Пониже сердца

Магический мир рухнул на маленькую Мию-Мию, как называли ее родители, оглушительно и внезапно, закружил новыми красками и впечатлениями, захватил так резко, как карнавал захватывает и уносит с собой в праздник. Она могла колдовать, она могла из ничего сделать что-то, она могла порушить все законы физики, вся мировая история, которую она знала, оказалась правдой лишь наполовину. Мир рассыпался, открывая новые горизонты и новые возможности, от которых захватывало дух. Мама усмехалась, подталкивая девочку к высокой женщине в пурпурной мантии, которая представилась как мисс Эмили и которая должна была сопроводить будущую первокурсницу в магический переулок, где можно было бы закупиться всякой всячиной для учебы в закрытой школе-интернате Чародейства и Волшебства. За тот месяц, что Гермиона с нетерпением ждала начала своего удивительного приключения, она с жадностью вчитывалась в книжки и учебники, которые вместе с Эмили, которая, как выяснилось, работала не где-то, а в самом Министерстве Магии, закупили в Косом переулке. Девочка читала целыми днями, иногда с недовольством отрываясь, чтобы поспать или поесть. С жадным любопытством, присущим детям, она поглощала информацию, с удивлением и восторгом узнавая о многовековой истории школы Хогвартс, о гномах и троллях, о магии зельеварения, об искусстве трансгрессии и многом-многом другом. В книгах все казалось таким сказочным, что до последнего Гермиона не верила, что все это правда, и осознала, что все реально только тогда, когда перед ее глазами возник алый поезд, нетерпеливо исторгающий облака дыма. На платформе сновали толпы людей, ухали совы, носились какие-то дети, все обнимались и прощались. Папа помог девочке затащить ее чемодан в купе, а затем крепко обнял, чмокая в лоб: — Пока, Мия-Мия. Будь умницей, и не забывай отдыхать, ладно? — дочка недовольно сморщилась. — Пааап, ну ты же знаешь! Учеба… — … самое главное, да, — мужчина улыбнулся, потрепав ее по голове. — Но все-таки, не забывай и о других вещах, например, о дружбе. — И о мальчиках, — смеясь добавила мама, поправляя сумку на плече. — Мама! — возмутилась Гермиона, но та в ответ засмеялась еще громче, так, что обернулись рядом стоящие подростки года на три старше Грейнджер. — Прости, милая. Пиши почаще, и мы ждем тебя домой зимой! — поезд издал долгий гудок, и мама засуетилась, давая дочери последние наставления. Когда платформа за окном тамбура начала медленно уплывать в сторону, девочку охватило удивительное ощущение чего-то грядущего, чего-то такого, что вот-вот наступит, от чего сводило живот и сердце начинало биться сильнее. В мир магии она нырнула буквально мгновенно. Сможет ли она удержаться на плаву? Справится ли? Конечно, справится! Она уверенно тряхнула головой, словно подтверждая собственные мысли. — У тебя классные родители, — сказал ей один из тех подростков, который стоял рядом с ней на платформе несколько минут назад. — Я Ли Джордан, кстати, а ты? — Гермиона, — важно просмаковала она свое полное имя. По правде, она очень любила его. — Приятно познакомиться, — пожал ее ладошку мальчик, улыбаясь. — Давай я помогу закинуть наверх твой чемодан? — Да, было бы здорово! — обрадовалась Грейнджер, которая в действительности понятия не имела, как ей самой справиться с этой задачей. Они нашли свободное купе, и Ли направил палочку на чемодан, поднимая его с помощью волшебства наверх. Гермиона восхищенно ахнула, и Джордан самодовольно усмехнулся. — Это заклятие левитации, — пояснил он. — Изучается на первом курсе. — Вингардиум Левиоса, я знаю, — закивала она, не желая показаться невежей. — А ты на каком курсе? — На третьем, я на Гриффиндоре. Хочешь, покажу тебе это заклинание и еще парочку других, простых? — и, не дожидаясь ответа девочки, Ли начал показывать движение рукой и объяснять, что именно нужно сделать, чтобы предмет плавно летел, не мотаясь из стороны в сторону. Он объяснил применение чар левитации, потом показал заклинание Репаро, которое вмиг исправило протертое сидение поезда, и уже хотел было рассказывать об основах трансфигурации, когда в купе заглянуло две одинаковые рыжие головы. — Хей, старина, ну где ты пропадаешь? — взволнованно зачастил первый, и только тут до девочки дошло, что это не какое-то мудреное заклинание, а всего лишь обыкновенные близнецы. Ей захотелось рассмеяться от своего озарения, но не хотелось выставлять себя глупо, и она поджала губы, сдерживая улыбку. Второй рыжий мальчишка меж тем подхватил фразу первого. — Там такое! Ни за что не поверишь, кому мы только что помогли затащить чемодан в поезд. Джордан подскочил с места: — Неужели он все-таки поехал в школу? — Да!!! — в один голос завопили братья, и все трое буквально выскочили из купе, оставив Гермиону одну. Впрочем, через секунду в двери снова показалась физиономия Ли. — Извини, мне пора, пока! — и снова пропал, а девочка так и осталась сидеть, чувствуя себя заводной игрушкой, с который ребенок играл, покуда не появилось альтернативы поинтереснее. Стало обидно. А потом в купе сначала заглянул напыщенный мальчик с прилизанными волосами и двумя молчаливыми друзьями, и поначалу разговор клеился, но потом он спросил, кто родители Гермионы, и, услышав ее ответ, что магглы, вылетел прочь, словно за ним гнались собаки. Настроение Грейнджер совсем упало, она переоделась в школьную форму и уставилась, надувшись, в окно, однако ее уединение снова нарушили, в этот раз пухлый застенчивый паренек с большими щеками, который искал жабу. Не то, чтобы девочке очень хотелось помогать искать этого Тревора, однако это могло хоть чуть-чуть отвлечь ее от мрачных и тревожных мыслей. Она встала, вышла в коридор и принялась обходить купе, спрашивая о том, не находил ли кто питомца Невилла. Сам мальчик топтался за ее спиной, не решаясь сам ввязаться в разговор, и Гермиона ощутила к нему почти что жалость. Кто-то качал головой, кто-то советовал посмотреть у туалета, кто-то просто смеялся и игнорировал ее, однако проклятая рептилия все не находилась, и девочка хотела уже сдаться, когда наткнулась на купе, где сидел Гарри Поттер. Она читала о нем: мальчик, который первый со времен самого Исаака Благословенного смог пережить смертельное проклятие. Который, как поговаривали, смог убить Темного Лорда, впрочем, неизвестно, каким именно способом, потому что в официальную версию, что заклинание отскочило и убило своего создателя, верили единицы. Гарри Поттер. Буквально мальчик-чудо, которого многие мнили как нового мессию. Впрочем, сама Грейнджер так не считала: в конце концов, ему был всего год, поэтому заслуга в том, что он выжил, была явно не его. Однако встретиться лицом к лицу с героем книг, которые она читала, вот это было действительно удивительно. Но он не хотел с ней говорить, это было очевидно. И его сосед, рыжий долговязый чумазый мальчишка, который жутко походил на перепуганную растрепанную птицу, тоже. С ней вообще мало кто хотел общаться, если быть честнее, вообще никто. Ни сейчас, ни потом, и тщетно Гермиона пыталась завести разговор и дружбу с Пэнси, напрасно старалась разговориться за завтраком с Парвати, зря раз за разом пыталась помочь Рону с заклинаниями. Что поделать, она от природы была менее открытой, менее экспрессивной, чем другие, и, кажется, это отталкивало. Вранье все это, что учеба в закрытых школах дает крепкую дружбу и чудесную возможность жить с ровесниками под одной кровлей. Гермиона хотела домой. — Кто? Та зубрилка с первого курса? Ничего себе, старая курица никому никогда столько баллов не давала, — услышала она шепот одного из четверокурсников однажды за обедом, как раз после ее триумфальной демонстрации нового заклинания, за которое факультет получил ни много ни мало двадцать пять очков. Но даже эта ее победа не заставила хотя бы кого-нибудь из однокурсников улыбнуться ей, и стоит ли говорить, что весь вечер она проплакала в пустом туалете, где, как выяснилось позже, жило визгливое привидение мертвой девочки. И Гермиона ощетинилась. Забилась глубоко-глубоко под панцирь собственного снисходительного превосходства, без труда обгоняя всех остальных студентов в учебе, сторонясь ровесников и избегая компаний. Она сглатывала зависть, когда видела Ли Джордана с друзьями, которые большой компанией шли по замку, хохоча и обмениваясь шутками, и ей тоже хотелось вот так вот: просто смеяться с друзьями, знать, что кто-то ждет ее по вечерам в гостиной, вместе шататься по верхним коридорам школы, работать на уроках в паре, а не одной. С самого первого сентября Джордан даже ни разу не поздоровался с ней. Горькая обида заставляла резче дергаться от насмешливых взглядов и слов. Долгими вечерами девочка одиноко сидела в дальнем углу гостиной, смаргивая злые слезы и с какой-то остервенелой решительностью поглощая очередной огромный фолиант о древней рунической магии. Этого ли хотят девочки в одиннадцать? Перси Уизли был одним из старших братьев Рона, однако он был старостой, одним из лучших студентов школы, и, кажется, он был также одинок, как и маленькая первокурсница, потому что он был единственным, кто иногда сидел с ней в ее углу, рассказывая о магическом мире и помогая коротать одинокие часы. Он говорил о том, о чем не писали в учебниках и книгах. О том, что есть не только волшебники, но еще и сквибы, которые не могут колдовать, хотя и чувствуют магию. Что в Запретном лесу есть единороги, которые не зря зовутся олицетворением чистоты и святости. Что где-то далеко есть огромные заповедники, где живут самые настоящие драконы: огромные чешуйчатые змеи, исторгающие пламя и искры, к которым так трудно найти подход, но которые навечно привязаны к человеку, которого подпустили к себе. От Перси Гермиона и узнала, что, по сути, является низшей кастой в волшебном мире. Кто бы мог подумать, что быть волшебником в первом поколении многие посчитают постыдным? Разве могла мама знать, что ждет ее дочку в далекой Шотландии? Но хуже всех был Рон. Он даже не скрывал своей неприязни, и Грейнджер часто приходилось поспешно уходить, чтобы никто не видел ее покрасневших глаз и скривившихся от подступающих слез губ. После ее феерического провала с полетами на метле он не упустил возможности рассказать всему факультету, что, оказывается, их отличница далеко не во всем такая идеальная, тем самым только подкрепляя нелюбовь девочки к полетам, однако она все равно ежедневно по три или четыре часа проводила на поле, не прекращая тщетных попыток заставить чертову упрямицу взлететь. Мадам Трюк сокрушенно вздыхала, качая головой и глядя на первокурсницу из дверей тренерской. Весь Хэллоуин она провела, проплакав в туалете. Было до боли обидно и грустно, что Уизли позволил себе в ее адрес сказать что-то подобное, что остальные его слушали, кажется, соглашаясь, а самым отвратительным было то, что рыжий дурак был прав, друзей у нее действительно не было. Даже там, дома. Общение всегда было для нее чем-то гораздо более сложным, чем трансфигурация или линейная алгебра, и что она могла сделать с собой, если ее манера поведения, ее стиль речи, если вся она вызывала у однокурсников только отвращение? Гермиона растирала кулаком по щекам горячие слезы, пропустив праздничный ужин. А ведь ей так хотелось посмотреть на парящие тыквы, которые готовила профессор Макгонагалл! — Ничего, Мия-Мия, — через силу улыбнулась она своему отражению в мутном зеркале туалета. — Все будет нормально. Ты со всем справишься, — это была ее личная мантра, которой она заставляла себя собраться с силами. — Не удалось тебе оправдать надежды папы, да? Ну и ладно. Это совсем не важно. Зато ты лучшая во всем, кроме Полетов. Гермиона не знала, среагировал ли тролль на ее голос или его привлек легкий аромат алоэ, которым завхоз перебивал запах уборной, но огромный великан возник прямо перед ней, и девочка с трудом сдержалась, чтобы не завопить. В голове возникла глупая мысль, что он точь-в-точь такой же, как на колдографии в учебнике за второй курс, который она брала в библиотеке. Она метнулась в кабинку, прячась, и с удивлением обнаружила, что первое про что она вспомнила, это то, что хорошо, что она не успела отправить маме то письмо, где жаловалась на жизнь в замке. Пусть лучше родители считают, что она была тут счастлива. А затем подумалось о Гарри Поттере: наверняка он поймет, почему она плакала в туалете, а потом будет мучиться совестью, чувствуя себя косвенно виновным в ее смерти. Ей не хотелось, чтобы он или Рон страдали из-за ее смерти. В сущности, они ведь были хорошими ребятами, просто они не поладили, вот и все. Тролль взревел, снося дубиной верхушки туалетных кабинок. Гермиона закричала. Гермиона не хотела умирать. — Рассечь воздух и взмахнуть, Мия-Мия, — прошептала она сама себе, и левитацией смогла поднять камень за спиной монстра, роняя его ему на плечо, промахиваясь мимо макушки. Это дало ей возможность перебраться подальше, однако тролль снова замахнулся дубиной. — Вот и все, Мия-Мия, — она закрыла глаза, готовясь к смерти. — Гермиона!!! — мальчишеский вопль заставил ее распахнуть глаза, и она увидела абсолютно белых Гарри и Рона, которые вбежали в туалет. Неужели они пришли за ней?.. Уизли отчаянно бросился к монстру, отвлекая его. Вечером, когда Грейнджер сидела в своем дальнем углу, закутавшись в плед, принесенный ей какой-то девочкой с третьего курса, к ней подошел Рон, несмело переминаясь с ноги на ногу: — Слушай, Гермиона, ты прости меня, я был неправ, — он хмурился и, кажется, правда раскаивался, а девочка вдруг поняла, что улыбается ему. — Ничего. Спасибо еще раз… что спасли меня, — она поежилась, плотнее укутываясь в плед. После пережитого ужаса ее знобило. — Не за что, — кажется, он выдохнул, потому что он улыбнулся уже совсем открыто и радостно. — Может, присоединишься к нам? Я как раз учу Гарри играть в плюй-камни, ты же наверняка не знаешь этой игры. Так у Гермионы появились друзья. Главная магия ее жизни. И папа был прав, когда говорил, что есть вещи куда более ценные, чем учеба и академические знания: в этом Грейнджер убеждалась каждый день, каждый час, и что стоили ее знания против самоотверженности Рона, который лежал на полу коридора на третьем этаже и сквозь стиснутые зубы требовал, чтобы она, Гермиона, бросила его и шла к Гарри. Разве могла какая-нибудь оценка, пусть даже и за экзамен, стоять рядом с той искренней дружбой, той верностью и той отвагой, которую каждый день видела она в своих мальчиках? Тех, кто ни на шаг не отходил от нее, когда она пришла в себя после нападения Василиска, тех, кто готов был защищать ее честь хоть бы и перед всей шайкой Малфоя, тех, кто полез в самую гущу Запретного Леса к паукам, чтобы спасти ее. Рон, который ходил на лекции профессора Бинса и конспектировал их, чтобы Гермиона, так глупо выпившая Оборотное зелье с волосом кошки, могла потом переписать их. Гарри, который трижды посещал консультации Снейпа, чтобы подтянуть Зельеварение и рассказать подруге потом все-все, что они успели пройти, когда она очнется. Это стоило всего на свете. «А еще, знаете, я нашла себе друзей. Сегодня вечером до ужина мы пойдем вместе на башню, чтобы смотреть на закат — старшекурсники говорят, что оттуда его видно лучше всего. Папа, мама, я так счастлива!» — вот что было написано в постскриптуме нового письма Грейнджер, которое она отправила с совой родителям второго ноября девяносто первого года. В лето после второго курса, половину которого Гермиона, до отъезда Уизли в Египет, провела в Норе, они с Роном много говорили. Он редко говорил о себе, предпочитая рассказывать о семье или их с Гарри приключениях, но однажды вечером его буквально прорвало. В тот день Джинни снова рассказывала о том, как ее нашел и спас Поттер, вскользь упомянув о том, что брат ждал ее у завала, а позже, когда Гермиона и Рон пробрались на чердак, чтобы поболтать, какая-то внутренняя плотина в мальчике сломалась. И он начал говорить-говорить-говорить. Он рассказывал, как страшно ему было стоять в том темном коридоре, на костях мертвых животных, слушая бессмысленное детское бормотание Локонса. Как он разгребал каменные завалы, убирая валуны, как в кровь сбил руки и обломал все ногти, как до хрипоты кричал, зовя друга и сестру, как зло плакал, бессильный, не способный хоть чем-то помочь своему самому близкому другу во всем мире. Как молился, как мечтал, чтобы все это оказалось только сном. Как готов был пойти даже на съедение паукам, только бы не находиться в мучительной неизвестности. Как отгонял от себя кошмарные видения того, как на мокром полу Тайной Комнаты лежит тело Джинни, а чуть поодаль — Гарри. Как утирал рукавом слезы, продолжая лихорадочно разбирать камни, как молил Гриффиндора и Мерлина, чтобы чудище лучше забрало его, Рона, жизнь, но не трогало Гарри, как снова кричал, хотя из горла уже вырывались только сиплые тихие хрипы. Как на его плечо сел огненный феникс. Прислонился клювом к щеке, а затем взвился вверх, улетая прочь, но через пару минут возвращаясь, неся в когтях Шляпу, пролетел молнией сквозь дыру, уже проделанную Роном, и понесся вперед, задевая концами широких крыльев края туннеля, спеша к Гарри. Как через несколько часов мучительно долгого ожидания, а, быть может, только пару минут, из прохода показалась Джинни, поддерживаемая Поттером. Рон снова плакал, рассказывая, как он обнимал ее, как сжимал в своих руках, как хрипел ей в волосы благодарности всем святым, что она жива. Как после он обнял Гарри. Гермиона тоже плакала, слушая друга, не в силах сдержать слез. Рон и сам не знал, насколько удивительным он был. Что это он был тем, на чьи молитвы из далекого замка прилетел Фоукс. Тем же летом она обменивалась десятками писем с Гарри, запертым в доме тети, и он тоже писал ей о тех приключениях, которые пережил в Комнате. Он писал о том, что рассказал ему Дамблдор — о том, что Волан-де-Морт невольно отдал ему часть своих сил, что именно поэтому Гарри говорит на змеином языке, что, возможно, есть еще что-то. Гермиона отвечала ему, успокаивала его опасения относительно их сходства с Томом Реддлом, а сама не могла перестать думать о том, почему этот высокий мальчик с грустными глазами, которого она видела на фотографии в старом альбоме в библиотеке, стал величайшим темным магом двадцатого века. В июне, прежде, чем уехать из школы, она наблюдала, как из Зала Наград выносят кубок Реддла, который он получил за заслуги перед школой, оклеветав несчастного Хагрида, переломав ему тем самым жизнь и навсегда лишив возможности стать настоящим волшебником. Впрочем, может, это и было счастье для добродушного лесничего, всю жизнь провести бок о бок с природой и с любимой школой? Гермиона много-много думала. Кем был Том Реддл до того, как стал простым маньяком? Почему он говорил, что у него нет дома? Она не знала. Это была для нее тайна за семью печатями.