Тот самый гость

      В этот день почти никого не было на улицах, но это не было совсем уж удивительным фактом. Утро ещё нельзя пока было назвать утром, и солнце подняли буквально минуту назад, так что со следующей минуты на минуту должны были зазвенеть будильники, реагирующие на положение дневного светила, и начать отсчёт до его конца. Лишь парочка пони по неизвестным, несомненно важным для них, причинам появилась на одной из улиц и скрылась в разных направлениях по своим домам.       Канцлер не мог до конца привыкнуть к местному быту, вглядывался в каждого прохожего, пугающегося его странного внимания к себе, что было уже хоть чем-то привычным — также пугались во Дворце. Но здесь народ непуганный, и многие смотрели безо всякой опаски в ответ, иногда строя нахмуренные гримаски — дескать, не пытайся нас сверлить своими золотыми глазами, — совсем не похожие на их обычно весёлые лица. Так и было — вскоре они отворачиваясь, забывали о нём, и снова улыбались, как ни в чём не бывало.       И только Майор Мэйр, немолодая кобыла, была действительно рада его прибытию. Оно значило, что большая часть её обязанностей, давно взвалившейся непосильной ношей на её спину, уйдёт под чужую ответственность. Канцлер полностью понимал её со всем ему свойственным высокомерием, впрочем, ничуть не помешавшим доверительным отношениям, установившимся в первый же день. Со стоицизмом, присущим только аликорнам, он держал все нелестные мысли при себе, стараясь помочь кобыле с бременем. Лишь приступив к своей работе он позабыл о том, насколько противился переезду в «захолустье». Обыденность и неизменность событий поглощала негативные мысли, а отсутствие чиновников, — «советников», как бы его поправила принцесса Селестия, — всегда положительно сказывается на моральном здоровье.       К его счастью, Город-Государство могло соответствовать своему статусу не только внешне: здесь в обилии процветал так называемый малый бизнес, и демографические показатели неизменно росли на фоне зародившейся положительной репутации. В чем состоялась эта самая репутация, канцлеру было не дано понять, но этот факт Майор Мэйр повторила несколько раз столь убедительно, что он решился согласиться, дабы скорее закончить с оценкой и приступить к обязанностям. Ну или разобраться, в чём же теперь заключаются его обязанности. Некоторые цели из приказа принцессы Селестии, несмотря на прямолинейность и точность, оказались одинаково мутными и непонятными. Так или иначе, пост канцлера развязывал копыта, позволяя действовать по своему усмотрению.       Прямо сейчас, пока он рассматривал улицы, знакомясь с новым местом, его преследовала Пинки Пай, Элемент Смеха забытого раздела магии и артефакторики. Чёрный пегас, Даркнесс не раз упоминал некий «розовый хаос» и её имя в одном предложении, и был прав лишь наполовину, по мнению канцлера.       Прав, потому что её энергичность выматывала сильнее, чем что-либо ещё, и сосредоточиться на этом чем-либо важном в её присутствии становилось невозможным. Она словно воздействовала на отдельные части его ментального состояния, заставляя чувствовать себя… Странно. Невозможно определить это настроение, если никогда прежде не позволял ему быть. Терялось время за неспособностью сосредоточиться хотя бы на секунду.       Что насчет неправоты — возможно, пегас всё же прав. Но Пинки Пай оказалась куда полезнее, чем мэр, следующий по пятам. Из множества слов, рождённых за какую-то долю секунды, можно было вычленить важную информацию о реальных проблемах города. Недавно количество пресной воды убавилось по неизвестным причинам, старые дома выглядят действительно старыми, и требуются в ремонте, несмотря на отсутствие покупателей или потенциальных жильцов в обозримом будущем. И в благодарность за её помощь и в составлении дружеской компании в столь скучное утро, он пообещал себе сделать ей подарок, о котором не решился высказать вслух.       — А почему ты один? Где твой друг? Как вообще твои дела?       — Подозреваю, всё ещё пытается ловить тени в Вечнодиком. За него я спокоен, зная, что, так или иначе, он окажется рядом со мной даже мёртвым.       Не замедляя шага, он обернулся уже к мэру.       — Но в последнее время его не вижу и я, как и принцессу Луну, — сухо вещал он. — Ей следует начать вести отчётность по своим действиям вне Понивилля, иначе на меня падёт вотум неодобрения. Вряд ли кого волнуют личные границы принцессы или мои, один лишь статус нашего происхождения предполагает непрямое обесценивание прав на личное пространство.       Майор Мэйр, что находилась рядом, с очень проникновенным видом кивнула.       — Как птицы в золотой клетке, — и погрузилась в мысли, перестав замечать всё вокруг. За небольшими очками, в голубых глазах открыто выражалась строгая образованность и интеллект, способный на решение самых нетривиальных задач. Канцлеру нравилась возможность сработаться с ней.       — Какие умные слова-а… «Воту-ум», — округлила глаза Пинки, — а что эти злюки могут предоставить против того, у кого крылья и рог в одном теле?       — Некий ультиматум, полагаю. В качестве грубого примера предположу, что мне предложат сойти с поста. Возможно, это больше дело мести, ведь им не нравится моя, несколько бурная, политика. Я продвигал множество удобных мне законов.       — Удобные вам? — изогнула бровь мэр. — Я не ослышалась?       — Газеты не врут насчёт моих взглядов, особенно под руководством Пейпер Рич.       — Известная фамилия, однако, но репутация каждой ветки её семьи разная, — вставила кобыла, не заметив, что перебила аликорна. — И ваши отношения с Советом…       Он продолжил.       — Разумеется, я желаю перемен в государственной системе, ибо нисколько не согласен с его существованием. Об этом неоднократно писали.       Они замолчали, и каждый думал о своём. Розовая пони потеряла нить их разговора, пытаясь найти хоть что-то более достойное её внимания. Эти двое были невыносимо скучны, и даже красивый камушек на дороге привлекал больше, чем перспектива провести с ними ещё час. Едва оба отвлеклись на этот самый перекатившийся камень, она пропала, будто растворившись в воздухе. И непременно материализуется в Сахарном Уголке, а может и в местах повеселее.       Канцлер не удивился её внезапному исчезновению, помня, как также внезапно она появилась полчаса назад, потянув того за хвост для привлечения внимания и поприветствовать. Сейчас он прошёлся по списку, составленному в голове за всё время недолгой прогулки.       — Майор Мэйр, как я понимаю, следует начать с запасов пресной воды. Из того, что было услышано мной, могу предположить, что на деле всё обстоит куда хуже?       — Хуже? — удивилась она. — Это совсем не так. Воды всем хватает, но встал вопрос о том, куда уходит большая её часть. Некоторые ключи, кажется, совсем истощены.       Канцлеру откровенно не понравилось услышанное, и стоило больших усилий не показать этого в лице. По всем отчётам и мудрёным картам, Понивилль мог стать третьим поставщиком первоочередных природных ресурсов, и вода входила в число приоритетов, уступая место изобилию самоцветов в горах поблизости. Если наладить поставку со многими Городами-Государствами, например, с приморскими — Мейрлендом или Поньскими Скалами, то можно и добиться возможности понизить её высокую стоимость до незначительного налога в их регионах. Разумеется, реализация этого плана пока что на уровне планов далёкого будущего.       Внезапно раздался перезвон в одном из домов, оглушительный и раздражающий, даже несмотря на расстояние. И лебединой песней прекратился, вылетая из окна в стену соседнего дома, мимо которого они проходили. Мэр собиралась возмутиться, но, сразу не найдя никаких причин и повода, кроме личной неприязни к маленьким механизмам, промолчала, невнятно пробурчав невразумительное и определённо адресованное его хозяину.       Боялась, что это испортит королевское впечатление, — понял канцлер, не решаясь высказаться о случившемся вслух.       Уже который день, с момента появления в ратуше, кобыла готова едва ли не сдувать пыль с выгравированных дорог, лишь бы аликорн оказался доволен. Он несколько раз пытался снять шоры с глаз мэра, убедить, что нет смысла, и наоборот — вредно, прятать от него любое несовершенство. Если так можно назвать совершенно нормальную, поняческую жизнь. Так давно сложилось, что ему нет дела до вещей, не относящихся к нему и напрямую к его заботам. Пусть, даже если под окнами соберется фестиваль, на котором он втайне мечтал побывать, он только повесит праздничный флажок на своё окно.       Если не обращать внимания на волнующие её казусы, они теряют свою ценность, перестают казаться чем-то жизненно необходимым. Именно так он собирался обесценить любое внимание мэра, пока является её мнимым «гостем». Хотя бы в течение этого месяца, нескоро близящегося к концу.       — Есть ли иные задачи, требующие большей срочности? — задал он вопрос, возвращая её к реальности. Он знал ответ, но педантичность требовала постоянной проверки.       — Ничего срочного здесь никогда не происходит. Разве что однажды пришлось сбить копыта о дороги, пока подписывала договор о повышении статуса Понивилля. Подписи требовали уже на следующий день. Так что… Не думаю, что таковые имеются.       Канцлер задумался над её словами, вспоминая одну странность.       — Через меня прошла только готовая в государственный архив её часть договора, но я заметил во всех пунктах лишь одну и ту же подпись. Как я понимаю, вашу. Вы всегда работали в одиночку?       — Что вы имеете в виду? — несколько растерялась она. Но впоследствии сообразила, словно понимая, к чему он клонит. — У меня есть помощники в ратуше, они сортируют всё по приоритетности и важности, что проходит через меня. Некоторые отсылают и принимают то, что готово к отсылке или прибыло.       Абсолютно гладкий ответ, к которому не подступиться ни с какой стороны, занимай он пост какого-нибудь секретаря, которому без разницы, какую воду налить в отчёты на минимальные двести слов. Но это не так, и снова есть необходимость в дотошности.       — Иначе говоря, управление и развитие находилось полностью под вашим копытом?       — На моей старой спине, позвольте поправить, — фыркнула она. — Хотя, думаю, в ваших глазах я не настолько стара.       — В моей жизни не было места для выяснения таких подробностей. В моих глазах вы выглядите несколько уставшей, вот ваша правда. Теперь я понимаю, что до этого времени, все нужды Понивилля вы определяли сами, ни перед кем не отчитываясь.       — Именно, — она помолчала, прежде чем снова заговорить. Всё в ней говорило о необходимости выговориться перед кем-то, вроде него. — Когда я впервые заступила за свой пост, я ожидала совершенно не этого, но теперь не могу просто уйти. Ожидала, что за должность будут бороться, и я смогу доказывать свою полезность раз за разом. Смогу показать, чему научилась и чему научили меня.       — И в итоге вы не получили ничего, даже сочувствия, поскольку пони не понимают вашей ноши? Можете не отвечать, если не желаете, это было неуместно с моей стороны, — добавил аликорн, заметив, как сжались в тонкую, бледную полоску губы мэра.       Она не пожелала отвечать.       Понивилль закончился. Закончились выгравированные дороги, необычно гладкие, словно не из маленьких камушков. Дальше была лишь их россыпь, словно заготовка, которая никогда не продолжится за ненадобностью. Трава появлялась всё чаще и чаще в самом неухоженном виде. В том смысле, что росла сама по себе, никем не стриженная. И никем не замечаемая, обычно, если кто-то не захочет прогуляться за Городом.       Дальнейший путь к цели оказался отнюдь не из приятных, и аликорна никто не предупреждал об этом. В ином случае он мог бы морально подготовиться, запастись терпением, не мрачнеть с каждым неверным шагом. Множество кочек и ям при неосторожном поступи могли грозить вывихом копыт, а то и чем-то и похуже. Причиной такого рельефа местности казалась магия. А именно — всё свидетельствовало в пользу магической битвы лет так несколько десятков назад. Майор Мэйр не смогла сказать ничего вразумительного по этому поводу, только смутно пообещала что-то узнать ото всех знакомых или найти соответствующие записи и книги. Ведь при её власти недружелюбное использование магии происходило чаще на глазах множества волонтёров, ставших заменой страже.       Не любить стражу — словно бы гражданский долг каждого, кто не живёт в столице Кантерлот, где они являются скорее живым музеем прошлого; каждого, кто не жил в Сталлионграде, где не самый сплочённый народ нуждался в защите едва ли не каждой улице. В «современных» Городах их заменили введённые в моду «полицейские», которых везде называли по-своему. Общее название «полиция» была взята за основу, как самое первое появившееся название организации контроля над правопорядком.       Но волонтёры Понивилля были всегда и везде, никем не осуждаемые, поскольку лезть в чужие дела здесь качество хорошее, за неимением тёмной стороны жизни у кого-либо. И частые самосуды никак не регулировались перед, ещё не до конца сформировавшимися, законами Города, но могли быть оспорены специальной подачей заявления в суды, в случае сложного конфликта. Например, если кто-то слишком самоуверен, чтобы согласиться с мнением большинства.       Называть их волонтёрами казалось большой оплошностью, и Майор Мэйр её допустила, как совершенно безобидную вольность. На самом деле, они были совершенно обыкновенными зеваками, появляющимися в разных местах, случайно или не очень. И чувство долга, а может и обострённой справедливости, даёт каждому неписаное право высказываться в пользу своей точки зрения.       Это было самое гениальное решение проблемы порядка из всех, что канцлер встречал за всё это время, ибо ожидал встретить настоящую анархию. И самое безрассудное решение — ведь это было актом полного доверия к жителям, полным разрешением проявлять любую желаемую инициативу. Пока все это одобряют, разумеется. В конечном счёте, это сняло с Майор Мэйр большую часть нагрузки, позволив той заниматься остальными делами, не забивая голову необходимостью создавать какую-любо организацию или отдел по контролю за правопорядком.       Они остановились. Точнее, остановилась кобыла, начав вертеть головой.       — Здесь, — копыто указало вниз, на влажный песок, на который они встали.       И только теперь канцлер понял масштаб проблемы, который преуменьшила эта невозмутимая кобыла.       Высохший канал впечатлял. Шириной в несколько метров, скользкий и влажный, и лишь совсем маленький ручеёк протекал, нисколько не внушающий себе ценности. Разве пару домов обеспечить им, но на фоне тысячи таких же или даже более требовательных — ручей абсолютно бесполезный. На первый взгляд, выглядело как обыкновенное пересыхание, обычно присущее более южной части Эквестрии. Если бы не тот факт, что они отнюдь не на юге, и дожди не отстают от планов, пегасам недозволенно обделять вниманием вверенные им воздушные территории.       Или всё же обделили?       Отметив эту вероятность, канцлер пообещал себе рассмотреть вопрос несколько позже, когда не обнаружится других поводов для беспокойства. И направился против ручья, надеясь выйти на его начало. Конечно, он мог бы назначить на это других пони, более компетентных в вопросах географии. Или гидрологии, уточнения будут важны, если коснутся необходимости документации или отчётности о своих действиях. Но сейчас ему что-то не давало покоя. Это что-то противоречило чему-то. Аликорн никак не мог понять себя, ибо впервые столкнулся с такими чувствами.       У него проснулась паранойя?       — Я так больше не могу, — утопая в иле, проворчала мэр. Когда вопросительный взгляд канцлера встретился с ней, она продолжила: — Простите, что не могу следовать за вами, это превыше моих сил. Делайте со мной, что хотите, но я ухожу!       — Я вас и не держал, — спокойно ответил он.       — Что? Но вы же просили показать это место.       — Именно. Вы его показали, — он на секунду замолчал. — Однако, признаю, моя вина. Полагаю, вы ожидали, я попрошу что-нибудь ещё. На самом деле, я не имею представления о том, что мне может понадобиться.       Видя, как торопливо кобыла начала выбираться на песчаный берег, который некогда был достаточно прекрасным пляжем для отдыха, а ныне ставший одной большой непересыхающей песочницей. Едва ступив на сухое место, она тут же начала тереть копыта о песок. Привычные действия, подобные земной расе, привлекли внимание канцлера. Он наблюдал это впервые, не удивляясь, но отмечая как факт. В столице Кантерлот это назвали бы непристойностью, а то и знаком, что она не никогда не сравнится с носителями рога по некоему статусу, данным тем от рождения. Но здесь же… Нельзя иначе, не так ли? Ил и грязь сами по себе не пропадут. Копытокинез бессилен против плотного покрытия грязи, ведь это не дорожная пыль.       — Полагаю, я могу заняться своими делами? — спросила она, прежде чем уйти. Больше из вежливости или пунктуальности, ибо ответ был кристально ясен. Даже будучи обескураженной, она не забывала держать лицо.       — Я не лишён магии, если возникнет необходимость что-то передать, — медленно кивнул он. Майор Мэйр ушла.       Теперь он один. В какой-то мере, даже стало легче.       Дальше показалась поляна, поначалу очень похожая на холм, если бы не её протяжённость. Обмелевшая река огибала Понивилль с запада по северо-восток, уходя в Вечнодикий. Туда идти он не собирался, решив походить по окрестностям, в надежде найти повод не идти в лес. Покрытая не слишком высокой травой, похожей на обыкновенный пырей, поляна простиралась невероятно далеко. Только огромное, одинокое дерево украшало её. Остальные же деревья теснились ближе к аномальному лесу.       Также на небольшом отдалении от Понивилля, находился не менее одинокий домик, имеющий в своём распоряжении большие огороженные площади. Вероятно, предназначенные для зверья, иначе нет смысла огораживать столько земли.       Бродить смысла больше не было, лес совсем не привлекал аликорна, привыкшего чувствовать себя в безопасности в своём кабинете. Здесь уже нужен проводник, которого днём с огнём не сыскать. Красивое выражение, услышанное от местных жителей. И к этому лесу действительно мало кто подойдёт ближе, чем до этой самой реки. Разве что, — вспомнил канцлер, — можно попросить Дарка. Оставив дело до встречи с пегасом, он отвлёкся.       Отвлёкся на вид текучего ручейка, при виде журчащей воды которой внезапно захотелось пить. Но этот ручей нисколько не внушал себе чистоты, несмотря на прозрачность. И магией он вряд ли сумеет правильно её очистить, ведь знает только заклинания очищения от ядов, имеющих конкретную структуру, совсем отличную от песка или недоброжелательных организмов, вроде случайных головастиков-микробов, видимых лишь под микроскопами.       А одинокий дом казался всё менее заброшенным по мере приближения, несмотря на обилие растительности. Всю крышу покрывала густая зелень, напоминающая мох, стелясь до самой земли. А может и брала начало оттуда. Если бы не наличие копытотворных стен, канцлер бы задумался, почему это только библиотека протеже принцессы считается единственной и неповторимой. К сожалению, она и оставалась, но всё равно не шла ни в какое сравнение с коттеджем. На многочисленных выступах висели кормушки и скворечники, в которых восседали отнюдь не скворцы. Но и таких птиц канцлер тоже раньше не видел. Не было никакого повода за стопками бумаг и книг видеть их, или подразумевать их наличие в этом мире.       Загоны также оказались не загонами, а настоящим звериным миром со своими домиками и домами, и даже большими и малыми норами. Аликорн насторожённо разглядывал их, открывая с каждой потерянной минутой времени всё больше нового для себя. Там были звери, и они с такой же настороженностью следили за незваным гостем. Более того, не было и намёка, что звери обращали друг на друга внимание, находясь по разные стороны вершины пищевой цепи и столь близко меж собой.       Что же здесь такое живёт, что сумело создать такой заповедник? — подумал он, несильно постучав по верхней двери. Дверь делилась надвое, и такой дизайн ему понравился, отчего он засмотрелся на узоры по её краям.       Сзади постучали по плечу. Сдерживаясь, чтобы не всхрапнуть от раздражения, канцлер резко обернулся. Совсем нечасто его так просто заставали врасплох, даже ничьих шагов не было слышно, только тихий шум возни со стороны заповедника.       — Едва догнал тебя, Золотой, — его встретила чёрная, очаровательно радостная, морда. — На свидание к кобылкам без меня собрался? Не то, чтобы слишком поверил в тебя, но ты сам учил проверять даже самые дикие варианты.       Аликорн вздохнул, не найдя достойного ответа на этот выпад. Обычно не приходилось отвечать, так зачем делать исключение и в этот раз. Сразу же позабыв о случившемся разговоре, он сказал:       — Ты мне нужен в том деле, которым я сейчас занят.       — Это ладно, а сюда зачем ломишься? — продолжил он ухмыляться, как вдруг его глаза округлились. — О-о-о! Так тебе нужен третий! Вот зачем ты здесь со мной!       Тихий голос канцлера в любое другое время звучал бы куда более зло, чем сегодняшним жарким днём. Даже не было желания читать нотации в защиту своих непорочных намерений. Всё равно тот найдёт в них более захватывающую каверзу.       — Просто захотелось попить. Уверен, ты знаешь, что это не подразумевает, что я зайду в дом.       — Посмо-о-отрим, — пегас многозначительно помолчал, прежде чем открыть рот снова. — И всё же, мне интересно, что это может быть за дело. Я видел, как ты ковырялся в песке и воде, прежде чем завернуть к ней, — он кивнул в сторону двери, — полагаю, ты хочешь, чтобы я что-то этакое нашёл в лесу, что кардинально изменит твоё расследование? Это ведь расследование? Я знаю, что ты даже чихаешь с пользой, заливать про любопытство не надо, предупреждаю заранее.       — Ты когда-нибудь слышал, что всегда можно заткнуться? — вежливо спросил Золотой.       — Какая неслыханная ложь! — протянул пегас. — Ты сам хоть раз пробовал замолчать, когда только начал говорить? Молчать можно и нужно лишь когда исчерпаны все слова до последнего паршивого словечка. Ну, или по мере необходимости, но это уже глупость.       Дверь тихо скрипнула, и оба, замолчав, обернулись. Жёлтая пегаска, действительно кобылка, ойкнула. Похоже, она достаточно долго наблюдала за перепалкой, и только предавшая хозяйку верхняя дверца выдала её присутствие.       Канцлер задумался. Он только что узнал, где живёт один из Элементов, но который она представляла — вопрос уже иного толка. Никто не проводил парады с представлениями, нигде не висели стенды с именами и посвящённые им статуи. Хватало того, что канцлер смог бы угадать Элемент только самой узнаваемой из них -Пинки Пай. Знакомиться с каждой не было ни нужды, ни желания — в Городе его ждали другие, более важные обязательства.       — Приветствую, мне… — начал было он, но был перебит пегасом.       — Милая, можно нам на кружечку самого горячего чая? Мы очень устали в дороге, из самого Вечнодикого вышли. Знала бы ты, какой там лютый мороз!       Она растерялась, но, тем не менее, двери открылись полностью. Пегас не стал ждать на пороге, с ходу высыпав кучу комплиментов на её голову и столько же слов благодарности. Ради угощений он обычно готов на всё.       Обстановка в доме казалась… Милой. Канцлер с некоторым удовлетворением осматривался, словно оценивая королевские апартаменты, которых теперь лишён и увидит явно никогда. Его не смущали чрезмерно цветастые тона, обилие зелёного и множество розового, жёлтого, голубого. Он знал, что многие пони, если они не из столицы, предпочитают самое яркое, подтверждая распространённые стереотипы своей расы. Многочисленные корзинки для питомцев занимали оба угла дома, которые ближе к выходу. Их счастливых обладателей не было нигде. Удивительно, но пегаска действительно знала своё дело и смогла уберечь свой дом от животного смрада, присущего специализированным на её роде деятельности заведениям.       Понимая, что теперь будет очень грубо уйти, — особенно, потому что он аликорн, — он расположился на диванчике, потупив взгляд на стол перед собой. Круглый небольшой столик на трёх ножках радовал взгляд, как и зелёно-жёлтые тона комнаты. Столь домашняя обстановка вызывала странные ощущения в нём. Возможно, причиной служило осознание, что он никогда не бывал у кого-то в гостях, как и не жил в таких условиях — «детство» аликорна прошло на каменных полах забытого замка, а дальнейшая жизнь — во Дворце, нисколько не похожем на коттедж.       Вскоре, хозяйка вернулась, и за нею следовал очень знакомый пегас, явно воспользовавшийся его отрешённостью себе во благо. А благо, очевидно, заключалось в неспособности того избавить пегаса от повода открыть рот в присутствии других слушателей, даже если пришлось идти за ними по пятам туда и обратно.       — Простите, что заставила вас так долго ждать… — почти шепотом сказала она.       — Вот именно, тиран, прости её за две минуты отсутствия, — с восторженной ухмылкой посмотрел на него Дарк. — Не волнуйтесь, миледи, я вас спасу в случае чего. А оплата за, сопутствующие спасению, разрушения падут на его кошелёк в качестве трофея.       Она потрясённо выдохнула, не найдя подходящих слов. Канцлер заметил, как она сделала шаг назад.       — Прекращай, — сказал он, стараясь звучать как можно спокойнее, даже в тон её голоса. — Полагаю по вашей реакции — вы слышали обо мне не самое хорошее?       — Вовсе нет, — донеслось до него. Звучало это не слишком уверенно.       — В таком случае, я не понимаю, за что и по каким причинам вы извиняетесь. И если с моей стороны к вам причин для неудовольствия не предвидится, то почему вы продолжаете бояться?       Пегаска смутилась, так и не сказав ни слова. И наверняка осталась бы стоять, пока пегас не склонился перед ней в несерьёзном реверансе, приглашая сесть напротив.       Чай отличался от того, что обычно пробовал канцлер. Во Дворце ему приносили чёрный, зебринской фирмы, и канцлер с неприятием относился к его горечи, пока кто-то не посоветовал ему добавить сахар. Этого пони канцлер отблагодарил в высшей мере, ибо именно сахар позволил наконец-то получать удовольствие от традиций чаепития, установленных принцессой Селестией. Для разнообразия ему также предложили и некий зелёный, к вкусу которому даже сахар не помог привыкнуть. А вот вороному пегасу было всё равно чем запивать угощения.       То, что он пробовал в гостях у Элемента Доброты, нельзя было сравнить ни с чем. И что привлекло внимание канцлера — от чая исходили запахи некоторых знакомых ему трав, которые он однажды пробовал, впервые посетив королевские сады. Пробуя чай на вкус, он был готов спорить, что некоторые растения ему знакомы с того сада, иначе мир куда менее тесен на гастрономические изыски. Несъедобных растений в Эквестрии почти нет, а вот найти пригодные к завариванию постараться нужно. Впрочем, несъедобные всё равно имелись в стране и за её пределами, но они даже не стоят упоминания: плоды лесов, подобных Вечнодикому, ядовитые растения-хищники, и прочие неизученные последствия аномалий, а то и их прямые продолжения.       — То есть, просто потому что он стрёмный аликорн? — громко вздохнул пегас, привлекая к себе внимание. Канцлер только укоризненно покосился.       И заметил перешёптывания обоих, наконец отвлекшись от мыслей. Всё это время двоица о чём-то перешёптывалась, и до этого момента их разговор казался спокойным, чтобы не прерывать его процесс наслаждения напитком. Пегаска, поначалу раскрепостившаяся, после его возгласа опять стала подобна напуганной белке. Странная ассоциация сама просилась в сравнение.       — Я не…       — А я да, — гордо сказал Дарк, и обратился к объекту разговора напрямую. — Возможно, история о том, откуда берутся аликорны, решат наш вопрос? Ты же не с небес спустился, не так ли?       Канцлер задумался. Со многого придётся начать, чтобы перейти к сути вопроса. Долг, честь, отсутствие выбора и свободы — всё это подходило к вопросу аликорнов как нельзя кстати.       Можно было бы посоветовать книги — они не объёмные, в них нет неправды, и они прошли неоднократную проверку принцессы, которой он доверял сполна. Если об аликорнах ничего не известно, то и многого писать не нужно. Однако с его стороны будет нехорошо ссылаться печатные творения, и начать всё же с чего-то следует. Глядя на заинтересованные глаза обретённых слушателей, алые и голубые, он начал с истории.       Исторически сложилось, аликорны — словно местные полубоги, чья психика несравнима с обыкновенными пони. Во многом это связано с их происхождением. Любой пони, открывший нечто невероятно важное, терял себя. Это мог быть любой пони, перекроивший реальность, или вступивший в тесный контакт с литургией, теургией и подобными таинствами мира, или непроизвольно активировавший практически смертельную для него магию, оказавшись на пороге жизни и смерти. В какой-то мере, случается именно смерть. И больше личности, нежели тела. Исчезают все физические травмы, появляется наличие признаков всех трёх рас в поначалу хрупком теле, способном буквально рассыпаться в пыль по неосторожности. Личность же не всегда сохраняет накопленные в себе черты характера, поведение и груз прожитого, но точно и бесповоротно теряет воспоминания. Переизбыток магии трёх рас кружит разум, переполняет тело. При отсутствии опеки со стороны других разумных, аликорн становится подобным животному, и желания начинают владеть им в полной мере, ведь на первых годах жизни их действительно ничто не в силах остановить. Есть легенды, так и не прошедшие проверку за отсутствием весомых доказательств, что драконикусы и прочие твари появились именно потому, что магия в теле оказалась сильнее разума, либо его зачаточного аналога в случае зверей.       Канцлеру повезло больше. Первые десятилетия своей жизни он провёл в полусознании, окружённый тёмными стенами неизвестного ему замка, в душевных муках. Он не мог понять или вспомнить, в чем заключалась его апатия, но что-то определённо было до потери памяти, и что осталось после, выжимая моральную энергию досуха, уничтожая остатки энтузиазма бесцельно существовать дальше. Новорожденное тело могло обходиться без пищи первые множество лет, и оттого он просто был неподвижен большую часть времени, пока аликорна не нашёл один чёрный пегас. В то время тот тоже был немного не в себе, но часы, проведённые вместе, медленно исцелили обоих, а неконтролируемая магия аликорна повлияла на пегаса по-своему. В один момент, пегас волей случая привёл на хвосте принцессу Селестию, что забрала обоих во Дворец.       При упоминании о нём, тот самый пегас перед ним обеспокоенно заёрзал. Он не любит упоминания о себе в этой части истории. Монолог был закончен, и повисшей тишиной канцлер воспользовался сразу, погрузившись в воспоминания.       Что же тогда была за хворь на душе, аликорн так и не узнал. И, вероятно, никогда не узнает. Ведь в этом уже нет никакого смысла.       — Будучи аликорном, есть обязанность соответствовать своему образу, даже если на самом деле ничего не меняется. Подобная обязанность не была надиктована никем, она — постулат цивилизованного мира. Отказ его соблюдения может обернуться массовой враждебностью. Её может спровоцировать также любое неосторожное слово, — продолжил он. — Мне кажется, вы ждали несколько не этого. Но пока что это моя первая лекция в кругу… Приятных пони, — закончил на этих словах, допивая чай.       — На самом деле, я очень благодарна вам за рассказ, — заговорила пегаска, отпустив из копыт гриву. Весь монолог она не выпускала её из них, очевидно, не зная, чем ещё себя занять. Когда рассказ исчерпал себя, она решилась сразу взять опустевшую посуду, пока не передумала под перекрестием взглядов жеребцов. Возможно, это было несколько нетактично, если даже не грубо. Разрываясь между желанием всё же унести бокалы и скрыться от них хотя бы ненадолго или остаться на растерзание собственным страхам и периодически возникающей неловкости. Сказать об отлучке, отнести посуду, она не решалась, пока тема разговора продолжала идти вокруг бессмертных.       — Я и сам не знаю, чего от тебя ожидал. Занудлив, как всегда, — скучно сказал Дарк. — Кстати, лектор, назвать-то её имя можешь?       Некоторая часть изумления пробралась на безразличное выражение лица канцлера, когда тот осознал свои отнюдь не вежливые манеры. Так всегда случалось, когда вороной друг действовал на перехват любой инициативы, не оставляя шанса на нормальное общение или своевременную последовательность задачам.       — Ну, моё-то имя она знает, и я не сомневаюсь, что его она никогда не забудет. Как можно забыть такого красавца, как я? — он гордо сверлил её, но их взглядам не суждено было встретиться. Возможно, потому она стыдливо помалкивала, тоже не в силах вспомнить имя канцлера.       — Как и у Дарка, у меня тоже имя в одно слово. Моё имя — Золотой. Могу я узнать ваше?       — Ф-флаттершай, — сказала она, — приятно п-познакомиться.       Похоже, она боится внимания, а не его вовсе, догадался он спустя вечером.       Канцлер заново вспоминал минувший день, восседая в новом собственном кабинете, доставшемся ему от Мэра. Размышлял о прошедшем сегодня.       Вместе с чёрным пегасом, они всё же сходили в тот неприятный лес. Пусть идти оказалось недалеко, около трети мили, аликорн никак не мог перестать озираться по сторонам. К его разочарованию, ничего аномального он лично не находил, кроме пегаса, что исчезал за деревьями и появлялся с другой стороны, радостно помахивая копытом из неожиданного места. И, как ни старайся, найти те аномалии, о коих пегас вещал, не получалось, как и не получалось поверить в то, что их не существует — пегасы не владеют способностью мгновенно перемещаться в пространстве, крылья даже не чета такой способности.       Что же насчёт реки, всё оказалось ещё страннее. На месте ключа они увидели множество разваленных нагромождений, похожих на скважины. Для бурения ли, или добычи — неясно, в этом он не эксперт, иначе бы остался там до вечера или до рассвета. Конструкции были обрушены в образовавшуюся пещеру, — в том, что она образовалась по причине их использования, сомнений не возникало. Спуск в неё был достаточно крутой, и достаточно широкий для размаха крыльев.       Подобно анекдоту, нашлись хорошая и плохая новости. Обе, к сожалению, оказались несмешными, но и не грустными. Плохая новость заключалась в том, что обвал, похоже, случился достаточно давно, и река мелела постепенно, пока не нашла новый проход куда-то в сторону. Лишь большой объём текущей воды позволял перелиться за край, продолжая течь по старому пути. Хорошей же новостью оказался факт, что её запасы по-прежнему на месте и истощаться не собирались.       Вот только рисковать пони, посылая их её забирать в лесу, он не собирался. Пока что.       Дописывая письмо принцессе Селестии, оформленное в виде сухого отчёта, он параллельно пытался вспомнить все подробности своего пребывания в лесу. Что-то в Вечнодиком заставляло его чувствовать себя не в своей тарелке, но до страха было ещё очень далеко. Используемые тогда заклинания давались необычайно проще, что свидетельствовало в пользу пресыщенного магического фона. Его хватало, чтобы лес спокойно распространялся во все стороны, агрессивно расширяя собственную территорию, ведь ничто не способно остановить такую живительную волну магии. Засухе, простирающейся далеко вокруг него, экспансия пошла бы даже на пользу. Оценку всё равно пришлось поставить: стагнация налицо.       Если вспомнить всё известное о магии, то становится ясно, почему лишь только аликорнам неуютно и страшно в подобном месте. Свойство свободной магии в том, что она равномерно распределяется по всему миру, и, используя её в одном месте, нельзя проделать брешь в покрытии или уменьшить его количество. Конечно, последнее теоретически возможно, но только, если целая армия аликорноподобных решит использовать все свои силы одновременно, позволив снизить её количество. Это будет подобно кислородному голоданию, не смертельному для большинства рас. Вечнодикий лес выделяется тем, что, нарушая законы природы, собирает, словно бы концентрируя в своих пределах, магию, что проходит через него. Нельзя сказать точно, вредит ли это свойство внешней среде, но теоретически объясняет возникающие внутри аномалии, описываемые со слов Даркнесса, а также в записях свидетелей его чудес. Проблема Вечнодикого леса заключается ещё и в том, что именно он породил несколько существ, которые бы естественным путём никак не появились. Можно представить, снова же, в теории, что переизбыток магии сродни радиации, вот только не разрушающей, а больше хаотичной, как взрыв эмоций после тяжёлого дня: желания, мысли, чувства, образы, следы и даже те разрушенные конструкции — всё повлияло на изменения в закрытом заповеднике.       Эти открытия, неожиданно оказавшиеся интересными, заставляли аликорна не засыпать со скуки, а начать интересоваться. По этому поводу случилось удивительное — он завёл себе дневник, в котором находились одни лишь заметки касательно увиденному в лесу и личных умозаключений по этой теме.       В дверь постучали, заставив отложить блокнот в сторону поверх готового отчёта для принцессы. В кабинет вошла кобылка.       Земная пони, розового цвета, с голубой гривой, концы которой словно однажды окунули в синюю краску, и аккуратные очки на переносице. Аликорн внимательно изучил её внешность, прежде чем сухо поприветствовать.       — Да-а, — протянула она. — Здравствуйте.       И вновь тишина. Только шелестели листы на столе канцлера. Он терпеливо ожидал, когда пони изложит причину своего присутствия, или, наконец, уйдёт. В последнем случае удивляться нечему, подобного рода приветствия стали постоянны, поскольку в местных зоопарках аликорнов не разводят, а открыто допускают до государственных дел. Безобразие, не иначе.       Но она уходить не собиралась, даже не смотрела на него, что само по себе достойный внимания поступок. Но, из злого принципа, внимания она не получила, промучившись ещё минуту.       — Дико извиняюсь, что тяну время. Нужно было собраться с мыслями, не каждый день внезапно нужно переоформляться. Сами понимаете, наверное, как тяжело понять, что именно с вас требуется. Причём, так срочно.       — Что вы имеете в виду? — спросил он, сортируя копытописи при помощи магии.       — Я заведую одной из библиотек в Понивилле. Ничего научного, только художественная литература. Ну, там романы, повести, творчество такого рода. Раньше что-то «сверху» напутали, и библиотеку пришлось Майор Мэру оформить под своей должностью. Или вроде того… Не знаю, — запуталась она, отважно пытаясь объясниться. — Так или иначе, я не потеряла ничего и владела библиотекой как прежде. Пока недавно не появились вы. Она сказала, что вы должны переписать соглашения о правах на неё.       — Вот, значит, как. Что-то подписывать приходилось?       — Приходилось. Договорённость с мэром. Она сказала, что оно будет у неё. Ну, раньше, в этом кабинете как раз и была она. Я даже помню, где лежал тот листочек…       Оба взглянули в одно место одновременно. Канцлер ещё не знал, о чём она говорила, но по последним словам понял, где следует искать — на огромном шкафу, занимающим всю широкую стену. Время тратить не стали благодаря памяти земной пони, сразу доставшей договор, и он сел изучать его. В местных копытописях мало что радовало его взгляд, поскольку они то и дело содержали неверные статьи, а местами и вовсе устаревшие. Нужно ли их исправлять, либо завести новые — неясно. Договор на обладание библиотеки был прочитан от начала до конца подписи Майор Мэра.       Этот шаблон ему был известен, и оттого совершенно понятна запутанность кобылки, не посвящённой в его тонкости. До приобретения нового статуса, Понивилль не имел всех благ администрации, практически являясь продолжением столицы, как и все не занятые Государствами территории Эквестрии. А столица сама по себе принципиальна, как дворцовый этикет, и требовательна, как курортная зона элитного типа. Эта требовательность ко всему была чрезмерно завышена, под стать финансовых возможностей столичных снобов.       В случае с библиотекой, она была оформлена как государственная, что позволило обойти лишние проверки и подписи документов. В ином случае, этой пони пришлось бы выложить нескромную сумму налога, а также оббегать несколько мест за печатями, одобрениями, подтверждениями на права коммерческой деятельности, либо заверении об отсутствие последнего…       Всё же, мэр справлялась настолько хорошо, что аликорн прочувствовал богатый опыт за её обманчиво простой внешностью, одновременно проникаясь невольным уважением. Она нашла ко всем пунктам свои лазейки, и, несмотря на тяжелые столичные условия, поспособствовала всем ради развития нового Города, живя на скромную зарплату, не сопутствующую труду. И не удивительно, поскольку таких на должности полагалось было быть несколько, а не одна кобыла. Определённо, ей следует выдать несколько премий, — пронеслось в его мыслях.       — Если всё-таки придётся закрыть библиотеку, я… это пойму. Но прежде хочу узнать, возможно ли найти новое место под неё?       — Это исключено, — всё также сухо ответил он. И, заметив, как поникло её лицо, поспешил исправиться. — Я хотел сказать, что проблем с правами на неё больше не будет. Вы вольны заниматься самоуправством сколько угодно, поскольку мне предстоит разработать некоторые формы, — он помедлил, вспоминая необходимое. — От вас в будущем потребуется подпись о собственности. Насчёт налога не могу утверждать точно, возможно, его не придётся выплачивать, если вы не торгуете книгами или ведёте иную коммерческую деятельность.       — Нет конечно! — быстро вставила она.       — На этом всё, — закончил он, не реагируя на её реплику. — Мне нужно знать ваше имя. И поскольку мы не представились, а таблички с моим именем на дверь ещё не повесили, сделаю это первым. Моё имя — Золотой. И я попрошу не вспоминать титулы, должности и формальности в обстановке тет-а-тет.       Снова прошелестели бумаги, отправляясь в заготовленную стопку на завтрашний день. Стопка специально была небольшой, чтобы позволить себе один, почти выходной, день. Это второй раз за день, когда он представился лично. Странное, по меркам пони, имя канцлера вынуждало подтверждать его устно.       — Тендер Лили, — сказала она, по привычке протянув копытце. Вот только наличие стола и некоторого расстояния заставило её опустить его прежде, чем канцлер успел хотя бы вопросительно поднять бровь. — Вы хотите сказать, что мы ещё встретимся?       — Верно. За всю жизнь во Дворце не приходилось встречать ничего из культуры Эквестрии, поскольку заметить их мешала обязанность к образованию. Надеюсь исправить это недоразумение.