-восторженный вздох группки четверокурсниц, которых Рон презрительно звал «фан-клубом близнецов». Откровенно говоря, это была абсолютная правда. Затылком чувствуя взгляды нескольких пар глаз, Гермиона присела рядом с Фредом, принимая из его рук бинт и осторожно закрепляя его на середине предплечья. Она слегка отодвинула рукав футболки, чтобы ткань бинта легла удобнее, и вдруг почувствовала, что ее руки задрожали, а дыхание сбилось, потому что на молочно-белой коже парня виднелась едва заметная охровая линия причудливого узора, похожего то ли на созвездие, то ли на геометрический рисунок. — Эй, — Уизли нахмурился, поворачивая голову влево и пытаясь боковым зрением рассмотреть лицо Грейнджер, маячившее за его плечом. — Ты чего? Все нормально? — У тебя тут… — она сама не узнала свой голос, таким хриплым он был. — Что? — он попытался было повернуть руку, чтобы увидеть, что так сильно сбило с толку девочку, но рука отдала ноющей болью, и Фред едва слышно застонал сквозь зубы. Это привело Гермиону в себя: она быстро, пожалуй, даже поспешно, кое-как замотала пострадавшую руку спортсмена, а затем подскочила, вихрем уносясь прочь и унося с собой румянец и радостно бьющуюся в груди мысль. Забежав за угол школы, она совершенно без сил прислонилась к каменной стене, тяжело дыша, и вдруг рассмеялась, так тихо и легко-легко, словно узнала что-то очень и очень хорошее. — И все-таки они существуют, Мия-Мия! — не в силах прекратить смех, она сползла по стене ниже, и, хотя апрельское небо застилали серые тучи, она чувствовала себя невероятно счастливой, словно весь мир озаряло солнце. — Все-таки они существуют… И все-таки, когда эйфория схлынула, Гермионе стало ужасно стыдно перед Фредом. Действительно, она повела себя чуть ли не хуже, чем эти девицы, которые вечно крутились рядом, надеясь вызывать заинтересованность в глазах близнецов Уизли, и гриффиндорка готова была провалиться под землю от того, что, наверное, думал о ней теперь старший брат Рона. Впрочем, в четверг утром, через два дня после памятного инцидента, он сам выловил ее в коридоре, когда она спешила к гобелену с троллем, чтобы в укромном месте использовать маховик. — Грейнджер! Грейнджер! Да стой же ты, погоди! — закричал он через всю галерею, проталкиваясь против потока к третьекурснице, которая вот-вот должна была свернуть за угол, и она действительно остановилась, непонимающе глядя на парня. Фред тяжело дышал после длительного бега. — Фух, еле нашел тебя, такое ощущение, что ты одновременно везде и нигде, — он распрямился, откидывая волосы со лба, и у Гермионы засосало под ложечкой от того, как близко были слова Уизли к правде. — Что-то случилось? — как можно ровнее спросила она, пытаясь не выдать своего волнения. Какая глупость, как взволноваться из-за знака соулмейта, что покраснеть и убежать! Уму непостижимо… — Я это, — он на секунду замялся. — Я о том, что произошло во вторник. «Спокойно, Мия-Мия, ничего страшного…» Девочка вся подобралась, ожидая следующих слов. — Моя метка появилась, кажется, только в то утро, я еще не знал о ней, ты прости, что напугал, — Фред неловко рассмеялся, почесывая левой рукой голову. Несколько секунд Гермиона просто молчала, не в силах вымолвить ни слова от облегчения. Подумать только!.. — Ты тоже прости, — она криво улыбнулась, изо всех сил изображая дружелюбность. А затем вдруг добавила, сама не зная зачем. — Просто это первая метка, которую я увидела, вот я и… — она захлопнула рот, испуганно хлопая глазами. Выглядело так, словно она оправдывалась, и девочка хотела было развернуться на пятках, позорно сбегая уже во второй раз, но не смогла: лицо Уизли вдруг как будто бы засветилось изнутри, уголки губ поползли наверх, вокруг глаз стали собираться веселые мимические морщинки. — Что, правда? — казалось, он буквально счастлив от одной этой идеи. Гермиона неуверенно кивнула, и вдруг Фред подался вперед, словно его озарила какая-то поистине грандиозная мысль. — А хочешь, я покажу ее тебе? Не дожидаясь ответа, он стянул мантию и дернул вниз ворот растянутого старого джемпера, показывая ярко-ярко рыжую линию на плече, складывавшуюся в какой-то непостижимо загадочный узор. Мимо спешили студенты и преподаватели, проплывали призраки, часы в холле неумолимо бежали вперед, а в коридоре около винтовой лесенки стояли долговязый рыжий юноша и хрупкая девочка, завороженно разглядывавшая магический рисунок на коже парня. — У Джорджа в точности такой же, только на другой руке, — сообщил Фред, с улыбкой глядя на восхищенную третьекурсницу. Для него в новинку было видеть ее такой. «Мама, ты не поверишь мне, если я расскажу тебе это» — так начиналось письмо Гермионы родителям, которое она отправила восемнадцатого апреля девяносто четвертого года. Потом она видела и другие метки, видела, и не раз, но именно та, ярко-рыжая, огненная, навсегда засела в ее памяти. Метка близнецов Уизли была куда ярче, чем метки кого бы то ни было еще, и, пожалуй, слова профессора Трелони в чем-то были правдивы, потому что не было людей, связанных больше, чем эти двое. Их дружба, их узы — это было что-то удивительное, неземное. Они всегда были для нее какой-то константой, тем, без чего она не могла бы представить ни школу, ни гостиную Гриффиндора, ни собственную жизнь. Вечно шумные и неугомонные, как и в тот день в поезде, когда она впервые увидела их, они всегда были в самом-самом центре внимания, непроизвольно притягивая к себе взгляды всех. Гермиона отлично помнила, как вечно серьезный на людях Виктор прятал улыбку в меховом воротнике куртки, глядя, как Фред и Джордж забрасывают снежками Ли Джордана и двух пятикурсников Гриффиндора, вопя при этом что-то до смешного угрожающее и корча рожи. Что греха таить — Грейнджер и сама частенько отворачивалась, ускоряясь, чтобы никто не увидел, как она улыбается от глупых шалостей этих балбесов. Знаки соулмейтов могли возникнуть когда угодно, могли появиться в младенчестве или же уже совсем во взрослом возрасте, однако подростковый период — вот то время, когда чаще всего рисунок проявлялся на коже. Гермиона видела, как появилась метка у Рона. Это случилось в их четвертый год в школе, когда они сидели в Больничном Крыле, ожидая, когда их погрузят в сон и отнесут к Черному Озеру: оба были взвинчены до предела, и утром дважды успели поругаться, настолько сильным было нервное напряжение. Уизли сидел, сцепив руки в замок и крутя большими пальцами, когда что-то вдруг привлекло его внимание, заставляя расцепить руки и перевернуть. Гермиона ахнула. Линии на ладони Рона, еще полупрозрачные, переливались темно-синим, и, хотя сложно было сказать, что именно изображено на его руке, Гермионе вдруг почудилось, что это два человека, стоящих спина к спине, или, возможно, стилизация Инь и Ян. Они с Роном переглянулись: не было ни тени сомнения, что это такое, и Уизли рвано выдохнул, резко сжимая руку в кулак и пряча рисунок. Мадам Помфри в подсобке гремела колбами. Вязкий сон без сновидений — вот чем был тот анабиоз, в который погрузили Чжоу, малютку-Габи и их с Роном. Гермиона очнулась в тот самый момент, когда ее голова оказалась над волнами Озера: она жадно схватила губами воздух и тут же снова погрузилась под воду, практически без сил, однако сейчас же снова вынырнула, поддерживаемая Виктором. С его лицом было что-то странное, наверное, он применил чары трансформации, поскольку подбородок до сих пор оставался раза в три меньше, чем он должен был быть, нос был вздернут, а всю голову покрывала какая-то пленка. Девушка отвернулась, усилием воли заставляя руки и ноги подчиняться, направляя тело к берегу, где столпились зрители, судьи и медики из Мунго. Она заметила долговязого Невилла, который едва ли не свесился через перила, силясь разглядеть, кто плывет к берегу, профессор Макгонагалл, которая была бледнее смерти, угрюмого профессора Защиты, который стоял в стороне от прочих. Ни Гарри, ни Седрика, ни Флер еще не было… Члены команды Дурмстранга первыми подлетели к своему чемпиону, черты лица которого уже пришли в норму, и на Гермиону тут же набросили три или четыре полотенца, закутывая ее и что-то быстро говоря на языке, который она не понимала. Впрочем, кажется, она была все-таки не в себе: она оттолкнула медицинскую сестру в глупом лимонном костюме, которая лезла к ней, чтобы проверить какие-то показатели, абсолютно проигнорировала Виктора, который хотел, кажется, что-то сказать ей, и с усилием поднялась на ноги. Полотенца соскользнули с ее плеч, падая у ног. Она с трудом сфокусировала взгляд, и наконец-то нашла за спинами толпившихся учеников Дурмстранга, министерских чинуш и врачей знакомое лицо. — Симус! — она сама не узнавала свой голос, до того он осип. Толпа, окружавшая ее, расступилась, пропуская к однокурснику, и она, пошатываясь, пробилась к нему. — Сколько прошло времени? Она пошатнулась сильнее, и вынуждена была уцепиться за плечо однокурсника, потому что ноги ее не держали — боковым зрением она увидела, что Виктор, кажется, дернулся, чтобы броситься ей на помощь, однако в этот момент из воды появился Седрик, и новая волна людей заслонила четверокурсников от чемпиона Дурмстранга. Почему-то от этого Гермиона почувствовала невероятное облегчение. Финниган помог девушке добраться до скамейки, и она буквально рухнула на нее, дрожа всем телом. — Симус, — прохрипела она, глядя снизу-вверх на однокурсника. Тот покачал головой, морщась. — Гарри и Делакур еще там, у них осталось в лучшем случае минут пять, кажется… — конец его фразы заглушили крики. Только позже Гермиона узнала, что в тот момент над водой появилась голова Флер, так и не сумевшей вытащить сестру, но в тот момент она дернулась вперед, чтобы броситься назад, к пирсу, к ее мальчикам, к Гарри и Рону, но, слишком ослабшая, непременно бы упала, если бы Фред Уизли не подоспел вовремя. За его плечом маячил Джордж. Гермиона попыталась вывернуться, но юноша только крепче сжал руки, не позволяя ей пошевелиться. — Финниган, — Симус понял Джорджа без слов и нырнул в толпу, проталкиваясь к Невиллу, который стоял у самой кромки воды, выискивая Гарри. Близнецы снова усадили продрогшую насквозь и обессиленную гриффиндорку на скамью, и Фред накинул на нее трансфигурированное черт знает из чего огромное махровое полотенце. Он сидел перед ней на корточках и бормотал под нос заклинания, накладывая согревающие, высушивающие и медицинские чары. Гермиона почувствовала, как по ее телу разливается тепло. — Как тебя туда вообще занесло, голова ты дурная? — Джордж, ворча, копался в своей сумке, что-то ища там. — Приз Виктора Крама, чтоб тебя!.. — Простите, — она сама не знала, за что извиняется, и Фред на секунду отвлекся от заклинаний, поднимая голову и глядя на девушку каким-то нечитаемым взглядом, полным не то осуждения, не то усталости. Она ожидала, что он скажет что-то, но он только вздохнул, возвращаясь к колдовству. — На, — Джордж пихнул в руки Грейнджер плитку шоколада. — Не бойся, самый обычный, молочный. Ешь давай, — она с жадностью впилась зубами в сладость. Почему-то перед близнецами было стыдно. Впрочем, через пару минут, когда все зрители, столпившиеся на трибунах, закричали, сначала неслаженно, а затем скандируя имя Поттера, Гермиона вскочила на ноги, забыв о братьях Уизли и роняя шоколад на широкие доски пола. Она бросилась сквозь толпу, стрелой пролетев мимо Виктора, проводившего ее взглядом, и на колени рухнула около Гарри и Рона, тяжело дышащих и дрожащих. Они оба были в каком-то иле, мокрые до нитки, но девушка не обратила на это никакого внимания, плача и бросаясь с объятиями к друзьям. Симус что-то победно орал, потрясая руками над головой. Гарри двумя руками провел по лицу, стирая с него воду и ил, и на левой ладони гриффиндорка увидела едва заметные синеватые линии — точно такие же, как и у Рона. Рита Скитер ошибалась. Потом, за долгие вечера, когда неразлучные друзья часами сидели в гостиной, она успела хорошо изучить узор, сковавший навсегда двух отчаянных мальчишек вместе. Линии стали практически черными, чернильными, и все-таки они были куда бледнее, чем узор Фреда и Джорджа. Сколько бы она ни ломала голову, она не могла понять их смысла. Иногда ей казалось, что это изображение с маггловской игральной карты, иногда — что это стилизованная древняя руна, порой даже чудилось, что на ладонях Гарри и Рона были башни Хогвартса. И все-таки, как бы она ни ломала голову и как бы ни искала в книгах толкования, воображение раз за разом дорисовывало ей двух людей, стоявших спиной к спине. Как знать — был ли это только плод ее фантазии, или же действительно рисунок мог отражать характер связи. Кто знает… Само собой, хоть Гермиона и Джинни и изошлись на шутки касательно связи Поттера и Уизли, было бы настоящей глупостью допустить, чтобы это попало в газеты. Вездесущая Скитер только и ждала новых сплетней и скандалов, а потому уже следующим утром после Второго Испытания Гермиона встретила утро в библиотеке. Мадам Пинс сухо улыбнулась студентке, и та зашагала вдоль стеллажей, набирая тома и свитки, которые, как ей казалось, могли бы помочь ей найти заклинание или зелье, которое бы скрыло метки. Там-то в десятом часу ее и нашел Виктор. — Хермиван, — Гермиона поморщилась. Раньше его присутствие приносило ей какое-то смутное удовольствие, внимание гениального ловца льстило, но теперь почему-то хотелось куда-нибудь скрыться. — Доброе утро, Виктор, — она скрыла собственное раздражение, безусловно, ужасно неуместное и крайне глупое, за улыбкой, и болгарин тут же облегченно улыбнулся в ответ, аккуратно усаживаясь напротив. — Ты вчера куда-то пропа… — он запнулся, — пропала. Я не смог находить тебя. — Да, прости, — удерживать улыбку стало сложнее. — Я очень беспокоилась за Гарри, он так долго не появлялся. — Гарри вчера быть героем, — убежденно заявил Крам, и любому было бы ясно, что он не кривит душой и действительно считает так. — Он спас сестра Флер, он сделал хороший вещь. — Да, — Гермиона кивнула. Слова Виктора, кажется, слегка успокоили ее, по крайней мере, в этот раз она улыбнулась искренне. — Да, ты прав. Он поступил благородно и храбро. Грейнджер провела по меньшей мере неделю, пытаясь найти хоть словечко о том, как скрыть проклятый знак, и в эти дни несчастным Поттеру и Уизли приходилось вечно прятать руки в карманы, пачкать чернилами или попросту сжимать в кулаки. Как раз в те дни у Рона и выработалась привычка, оставшаяся с ним после на всю его жизнь — класть левую руку ладонью вниз на стол или на колено, стоило ему куда-нибудь сесть. Джинни смеялась над братом и его лучшим другом, придумывая все новые и новые шуточки, но тоже по мере сил прикрывала их, не давая кому-либо заметить подозрительные узоры. В воскресенье вечером, когда Гермиона сидела с очередной книгой на краю своей кровати, к ней подошла Лаванда. В общем-то неплохая девчонка, их отношения с Грейнджер никогда особо не ладились, а потому Гермиона удивленно подняла на соседку глаза. Та, словно ни в чем и не бывало, плюхнулась рядом с ней на кровать. — Ты уже несколько дней читаешь про соулмейтов, — покачивая ногой, как бы невзначай начала она. Ее собеседница осторожно кивнула. Глаза Браун заблестели алчным интересом. — Может, покажешь свою метку? — Ааааа, — в отчаянии выдохнула Гермиона и упала спиной на кровать, откидывая прочь бесполезный талмуд. Это было последней каплей. — В том-то и дело!.. Несколько секунд Лаванда молчала, а затем вдруг ее и без того огромные глаза округлились, она схватила однокурсницу за ладонь и зачастила: — О боже мой, о боже мой! — Гермиона испуганно уставилась на нее. — Метка появилась у тебя, но у Крама ее нет, так? О боже мой, и он, наверное, страшно ревнует! Точно, он же такой темпераментный! В каком месте Крам был темпераментным Грейнджер так и не поняла, но маниакальный взгляд Браун вынудил ее кивнуть. — Я помогу тебе, — авторитетно заявила Лаванда, отпуская ладонь Гермионы и складывая руки на груди. — Поверь, душечка, во всем замке никто, лучше меня, не знает, как пользоваться косметическими чарами! Вполне понимаю тебя, что ты не хочешь показывать знак, это ужасная ситуация, дорогая!.. Я научу тебя, вот увидишь. Так и вышло, что Гарри и Рон ежедневно наносили себе косметические чары, подсказанные легкомысленной Лавандой Браун, которая была, как выяснилось, невероятно чутка, если дело каcалось проблем сердечных. Оказавшаяся в нужный момент полезнее всей библиотеки Хогвартса, она, должно быть, расстраивалась больше всех, когда летом корабль Дурмстранга ушел под воду, увозя с собой Виктора Крама, а вместе с ним, как она считала, и сердце Гермионы. Но только сердце Гермионы так и осталось при ней. Несмотря на то, что ей было уже пятнадцать, у нее все еще не было символа связи… В пятнадцать лет девочкам свойственно мечтать о любви. Тогда, в свой четвёртый курс, кажется, впервые в жизни она была хоть сколько-то нормальной девчонкой, по крайней мере, она действительно мечтала о любви. Только... Только вот в голове Грейнджер эти мысли путались и все сильнее и сильнее вытеснялись мыслями о грядущей войне, о том, что скоро все изменится, и что, пожалуй, ей осталось совсем немного вот таких вот вечеров, когда внизу в Большом Зале шумят студенты, а самое большое зло — профессор Снейп, поджидающий в коридорах запоздалых гриффиндорцев. Последнюю ночь того года, по своему удивительного и прекрасного, но закончившегося столь трагически страшно, она провела среди готических башенок замка, глядя на звезды над головой и на огни под ногами. Дул едва заметный ветерок. — Ничего, Грейнджер, — она и не заметила, как на башню, где она стояла, поднялись близнецы. Фред еле заметно улыбался, словно ободряя ее. — Мы обязательно справимся, — кивнул Джордж. Они встали по обе стороны от нее, симметрично засунув руки в карманы, и Гермионе вдруг почудилось, что они куда старше и взрослее ее. Было ли дело в алом закате, который окрашивал их волосы в бордовый? Они молчали, глядя на зарево на западе, и Гермионе вспомнилось смеющееся лицо Седрика, когда он год назад поймал снитч, опережая Гарри. Седрик… На ее плечо опустилась рука Фреда, словно тот почувствовал ее настроение. Девушка тряхнула головой, поднимая подбородок. В пятнадцать лет девочки мечтают о любви. Вот только ей надо было думать совсем о другом…