***
Дом Малфоев с его чистотой и нейтральными тонами оставался пускай и обставленным жилищем, но напрочь лишённым декора, который можно было бы назвать сентиментальным. А ведь на самом деле. Нет. Это была не совсем правда. Уже нет. Признаки жизни проявлялись уже несколько недель подряд, но сегодня Гермиона увидела, как с приходом людей атмосфера изменилась ещё сильнее. Там, где раньше царил холод, теперь было тепло. Разговор занял место тишины. Иногда он казался скованным, а иногда лился рекой. Разногласия и ссоры исчезали, освобождая пространство тонким нитям примирения. Гармонии. Воссоединения. Возрождения. Зрелище было захватывающим, и в нём чувствовалась энергия. Остальные гости расположились в гостиной. Две сестры сидели посередине между Пэнси и Дафной, которые находились по разные стороны дивана и наблюдали за происходящим. Тео занял стул, а Гермиона — кресло. Дин забрал Халию домой, когда она начала капризничать, а Джинни отправилась к Рону. Он составит ей компанию, пока она ждёт возвращения Гарри. Гермиона не удивилась бы, если бы Перси или Джордж присоединились к ним. Это было в духе Уизли. Разговоры велись так же разрозненно, как метались мысли Гермионы. Сидевшая справа от Нарциссы Пэнси слушала рассказы сестёр о самых светлых моментах их детства, и обе выглядели такими довольными, какими Гермиона никогда раньше не видела ни одну из них. Дафна, казалось, разрывалась между тем, чтобы слушать, присматривать за Скорпиусом и болтать с Тео, но понимающая рука Андромеды на колене поддерживала её. Ведьма знала, как ей сегодня тяжело, понимала и ценила её присутствие. Это доказывало, что нужно разобраться во всех оттенках серого. Одной ночи было недостаточно, чтобы залечить все раны. Одного ужина не хватит, чтобы разобрать завалы и убрать беспорядок, но сегодня речь шла о воссоединении и признании. Эта работа может начаться завтра. Но пока Скорпиус не сидел на месте. Он с гордостью демонстрировал кактус, приняв настороженное выражение лица только тогда, когда Тео слишком задумался над его присутствием и не поздоровался сразу, как все остальные. После этого мальчик переключился на то, чтобы убедиться, что его отец ещё не вернулся, зачарованно понаблюдал за тем, как кузен пытается изменить форму носа, имитируя животных, и показал Дафне любимые книги. Первой из них оказался детский словарь. Его вид заставил Тео спрятать улыбку — Скорпиус подозрительно прищурился, но тот заверил крестника, что не дразнится. Тем самым заслужив неуверенное предложение Скорпиуса взглянуть на ценную вещь. Тео согласился, удивлённо глядя на мальчика, которого не так давно заставили взять его за руку. Гермиона улыбнулась, когда эти двое долго, не моргая, изучали друг друга, очень забавляясь тем, что невозмутимый, всезнающий Тео оказался на время сбит с толку пятилетним ребёнком… Закончив со словарём, Скорпиус присоединился к Тедди, сидящему на коленях у кофейного столика, где показывал старшему кузену, как работает пергамент для рисования. Альбус уже нарисовал картинку, если смех Тедди что-нибудь значил. Когда Скорпиус предложил кузену маркер для рисования, Гермиона подняла голову и увидела, что на неё смотрят несколько пар любопытных глаз. Она отлучилась на кухню, чтобы выпить бокал вина. Идея показалась ей вполне достойной после столь насыщенного событиями дня. Тео появился как раз в тот момент, когда она наливала себе бокал. Она уже знала, что сейчас завяжется разговор, и решила налить и ему. Непринуждённая тишина нарушилась в рекордное время. — Полагаю, успехом сегодняшнего вечера мы обязаны тебе. — Я просто предоставила пространство. — Потянув шею в одну сторону и в другую, Гермиона повела плечами, демонстрируя первые признаки усталости. — Они сделали всё остальное. — У тебя есть склонность преуменьшать свою роль в происходящем. — Тео прислонился спиной к стойке. — Например, я могу сказать, что Скорпиус сильно изменился, даже за последний месяц, а ты скажешь… — Это не только моя заслуга. Я просто… — Заботишься о нём. Я знаю. Ты даже готова бороться за него. Гермиона напряглась, но сохранила спокойное выражение лица под его взглядом. Разумеется, у неё возникло несколько вопросов о том, как он узнал, и впервые Тео поделился информацией. Она сомневалась, что это безвозмездно. Когда он что-то замышлял, ничего не давалось даром. Как сейчас. — Драко неумышленно намекнул на это несколько дней назад. — Тео отпил вина, его лицо скривилось от неудовольствия, затем он сглотнул и отставил бокал, как будто это было нечто оскорбительное. — Как? — В разговоре. — Сарказм Тео раздражал почти так же, как и его молчание. — Тебе удалось совершить подвиг, который я считал невозможным, поскольку Драко цепляется за видимую отстранённость. На самом деле я не помню его таким… — Он запнулся, глядя на вторую бутылку, чтобы решить, не хочет ли он попробовать это вино вместо первого. — И что? Гермиона была просто неизлечимо любопытна. — Как дела сейчас? — Конечно же, он не ответил на её вопрос, уведя разговор в другое русло. — Лучше, я полагаю, поскольку вы двое кажетесь… единым целым. Гермиона проанализировала подобранные им слова, и ей не понравился скрытый подтекст. — Думаю, так и есть, учитывая, что мы создали нечто вроде альянса. — Альянса? — Тон Тео оставался спокойным, как будто он читал лекцию. — Обычно они создаются для того, чтобы наладить контакт или работать вместе, преследуя интересы каждой стороны. Есть ли у вас общий интерес? — Очевидно, и Нарцисса, и Скорпиус — и взаимный, и для каждого свой. Он… помогает. Вступается. — Я пытался заставить его сделать это с тех пор, как они переехали обратно в Англию, но он продолжал действовать в той же манере, в которой ведёт все свои дела. И всё же тебе удалось изменить его после одного спора. — Тео выбрал вино, которое хотел, и с лёгкостью откупорил, а затем поставил на место, чтобы дать подышать. — Что ты ему сказала? — Что никогда больше не повторю. И за что я извинилась, потому что говорила, не до конца осознавая. — Гермиона посмотрела на Скорпиуса, наблюдавшего за рисующим Тедди. В его взгляде плескалась знакомая заинтересованность и проницательность, возникавшая всякий раз, когда он учился чему-то новому. — Я жалею кое о чём, но не о многом. Андромеда и Нарцисса тоже следили за происходящим. Первая мягко улыбалась, а внимание второй делилось между рисунком и Скорпиусом, который держал каждый маркер, как послушный маленький помощник. Его внимательный взгляд смягчался по мере того, как рисунок обретал форму, растущая улыбка сменялась сосредоточенным взглядом, но, стоило ему заметить, что бабушка смотрит, мальчик мгновенно замкнулся. Сел прямее. Застыл. Гермиона забыла о присутствии Тео, пытаясь поймать взгляд Скорпиуса, но у неё ничего не вышло. — Это очень похоже на тот ответ, который я получил от него. — Что? — Она отвлеклась. — О, ну Малфой… — Я нахожу забавным, что вы оба продолжаете обращаться друг к другу по фамилии. — Сила привычки, которая мне понятна не больше, чем ему. — Она отошла от Тео и села на табурет на другой стороне острова. Тео взглянул на часы. Его вину требовалось больше времени, чтобы надышаться, поэтому он присоединился к ней, заняв другой табурет желая продолжить разговор. Тедди взглянул на своего кузена, и его волосы приобрели такой же зелёный оттенок, что и кактус, и это немного взбодрило Скорпиуса, но не настолько, чтобы Гермиона смогла расслабиться. — Пойми кто-нибудь… — У нас сейчас будет ещё один из твоих загадочных разговоров о человеческой двойственности? — Гермиона вздохнула и покачала головой, пытаясь прогнать возбуждение, начавшее подниматься в венах. — Ты ждёшь именно такого разговора? — Тео бросил на неё изучающий взгляд, который она совсем не оценила. — Если бы это было так, я бы сказал, что ты считаешь, будто не понимаешь Драко. Хотя в некоторых вопросах ты, похоже, разбираешься в нём даже лучше, чем я. — Сомневаюсь. — Понимать кого-то — значит знать его суть, а знать его суть — значит видеть те его части, что значат больше всего. Заглянуть в его сердце. Желудок неприятно скрутило. Однажды она уже видела форму сердца Малфоя. Оно было вытатуировано на его руке и передано ей на заботу сегодня вечером. Внезапно Гермиона перехотела пить, несмотря на то, что во рту пересохло. Они наблюдали за сценой в гостиной в полном молчании. Тедди, который, казалось, сосредоточился достаточно сильно, чтобы его волосы приобрели бирюзовый цвет, закончил рисунок и выглядел гордым. Скорпиус казался вполне нормальным, хотя и немного подавленным. Даже Дафна начала замечать это, нахмурившись. Мальчик оглядел комнату, пока не нашёл Гермиону, и она полностью повернулась, чтобы задать вопрос, которому научила его в самом начале. «Ты в порядке?» Скорпиус поднял кулак. «Да». Какая-то часть Гермионы не верила ему. Неверие заставило её попробовать ещё раз, несмотря на то, что Нарцисса узнала об их маленьком разговоре. И Андромеда тоже. Гермиона проигнорировала все взгляды и поднесла согнутые пальцы к груди, чтобы дважды похлопать. «Нервничаешь?» «Да». Она догадывалась почему, но не стала допытываться, потому что он добавил ещё одно слово, которое вынудило Гермиону взглянуть на часы и обратить внимание на время. «Устал». Кэтрин была безупречна. Она спустилась по лестнице, но остолбенела, увидев больше людей, чем ожидала. Как няня, она привыкла оставаться на заднем плане и извинилась, что помешала. Она держалась ближе к кактусу, чем к группе. — Пора купать Скорпиуса, а потом ложиться спать. — Ах. — Нарцисса тоже взглянула на время. — Так и есть. Скорпиус, пора пожелать тебе спокойной ночи. Повинуясь, он поднялся на ноги. По тому, как он желал каждому спокойной ночи, было ясно, что Скорпиус действует в соответствии с установленными ожиданиями. Он помахал рукой Тедди, волосы которого стали тёмно-синими, как ночное небо. Он был так же вежлив с очарованной Андромедой, как и с любым взрослым, пропустил мимо ушей поддразнивания Пэнси и вежливо поклонился бабушке так, что Гермиона напряглась от воспоминаний. Дафна тоже напряглась, пока Скорпиус не отошёл от Нарциссы и не встал перед ней; его взгляд был прикован к её лицу, как и раньше. Они обнялись и стали считать дни до следующей встречи. Эмоции нахлынули на Гермиону, и она смахнула слёзы. Пожелав тёте спокойной ночи, Скорпиус посмотрел на Кэтрин, которая кивнула и улыбнулась, после чего он подошёл к Гермионе и Тео. День ото дня Кэтрин всё лучше понимала его. Наблюдать за этим было приятно, даже успокаивающе — у него появился ещё один союзник, готовый учиться, меняться и расти. — Как дела? — спросила Гермиона. — Хорошо, мисс Грейнджер. — Она, казалось, удивилась вопросу. — Я не знала, что здесь гости. Я бы подождала, но у него утром уроки. — Всё в порядке, — заверила с улыбкой Гермиона. — Он устал, день был долгий. Вы подошли как нельзя вовремя. Кэтрин почувствовала облегчение, и они обе посмотрели на Скорпиуса и Тео, которые снова уставились друг на друга. Скорпиус не знал, чего ждёт от него крестный отец, но его спасло молчание, когда Тео заговорил. — Спокойной ночи, Скорпиус. Он ответил ему на языке жестов. Тео, видимо, запомнил нужные жесты; его глаза следили за маленьким мальчиком, когда он вернулся к няне, украдкой бросив на Гермиону застенчивый взгляд. — Ты не хочешь пожелать спокойной ночи мисс Грейнджер? — О, всё в порядке. Я обещала почитать ему сказку на ночь. — Тогда и пожелала ему спокойной ночи. — Сколько времени нужно, чтобы подготовить его ко сну? — Полчаса, не меньше. — Хорошо, только зайдите за мной, и я возьму книгу из кабинета его отца. Разговор так и не возобновился после того, как они поднялись наверх. Дафна ушла, сославшись на время кормления Халии. Все проводили её, и Гермиона тихо отметила, что прощальные взгляды, которыми они обменялись с Нарциссой, были не столь хрупки. На улице стояла кромешная тьма, и оставшиеся вышли на улицу подышать свежим воздухом, находясь под куполом защитных чар. Тедди отправился следом. Когда они остались одни, Тео налил себе вина. Первый глоток не вызвал у него столь бурной реакции — должно быть, вино оказалось не настолько ненавистным. Они оба пили в молчании, которое казалось затянувшимся, но на самом деле таковым не было. — Как долго ты учишь Скорпиуса языку жестов? — Месяц. Тео кивнул. — В этом есть смысл. — О? — Адаптироваться значит учиться, а учиться значит расти. — Он допил бокал без особого шума. — Полагаю, нам всем придётся сделать и то, и другое, чтобы понять его. — Что? — Гермионы не имела никаких ожиданий от Тео в отношении общения со Скорпиусом, ведь ей и в голову не приходило добавить его в уравнение. — Не понимаю, почему ты удивлена. В конце концов, он мой крестник. Напоминание было излишним. Гермиона думала об их связи. Не часто, но недостающий фрагмент словно бы насмехался над ней. Она уже собиралась пойти по этому пути, когда Андромеда вернулась за стаканом воды и, видимо, заметив их вместе, изменила курс. — Тео. — У неё была приятная улыбка, которая напомнила Гермионе о её сестре. — Кажется, за весь вечер у меня не появилось возможности поговорить с тобой. Как ты поживаешь? — Хорошо, спасибо. Прошло несколько секунд, они оба наблюдали друг за другом, обмениваясь тихими словами. Тео наклонил голову, взял вино и удалился, оставив Гермиону и Андромеду наедине. Последняя подождала, пока дверь закроется, а затем посмотрела на молодую ведьму. — Моё мнение о нём для тебя не изменилось. Он по-прежнему «нет». Гермиона отмахнулась от женщины. — Нет, с этим покончено. Мы с ним обсуждали Скорпиуса, но, признаться, мне всегда было интересно, почему ты так против него. — Он эмоционально закрыт. Проще говоря, это поднимало гораздо больше вопросов о том, как связаны части и что знала Андромеда. Гермиона хотела с головой погрузиться в этот вопрос, но так и не смогла. — Вы обсуждали Скорпиуса? Тедди его обожает, хочет показать ему всё. — Её улыбка совпала с крепнущей улыбкой Гермионы. Она разделяла её чувства. — Он также привязан к тебе, как я вижу. Доверяет тебе, даже больше, чем отцу и бабушке. Ты правильно сделала, что направила его в сторону Драко, но традиционно… — Я знаю. Гермиона знала всё о традициях, но сейчас ей было не до этого. Как и не до их зрителей или испытующего взгляда Нарциссы. Она думала только об отце и сыне, и о мосте, который строился между ними. — Это был инстинкт. — Понятно. — Андромеда сложила руки. — Мне ещё многое предстоит узнать о них, но я ценю возможность, которую ты дала нам с Тедди. Спасибо. — Я только предоставила пространство, вы с Малфоем сделали самое сложное, встретившись для обсуждения. — Драко. — Андромеда выдохнула его имя, как сложное уравнение, которое пыталась решить несколько дней. Вероятно, это было недалеко от истины. Гермиона тихо сопереживала, прислонившись к подруге. С момента их первого разговора прошли месяцы, но, несмотря на успехи, достигнутые за последнее время, в каком-то смысле Гермиона всё ещё чувствовала себя как в самом начале. Она работала, искала и прокладывала себе путь к нему. Да, она раскопала кусочки и фрагменты, но найденное ещё не обрело форму. — Он — головоломка, которую я учусь разбирать. Ну, я всё ещё ищу детали, но… — Гермиона. Её имя прозвучало так тихо, что едва не стало шёпотом, который Гермиона чуть не пропустила. Когда она посмотрела в ответ, женщина нежно прикоснулась к её щеке. Это было похоже на утешение, на то, что мать сделала бы со своим ребенком в минуты затишья, но её глаза изучали лицо Гермионы, ища что-то, пока не нашли. Она горько улыбнулась. — Он будет самым трудным уроком в твоей жизни. Прощальные слова Андромеды ещё долго звучали после её ухода.***
Скорпиус мужественно сопротивлялся, но к тому времени, когда Гермиона села читать, он уже зевал и моргал, чтобы не заснуть. Он прислонился к её руке, тяжело дыша, и пытался следить за строчками текста. Перевернув первую страницу, он снова протёр глаза. Такой упрямый мальчик, с нежностью подумала Гермиона, улыбаясь ему. Она внимательно читала каждое слово, проводя пальцем под буквами, пока озвучивала историю. Однако не успела она прочесть и второй страницы, как его глаза слишком отяжелели, чтобы бороться дальше. Сон манил его, словно тепло от костра в холодную ночь, и у него не оставалось другого выбора, кроме как ответить на этот зов. Ещё несколько минут Гермиона не отпускала мальчика, позволяя ему успокоиться, дыхание становилось глубже по мере того, как он всё сильнее и сильнее погружался в сон. Тихое бормотание заполнило скудное пространство, когда Гермиона помогла малышу лечь. Он что-то неразборчиво пробормотал сквозь дрёму — просто восхитительные сонные звуки, на которые Гермиона отвечала нежным шёпотом. Она уютно уложила его, пожелав хорошего сна и убрав чёлку со лба. Выключив лампу, она оставила его одного и повернулась к открытой двери… где стояла Нарцисса. Гермиона удивилась, но не вздрогнула. Положив руку на сердце, она перевела дыхание, а затем подошла к женщине. Как долго она там пробыла? Неизвестно, да и Нарцисса, похоже, не горела желанием отвечать на вопросы. Гермиона присоединилась к ней на пороге. — Все ушли? — Да. Не так давно. — Нарцисса взглянула мимо неё на спящего мальчика. — Вижу, он спит. — Пока только дремлет. Тяжёлый день. Нарцисса казалась задумчивой в наступившей тишине, пока они шли по коридору к гостиной. Там их ждали две чашки чая. Первый же глоток подсказал, что Нарцисса приготовила его не сама. Ромашка и лаванда. Почти то, что Гермиона так любила, но не совсем то, что нужно. Андромеда. — Я бы хотела, чтобы вы воспользовались моим гостеприимством и остались здесь на ночь. Гермиона вдохнула, едва не поперхнувшись, но вместо этого проглотила полный рот тёплого чая. Придя в себя, она откашлялась, готовая отклонить предложение. — Мисс Грейнджер, позвольте напомнить вам, что авроры прочёсывают лес вокруг вашего дома, а ещё большее их количество находится за пределами ваших охранных чар. — Нарцисса подготовилась к разговору. Подозрительно. — Я настаиваю, и я… — Её глаза загорелись, как будто она вспомнила какую-то важную деталь. — Не хочу спорить. Что ж, это очень в духе Пэнси. — Понятно. Гермиона прокрутила в голове несколько сценариев, как выпутаться из этой ситуации, но шансы были невелики. Даже без проницательного внимания Тео к деталям Пэнси умела составлять эффективные запасные планы. В частности, Джинни. Или её лекции. Нарцисса наблюдала за происходящим, её улыбка становилась всё шире по мере того, как шансы Гермионы уменьшались. Она потягивала чай, словно знала, что уже выиграла. Или у неё был припрятан какой-то секрет в рукаве. Что ж, лучше жить и копить силы, чтобы сразиться в другой день. — Мне придётся вернуться домой за одеждой. — Нет необходимости. — Нарцисса поставила чай на блюдце. — Пэнси была очень любезна и принесла всё, что вам понадобится. Она оставила вещи в комнате для гостей. Последняя комната в конце коридора наверху. — Как удачно. Ухмылка Нарциссы придавала ей гораздо более молодой и менее серьёзный вид, чем Гермиона когда-либо видела. Она казалась… расслабленной. Но затем её улыбка померкла. — Я хотела бы поблагодарить вас за помощь. — Не за что. — Гермиона сделала бы то же самое снова, если бы это привело к такой ночи, как сегодня — Тёмная метка осталась в стороне. — Ваша сестра и сын сыграли важную роль в том, чтобы это произошло. — И это подводит меня к теме разговора. — Нарцисса скрестила ноги в лодыжках и положила руки на колени. — Этим вечером я провела кое-какие наблюдения. Я рада, что вы остались, чтобы мы могли обсудить их подробнее. Не тон, а неформальный язык тела Нарциссы насторожил Гермиону. Независимо от того, насколько хорошо прошёл вечер, Нарцисса Малфой не была небрежной женщиной. Способной к адаптации — да. Наблюдательной, безусловно. Но никогда, никогда — небрежной. Гермиона вспомнила каждый странный взгляд, каждый момент, когда она начинала говорить, но замолкала, и все задумчивые взгляды в сторону Скорпиуса. Немногословность Нарциссы объяснялась скорее тем, что она оттягивала время, нежели чем-то другим. Гермиона придумывала все возможные оправдания своим действиям, рассматривала их, а потом вздохнула. Она была не в настроении. — Возможно, это может подождать до завтра? — Нет, не может. — Ответ Нарциссы был твёрдым. — Я бы хотела поговорить, пока всё ещё свежо в памяти. Справедливо. Её способность к запоминанию больше не гарантировалась. И от этого Гермионе ещё меньше хотелось что-либо обсуждать, но она знала, что Нарцисса никогда не оставит это без внимания. — У нас нет большой истории приятных дебатов или дружеских бесед. — Гермиона допила чай и поставила пустую чашку на блюдце. Ромашка и лаванда. Успокаивающие чаи. Нарцисса была готова. Должно быть, она давно планировала этот разговор, и сегодняшние события, скорее всего, предоставили ей прекрасную возможность подготовить сцену. Легче от этого не стало. Просто её застали врасплох. А Гермиона этого терпеть не могла. — Вы правы. — Нарцисса холодно посмотрела ей в глаза. — Но я считаю, что мы достигли достаточного прогресса, чтобы я могла говорить с вами свободно. — Вы не из тех, кто стесняется в выражениях. — Очень приятно, мисс Грейнджер, но я наблюдала за вашими отношениями с моим внуком в течение последних нескольких месяцев и считаю, что они достигли той точки, когда я должна вмешаться. — Если я перегнула палку, я… — Я не стану отрицать, что ваше присутствие пошло Скорпиусу на пользу. Я поощряла это, потому что считаю, что вы — ключ к тому, чтобы он снова заговорил. Это было не так удивительно, как предполагалось. — Однако, я думаю, вам следует быть осторожной. — Голос Нарциссы прозвучал с предупреждением. — Наблюдая за вами с ним, я удвоила свои усилия, чтобы убедить Драко образумиться. Он должен снова жениться, и он женится. И когда он это сделает, у Скорпиуса появится новая мать. Вам не будет места рядом с ними, по крайней мере, в том качестве, в котором вы находитесь сейчас. В груди возникло лёгкое ощущение дискомфорта, но Гермиона проглотила его и собралась с мыслями. — Есть такая поговорка: Чтобы вырастить ребенка, нужна целая деревня. — Она посмотрела на свои руки. — Если его отец снова женится, я стану частью этой деревни. У него всегда будет моя поддержка. Нарцисса приняла ответ вежливым кивком; по глупости Гермиона подумала, что на этом всё и закончится. Но это было не так. — Ранее он и Дафна проделали странную вещь, когда… — Он считал дни до следующей встречи. — Гермиона чуть не начала стучать по коленке, но знала, что это лишь разозлит Нарциссу. В знак протеста Гермиона устроилась так, чтобы стать зеркальным отражением женщины рядом с ней. — Вы научили его это делать? — Да. — Почему? — Смерть матери, ваше жёсткое воспитание и строгая дисциплина, а также дистанция, которую пытается преодолеть его отец — всё это породило ребёнка, не любящего перемены. — Гермиона почувствовала тяжесть от собственных слов. — Скорпиусу нужны постоянство и размеренность, а также уверенность, безопасность и надёжная опора. Он тревожится, когда чего-то не знает или не осознаёт. Вот почему мы считаем дни. — Я не понимаю. Оторванность Нарциссы от потребностей тех, кого она стремилась защитить, Гермиона считала неприятной, но ей не хотелось объяснять это дальше. Нарцисса была её пациенткой, от Гермионы ожидался тот уровень профессионализма, которому она бы не смогла соответствовать, если бы продолжила. Потому что вопрос о Скорпиусе был личным. — Я не могу заставить вас понять его нужды. Я могу только объяснить, как я вижу вещи, но… — Тогда сделайте это, мисс Грейнджер. Гермиона медленно вдохнула, затем резко выдохнула, закрывая глаза и собираясь с мыслями, чтобы не сорваться, как в прошлый раз. Она хотела оставаться спокойной. Ясной. — Я обнаружила, что потеря близкого заставляет вас держаться за других немного крепче. Вы не говорили с ним о своей болезни, но Скорпиус знает, что что-то не так. Он гораздо более наблюдателен, чем вы думаете, и достаточно сознателен, чтобы понять, что есть реальная возможность того, что его снова покинут. Он не ошибся в этом, как ни печально. — В жизни нет гарантий, Нарцисса. Вы знаете это так же, как и я. — Гермиона опустила глаза, чувствуя, как они тяжелеют с каждым произнесённым словом. — Иногда люди уходят и не возвращаются. Я думаю, Скорпиус знает это из-за матери, и кажется, в этом корень его беспокойства. Это даже может быть причиной того, что он замкнулся в себе и выбрал тишину. — Он не считает дни со мной. С Малфоем тоже, но Гермиона умолчала об этом, потому что Скорпиус и так имел странный распорядок дня. Ежедневные записки. Визиты в кабинет Малфоя. Это переросло в завтрак, ещё одну руку, за которой можно было потянуться, язык жестов. «Завтра?» «Да». На этом фронте наметилось улучшение, и Малфой был готов задать тон принятию, позволяя Скорпиусу диктовать развитие событий. Он будет по-своему тепло относиться к отцу. Со своей скоростью. Маленькими смелыми шагами и короткими, пронзительными мгновениями. Однако Нарцисса хотела, чтобы всё происходило так, как желает она: в её темпе и в её сроки. В этом плане она была ограничена. Её желание, чтобы Скорпиус говорил, перевешивало желание разобраться с причинами его молчания, желания, чтобы он стал нормальным, хотя само это слово было не более чем иллюзией. С бабушкой у него не существовало никакого распорядка дня, который не включал бы в себя поклонов и стояния в ожидании: образ совершенства и приличия. Ничто не вдохновляло его искать её и не заставляло с нетерпением ждать следующей встречи. И он не стремился это изменить. В пять лет Скорпиус ещё не овладел искусством тонкостей. Он избегал бабушку как только мог и забывал о её присутствии, пока взгляд не напоминал ему о ней — тот самый, который ранее погубил его активность. Он нервировал его и заставлял переживать, что он поступает не так, как хочет Нарцисса, как его учили. Мерлин, Гермиона так много хотела донести, высказать столько критики, сжигавшей изнутри, но Гермиона отказывалась выпускать её на свободу, не желая ничего предлагать взамен. Так что воздух оставался тяжёлым от подтекста, вплетённого в слова Нарциссы. Коррективы были внесены, за это Гермиона могла бы её похвалить, но перемены подразумевали нечто большее, чем просто действия после брошенного вызова. Нечто большее, чем ряд изменений в отношении к Скорпиусу. Хотя ситуация и улучшилась, Нарциссе ещё предстояло многое сделать, если ей и правда хотелось наладить отношения с ним. Или со своим сыном. Нарцисса встала и прошла через комнату к окну, где стоял кактус — чуть выше, чем раньше. Она провела пальцами по колючкам, как делал это её сын несколько недель назад в своём кабинете. Повернувшись лицом к Гермионе, Нарцисса резко отдёрнула руку и обхватила ей второе предплечье. И вздрогнула, когда тишина затянулась. — Как думаете, Скорпиус вспомнит обо мне, когда меня не станет? Уязвимость в её голосе погасила пламя раздражения, с которым боролась Гермиона. Боль. Она утяжелила вопрос. Гермиона открыла рот, но ответа так и не последовало. Нарцисса выпрямилась во весь рост с холодной покорностью, жутким принятием того, что должно было произойти, и того, что она уже потеряла на пути. — Я не могу сказать наверняка, — выдавила из себя Гермиона. — Я не специалист по детям, но он ещё маленький. Воспоминания, которые вы с ним создадите, будут принадлежать ему. — Это не утешает. — Сухая, горькая усмешка Нарциссы поразила слух Гермионы. — Пытаясь подготовить его к неизбежному, признаюсь, я была довольно строга с ним. Достаточно сурова, чтобы оттолкнуть. Настолько, что он стал во всём искать вас. Полагаю, в конечном счёте, его страх передо мной — моя вина. — Не думаю, что он боится вас как таковой — только не соответствовать вашим ожиданиям совершенства. Он не любит совершать ошибки. Но Скорпиус не только послушный и умный, он ещё и прощающий. Понадобится время и кропотливая работа, но и вам нужно захотеть этого. Нарцисса ничего не сказала. — Дело не в том, помнит ли он вас, а в том, в каком ключе. Он будет ассоциировать с вами всякие мелочи. Ваш запах. То, что он чувствует, когда вы его обнимаете. Текстура волос. Ощущение вашей ладони в его руке, когда он ощущает себя потерянным, испуганным или даже счастливым. Эти моменты могут быть ярче, чем воспоминания. — Гермиона дала словам повиснуть в воздухе, но не слишком долго. — Вы способны быть незабываемой, вы создавали своё наследие многие годы подряд. Пришло время сделать то же самое со Скорпиусом — пока вы ещё можете. — Так же, как вы вдохновили на это моего сына. Нарцисса наконец-то повернулась, и Гермиона чувствовала себя слишком беспокойно, чтобы оставаться на месте. — Возможно. — Она осторожно вступила в опасные воды этого разговора, дрейфуя к водовороту. — Он должен знать, как заботиться о сыне, чтобы подготовиться к тому времени, когда вы не сможете. — Или он может всерьёз заняться поиском жены, чтобы дать Скорпиусу достойную мать, в которой он нуждается. Я пытаюсь уже несколько месяцев, и всё ещё ничего не выходит. Ни одна женщина его не интересует. Собрать воедино кусочки их сложных отношений должно было быть проще, и Гермионе следовало сделать это раньше. Но вот она собрала всё, что узнала, что он говорил и что она припрятала для дальнейшего анализа. Настало подходящее время. Воспользовавшись тишиной, Гермиона прокрутила в голове всё: слова Тео, уроки Дафны и комментарии Пэнси. Всё это позволило понять суть разногласий между Малфоем и его матерью. Дело было не в том, что Нарцисса подталкивала его к женитьбе, а в том, что она ни разу не потрудилась подумать о том, что касается его самого. Как у него дела? Готов ли он? Имеет ли это значение? Гермиона видела, как женщины реагировали на Малфоя, видела, как они плели интриги и заигрывали друг с другом ради одного мгновения его времени и внимания, которого он не давал. Казалось, он не хотел ни этого, ни их заигрываний, не хотел быть запертым в аквариуме или клетке нового брака. Но именно к этому его принуждала мать. Его отказ должен был вызвать у неё сострадание и понимание, но этого не произошло. И это просто… — Повторный брак — его решение, и вы не можете делать выбор за него. Это было не совсем то, что Гермиона хотела сказать, но было слишком поздно, слова уже прозвучали. Хуже того — Гермиона услышала резкость в собственном голосе. И Нарцисса тоже. Теперь остановиться стало невозможным. — Если вы хотите наладить отношения с сыном, вам следует уважать его желания, принять к сведению его отказ и дать ему возможность сделать собственный выбор, как жить дальше. Потому что, в конце концов, когда вас не станет, ему придётся продолжать жить. — Я… — Позвольте ему отдышаться, Нарцисса. Пусть погорюет. Пусть узнает своего сына на своих условиях. Вам нужно только поддержать его. Всё, о чём она могла думать, — это облегчение на лице Малфоя, когда Скорпиус потянулся к его руке. В какой-то момент он должен был подумать, что вся надежда потеряна. Но всё равно продолжал пытаться. Гермиона отвернулась и прикусила губу. — Скорпиус был не единственным, кто потерял близкого. Драко продолжает принимать удар за ударом… — Чистокровные не женятся по любви, мисс Грейнджер. Она слышала это снова и снова. — Разве вы не любили Люциуса? Нарцисса носила его кольцо, в конце концов, не по принуждению, а из чувства. Она искала утешения в его галлюцинациях. Если это не любовь, то что? — Когда мы поженились, я почти не знала его за пределами наших семей и школы. — Нарцисса поднесла руку к ожерелью. — У меня были свои обязанности перед семьёй, особенно когда… Андромеда выбрала любовь. — Отвечая на ваш вопрос, мисс Грейнджер, я любила его, потому что сама так решила. Нарцисса смотрела в сторону, глаза её были пусты, но в голосе звучала страсть, которую девушка никогда не слышала и которую не могла игнорировать. — Я лелеяла эту любовь. Это потребовало времени и терпения, доверия и постоянной силы в самые трудные времена. Особенно тогда. Но она переросла в нечто яростное, нечто всеобъемлющее, чего вам не понять. Гермиона выдохнула воздух, который задержала. — Нет, не понять. — Я знаю, вы считаете мои методы холодными, но любовь не невозможна в таких ситуациях, как эта. У Драко всё может случиться… если он позволит. — Вы не знаете наверняка. Я просто не понимаю, как вы могли заключить договор о его браке так скоро после смерти Астории. Это всё равно, что пересаживать растение слишком рано. Вы повредите корни. Оно умрёт. — Я выжила. — Вы другая. — Гермиона сложила руки и напряглась. Не так она представляла себе этот разговор, возможно, боялась, но надеялась на иной исход. — Мисс Грейнджер, вы исходите из предположения, что я не знаю своего сына. — Это не предположение. Вы не знаете. — А вы знаете? — Разве это имеет значение? Тот факт, что он продолжает отказываться, должен что-то значить. Она посмотрела на Гермиону, как будто та была невежественна. Возможно, так оно и было. — Нравится это Драко или нет, но так мы действовали на протяжении многих поколений. Он продолжил традицию, женившись на Астории, и он продолжит её снова, женившись на следующей жене. Это его долг, а он никто, если не предан семье. Гермиона почувствовала неприятный привкус во рту. — Я сделала свой выбор давным-давно. Драко сделал свой ради будущего нашего рода. На этот раз я хотя бы даю ему возможность выбрать из множества подходящих ведьм. У меня такого выбора не было. — Это ни в коем случае не моё дело, но вы заблуждаетесь, если думаете, что дали ему выбор. — Не успела Нарцисса разлепить губы, чтобы заговорить, как Гермиона подняла руку, глубоко дыша в попытке сдержать возмущение. — Вы сами так сказали, хотите, чтобы он женился, и готовы заключить контракт, чтобы это произошло. Это не выбор. Это ультиматум. — Иногда я оказываюсь перед лицом трудных решений. Я просто делаю то, что необходимо. Он не может оставаться один. — Она потёрла висок. — Однажды Драко поймёт, что всё это было ради него. — Нет, не поймёт. — Гермиона покачала головой, всё больше и больше распаляясь. — Вы всё ещё пытаетесь придать Малфою форму человека, которым, по вашему мнению, он должен быть, что-то правильное и приемлемое для общества, которое он ненавидит, вместо того, чтобы позволить ему органично расти. Вы боретесь против самой природы. Если не считать всего остального, то разлад в ваших отношениях — это признак того, что вы не побеждаете. Так же, как ваши методы не работают со Скорпиусом, они не работают и с ним. Было очевидно, что разговор уходил из-под контроля, но Гермиона ещё не закончила. — Он уже однажды отказался от возможности найти своё собственное счастье. Теперь, когда он один, вы хотите, чтобы он сделал это снова? Я ни в коем случае не его защитница, но чего ещё вы от него ждёте, Нарцисса? — Она закрыла глаза, ей не нравилось, как от эмоций напрягся голос. — Разве он не принёс достаточно жертв? Молчание стало ей ответом. — Комната для гостей — последняя дверь в конце коридора. Спокойной ночи, мисс Грейнджер. Нарцисса склонила голову и пошла в сторону своего крыла. Она казалась совершенно спокойной, но в каждом шаге чувствовалось напряжение. Она остановилась у стола и прокашлялась, словно Амбридж, отчего у Гермионы зашевелились волосы на руках. Затем медленно повернулась. — О, и, мисс Грейнджер, ещё кое-что. В её тоне звучала притворная вежливость. — Что? — Вы упомянули, что не выступаете в защиту моего сына, что, я полагаю, хорошо. — Она сухо кашлянула. — Как вы можете защищать того, кого не называете по имени?***
Время текло как в тумане. Гермиона не знала, как оказалась в кабинете Малфоя, но именно там она сбрасывала избыток энергии. Когда рутинные действия уже перестали помогать, она зарылась в работу, сосредоточившись на переводе исследований и откладывая непонятные ей части, чтобы отправить Перси для дальнейшего анализа. Гермиона читала до тех пор, пока глаза не устали, а затем отложила книгу на ночь. Нарцисса уже давно легла спать, когда Гермиона заглянула к Китинг, заполнявшей отчёт. Нарцисса снова плохо спала и пришла в комнату расстроенная, но к тому времени, как Китинг спросила о причине, она уже забыла о ней. Гермиона задалась вопросом, не являются ли её медленно усиливающиеся провалы в памяти началом перехода в следующую фазу болезни. Но пока всё, что они могли сделать, — это продолжать наблюдать, и Гермиона сообщила об этом Китинг, а затем направилась в комнату для гостей. Пэнси оставила пакет с вещами — их с лихвой хватило бы на несколько ночей. Гермиона нахмурилась, но переоделась в удобную одежду и вернулась в гостиную, чтобы почитать «Убеждение», готовясь к вечеринке в честь дня рождения Пэнси, посвященной эпохе Регентства. Или чтобы дождаться Малфоя. Не важно. Час превратился в два. Два превратились в три. Гермиона добилась большего прогресса, чем за последний месяц, что, вероятно, имело мало общего с её скоростью чтения и больше с тем фактом, что она чувствовала себя не в своей тарелке; в совершенно другой обстановке она не могла справиться с извечным списком дел. Смена места и правда может изменить самочувствие. Гермиона оценила окружающее её полупустое пространство, и вместо того, чтобы смутиться, оценила его по достоинству. Отсутствие отвлекающих факторов и покой ощущались приятно, когда обязанности не упорядочивались в голове. Было уже за полночь, часа четыре, когда она услышала чьи-то шаги на лестнице. Оглянувшись, Гермиона увидела на нижней ступеньке усталого Скорпиуса, который держался за перила и оглядывался по сторонам. Его взгляд упал на неё, но затем переместился дальше. Мальчик продолжал смотреть. — Он ещё не вернулся. Скорпиус нахмурился, всё больше нервничая, но приближаясь. Он выглядел усталым ото сна, спутанные примятые локоны не удавалось укротить. Он был таким несчастным, что Гермионе пришла в голову идея. — А ты знаешь, что Альбус любит звёзды? — Да, — показал Скорпиус, хотя растерянность никуда не делась с его лица. Он потёр глаза. — Я призову сумку и покажу тебе почему, а потом расскажу историю. Гермиона подняла палочку со стола и взмахнула ею. Скорпиус вздрогнул, когда над его головой пролетела сумка и оказалась в руке Гермионы. Он смотрел, как она перебирает годами таскаемые с собой вещицы. Никогда не знаешь, когда что-то может пригодиться. Заворожённый, Скорпиус наблюдал, как внутри исчезла вся рука, а затем и голова, пока Гермиона не нашла искомое и не вытащила на свет. Положив круглый проектор на журнальный столик, она включила его и улыбнулась, когда тот засветился, зачарованный магией. Однако ничего не было видно. Скорпиус выглядел слегка разочарованным. — Позволь мне всё подготовить. Гермиона быстро выключила свет на кухне и закрыла жалюзи, зная, что луна всё равно будет проникать сквозь них. Затем погасила свет в гостиной, вернулась на своё место на диване и приподняла одеяло, приглашая Скорпиуса забраться к ней. Мальчик быстро согласился. Им не потребовалось много времени, чтобы удобно устроиться на диване, и Скорпиус, довольный и счастливый, свернулся калачиком у неё под боком. — Ты готов? Он всё ещё выглядел озадаченным, но, в конце концов, доверился. Гермиона не стала медлить и выключила свет. Проектор превратил потолок в бархатисто-чёрное ночное небо, усеянное тысячами крошечных звёзд. Благодаря лунному свету было не совсем темно, но Гермиона могла различить очертания и маленького мальчика рядом с ней… Она услышала его громкий вздох. Сердце заколотилось от этого звука. Это была только лишь проекция, но зрелище получилось великолепное. Гермиона перенеслась на пастбище возле своего дома: стояла ясная, идеальная ночь, и Гермиона смотрела на небо, чтобы восстановить связь с Землей. Она не делала этого уже довольно давно. Небо слабо отличалось от того времени, когда она вывела Альбуса на улицу во время одного из его первых приездов. Он выглядел угрюмым и беспокойным, совсем как маленький мальчик возле неё сейчас. — Иногда, — сказала Гермиона едва слышным шёпотом, — когда я нервничаю или боюсь, когда всё кажется слишком большим и я волнуюсь, я смотрю на небо и дышу. Она сделала именно это: вдохнула и услышала, почувствовала, как Скорпиус сделал то же самое. Она медленно выдохнула, слушая, как он подражает ей. Проектор и луна давали достаточно света, чтобы разглядеть удивление в голубых глазах Скорпиуса. — Небо заставляет меня чувствовать себя лучше, а звёзды дарят чувство покоя. Я ощущаю себя… сильнее. Они напоминают мне, что, независимо от того, что меня беспокоит, всё будет хорошо. Гермиона наблюдала, как Скорпиус закрыл глаза и сделал ещё один глубокий вдох; казалось, он впитывал её слова. Она сделала то же самое с такой любовью, которая грозила выплеснуться через край. Вместе они расслабились, глядя на прожекторное небо. В следующий раз, может быть, в другую ночь, когда не будет пасмурно или туманно, она снова повторит представление под бескрайним небом за её домом. Перевернувшись на бок, Гермиона положила голову на согнутую руку, чтобы устроиться поудобнее. На ум пришла история, которую она должна была ему рассказать. Гермиона могла вспомнить только одну. — Тебя назвали в честь звёзд, Скорпиус. — Найдя созвездие, она подняла палочку и соединила звезды на проекции линией с помощью магии. — Скорпион. Гермиона проделала то же самое со следующим созвездием. — Это Орион. Скорпиус устроился поудобнее, подтянув одеяло к горлу. — Существует много версий их истории, поэтому я расскажу тебе свою любимую. Детскую. — Орион был бесстрашным охотником. — Гермиона рассказывала историю по памяти. — Настолько великим, что поклялся убить всех животных на Земле. Ещё один крошечный вздох заставил её рассеянно провести пальцами свободной руки по его голове. — Я знаю. Животные очень ценны, поэтому Гея, богиня Земли и защитница животных, попросила Скорпиона, гигантского скорпиона, остановить Ориона. Скорпион ужалил его своим жалом, чтобы заставить остановиться, и в награду за храбрость Гея поместила Скорпиона на ночное небо. Тишина, последовавшая за рассказом, была мирной, хотя и короткой. — Всякий раз, когда ты чувствуешь нервозность или страх, — мягко сказала Гермиона, продолжая гладить его по волосам. — Всякий раз, когда чувствуешь беспокойство, что ничего не получится. Помни, что ты такой же храбрый, как скорпион, в честь которого тебя назвали. Такой же сильный. Его рука нашла её руку, и Гермиона держалась за неё, пока тишина простиралась шире, чем просторы искусственного неба. Гермиона не чувствовала необходимости говорить, объяснять что-то дальше или даже начинать рассказывать другую историю. Она просто расслабилась в умиротворяющей тишине, окружавшей их, отмечая моменты, когда дыхание Скорпиуса менялось, когда он расслаблялся и когда снова засыпал. Глубоким сном. Видимо, этого оказалось достаточно для него, чтобы расслабиться и вернуться в страну снов. Когда Скорпиус поднёс большой палец ко рту, Гермиона не стала его поправлять. Она позволила ему уснуть. Он устал. И она тоже.***
Когда Гермиона в следующий раз открыла глаза, мир представлял собой тёплый, неясный туман путаницы и ушедшего времени. Прошли минуты, могли пролететь часы, но всё постепенно прояснялось. Она несколько раз моргнула, чтобы понять, где находится, и ещё несколько раз, чтобы понять, как она оказалась в таком тепле и с болью в шее. Гермиона лежала на боку, а подушки упирались ей в спину. Затем она поняла. Скорпиус спал рядом, держась за руку, которой она обхватила его. Смятение накатывало, как туман, застилая и без того тяжёлый ото сна разум. Свет был тусклым… А перед глазами стояли ноги, обтянутые серыми брюками. Гермиона наклонила голову, и перед ней оказался… Малфой. Ох. Обычно безупречный, сейчас он выглядел немного потрёпанным: галстук был расстёгнут, но не снят. На шее сбоку виднелся большой синяк, который, казалось, уходил под воротник рубашки к плечу. Как долго он там стоял, Гермиона понятия не имела, но вряд ли долго. Она не могла сказать, кто из них больше смутился, увидев другого. — Что случилось с твоим лицом? — поинтересовалась она. — Который час? — Чуть меньше трёх, — низко ответил Малфой, чтобы не потревожить Скорпиуса. Мгновение они оба смотрели, как он безмятежно спит с большим пальцем во рту. Мужчина не ответил на первый вопрос, а лишь опустился на колено рядом с диваном. — Почему он не в постели? Гермиона чувствовала себя незваной гостьей, наблюдая за тем, как Малфой убирает волосы сына со лба. Это движение было таким же привычным, как дыхание. В его челюсти, покрытой синяками, было что-то мягкое. Если бы Гермиона не была знакома с ним, она могла бы назвать безмятежность в тишине, царившей в этот момент рядом с его сыном, счастьем. Оно длилось всего секунду, но воспоминание осталось в памяти неизгладимым. — Он спустился и искал тебя. Я читала. — Гермиона прикрыла зевок кулаком. — Я показала ему небо с помощью проектора и рассказала историю, чтобы он уснул. Видимо, это сморило нас обоих. Услышанное, казалось, только ещё сильнее озадачило Малфоя, но он больше ничего не сказал на эту тему. — Он будет рад видеть тебя, когда проснётся. Он волновался. Гермиона собрала всю силу воли и попыталась не смотреть, но даже этого было недостаточно. Застыв, она оказалась в ловушке взгляда, который плавно перемещался между ней и Скорпиусом. Но когда момент затянулся, когда взгляд глаз Малфоя стал меняться, отчего ей стало тепло, Гермиона сосредоточилась на той силе, способной сдержать любой порыв. Скорпиус. — Мы должны отнести его в постель. — Я могу отнести его. — Малфой потянулся к сыну, но поморщился. — Сначала позаботься о себе. — Она посмотрела на разбитые костяшки пальцев и проследила за следами на руке, затем вниз по боку, заметив разорванную рубашку. — Я могу уложить его в постель с помощью чар облегчения. Гермиона так и сделала, но только минут через двадцать после того, как Малфой молча удалился; выражение его лица представляло собой причудливую смесь многих вещей одновременно. Пытаться расшифровать её было уже поздно. К тому времени, как Малфой снова появился, она уже убирала проектор в бисерную сумку вместе с книгой. Малфой задержался у лестницы, как прежде его сын, но при всём сходстве их позы немного отличались. Во-первых, она слышала, как Скорпиус подошёл. Он шёл как ребёнок, не пытаясь скрыть свои шаги; он не боялся, что его услышат. Малфой тоже не боялся, но на этом сравнение заканчивалось. В конце концов, он не был ребёнком. Он был мужчиной во всех смыслах этого слова. Его загадочная энергия не позволяла забыть эту деталь. Гермиона легко могла бы вернуться к своей задаче, но отложила её, чтобы понаблюдать за ним. Хотя бы на мгновение. Хотя бы для того, чтобы понять, почему он здесь стоит. Влажные волосы Малфоя после душа, который он, очевидно, только что принял, были разделены и расчёсаны. Он переоделся в свою обычную чёрную одежду, но вместо брюк выбрал джоггеры, в которых было достаточно удобно спать, и чёрную рубашку с длинными рукавами, которая хорошо облегала фигуру. Меньше похож на гробовщика и больше… на нормального мужчину. Если это слово можно использовать для описания такого человека, как Драко Малфой. — Он в постели. — Гермионе не удалось выпутать Скорпиуса из одеяла, поэтому она оставила его с ним. — Хорошо. — Малфой сделал паузу. — Он сказал что-нибудь ещё после того, как я ушёл? — Нет, но у меня есть подозрение, что это был не первый раз. Это привлекло внимание Малфоя. — Перед тем, как Альбус ушёл, он сказал, что Скорпиусу нравится, когда ему читают, но я не задумывалась об этом всерьёз. Если бы я и правда подумала об этом, то поняла бы раньше. Откуда ещё он мог знать, если Скорпиус ему не сказал? Гермиона закончила укладывать вещи в сумку и сосредоточила всё внимание мужчине, по-прежнему стоявшему у лестницы. — Я думала о том, почему он говорил с Тедди, но потом поняла, что не должна. Мы не должны давить. Он расскажет всё сам, когда окажется готов, когда ему будет спокойно и комфортно, когда он будет чувствовать себя в полной безопасности. Сегодняшний день это доказал. — Это логично. — Нам нужно продолжать подпитывать его уверенность и поддерживать стабильность распорядка. В какой-то степени он любит порядок. Если твоя цель — чтобы он заговорил… — Я бы хотел, чтобы он доверял, а не говорил. Гермиона на время потеряла дар речи от его честности. Она начала хвататься за слова, чтобы сплести их во что-то осмысленное. — М-может, ты можешь получить и то, и другое. — Переминаясь с ноги на ногу, Гермиона хрустнула костяшками пальцев, заметив, как Малфой вздрогнул, совсем как его мать во время этого действия. — Тебе что-то нужно? Я собираюсь подняться наверх и лечь спать. — В постель? Ах, он не знал. — Твоя мать настояла, чтобы я осталась на ночь. — Гермиона прокашлялась. — Полагаю, в моё отсутствие было проведено голосование, так как всё оказалось согласовано до того, как я закончила читать Скорпиусу в первый раз. Если ты… — Нет, всё в порядке. Допрос нарушителей состоится завтра днём. Кроме того, возле твоего дома обнаружены следы слежки. Будет разумно, если ты не останешься там одна, пока мы не вычистим все следы перед домом. На данный момент это похоже на маячок. На координацию может уйти несколько дней. — Но… — Сегодня я не буду с тобой спорить. — Малфой звучал так же раздражённо, как и выглядел, держа одну руку аккуратно согнутой, а другой потирая затылок. Когда он двинулся, остановившись прямо за диваном, его действия были такими же осторожными и осмотрительными, как и слова. — Мне удалось вылечить шею. Судя по цвету кожи у метки, которая всё ещё виднелась, удалось это не очень хорошо. Гермиона видела её с другого конца комнаты, но только сейчас заметила, насколько серьёзной она была вблизи. Она сделала паузу и заметила нерешительность Малфоя. — Плечо же и бок… Он оставил всё как есть. Не столько спросил, сколько дал ей возможность отказаться. Или предложить. Целительница в Гермионе взяла верх, и она жестом указала в сторону кухни. Там было светлее, удобнее для лечения. Малфой выбрал стул во главе стола, полностью развернув его, а затем сел. Естественно, Гермиона принесла свою сумку, порывшись в ней в поисках всего, что могло понадобиться. Женщина расставила все предметы в аккуратный ряд, а потом взяла в руки палочку. — Ты позволил мне вести полноценную беседу, пока был ранен? — А ты когда-нибудь пыталась заставить себя замолчать? — сухо спросил Малфой. — Справедливо. — Гермиона закатила глаза, искривив губы. — Что случилось? — Я проверял периметр, чтобы убедиться, что в Годриковой впадине нет Пожирателей Смерти, когда попал в засаду. — Где был Гарри? — Беспокойство и годы дружбы — а также склонность её лучшего друга находить неприятности, даже когда он их не искал — заставили её спросить. — Он… — Цел и невредим. — Ответ Малфоя прозвучал чётко и холодно, пока она рассматривала синяк на шее, который он уже пытался залечить. — Он был на другом конце деревни с командой, которая проводила такую же проверку. Гермиона почувствовала облегчение, но тут же кое-что поняла. — Подожди. Ты был один? — Так лучше работается. — Малфой оставался спокойным и невозмутимым, глядя прямо перед собой, челюсть напряжена, губы поджаты. Гермиона проглотила свою реплику, что потребовало значительных усилий. Она сосредоточилась на лечении, а не на том, чтобы стукнуть его концом палочки по голове за упрямство, хотя в нём не было ничего удивительного. Это никому не принесло бы пользы. Мало того, что Малфой разозлится, так ещё и ей придётся залечивать новую рану. Клятва целителя и всё такое. Два лечебных заклинания спустя и немного мази на синяк, образовавшийся под челюстью, и всё прошло так, как будто ничего и не было. Малфой хранил молчание с тех пор, как она приступила к серьёзной работе. Следующий вопрос. — Какое проклятие они использовали? — Очевидно, ничего разрушительного или смертельного. — Не бери в голову, если не помнишь. — Гермиона отступила назад и сделала жест пальцем. — Тебе нужно снять рубашку. — Извини, что? Она указала на плечо, которое он поддерживал. — Для твоего плеча и бока. Мне нужно всё увидеть. — Мне не нужно снимать рубашку, чтобы… — Твой выбор. — Гермиона скрестила руки, сжимая палочку в кулаке, и выглядела непринуждённо, если не сказать скучающе. — Как я могу увидеть, что не так, чтобы вылечить тебя? — И тут на первый план вышел другой вопрос. — Тео сказал, что послал команду целителей. — Он так и сделал — а также команду по ядам для членов городского совета, которые были заперты в здании. Кстати, их всех лечат. Приятно слышать. Но подождите… Гермиона закрыла рот, взвешивая варианты: подступиться к теме или полностью закрыть её. Сама мысль о том, что Малфой мог обойти целителей на месте преступления, не имела смысла. Не в её характере было пускать всё на самотёк, поэтому она выбрала нечто среднее. Игнорируя остатки подтекста в его словах и смысловые слои между ними, Гермиона остановилась на одном пункте. На самом простом. — Я пытаюсь решить, настолько ли ты упрям или просто глуп. У тебя могут быть необратимые травмы, а ты беспокоишься о своей скромности. — Ты собираешься читать мне нотации или лечить меня? — Голос Малфоя звучал почти хрипло. — Я не сплю уже больше суток и… — Я могу читать тебе нотации, не снимая одежды. — Гермиона окинула его пристальным взглядом. — Но если я хочу тебя вылечить, тебе придётся снять рубашку, чтобы я знала, понадобятся ли мне зелья, заклинания, мазь или всё и сразу. Она выдержала взгляд, пока Малфой не закатил глаза и медленно не потянул рубашку вверх неповреждённой рукой. Действие выглядело неестественным, движения — осторожными, так как он обнажил голую, покрытую шрамами кожу. Неприятная рана на боку, и… и голая рука, которая должна была выглядеть иначе. Она должна была говорить о его настоящем и будущем в созвездии Скорпиуса на животе зверя, который, как она знала, занимал большую часть этой руки. — Нет необходимости зачаровывать то, о существовании чего я уже знаю. Если тебе так стыдно. — Я не стыжусь. — Малфой посмотрел на неё. — Это, откровенно говоря, не твоё дело, почему я решил украсить свою кожу. — Интонация и тон его слов ясно говорили о личном характере действий. Хотя на самом деле Малфой не стал ничего говорить. Нет, это было бы слишком похоже на признание. — Я ничего тебе не должен, даже объяснений. Он прав, подумала про себя Гермиона, но это всё равно действовало на нервы. Скорее всего, это было связано с её собственными причинами, коренившимися в эгоистичном любопытстве, которое так и не удовлетворилось момента первой встречи. Любопытство, согласно определению, говорит о стремлении к знаниям и пониманию. Это стремление предполагает копание в тайнах и поиск глубинного смысла в обычных событиях… и в не совсем обычных тоже. Например, в стоящем перед ней без рубашки волшебнике, который с вызовом смотрел на неё. В том самом мужчине, которого Гермиона пыталась понять уже несколько месяцев. Она не старалась так сильно, как могла бы, больше заботясь о его матери и отвлекаясь на сына, но Гермиона больше не могла отрицать своей заинтересованности. Глаза скользнули по его коже, пробежались по мускулистому торсу до пояса джоггеров. Она быстро перевела взгляд на свежую рану на боку. Рану она залечила заклинанием. Это было легко. А вот плечо — нет. — Ты можешь сесть прямее? Гермиона шагнула вперёд, когда он сделал именно это, не сводя с неё глаз. Малфой попытался вытянуть руки, но левая не поддавалась. Губы раскрылись, и он прошипел, но потом поднёс руку ближе. Она была вывихнута. Хотя это легко исправить, Малфой скривился от боли, когда Гермиона досчитала до трёх и вправила руку. Он сжал пальцы в крепкий кулак и прикусил губу, лицо покраснело. Гермиона удостоверилась, что кость встала на место, и кивнула скорее себе, чем ему, увидев, что всё в порядке. — Лучше? — Намного. Позволив глазам просканировать его тело с клинической непринуждённостью, Гермиона подумала о том, как хорошо он сложен благодаря плаванию. Худощавый. Мускулистый. Однако Гермиона прогнала эту мысль, чтобы включить врачебные навыки, когда начала легонько касаться его плеча, которое до сих пор выглядело чувствительным, несмотря на лечение. — Нарцисса говорит, что ты ежедневно плаваешь. Иногда даже больше одного раза. — Верно. Она продолжала поглаживать кожу, отмечая поверхностное дыхание, напряжение и натяжение в каждой мышце. Всё свидетельствовало о боли. — За два месяца я видела, как это плечо вылетало дважды. — Удивительно, что человек может плавать с такой травмой. Этот вид спорта тяжёло нагружает плечи. Если Малфой будет продолжать в том же духе, то легко повредит и второе. — Ты не возражаешь, если я… — Продолжай. Прошло несколько минут, и диагностические чары подтвердили, что рана, которая находилась под слоями рубцовой ткани, вовсе не была новой. Просто усугублённой вечерней засадой. Чары Малфоя скрывали татуировку, но не внешние свидетельства тяжести травмы: отёк и чувствительную кожу. — Ты должен прекратить тренировки, пока всё не пройдёт, и сбавить обороты. Ты делаешь только хуже. Поверь, твоё тело даст тебе знать, когда будет достаточно. Сначала Малфой ничего не сказал, но потом повернул голову в сторону Гермионы и переместил взгляд с её лица на руки на своём теле. Гермиона коснулась больного места, и он резко вдохнул, затем выдохнул, и она почувствовала дыхание на плече, несмотря на слой одежды. — Тебе помог понять это твой приступ? — Да. — Ответила она так же инстинктивно и бессознательно, как билось её сердце. — Хотя я не особо помню его. Воцарилось напряжённое молчание. Каждый из них с осторожностью оберегал личные тайны, терпеливо ожидая, что скажет другой. Гермиона не была уверена, использовали ли они с Малфоем свои знания как оружие или тщательно хранили, как что-то, что заслуживало защиты. Она не хотела думать об этом. — У тебя был ещё один? Вопрос оказался настолько же неожиданным, насколько неизменно ясным выглядело молчаливое ожидание ответа Малфоя. — Нет. — Слова всегда давались легче, когда вокруг наступали тишина и спокойствие. Когда казалось, что вокруг не существует больше ничего, никаких ожиданий — только обмен истинами. Последний раз Гермиона чувствовала себя так в тот вечер, когда они провели почти два часа разговаривая за вином и виски. — Вероятность, что это повторится, есть, как и вероятность, что это станет происходить постоянно, но теперь я чётко знаю свои пределы. — Правда? — Его прерывистый вздох привлек внимание. — Ты занимаешься не только моей матерью и Скорпиусом, но и садоводством, работой в больнице, приготовлением зелий и переводами. И это лишь часть, я уверен, это ещё не конец. Ты готова помочь каждому, но… — Я не единственная. — Не в этом случае. У моей помощи есть рамки и точный срок. Пронзительный взгляд и тон Малфоя заставили Гермиону напрячься. Ей захотелось побыстрее покончить с осмотром, чтобы поскорее отойти от мужчины и получить немного личного пространства. Или, по крайней мере, перестать обращать внимание, как приятно он пахнет. — Всё, что я делаю, продиктовано корыстными намерениями. — Он посмотрел на её руки, замершие на его теплой коже. — То, как сильно я в это вкладываюсь, изнурительно, да, но я делаю это с определенной целью. В моём случае это не будет длиться вечно. Однако так нельзя сказать про тебя? В твоей жизни всегда найдётся кто-то: пациент, цель, проект. Всегда найдётся что-то, что будет истощать силы. — Я сделаю все возможное для тех, кто мне дорог. И не собираюсь за это извиняться. — И что ты получаешь взамен? — Забота о людях — не сделка. — Гермиона, наконец, отошла от Малфоя и взяла в руки пергамент, чтобы ещё раз взглянуть на показания его плеча. — Тебе бы не помешало немного больше веры в людей. — Только если признаешь тот факт, что не знаешь свои пределы так хорошо, как тебе кажется. — Не говори, что беспокоишься обо мне. — С сухим смешком закатила глаза Гермиона, сложив показания и убрав их в сумку. Малфой долго изучал её лицо, а потом отвернулся. Они соприкоснулись ногами, когда Гермиона вернулась к обследованию. Наклонившись, чтобы взглянуть на ранение поближе, она пробежалась глазами по раненому месту и аккуратно коснулась покрасневшей кожи. И нахмурилась, когда он вздрогнул в ответ. — Я не могу вылечить это. По крайней мере, не за один сеанс. Это займёт… — Я не просил тебя вылечить это. Я просил… — Вообще-то, ты ни о чём меня не просил, — напомнила Гермиона. — Я… Как долго твоё плечо находится в таком состоянии? — Она постаралась вспомнить каждый их разговор и отметила про себя, что Малфой ни разу не выглядел травмированным. Не считая случая с Нарциссой в саду и неудачной облавы, после которой его лечением занялся Тео. Что означает, что тот знал. Неудивительно. Такой гордец, как Малфой, унёс бы эту тайную травму с собой в могилу. И всё же… — Я получил травму в ночь, когда умер отец. — Малфой выглядел неуверенным, смотря в сторону гостиной. От него волнами исходило напряжение, то нарастая, то ослабевая, отчего Гермиона с облегчением расправила плечи. — Мы отбились от первой волны Пожирателей, но, когда пришла вторая, я уже был ранен. Отец заставил маму забрать меня, а сам вызвал авроров. Она знает, что случилось после. Битва. Кровавое побоище. Пламя, которое продолжало пожирать поместье. Несмотря на то, что его мать подробно описала в книге их побег, у Гермионы сложилось впечатление, что сам Малфой никогда не обсуждал прошлое. Это просто было не в его характере. Пэнси носила свои синяки гордо, изящно и непринужденно, тогда как Малфой прятал свои, как одинокий волк. Ради безопасности. Ради выживания. Гермиона коснулась его руки, чуть ниже гематомы; нежное прикосновение вернуло его внимание. Её пульс участился, и хотя природный инстинкт подсказывал отступить или отвернуться, мозг напомнил, что оставалось дело, которое требовало выполнения. — И ты ходил с этой травмой постоянно? Во время учебы в академии, в которой подобная травма вычеркнула бы его из числа претендентов. Годы сурового терпения и минимального ухода. Малфой даже носил Скорпиуса на этой руке. Боль должна была быть постоянной, но он всегда казался невозмутимым. — Какие зелья ты принимаешь и как много? — Ничего против боли. Я привык к ней. Гермиона с силой надавила на кожу, и Малфой яростно выругался. Серые глаза пронзили её убийственным взглядом. На его резкую реакцию она ответила простым пожатием плеч. — Мне так не кажется. — Грейнджер. — Я знаю немного о лечении подобных травм, но это больше специализация Сьюзен. В любом случае, это излечимо при правильной магии и уходе, но, конечно, ты не попросишь о помощи, в которой явно нуждаешься. — Я как-то справлялся до этого момента. — Справлялся, но я повторю ещё раз: зачем бессмысленно страдать, если достаточно просто попросить о помощи? — Гермиона нанесла лечебную мазь на покрасневшую кожу, наблюдая, как магия медленно снимает воспаление. Это лишь первый шаг к полному излечению. Нужна работа изнутри, с помощью чар и магии, которые Малфой не желал использовать, потому что это заставило бы его раскрыть больше, чем он был готов показать. — Только не говори, что веришь, как будто тебе суждено страдать за содеянное? — И что бы ты сказала в ответ, ответь я, что правда так считаю? — Я бы сказала, что ты явно пытаешься искупить вину, но, что ещё более важно, я бы сказала, что твои ошибки не определяют тебя. — Попробуй еще раз. — Насмешливо хмыкнул Малфой. — Всё моё настоящее завязано на ошибках. Меня осуждают за прошлое, в котором я причинял боль, приносил страдания и даже смерть. Я не горжусь, но это факт. Мышцы на его руке напряглись, когда Гермиона наложила мазь. — Мне всё равно, что обо мне думают. — Голос стал мягче, но из него не исчезла сталь. — Всё равно, думают ли они, что я изменился или что я всё ещё отброс Пожирателя Смерти. Моя работа не в том, чтобы нравиться обществу. — Сказал человек, признанный самым завидным холостяком по мнению «Ведьминого досуга». — Сухо усмехнулась, чувствуя себя немного странно от того, что вообще подняла эту тему, Гермиона. Тем не менее, ей было любопытно узнать ответ. Они провели несколько секунд в затянувшемся молчании. — Я не холостяк. И хотя его слова прозвучали едва уловимо, Гермиона услышала их отчётливо и громко. — Я вдовец. Есть разница. Момент обрушился на неё тугой паутиной, обвивающейся вокруг, загоняющей в ловушку, пока единственное, что оставалось в её силах, — сосредоточиться на нём, на нелепом стуке сердца и произошедших в Малфое изменениях. Сосредоточиться на том, как он говорил. — Вне зависимости от целей и амбиций матери, мои приоритеты выходят далеко за пределы повторного брака. Я ценю свою семью, её историю и долг по её сохранению. Когда-то это было всем, что я знал и чем жил. — Глубокий тембр его голоса заставил Гермиону приблизиться. — Но теперь я другой. И больше не хочу быть её разменной монетой. В данный момент я слишком занят, чтобы уделять внимание препарированию… пустоты. На этом слове Гермиона затаила дыхание. — Но я ещё не готов, а когда стану — это будет мой выбор. К несчастью для моей матери, я не соглашусь на брак с любой подходящей ведьмой из семьи, которую она сочтет приемлемой. И не соглашусь на то, чтобы меня сводили с кем-то. Я ни о чем не жалею, но я изменился с тех пор, как вступил в брак в первый раз. Теперь у меня есть ожидания. Я тщательно подбираю людей, которых подпускаю ближе. И не желаю становиться чьим-то запасным планом. Если отношения не искренние и не настоящие, они мне не нужны. У Гермионы не нашлось слов после такого решительного заявления. Несколько минут она работала в зыбкой тишине, пока Малфой следил за каждым её действием. Разум Гермионы работал со скоростью миллиона километров в секунду, воспроизводя услышанное снова и снова, пока оно не наложилось на слова, сказанные ей самой Рону и даже Нарциссе. От этого разболелась голова. — Как… Как твоё плечо? — Лучше. — Блондин повернулся к ней, перехватывая взгляд. — Что это за мазь… — Я когда-то приготовила её для Делорис, секретаря Гарри. Одна бровь Малфоя взлетела вверх, а следом и другая, когда он издал протяжное хмыканье, которое заставило Гермиону на секунду поднять глаза. — Хочешь что-то сказать? — Нет. — Последовала короткая пауза. — Кроме того, что ты наверняка нашла рецепт в какой-нибудь книге. — Только не начинай опять. — Закатила глаза Гермиона, но почувствовала облегчение от смены темы, которая помогла разрядить напряженную обстановку. Её даже позабавило, что они вернулись к извечному спору. — Создание чего-либо нового требует времени и экспериментов, их невозможно найти в книге. Это риск, который не всегда можно просчитать. Ты не кажешься мне рискованным человеком. По крайней мере, больше нет. — Я сварила пару зелий без помощи книг. — Румянец прилил к щекам Гермионы. — Совсем недавно. — О, неужели? — Да, но не эту мазь. Возможно, при её создании я проконсультировалась с несколькими мастерами зелий, чтобы убедиться в правильности состава. Мне не стыдно пользоваться доступными ресурсами, особенно, если в конце концов это приводит к положительному результату. Учитывая текущее состояние его кожи, мазь работала довольно хорошо. — Кроме того, я достаточно рисковала. Сохраняла жизнь себе и близким год за годом. Пыталась восстановить то, что оказалось сломано после войны в Министерстве, которое совершенно не было в этом заинтересовано. Я чуть не сломала себя, подстраиваясь под людей, которые хотели, чтобы я вернулась к работе через несколько дней после того, как чуть не умерла. Мне больше не обязательно строить из себя человека, знающего ответ на каждый вопрос. Я не собираюсь извиняться за то, что предпочитаю уверенность там, где точно могу её получить. — Не верю, что что-либо в этом мире можно гарантировать. Даже завтрашний день. Малфой был неправ, но для настоящего спора уже слишком поздно. Потянувшись за обезболивающим зельем, Гермиона откупорила крышку и протянула ему, чтобы он замолчал. Когда Малфой даже не пошевелился, чтобы принять его, она нахмурилась. — Возьми. — Гермиона прожигала его упрямым взглядом, наблюдая, как Малфой сжал челюсть и как дернулся кадык, когда он раздраженно сглотнул. Она подняла пузырек перед его глазами, отмечая удары сердца, пока серые глаза не сфокусировались на содержимом флакона. — Это поможет. Тем не менее, мужчина не сдвинулся с места, чтобы взять зелье. — Боль… — Не всегда делает тебя сильнее, Малфой, только слабее. Она делает тебя бесчувственным. Истощает. Если боль — всё, что ты чувствуешь, как ты можешь испытать что-то другое? Как поймёшь, что есть что-то, кроме неё? — А оно есть? Гермиона не могла избавиться от нахлынувшего чувства. Беда. Натянутые между ними нити окончательно пропитались ею и чем-то ещё, что клубилось и разрасталось, становясь осязаемым. Чем-то, что больше нельзя было игнорировать или оттолкнуть. Притяжение. Однако Гермиона не могла позволить себе поддаться. Не тогда, когда этот невероятно упрямый мужчина наконец-то принял пузырек из её рук, и, не отрывая взгляда, залпом выпил содержимое. — Я принесу завтра ещё одно. Оно тебе понадобится. Малфой молчал, а Гермиона внимательно следила за чередой сменяющих друг друга мгновений. За тем, как участился её пульс. Как расслабилось его тело, когда зелье начало действовать. Как покалывало кончики её пальцев от действия мази. Как он слегка наклонил голову, а глаза сфокусировались, немного затуманившись от внезапного уменьшения боли. Малфой опустил взгляд и поднёс здоровую руку к бицепсу. Гермиона наблюдала за тем, как он проверяет состояние плеча, вращая его, и отметила, что это далось ему намного легче, чем раньше. Пробежавшись глазами по руке, Гермиона ещё раз прощупала её, убедившись, что Малфой больше не вздрагивает от боли. — Разве не стало лучше? — спросила Гермиона, закатив глаза, и улыбнулась в попытке разрядить воцарившееся напряжение. — Ты слишком упрямый болван, чтобы признать это, но я приму твоё молчание как знак благодарности и отпраздную свою победу спокойным сном. Неуловимо. Секунда, и Гермиона могла бы всё пропустить, но ей удалось увидеть, как Малфой провёл рукой по своим почти сухим волосам, глядя в сторону. Он издал тихий звук, странно близкий к смешку, перед тем как на его губах заиграла улыбка. Это выглядело как рефлекс или случайность. Что-то, свидетельницей чего ей ещё не удавалось стать. Но в этом было столько его самого. Искреннего. Неподдельного. Улыбка растаяла, как только он поймал взгляд Гермионы. — Уже поздно, Грейнджер. — Да. Но никто из них не двинулся с места. Не в эту же секунду. Вскоре Малфой встал и поднял свою рубашку. Гермиона уже видела его обнаженный торс, но нынешняя близость не оставила её равнодушной. — Спокойной ночи. Гермиона проводила взглядом его уход. Независимо от намерений, сочетание того, чего она подсознательно жаждала, и того, во что так хотела верить, оказалось именно тем, что позволило семени влечения прорасти. Только теперь корни протянулись слишком глубоко, чтобы их можно было просто вырвать.«Думаю, перемены полезны: они учат нас, что бояться нечего».
Хелен Маккрори