***
9 июля, 2011 Когда Гермиона открыла глаза, солнца не наблюдалось, только пасмурное небо да пробивающийся сквозь тучи серый луч рассвета. К тому времени, как она приготовила чай и завтрак и села в зимнем саду, начал моросить дождь. Сначала он оседал тонким туманом, потом стал тяжелее, сильнее, звук его ударов по стеклу больше напоминал гальку, чем воду, но визуально он был успокаивающим. Даже приятным. Потоки танцующих капель искажали вид через окно. Изнутри и снаружи. В оранжерее делать особо нечего. Нечем заняться и на улице. И подойдя к своему магическому ежедневнику, Гермиона заметила ещё кое-что странное. Сегодняшний день был… свободным. Ни одного совещания. Ни одной встречи. Ни одного посетителя. Ни одного задания, которое нужно выполнить. Она проверила дважды. Потом ещё раз для уверенности. Ничего. Это было… странно. Даже чуждо. Гермионе часто приходилось планировать своё свободное время, и сейчас она осознала, что не делала этого уже давно. Точнее, с апреля. Может быть, сегодня Гермиона этим займётся. Бодро шагая, она приняла душ и оделась, а затем, собрав влажные локоны в беспорядочный пучок, направилась в комнату для зельеварения. Гермиона освежилась и была готова взяться за дело — просто варить зелья, не забывая о словах Кингсли. Никаких планов. Никаких книг. Только ингредиенты, терпение и время. Она не думала, просто действовала так, как получалось само собой, и по памяти вспоминала времена, когда училась жадно и бесстрашно, не боясь неудач. Она хотела сделать нечто такое, что не нужно варить только для галочки или для работы. Только для себя. Умиротворяющий бальзам. Гермиона тщательно добавляла каждый ингредиент по памяти — она читала рецепт сотни раз — и сосредоточилась на повторении действия, позволяя ему успокоить её. И в кои-то веки вид серебристого пара, означавшего успех, принёс ей долгожданный покой. После полудня Гермиона вышла из помещения с взъерошенными волосами и испариной на лбу, решив и дальше находить время на обретение любви к ремеслу, которому она посвятила целую комнату в своём доме. Решив провести остаток дня так, как захочется, Гермиона надела туфли, взяла зонтик и сумку и аппарировала в Лондон. Точнее, на Косую Аллею, где дождь утих и торговцы вернулись на площадь. Гермиона съела шарик мороженого и задержалась у охраняемой аптекарской лавки, кивая дежурным аврорам по пути за своим заказом. Подумала о том, чтобы навестить родителей, но решила воздержаться. Оставила записку для отца в почтовом ящике, после чего сходила в кино, побаловала себя карри на обед, совершила импровизированную прогулку по очень мокрому Гайд-парку и побродила по книжному магазину. Хотя она ничего не нашла для себя, на глаза попался журнал, испещрённый листьями разных форм и оттенков зелёного и красного. Расплачиваясь, Гермиона увидела маленькое бамбуковое растение и прихватила и его. На удачу. Она уже ушла, когда поняла, кому-то может понадобиться, но возвращать не стала. Когда Гермиона вернулась домой, её ждала Пэнси, одетая для вечерней прогулки и не принимающая оправданий для нахождения дома. — Я не хочу быть третьим лишним. — А я существую отдельно от Перси Уизли. — Я знаю. — Гермиона терпеливо выдохнула. — Просто я уже провела день… — Отложи своё новое растение и одевайся. Мы идём гулять. Гермиона ожидала, что её потащат туда, куда ей не хотелось, но всё оказалось совсем не так. Пэнси всё спланировала, судя по билетам, которые с готовностью предоставила. Пэнси не хотела признаваться в такой заботе, поэтому Гермиона пропустила ту мимо ушей, оставив свою благодарность при себе. Они поужинали на роскошном речном судне и насладились вином, любуясь Темзой, а закат окрасил небо в багровые тона. Они гуляли до тех пор, пока на небо не опустилась темнота и не набежали тучи. Но всё равно от этого зрелища захватывало дух; река была тёмной, если не считать отражения городских огней, окружавших их. На верхней палубе играла живая музыка, мелодичная композиция, создававшая определённую атмосферу, которую не могли нарушить люди, толпившиеся вокруг. Хотя и пытались. Особенно мужчины хотели завязать с ними разговор, но Пэнси не проявляла интереса, а лицо Гермионы ясно выражало отсутствие такового. Было предпринято несколько попыток, затем их оставили в покое. Корабль плыл по Темзе, а они беседовали, разделив бутылку вина. Работа. Жизнь. Мелкие сплетни, которые каждый из них пропустил из-за своей напряжённой жизни. Только когда Гермиона начала чувствовать себя всё более и более расслабленно от полученного наслаждения, она поняла, насколько её подставили. — Я видела твой грустный кактус в доме Драко, когда ходила пить чай с Нарциссой. Не хочешь объяснить? Ответ легко слетел с языка. — Я отдала его Скорпиусу. — Правда? — Пэнси издала небольшой звук «хмф». — Он с Дафной на этих выходных. — К чему ты клонишь? — Если честно, я думала, что ты отдала растение Драко. Гермиона приподняла бровь, ничего не ответив, но позволив ей продолжить без лишнего шума. — Он переставлял его на столе. Думаю, он пытался оптимизировать солнечный свет, не ставя его прямо на солнце. — О. — Гермиона фыркнула от этого мысленного образа и покачала головой, позволяя улыбке расплыться. — Я сказала ему, что кактусу хорошо там, где он уже стоит. Пэнси отпрянула. — Погоди, ты хочешь сказать, что вы обсуждали кактус, но не поцелуй? — Конечно, нет. Но обсуждение определённо было. — Она сделала глубокий вдох и отпила ещё вина — оно было ей необходимо, чтобы затронуть тему, которая всё ещё терзала уголки её мыслей в самые неподходящие моменты. — Разговор не задался и перерос в ссору о полномочиях, Нарциссе, Скорпиусе и да, о кактусе. В общем, это был, мягко говоря, не самый лучший момент для меня. — Как ты думаешь, почему всё вышло из-под контроля? Самоанализ всегда был мучением, и эта мысль кружила в голове, словно голодная акула, уже больше недели, особенно учитывая тон разговоров с Малфоем в последнее время. Гермиона сосредоточилась на музыке и звуке корабля, рассекающего воду. В последний раз она вернулась к тому моменту, когда всё пошло не так. Слова, которые были сказаны, и тот самый миг, когда Малфой замолчал. — Я не дала ему шанса заговорить. Пэнси низко присвистнула. — Драко и так трудно заставить говорить, а когда он пытается, и ему не дают… — Как думаешь, что бы он сказал? — Ещё один вопрос, который не давал покоя. — Вспоминая то, как всё накалилось, могу предположить, что он хотел что-то сказать, хотя я не могу представить что. — Я не знаю. Драко… — Пэнси пожала плечами. — Я понятия не имею, что он делает, но если он пытается говорить, позволь ему. У тебя есть привычка высказываться за людей, когда они пытаются заговорить с тобой. И ты настолько погружена в свои мысли, что считаешь себя на три шага впереди всех, хотя иногда даже не участвуешь в гонке. — Она поймала обиженное выражение лица Гермионы и дважды похлопала её по плечу. — Правда причиняет боль. Гермиона подумала о том, чтобы скинуть каблуки, но передумала. — Вино смягчило удар по моему эго. Спасибо, что подумала о нём, когда планировала манипулировать мной в этом разговоре. — Я стараюсь изо всех сил. — Пэнси соединила их бокалы. На её щеках появился румянец, который, как знала Гермиона, соответствовал её собственному. Она чувствовала, как ей становится жарко, несмотря на прохладный ветерок, и позволила себе ещё больше расслабиться. Её стены опустились для откровенности с подругой. — Ты права. Я была застигнута врасплох тем, что произошло на твоей вечеринке, а затем разговором, к которому не была готова. Я не справилась с ситуацией должным образом. Или мне казалось, что я справилась в тот момент. Я… — Гермиона прижала руку ко лбу. — Много рассуждая, я смогла признать, что была не права. Однако я не хочу заново обсуждать тот спор. Просто хочу двигаться дальше. Мы вместе работаем над кое-какими вопросами, и я бы лучше строила всё на этом фундаменте, чем стала бы рыть ещё одну яму, в которую в конце концов можно упасть. — Это разумно. — Пэнси подняла бутылку, стоявшую между ними, и наполнила оба бокала. — Работаете вместе? Вы теперь друзья? — Сейчас мы больше похожи на союзников с общими интересами. — Гермиона бросила на неё взгляд. — А как насчёт тебя и Перси? Пэнси ухмыльнулась. — Мы наслаждаемся обществом друг друга. — Интересная фраза для… — Разве ты не нагулялась в пятницу на девичнике? — Вовсе нет. — Гермиона толкнула её в плечо. Несмотря на их молчаливые угрозы выведать подробности её новых отношений, тот вечер прошёл спокойно. Падма переживала из-за подготовки к свадьбе, поэтому её успокаивали, а Пэнси лишь немного подшучивала над ней. Джинни сделала им такие крепкие напитки, что на следующее утро Гермиона проснулась на диване с локтем Парвати у лица; все остальные были в таком же состоянии. Кроме Чжоу, которая укрыла их всех одеялами и оставила достаточно антипохмельных зелий на всех перед тем, как провести ночь в комнате для гостей. Она была слишком бодра за завтраком, отчего Пэнси стала просто убийственна. — Но серьёзно. — Гермиона придвинулась ближе к подруге. — Ты выглядишь более расслабленной. Это хорошо. Пэнси глубоко вздохнула; возможно, атмосфера помогла разрядиться им обеим. — Я нарушила несколько своих правил ради чёртового Уизли, и мне это не нравится. — Она сделала несколько глотков вина, а затем позволила себе мягко улыбнуться. — Но чувствовать свободу… приятно. Я не ощущала подобного раньше. Никаких ожиданий. Просто проводим время вместе. Гермиона знала её достаточно хорошо, чтобы понять подтекст. — Я знаю, что ты не говоришь об этом, но… — Нет, и три года терапии позволили мне сказать, что нет, мой брак не был таким. До этого я была телом, а не человеком с мозгами, желаниями и потребностями. Мне не разрешалось быть кем-то другим. Иногда я должна напоминать себе, что мне позволено иметь… — Пэнси сделала глоток вина и угрюмо отвернулась. — Неважно. — Могу я быть с тобой откровенной? — тихо спросила Гермиона. — Ты всё равно будешь. — Верно. — Гермиона усмехнулась, когда Пэнси посмотрела на неё с притворным раздражением. — Я просто думаю, что есть шанс, что у вас с Перси всё гораздо серьёзнее, чем ты думаешь. Пэнси бросила на неё недоверчивый взгляд и встала, чем вызвала недоумение у них обеих. Гермиона думала, что они разговаривают по душам, но Пэнси выглядела всё раздражённее с каждой секундой. — Хм? — Я собираюсь принести нам ещё одну бутылку, но послушай меня, Гермиона. Я отказываюсь от всего ради собственного спокойствия и для того, чтобы дать себе столь необходимую передышку от груза, который несу. — Она провела рукой по своим тёмным волосам. — Разрушительный? Да. Это укусит меня за задницу? Возможно. Готова ли я к этому? Абсолютно нет. Но мне не нужны советы или мнение тех, кто так же умышленно не замечает своего собственного отрицания. — Она подняла пустую бутылку. — Ещё красного? Пэнси ушла прежде, чем Гермиона успела ответить.***
11 июля, 2011 Остаток выходных прошёл как в тумане и в конечном итоге подготовил Гермиону к понедельнику. День она встретила намного раньше обычного, последовательность событий привела её к тому, что она вышла из камина в доме Малфоев и забрела в… ну, в общем. Что ж. Вид мокрого Драко Малфоя в обтягивающих чёрных купальных шортах заставил Гермиону споткнуться на полушаге; резиновая подошва её туфель странно заскрипела о деревянный пол. Если этот звук и не насторожил его, то бормотание проклятий, когда она пыталась не уронить бамбуковое растение, однозначно привлекло внимание. Её предательские глаза блуждали по его спине. Кухонный остров служил визуальным барьером между… — Ты рано. — Ты… мокрый. Малфой встал во весь рост, и Гермиона могла только наблюдать, как каждый мускул его спины двигается в такт движению. Малфой повернулся к ней лицом, давая ей возможность увидеть… ну, его самого. Смелого и неприкрытого, со старыми шрамами на груди и всем остальным. Они находились в его доме, и Малфой имел полное право ходить по нему в любом виде. — Я только что закончил утренний заплыв в бассейне. Ты пришла на час раньше. — Я… принесла растение? Гермиона чуть не задохнулась от собственной глупой реакции на его тело. Окей. Ладно. Она не была слепой. Его тело выглядело весьма привлекательно. Однако, в отличие от Парвати и всех остальных ведьм, она старалась не зацикливаться на мыслях о его… достоинствах. Его быстрый, сообразительный ум. Его непоколебимая преданность семье, которую она всё ещё пыталась понять. Загадочная аура вокруг него. И тот факт, что он был очень, очень привлекательным мужчиной. Это отвлекало Гермиону настолько, что ей приходилось раз или два подавлять собственное влечение к нему. Или, если быть честной, по крайней мере, дюжину. Она всё ещё искала этот чёртов зародыш мысли. Но её всегда спасало то, что Малфой обладал несносным характером, что позволяло не обращать внимания на его рост и широкие плечи. Даже сейчас она могла не зацикливаться на его светлых волосах, убранных назад. Она не позволяла своему разуму поддаться воспоминаниям о его прикосновениях. Что она чувствовала, когда её прижимали к… Гермиона отвлеклась от своих мыслей и посмотрела в сторону, чтобы сориентироваться, пока не увидела его татуировку. Хотя Гермиона стояла слишком далеко, чтобы разглядеть все детали в тусклом свете, ей удалось уловить яркие цвета дракона со сложенными крыльями. Он дышал полыхающим огнём, который покрывал его плечо и от которого туловище тянулось по всей длине верхней части руки и сужалось вниз, обвиваясь вокруг запястья. Теперь Гермиона знала, что он представлял собой нечто гораздо большее, чем просто дракон. Но затем он начал исчезать на её глазах, растворяясь за невербально наложенным им гламуром. — Ты так и будешь стоять здесь? — Малфой сложил руки на обнажённой груди, и Гермиона приложила все усилия, чтобы не отвести взгляд от его лица. — Нет. — Гермиона прокашлялась. — Извини за вторжение. Я уже проснулась и решила прийти пораньше. — Ты спишь? Вопрос можно было бы воспринять как шутку, но Малфой выглядел совершенно серьёзным, пока ждал ответа. — Ты явно рано проснулся. Достаточно давно, чтобы искупаться, по крайней мере. Он не стал отрицать обвинение. — Так и есть. Малфой шагнул вправо, и тут она заметила кое-что ещё. Совсем другое любопытное зрелище. Он заваривал чай. Её внутренний голос — звучавший как смесь Пэнси и Дафны — напомнил ей об этом. Малфой проследил за её взглядом, затем вернулся обратно. Но Гермиона была неспособна вести себя так, будто ничего этого не происходит, будто ничего этого не было. Она положила бисерную сумку на остров, поставила бамбуковое растение на стойку и взобралась на табурет. — Какой чай ты сегодня готовишь? — Он для матери, — отчеканил Малфой. — Серебряная игла. Определённо не тот, который она принесла. Это был дорогой, нежный белый чай, богатый полезными свойствами. — Как мне его заварить? — В течение трёх минут. Одна чайная ложка сахара для сладости. — Его указания, как и он сам, не оставляли места для каких-либо пожеланий. — Моя мать любит сладкие, нежные и совсем не горькие чаи. — Малфой взглянул на неё. — Ты, наоборот, не против лёгкой горечи. Он не ошибся, но сказанное им вызвало у Гермионы любопытство. — Если бы я решила попробовать её чай, мне бы понравился? — Ты бы не попробовала. Тяжёлые серые глаза всё ещё смотрели на неё после того, как это заявление вырвалось в пространство, разделявшее их. Гермиона приготовилась привести множество аргументов, когда Малфой наклонил голову. — Прошу меня простить. — Затем он повернулся, чтобы уйти. — Ты можешь закончить… — Конечно. — Зиппи придёт, чтобы отнести его ей? — Почему она не… — Она плохо спала прошлой ночью, и ей не понравился чай, который она приготовила сегодня утром. Я вмешался. Малфой ушёл, не сказав больше ни слова. И если Гермиона с благодарностью смотрела, как он уходит, отмечая его ягодицы и крепкие бёдра в обтягивающих плавках… Что ж, здесь не было никого, кто мог бы осудить её за брошенный взгляд. Гермиона приготовила чай, как было поручено, и Зиппи пришла отнести его Нарциссе. В итоге у неё остались остатки чая, и это в сочетании с её упрямством вызвало у Гермионы желание доказать, что Малфой не прав. Налив чай точно такой же, как у Нарциссы, она с вызовом поднесла его к губам и сделала большой глоток… А затем выплеснула чай в раковину. Он оказался ужасным. Гермиона хмурилась до тех пор, пока чаинки не исчезли, смытые проточной водой. Затем она принялась за работу. Благодаря тишине Гермиона успела закончить несколько дел. Она приготовила Нарциссе простой завтрак из яиц и тостов со смузи, как та и просила через Зиппи, и отправила всё это в её комнату, наложив чары сохранения температуры. Затем Гермиона взбила смузи для Скорпиуса вместе с порцией яиц и тостов, которые она ему приготовила — тоже под чарами сохранения температуры. Она достала запасной журнал созвездий, который купила по собственному желанию несколько недель назад, и журнал растений, купленный совсем недавно, и положила оба под бамбук. Вернувшийся Малфой был больше похож на себя: чёрная рубашка, застёгнутая под горло, и чёрные брюки с ремнём. Без пиджака. Но не его внешний вид заставил Гермиону дважды бросить на него взгляд, а то, что он принёс с собой: пять папок, набитых смесью бумаги и пергамента, достаточно толстых, чтобы он нёс их обеими руками. Он положил папки перед ней в ряд, а затем встал на противоположной стороне острова от той, где она сидела. — Это все мои исследования о состоянии моей матери. — Я провела собственное исследование. И, наверное, могу написать об этом книгу. — Не обижайся, но я серьёзно говорил о твоей неквалифицированности. — Малфой скрестил руки. Когда Гермиона скопировала его позу, уголки его рта опустились вниз, словно готовясь к спору, который она не собиралась начинать. Нет, она хотела выслушать его точку зрения, поэтому сделала соответствующий жест. — Полагаю, мне следует изменить свой ответ и сказать, что ей нужна команда — больше, чем просто ты. Все исследования подтверждают, что наиболее эффективный способ ухода за ней — это не только зелья, но и магловские лекарства и терапия. — Я знаю это. Он отпрянул. — Тогда почему ты не… — Твоя мать попросила у меня время. Я могу дать ей его только в том случае, если она будет следовать плану лечения, который, как показывают исследования, является более эффективным. Но она отказывается позволить маглам заботиться о ней в любом качестве. Именно эта тема является источником разногласий и постоянных споров, которые я раньше откладывала на потом, пока мы справлялись с болью. Я готова возобновить план сейчас, когда мы с твоей матерью разобрались с нашими проблемами… в основном. — Неужели? — Я сделала всё возможное, чтобы обойти это. Я общалась с американским целителем и его специалистом, и изменила свой уход, включив в него некоторые из их практик и учений. Это не моя специальность, и я не целитель паллиативной медицины, но я считаю, что сделала всё возможное в этих обстоятельствах. Я пыталась убедить её, но она не хочет меня слушать. Возможно, она прислушается к тебе. — Это может стать проблемой, учитывая её убеждения в превосходстве волшебной медицины и зелий. — Малфой нахмурился ещё сильнее. — Она не верит, что какое-либо магловское средство может быть более эффективным, чем магия, и у неё глубокое, укоренившееся на всю жизнь недоверие к маглам, с которым ничего не поделаешь. — Последовала пауза. — Не по тем причинам, о которых ты, вероятно, думаешь. — Я ни о чём не думаю, — призналась Гермиона. — На самом деле, я искренне заинтересована в том, чтобы узнать больше. Этому он, казалось, удивился. — Моя мама считает, что у маглов очень средневековый образ мышления, когда речь идёт о чём-то, чего они не понимают, — особенно о магии. — Средневековый? В смысле сжигания ведьм? Малфой только моргнул, как будто его утверждение было слишком очевидным для подтверждения. — Ладно, это совершенно справедливо. Я уверена, что в её семье были люди, которых сжигали. Быстрый кивок с его стороны подтвердил это. — История не была к нам добра, это правда, но времена изменились. С введением Статута о секретности единственные маглы, которые знают о нас, либо родственники, либо женаты на волшебниках, либо, естественно, сквибы. Стало безопаснее, чем когда-либо. — Правда? — медленно спросил он. — Я не разделяю взглядов моей матери, но ради того, чтобы понять ход её мыслей, я буду играть в адвоката дьявола, если ты не возражаешь. — Продолжай. — У нас есть магия, которая может защитить нас, но мы в меньшинстве. Магловское оружие может вызвать более масштабные разрушения, чем всё, на что способна магия. — Малфой положил руки на остров. Это движение приблизило его и привлекло её внимание к его лицу. — Ядерные бомбы. Химическая взрывчатка. У нас нет ничего, чтобы защитить себя от такого рода атак. Магия рассеивается, а ядерные отходы — нет. Мы всегда будем попадать под перекрёстный огонь. Желание Гермионы вмешаться заставило её выпрямиться под тяжестью его взгляда, но она молчала. Слушала. Ждала, когда он закончит. — У маглов целая история убийства всего, что они воспринимают как опасность, истребления всех, кто отличается от них, будь то из страха перед неизвестным или во имя религии. Идеи. Убеждения. Мысли. — Две войны показали, что волшебники так же виновны в разрушительных действиях. — Гермиона закатала рукав своего кардигана. — Наше сообщество невелико, да, поэтому каждая смерть имеет большее значение. Но у волшебников такое же неуважение к человеческой жизни, как и у всех маглов, которых я видела. — Продолжай. — Твой аргумент проводит границу между волшебниками и маглами, как будто мы все не люди, хотя это именно так. Каждый человек подвержен тому же страху перед неизвестным и враждебности ко всему неизвестному. Мы все способны на большую жестокость, но также на доброту и сочувствие. Цель общества и тех, кто им управляет, — не нагнетать страх, а смягчать негативные стороны человеческой природы, поощряя позитивные. Когда это происходит, пропасть между волшебниками и маглами не так велика, как ты думаешь. — Ты говоришь так, будто баллотируешься в министры. — Он приподнял бровь. — Планы на будущее? — Нет, я просто говорю то, во что верю. — Гермиона открыла первую папку, отметив смесь бумаги для принтера и пергамента, что свидетельствовало о глубине и широте его собственных исследований. Их усилия оказались не такими уж разными, как она ожидала. — Я не надеюсь убедить Нарциссу, но твоя помощь была бы весьма кстати. — Её взгляд переместился со слов на странице на серые глаза, в которых появилось выражение человека, ведущего внутреннюю борьбу. Однако взгляд исчез так быстро, что она сомневалась, будто вообще что-то видела. Малфой стал более уверенным, хотя и жёстким, когда отвернулся от неё и пошёл кипятить воду для чая. — Твои родители… Они странно смотрят на тебя, когда ты колдуешь? Какой… странно-личный вопрос. А вроде и не личный. Это было, по меньшей мере, недоумение. Смешанные чувства заставили Гермиону пожалеть, что она не отвлеклась на чай. — Не… — Что ж, ответ изменился из-за того факта, что она наложила на них Обливиейт. — Раньше не смотрели, — призналась она, возвращаясь к папке и перелистывая страницы. Раньше они гордились её магией, интересовались тем, чему она научилась после того, как целый год отсутствовала в школе, восхищались её успехами — ну, теми, которые не касались того, что она чуть не умерла. Эту часть она опустила. — О? Глубоко вздохнув, Гермиона закрыла первую папку и отложила её в сторону, подождав, пока Малфой наполнит стеклянный чайник водой, и снова заговорила: — Я изменила их воспоминания летом, перед тем как мы отправились в бега. Заставила их забыть, что у них когда-либо была дочь, а когда всё закончилось, я отправилась на их поиски. На это ушло время, но я успешно обратила чары вспять. Я спасла их жизни, но… — Они больше не доверяют тебе? Не совсем, во всяком случае. Она наблюдала за его спиной, пока он смотрел на чайник, ожидая, когда тот дойдёт до точки кипения. — Маглы боятся всего, чего не знают, магии в том числе. Цинизм моей матери по отношению к ним — это остатки их недоверия к ней. — Но она должна доверять мне, верить, что я знаю, что делаю, когда высказываю подобные предложения, и что я не поставлю её в ситуацию, которая подвергнет её опасности. Я её целитель. Мои решения идут ей на пользу, а не во вред. — Существует мало людей, которым моя мать действительно доверяет, и большинство из них мертвы. — Она доверяет тебе. Малфой сделал паузу, доставая из шкафа новую чашку, но тут же опомнился и поставил её на стойку, после чего вынул из соседнего шкафа стеклянную банку с некрепким чёрным чаем. — У неё не так много вариантов. Я самый близкий её родственник, с которым она общается. Когда они с Малфоем не спорили, наступала тишина. Она напомнила ей о теме, которую было необходимо затронуть, но Гермиона решила выждать подходящий момент. Она принялась наблюдать за тем, как Малфой скрупулезно засыпает нужное количество чайных листьев в заварочный чайник, наливает воду, сверяется с часами, призывает магией сахарницу и ждёт. — Возможно, — начала она, отчего Малфой вновь прервался, — если ты не можешь, я найду кого-то другого. Он медленно повернулся к ней лицом. — Моя тётя. Как всегда, он бросил на неё скучающий взгляд, а затем вернулся к старому занятию: ждать, глядя на часы. Гермионе, в свою очередь, не осталось ничего иного, кроме как снова наблюдать за ним. Так прошли секунды, каждая из которых казалась напряжённее, чем предыдущая. — Сомневаюсь, что ты добьешься успеха. Моя мать уже пыталась. — Я слышала об этом, но твоя тётя не знает всей ситуации. Только что я её целительница. — Моей матери не нужна её жалость. Её болезнь не должна иметь значения. Если бы тётя хотела восстановить общение, она бы уже давно сделала это. — Это правда, но каждая семья сложна и несовершенна. Как ни странно, с самыми близкими нам людьми наладить отношения бывает труднее всего. — Звучит так, будто ты знаешь, о чём говоришь. — Возможно, да. Но и тебе должно быть это знакомо. Его взгляд переместился с Гермионы на чайник, но она ещё не закончила этот разговор. Она встала с табурета и обошла кухонный остров, отмечая каждый вдох, выпущенный Малфоем. Казалось, его раздражало само её присутствие. Или их разговор. Или и то, и другое. — Мы не такие уж разные в этом отношении. Здесь у нас нет отличий. Мы все стремимся к семейной связи, но это нелегко после долгих лет разлуки. Дело не всегда в желании, куда важнее смелость. Воля. Сила. Важно проглотить свою гордость и выгнать эго за дверь. У твоей матери есть ожидания, которых у неё быть не должно. И у тебя. И у меня тоже. — Воссоединение матери с её сестрой меня не касается. — Но касается и должно касаться. Ты говоришь о том, что ничего вокруг не происходит без твоего ведома. Эта логика, если применять её в полной мере, должна распространяться и на всю семью, а не только на мать и сына. — Я никогда не виделся с ней. — Тогда, возможно, тебе стоит сделать это, прежде чем осуждать её за то, что она не пришла на чай к Нарциссе. В ней столько боли и обид, которые ты не сможешь понять, не узнав её. — Малфой ничего не ответил. — Я собираюсь поговорить с ней на этой неделе. Присоединяйся ко мне. Познакомься с ней. — Его глаза сузились. — Сначала я спрошу её, конечно. И если она согласится, то добавлю эту встречу в твой магический ежедневник, и ты сам решишь, приходить или нет. Малфой задумался на короткое мгновение. — Почему ты прилагаешь столько усилий? Гермиона пожала плечами. — Не могу назвать своё сердце добрым, но твоя мать попросила меня о помощи, и я согласилась её оказать. Кроме того, я понимаю, на каком этапе она находится. Я сама проходила через это. — Она подняла на него взгляд. — И понимаю, что ты проходишь через нечто похожее. Драко вернулся к прежней задаче. Гермиона, всё ещё сосредоточенная на разговоре, обнаружила, что не способна делать ничего другого, кроме как тщательно изучать Малфоя, как следовало бы изучать лежащие перед ней исследования. Его профиль, как и он сам, не выдавал никаких эмоций. Тем не менее, Гермиона старалась обратить внимание на всё, начиная с его глаз и заканчивая прямым носом, острым краем челюсти и изгибом уголков губ. Сегодня Малфой был чисто выбрит — ещё одно предпочтение, которое она не могла определить, видя его в разных состояниях на протяжении последних нескольких месяцев. Гермиона мысленно отметила, что, хотя щетина ему шла, он выглядел лучше без неё. Моложе. Более гладким. Мягче на ощупь, но всё ещё опасным, как обёрнутый в бархат нож. — Тебе что-то нужно? — натянуто спросил Малфой, не отрывая взгляда от заваривающегося чая. — Нет, просто наблюдаю. Что готовишь? — Жасмин на основе зеленого чая. Это для тебя. — Никогда не пробовала ничего подобного. Как ты собираешься его заварить? — Сначала добавлю мёд, потом немного молока. Она опустила глаза на столешницу, на которой лежали его руки. Перстень на пальце поблёскивал в мягком свете. — Ты знаешь, какой чай предпочитают все, а я едва знаю, какой предпочитаешь ты. Ты пил тот, что я тебе приготовила, и ни разу не сказал мне, что он тебе не нравится. — Разве это имеет значение? — Он несколько раз постучал пальцем по чайнику, не отрывая от него глаз, как будто процесс заваривания чая не должен был выходить из-под его контроля. — Если я когда-нибудь приготовлю тебе чай, это очень даже будет иметь значение. Эта фраза заставила его бросить короткий взгляд поверх оправы очков. От этого движения волосы немного растрепались, потеряв идеальную укладку. — И зачем же ты будешь делать это? — Его вопрос был негромким, настороженным и вызывающим, если не сказать больше. Руки вернулись к бокам, когда он ещё раз прошёлся по Гермионе внимательным взглядом. — Возможно, по той же причине, по которой ты завариваешь мне чай сейчас. — Я в этом искренне сомневаюсь. Разговор оборвался, когда он передал Гермионе чашку, а затем проигнорировал девушку, сосредоточившись на второй для себя; тишина продолжила тянуться. Чёрный. С двумя чайными ложками сахара. Без молока. Драко поднял свою чашку и отошёл от плиты, не проронив больше ни слова. Обогнув кухонный остров, он занял место рядом с покинутым Гермионой стулом и посмотрел на бамбук и журналы. Кажется, он впервые обратил внимание на растение. — Бамбук? — Это тебе. На удачу. Ты можешь поставить его там, где тебе нравится, или нет. Я могу… — Я найду для него место. — Малфой поднёс чашку к губам. — Собираешься взглянуть на результаты исследования? — Есть вероятность, что оно может пересекаться с моим. — Она сложила пять папок в стопку. — Но я тщательно изучу различия. — Хорошо. — Он посмотрел на стопку папок. — Пока мы разбираемся с отказом моей матери использовать магловские методы, мы должны обсудить вопрос о зельях. — Их даёт своим пациентам целитель Смит. — Тебе никогда не приходило в голову выйти за рамки? — Ну, нет. Они работают… когда она принимает их правильно. — Возможно, это действительно так, но в реальности девять зелий не работают. — Их нужно принимать в правильное время каждый день, иначе они неэффективны, да, именно поэтому я слежу за ней. Но даже ты не можешь отрицать, что ей стало лучше. — Потенциал найти что-то более эффективное есть, если хорошенько поискать или поэкспериментировать. — Он отхлебнул чай. — Но это не твоя работа. Я не пытаюсь задеть тебя, просто констатирую факт. — Я целитель, а не зельевар. У меня нет квалификации, чтобы делать что-то из того, что ты перечислил. Я консультировалась с одним из мастеров по поводу зелий, которые я варю для неё сейчас. Смесь, которую она принимает, адаптирована к её метаболизму. Что может быть лучше? Малфой поставил свою чашку на гранитную столешницу, открыл лежащую сверху папку и указал на место, на которое стоило взглянуть. — Совершенно новое зелье. Как минимум. Гермиона изучала написанный от руки пергамент, слегка повернув голову, как будто это могло помочь ей прочитать неразборчивые фрагменты. Не помогло, но она быстро уловила суть. — Комбинация всех трёх зелий. — Именно. Все три объединены в одно. — Они могли взаимодействовать друг с другом и… — Проницательно, Грейнджер, именно поэтому я пытаюсь найти подходящее связующее вещество. — Должно быть, на её лице отразилась непонимание, потому что Малфой поморщился. — Прежде чем ты спросишь, я сверился с несколькими зельеварами, и это не невозможно, если всё сделать правильно. — Я не об этом собиралась спросить. — О чём тогда? Она продолжала перелистывать датированные пергаменты. Заметки становились всё обширнее по мере того, как время приближалось к настоящему. Вместе с ними и правки. — Как долго ты над этим работал? — Она посмотрела прямо ему в глаза. — Судя по всему, это заняло много времени. — С тех пор как ей поставили официальный диагноз в октябре. Выражение его лица говорило о безразличии, но слова казались очередным доказательством двойственности характера. В октябре у Малфоя были умирающая жена, сын и работа, которая являлась не столько осознанным выбором, сколько необходимостью. Гермиона устала при одной только мысли обо всех битвах, с которыми ему наверняка пришлось столкнуться. — Всё это время ты… — Да. — Он снова поставил чашку на столешницу. — Возможно, сейчас у нас есть разногласия, но она всё-таки моя мать. Скорпиус не готов потерять ещё одного родственника так скоро. — И ты тоже. Малфой не подтвердил и не опроверг её слова. Он вернулся в свою крепость с потрескавшимися стенами, которые так и не удосужился залатать. — Почему ты так ведёшь себя с ней? Я не прошу донимать её заботой, ты даже не обязан мне отвечать, но мне искренне любопытно. Очевидно, что тебе не всё равно. То, как тщательно ты всё изучил и сколько сил вложил в это исследование и в зелье… — Гермиона покачала головой. — Твоя мать убеждена в твоём безразличии. Почему бы просто не похоронить его, простить её и начать ценить время, которое у вас с ней осталось? Оно не продлится вечно. Ты ещё пожалеешь, что оставил что-то недосказанным. Он посмотрел через плечо на кактус в другом конце комнаты. — У меня и так достаточно сожалений, зачем ещё одно? — Ещё одно, что останавливает движение вперёд. О других твоих сожалениях я не могу ничего сказать, но это… — Она поймала взгляд Малфоя на себе, отметив, что челюсть мужчины напряжена. — Ты никогда не станешь тем, кем тебе суждено, если все эти вещи будут тебя останавливать. Малфой повернулся к ней, слегка наклонившись. — И кем же мне суждено быть? — Кем бы ты ни решил. Прошло мгновение. Гермиона вернулась к чтению документа, теперь уже с другим уровнем сосредоточенности. С новой силой. Так прошло время, Гермиона читала всё, что Малфою удалось выяснить о зелье, а сам он занимался… Гермиона не могла бы сказать наверняка. Допивал свой чай. Несколько раз, когда она подняла на него взгляд, Драко казался задумчивым. Гермиона оставила его наедине со своими мыслями, пока ей не понадобилось задать вопрос: — Ты пробовал? — В этом доме у меня нет оборудования для варки зелья. — Мы могли бы воспользоваться моим, но о некоторых из этих связывающих веществ я никогда не слышала. Сильфий, хотя и является лекарственным средством, больше нигде не растёт, насколько я знаю. Это невозможно… — Это не так. То есть, это не невозможно, — вмешался Малфой. — Если есть способ и если я дам гарантию, что он будет работать так же эффективно, если не лучше, чем её нынешние зелья, ты подумаешь над ним? Гермиона задумалась над предложением. — Потребуется полный цикл варки, чтобы определить, работает ли оно. А если нет, то мы потеряем целый месяц. — Это рискованно. — Ты не производишь впечатление человека, который способен рискнуть. Малфой бросил на неё взгляд. — Туше. — Мы можем продолжить использовать план ухода, который я разработала на основании знаний тех, кто знает, что делает. — Или мы можем создать новый. — Мы? — Гермиона моргнула. — Я думала, ты не хочешь участвовать в её уходе. — Я думал, что передача моих исследований явно показала изменение моей позиции и мнения. — Возможно, но я не понимаю твоих действий и их отношения к твоему характеру. — Это не твоя забота — понимать меня. Я не пазл, который ты решила собрать по частям от скуки. — Мне далеко не скучно, Малфой. Мне просто не нравится, когда что-то не имеет смысла. — Мало что имеет реальный смысл. Мне кажется, что я всё ясно объяснил, но, если уж на то пошло, почему так важно, чтобы в моих словах был смысл? Что ты пытаешься разузнать? — Я думаю, что нам нужно лучше узнать друг друга, потому что теперь мы будем работать вместе чаще, чем раньше, и для этого нам нужно преодолеть замкнутость и эгоизм. Мы должны достигнуть уровня доверия, который, я знаю, ты не готов мне дать, но я всё равно попрошу тебя о нём, потому что сама собираюсь довериться тебе вопреки здравому смыслу. Попробуй сделать что-нибудь вопреки своему. Малфой потянулся за бумагой, но замер. — Тебе нужно краткое изложение? — Да. Вздохнув, он принялся коротко объяснять ей суть своей идеи, что заняло несколько минут. Было очевидно, что Малфой действительно провёл тщательное исследование — как будто количество папок не доказывало это. Он говорил почти так же, как в оранжерее, с уверенностью и строгой непринужденностью, что вместе имело мало смысла, но прекрасно отражало его непоследовательность. Гермиона перебила Малфоя всего раз, предварительно извинившись: — Как ты можешь быть настолько уверенным в своей способности связать три зелья вместе, когда каждое из связующих веществ либо невероятно нестабильно, либо недоступно, либо больше не растёт? — Первые два варианта требуют проверки. Что касается последнего… не всё, что ты читала, достоверно. Может быть, для маглов оно и вымерло, но оно существует в месте, к которому я могу получить доступ. Она готова была пойти на этот риск, и он стоил того. Возможно, это был лишь первый шаг на пути к тому, чтобы рискнуть ещё раз. — Я слушаю. — В поместье есть оранжерея с редкими и вымершими растениями, которые моя семья прятала поколениями, защищая чарами и магией крови, конечно. По крайней мере, два варианта связующих ингредиентов находятся там, наряду с другими потенциальными. — Нам нужно будет не только проверить каждый вариант, но и определить, как лучше его приготовить. Это масштабный эксперимент, Малфой. — Я в курсе, но… Это точно будет стоить того. И, честно говоря, Гермионе было этого достаточно. Они могли проработать детали, и она была готова посвятить всё необходимое время экспериментам и тестам. Это была её работа. Её цель. Предназначение. — Пообещай, что поговоришь с матерью об изменениях в её уходе, и я соглашусь с этой идеей… после того, как проведу дополнительные исследования. — Малфой нахмурился. — Я готова пойти на риск, но жду от тебя того же. Поговори с ней. Исправь всё, что между вами не так. Успех этого зелья не изменит того факта, что это не лекарство, а всего лишь средство, которое поможет оптимизировать уход. Я делаю всё возможное, чтобы дать вам обоим время. Просто… используй его с умом. Малфой поднял взгляд на противоположную стену. — Все гораздо сложнее. — Я и не сомневаюсь, но ты создал для неё целое зелье. Действия, конечно, говорят громче слов, но слова точно не сделают хуже. — Я подумаю над этим. Этого будет достаточно. Всем своим видом Малфой показывал, что не намерен продолжать разговор, и между ними воцарилась тишина. Гермиона продолжала изучать записи и указания по приготовлению комбинированного зелья. Конечно, эта работа предназначалась для двух человек и была сложной, занимающей по меньшей мере несколько часов, но позволяющей производить достаточное количество флаконов, чтобы варить зелье только раз в месяц. Если это сработает. Если они смогут сварить его успешно. Это будет… Малфой покашлял, взглянул на часы и снова постучал рукой по гранитному покрытию. — Во сколько он обычно спускается? Гермиона, занимающаяся всевозможными мысленными расчетами, замерла от внезапного вопроса. Её мысли хаотично метались, пока она не ухватилась за ответ в виде часов на стене за спиной. — Скоро? Примерно через пять минут, если всё идёт по графику. — На его недоумённый взгляд Гермиона пожала плечами. — Его расписание не позволяет многого. В последнее время оно немного улучшилось, но так и осталось достаточно строгим. — Хорошо. На лице Малфоя появилось выражение, которое она не видела у него ни разу за время случайного наблюдения. Неуверенность. Рука Гермионы легла на его в тот момент, когда до неё дошло, что Малфой нервничает. Он рефлекторно поднял на неё взгляд, сжимая ладонь в кулак. Малфой мог нервничать всё утро — во время разговора, утреннего купания, разговора о кактусе, который произошёл на выходных. Он мог бы и отдернуть руку, но лишь опустил взгляд, свободной рукой взяв ручку и принявшись разгадывать кроссворд. — У тебя рука холодная. — Прости. — Гермиона убрала её и неловко посмотрела через плечо на кактус, купающийся в утреннем свете. — Я думаю, Скорпиус в основном знает твоё расписание. Он спустится чуть раньше семи. Потом ты сможешь уйти. — У меня есть время. — Малфой постучал пальцем по столешнице, после чего потёр только что освободившуюся от прикосновения Гермионы руку, как будто она болела. — Возможно, ты не совсем ошибалась насчёт… Они оба услышали шум, доносящийся не с той стороны. В неподходящее время. Малфой повернул голову в сторону звука как раз в ту секунду, когда вошёл Скорпиус. Сперва мальчик заметил Гермиону, и на его лице появилась лёгкая улыбка… пока его взгляд не коснулся отца, отчего он замер на месте. Гермиона почти чувствовала, как в Малфое нарастает напряжение, но она была сосредоточена на Скорпиусе. По правде говоря, Гермиона удивилась, что он не вздрогнул, хотя был близок к этому. Его глаза метались между ней и Малфоем, а на лице были написаны замешательство и нервозность. Затем он сделал осторожный шаг назад. Потом ещё один, и ещё, пока не врезался в стену. Гермиона вздрогнула. Это выглядело болезненно. Тихий вдох, который могла слышать только она, выдал Малфоя, его реакция набатом отозвалась в её ушах. Этот звук заставил горло сжаться, и ей пришлось сглотнуть. Скорпиус только покраснел и дважды извинился, а потом покинул комнату на подрагивающих ногах. — Не уходи, — сказала она Малфою, выходя из комнаты и не оглядываясь. Гермиона последовала за Скорпиусом по коридору, затем вверх по лестнице, по другому коридору, которого раньше не видела, ведущему ко второму лестничному пролету. Тому, что вёл обратно в гостиную. Ох. Его утренний распорядок дня, от которого он отступил, вероятно, случайно. Гермиона тихо позвала Скорпиуса по имени, ровно настолько, чтобы привлечь его внимание. Он посмотрел прямо на неё, и она едва успела сесть на колени, как он бросился в её объятия. Гермиона шептала слова утешения, мягко, медленно поглаживая его по волосам. Сначала дыхание мальчика было рваным, но вскоре выровнялось. Он замер. А потом расслабился. Гермиона держала его в объятиях, пока он не оказался готов сам отпустить её. С большим трудом Скорпиус вывел жестом слово. Отец. — Он застал тебя врасплох? Мальчик кивнул. — Мне жаль. — Гермиона взяла его за руки. — Он не хотел тебя напугать. Он просто хочет позавтракать с тобой, но только если ты не против. Голубые глаза расширились. Он указал на себя. Со мной? — Да, с тобой. — Она легонько щёлкнула его по носу, что заставило его слабо улыбнуться. — Но если ты не готов, он может уйти… Горячность, с которой он покачал головой, громко и ясно выразила его точку зрения. Несмотря на нервозность, он выбрал храбрость. Гермиона внутренне порадовалась этому. Вокруг него по-прежнему витало беспокойство, но она ловила взгляд Скорпиуса каждый раз, когда он отводил глаза, и нежно сжимала его руки, когда ей казалось, что он погружается в свои мысли. Скорпиусу потребовалось несколько минут, чтобы успокоиться, что напомнило ей о том дне у окна. Однако сейчас он казался совсем другим ребёнком. Сегодня, в отличие от того дня, Скорпиус смотрел ей в глаза. Он подтянул носок, пока Гермиона поправляла его пиджак и взъерошенные волосы. — Ты ударился о стену, всё в порядке? Он покраснел и поморщился. «Ошибка», — вывел он руками. Гермиона поняла, почему он убежал. — О нет, это получилось случайно. Ничего страшного. Такое иногда случается. Твой отец беспокоился, что ты поранился. Он будет рад узнать, что с тобой всё в порядке. Скорпиус опустил взгляд. — Ты нервничаешь? Да. — Могу я открыть тебе секрет? Скорпиус согласился, его щёки продолжали пылать. — Твой отец нервничает так же, как и ты. — Гермиона чуть не рассмеялась над выражением его лица; оно было так жутко похоже на лицо Малфоя, что это почти заставило её подавиться смешком, несмотря на напряжение. — Не похоже на него, я знаю, но это так. Если ты хочешь позавтракать с ним, не торопись. Я буду там. Помни, ты можешь держать меня за руку, если хочешь. Это не изменится. Гермиона раскрыла ладонь и улыбнулась, когда Скорпиус взял её. Как только он приготовился, они спустились по лестнице. Решив сохранить всё как можно более нормальным, Скорпиус поприветствовал кактус, а Гермиона сначала взглянула в сторону кухни. Малфой всё ещё стоял там. Ждал. Узел в её животе ослаб, когда их взгляды пересеклись, и она кивнула ему. Гермиона посмотрела на Скорпиуса и обнаружила, что он слегка наклонился влево, чтобы взглянуть на отца. Потом ещё немного. И как только Гермиона подумала, что он вот-вот свалится на пол, не удержав равновесия, тот выпрямился. Она повела его за собой, но, когда они приблизились к столу, Скорпиус удивил её, отпустив руку и продолжив идти самостоятельно. Он приблизился к своему месту, где его, как всегда, ждала еда, но садиться не стал. Его прищуренные голубые глаза что-то искали, а уголки губ слегка опустились. Скорпиус наклонился под стол. Гермиона и Малфой обменялись взглядами, но она пожала плечами в ответ на немой вопрос, не зная, что он ищет. Настойчивый, как всегда, Скорпиус прошёл вдоль стола, потом обратно, лицо его всё больше и больше искажалось в очаровательном замешательстве. И только когда Малфой встал и подошёл к нему, она поняла, чего ему не хватает. Скорпиус моргнул, глядя на своего отца, который едва скрывал своё волнение под маской невозмутимости. Волнение, которые она заметила, потому что уже была с ним знакома. Малфой протянул сыну то, что тот искал. Его письмо. Завтрак Скорпиуса на девяносто процентов состоял из тщательного наблюдения за Малфоем и примерно на десять процентов из приема пищи. В целом он хорошо справлялся. Лучше, чем можно было ожидать, честно говоря. Однако Гермиона чувствовала, как Скорпиус напряжённо следит за своим отцом, словно боясь, что тот исчезнет, стоит только моргнуть. Поэтому он практически не делал этого. Не притронулся Скорпиус и к тому, что всегда ел первым: к своему тосту. Даже когда Гермиона намазала его джемом, который он так любил. Его рот часто не успевал ловить металлическую соломинку для смузи, а кусочки яиц не доходили до рта, оказываясь где-то на салфетке, заправленной в рубашку, или на тарелке, пока он вместо этого кусал вилку. Когда это случилось в третий раз, Гермиона вздрогнула и издала звук, похожий на крик мандрагоры. Малфой вёл себя не лучше. Он наблюдал за Скорпиусом, как будто не знал, что сказать, чтобы прервать молчание. В какой-то момент он посмотрел на неё с читающейся во взгляде мольбой, что напомнило ей, как Гарри впервые обнял Джеймса. В ту секунду Поттер во всех отношениях олицетворял человека, который чувствовал себя не в своей тарелке. На этот раз настала очередь Малфоя. Гермиона не пыталась завязать разговор, но сжалилась над ними обоими и набрала в тарелку Малфоя еды. Только потому что Скорпиус напрягался всякий раз, когда тот делал малейшее движение. Трудно было сказать, был ли он взволнован, смущён или встревожен присутствием отца. В итоге Скорпиус начал постоянно моргать, как детёныш животного, пытающийся сосредоточиться на большом новом мире. Похоже, давалось ему это нелегко. Гермиона всё же вмешалась, успев предупредить неловкое движение Скорпиуса, чтобы он не ткнул себя соломинкой от коктейля в глаз или нос вместо рта. Глаза Малфоя на мгновение прошлись по ней, прежде чем вернуться к сыну. Если бы Нарцисса была рядом, она бы сказала Скорпиусу не пялиться, но Гермиона не стала выражать несогласия. Очевидно, они оба нуждались в этом. Быстрый взгляд на часы подсказал Гермионе, что скоро придёт за Скорпиусом Кэтрин, а он толком не успел поесть. Или вообще ничего не съел. Это означало, что через час он начнёт ворчать, а к обеду станет угрюмым. Гермиона взглянула на отца мальчика в поисках поддержки, но ему потребовалась целая минута, чтобы почувствовать её пристальный взгляд. Демонстративно, чтобы Малфой понял её слова, Гермиона перевела взгляд с тарелки на его сына, после чего мужчина кивнул, похоже, поняв её. — Почему на его тарелке нет мяса? Или не понял. Скорпиус только моргнул. Снова. Сжав переносицу, Гермиона сделала терпеливый вдох. — Он его не ест. Это предположение, которое я проверяла в течение последнего месяца или около того. Может быть, он перерастёт это, но сейчас, если мясо лежит на его тарелке, он будет есть всё, что угодно, кроме него. Я просто дала ему выбор. — И моей матери нечего сказать по этому поводу? Гермиона усмехнулась про себя. — Я думаю, ей скорее нравится тот факт, что она больше не проигрывает в гляделках кому-то, кто даже не может видеть поверх стойки. Малфой ничего не ответил, одарив её озадаченным взглядом, но Скорпиус поёрзал на месте, и Гермиона подмигнула Малфою-старшему. Он явно не понял, о чём идет речь. — У него скоро начнутся уроки, и он должен поесть, не думаешь? — Эм… Да. Это утверждение больше походило на вопрос. Гермиона взяла дело в свои руки, подвинув стул ближе, что заставило Скорпиуса впервые взглянуть на неё. — Он никуда не денется, — строго сказала она ему. — Ешь. Скорпиус посмотрел на отца в поисках подтверждения, и тот, наконец, согласился: — Я буду здесь. И только тогда мальчик начал есть всерьёз, опустив глаза на тарелку, чтобы подцеплять вилкой яичницу, и глядя на отца только во время жевания. Потребовалось ещё несколько пристальных взглядов, чтобы Малфой тоже начал есть. Атмосфера за столом балансировала между нормальной и странной. Скорпиус принялся за свой обычный завтрак, поглядывая на записку, время от времени отправляя в рот новую порцию еды, только теперь он переводил взгляд с пергамента на отца, прищурившись. Кэтрин пришла за Скорпиусом, но, обнаружив, что он всё ещё ест вместе с отцом, села рядом с Малфоем. — Ему понадобится несколько минут, — сказала Гермиона вместо приветствия. — Прекрасно. — Кэтрин посмотрела на очевидного слона в комнате, лёгкий румянец окрасил её щёки. — Доброе утро, мистер Малфой. Он вежливо кивнул. — Доброе утро, Кэтрин. — Затем он вернулся к наблюдению за Скорпиусом, доедающим яичницу. — Что у него в расписании уроков на день? — Математика и письмо перед перерывом и обедом. Затем этикет и история до послеобеденного перерыва. И напоследок искусство. Гермиона бы нахмурилась, узнав, что названные предметы преподаются ребенку, который только учится читать, но, честно говоря, уже это было огромным улучшением. Глаза Скорпиуса перемещались между тремя точками — тарелкой, запиской и отцом, — в их движении не было определённого порядка. Глаза Кэтрин тоже метались, но в основном между Малфоем и её руками. В его присутствии её лицо покраснело ещё больше. Гермиона нахмурилась, но Малфой, казалось, ничего не заметил. Закончив есть, Скорпиус вытер руки салфеткой, положил записку в карман и встал на ноги. Он потянулся за своей пустой тарелкой, чтобы помочь, но Гермиона покачала головой. В конце концов, он опаздывал. На мгновение ей показалось, что Скорпиус собирается коротко обнять её, прежде чем уйти с Кэтрин — это уже стало обыденностью, — но этого не произошло. Вместо этого мальчик смело подошёл к отцу, встав перед ним, как перед Нарциссой. Ожидая указаний. Одобрения. — Я … — Слова застыли в горле Малфоя. Он развернулся к сыну, рассеянно снимая очки и опуская их на стол. Он снова обратил внимание на Скорпиуса, который смотрел на него с проблеском осторожной надежды в глазах. Гермиона, затаив дыхание, наблюдала за происходящим, надеясь, что ни одно из их чувств не будет случайно ранено. Что бы он ни пытался сделать, Малфой дважды колебался, прежде чем решиться на следующее действие. Он поднёс к подбородку палец, немного опуская его, произнося таким образом на языке жестов: — Завтра? Вопрос не был идеальным, движения — такими же скованными и нерешительными, как у мальчика, поведение которого он изучал месяцами, чтобы научиться его разбирать. Тем не менее, глаза Скорпиуса расширились в понимании, а лицо в благоговении застыло. Как и её собственное. Малфой сделал свой ход, смелый и уверенный, но отсутствие реакции Скорпиуса заставляло его сомневаться в себе. Но вместо того чтобы сдаться и упустить момент, Малфой взглянул на Гермиону один раз, а затем отвернулся. Он поёрзал на стуле и сосредоточился на сыне, облизнув нижнюю губу в бессознательной решимости, прежде чем попытаться ещё раз. Любовь — это терпение и преданность, доверие и настойчивость. Она никогда не подводит и не колеблется, никогда не бывает гордой. Любовь — это бесконечное количество неосязаемых вещей, но в данный момент она воплотилась в человеке, который не знал ничего, кроме как продолжать тихонько подталкивать сына и задавать вопросы, учиться и бороться за возможность достучаться до него. Столько, сколько потребуется. Принося в жертву всё, что было необходимо принести. Шаг за шагом. — Могу я присоединиться к вам… Скорпиус не дал ему закончить. Он не выпустил кардиган Гермионы, даже когда сжал маленький кулак и застенчиво покачал им в ответ. Да.Не обязательно видеть всю лестницу, чтобы сделать первый шаг…
Мартин Лютер Кинг