Птичья Песня

Я проснулась от чувства, что надоедливый комар звенит над ухом. Не от звука, а именно от чувства. Не открывая глаз, я спрятала голову под подушку. Комариное чувство никуда не делось. – Алина, тут комар, – пробормотала я. Никто не ответил. Я открыла глаза и вспомнила, что я не дома и даже не в отеле. Я откинула подушку и потерла глаза, которые никак не хотели открываться после ночных слез. Села, потянулась, повертела головой туда-сюда, чтобы размять шею, и тут заметила смятую бумажку на кровати. Ну ты и птица-тупица, Екатерина! Додумалась положить рисунок под подушку! С досадой на саму себя я взяла листок, расправила его и не обнаружила на нем никакого рисунка с птичкой. Я повертела его, подошла к окну и зачем-то посмотрела на свет. Ни следа! Текст с пожеланием удачи немного смазался, но остался на месте, а обратная сторона листа была девственно чистой. Что за фокусы? Я даже не могла понять, расстроена ли я больше, или раздражена. Срочно в номер! Загадочная пропажа птицы! Как-то двусмысленно, не находишь, Екатерина? Сработала ли магия, которую колдун применил к Алине, поддадутся ей ли родители и не станут меня искать? Я отмахнулась от невеселых мыслей. Рыдать удобнее по вечерам, когда никто не видит. Чувство комара так и не уходило. Видимо, колдуны будят колдовскими методами, а не простым стуком в дверь. Ничего, пускай позвенит, я не такая раздражительная, как он. В ванной обнаружилось неудобство: нужно было как-то умудриться включить и выключить воду в душе, не намочив записку. Если махнуть ей далеко от душа, включалась вода в раковине. С другой стороны, если на бумагу попадет несколько капель, не испортится же из-за этого магия? В процессе оказалось, что даже если уронить записку прямо в душевой таз, то магия останется на месте. Разобравшись, я встала под струю воды, которую специально сделала погорячее. Вода была очень чистая, как будто мягкая, пар быстро заполнил маленькую комнатку. Я намыливалась душистым мылом, когда увидела ее, пропавшую птичку. – Вот черт, – только и смогла произнести я. И как прикажете это понимать? Сначала пятно от клятвы, а теперь это. Ринка преспокойно устроилась вместе со своим пшеничным колоском у меня на левой руке чуть ниже плеча, занимая сантиметров десять в высоту. Каждая черточка была выведена четко, как на злосчастной записке. Сначала я понадеялась, что рисунок каким-то невообразимым образом отпечатался у меня на руке, пока я спала, и потерла его с мылом. Нет, никакой это не карандашный отпечаток. Это была вторая непрошеная татуировка за сутки. Я кое-как заправила постель, а записку от интеллигентного старичка-художника скомкала и бросила в угол. Непонятно, то ли это с домом колдуна что-то не так, то ли этот старичок и сам был заезжим туристом-волшебником. Только вот зачем бы ему лепить мне татуировку на руку! Оставалось надеяться, это не очередная выкачивалка сил. Мне не хотелось выходить, но комариный будильник в ушах стал невыносимым и почти материальным. Так недалеко и до черных, не серебристых, искорок в глазах. Я снова надела джинсы и вчерашнюю красную клетчатую рубашку, которая все еще пахла автобусом. Ну хорошо, Екатерина, сейчас ты выйдешь и скажешь ему, что ты свободная личность, и потребуешь немедленно показать тебе дорогу домой. Стоило мне выйти в коридор, как звон прекратился. Джей вышел мне навстречу с кухни. Он то ли почистил свои коричневые штаны и черную рубашку от пыли, то ли у него был очень однообразный гардероб. Волосы хоть и были чистыми, забранными в хвост, но на них все равно словно оставался налет пыли. Лицо было все такое же уставшее, осунувшееся, с темными кругами под глазами, как будто он и не спал. – Давай договоримся, – начал он, и я поняла, что вместо «доброго утра» мне сейчас зачитают правило номер три. – Если я тебя зову, ты сразу приходишь. – Мне нужно было умыться. – Полчаса? – Я разбиралась, как все работает, – как-то жалко стала оправдываться я и расстроилась, что момент проявить твердость характера упущен. – Я сейчас покажу, как все работает, – раздраженно сказал колдун. Он открыл дверь под лестницей, которую я вчера не заметила. Там оказалась большая кладовка. Колдун вытащил метлу с ровными жесткими прутиками, совок и прямоугольное металлическое ведро и пошел на кухню. – Вот так это работает! Он смел крошки с пола в совок и ссыпал в ведро, затем протянул мне метлу: – Вперед. – А что, нет записок для уборки? – с надеждой спросила я. – Записки неспецифичны, – непонятно буркнул Джей и налил себе воды из-под крана. Все-таки тут была какая-то магия – мусор из ведра исчезал. Я медленно возила метлой по полу. Пыль не хотела отправляться в совок и кружилась серыми пушинками. Под столом обнаружилось несколько виноградин, которые я вчера не заметила или предпочла проигнорировать. Я хотела и их ссыпать в ведро, но Джей сказал: – Нет. Он отставил недопитую воду, достал из полки под раковиной еще одно ведро, только обычное, с дном круглой формы. – Это для пищевых отходов. Ну надо же, разделение мусора! Наверное, ведра перемещают мусор на какие-нибудь разные свалки, а если перепутать, придет злой инспектор мусора и оштрафует. Хлопнула входная дверь – пришел Робин, принес свежие булочки, молоко и яйца. Булочки были не такие, как вчерашний хлеб. Это были те же, что в трактире – круглые, величиной с ладошку, а в середине какая-нибудь мелочь, орешек, ягода или листочек. Робин сразу стал хозяйничать на кухне – открывал полки, вытаскивал посуду. В шкафчиках нашлись специи, масло, мука и прочие штуки, которые окончательно убедили меня в том, что с хозяйством колдуну кто-то помогал. Невозможно было представить этого мрачного пыльного типа у плиты или за покупкой разнообразных пряностей. Пока ко мне не переехала Алина, на моей кухне можно было найти только соль, а если покопаться – то перец. Я продолжила подметать, не потому что было так уж грязно, а потому что опасалась, что меня тоже привлекут к процессу. А я готовить не люблю и не умею. – Достань, пожалуйста, помидоры, – бросил через плечо Робин. Он уже что-то резал, разбивал, смешивал. – Ты умеешь готовить? – как будто прочитав мои мысли, спросил он, когда я передала ему несколько холодных помидоров. Джей вышел на веранду, сел на крыльцо и сжал голову руками. Я сказала тихо, чтобы не было слышно с улицы: – Я умею жарить яичницу до угольков. Робин рассмеялся. – Ну, это просто, ты научишься. Я скептически скривила губы. Зачем учиться всякой ерунде, которая не пригодится дома. – Я заказываю пиццу и суши, – сообщила я. Робин закрыл омлет крышкой и, пока тот шипел и ворчал, стал выпытывать у меня рецепт пиццы. – Я забежал в полицейский участок пораньше, отметился, а потом сразу к вам. Не успел позавтракать. А когда я голодный, очень люблю поговорить про еду. Оказалось, что рис у них тоже есть, но заворачивать его в водоросли и засовывать внутрь рыбу и овощи никто не додумался. Зато здесь были булочки, похожие на пиццу. Тесто обмазывают томатной пастой, в середине делают углубление и кладут сыр и помидоры, иногда мясо, а потом готовят в печи. Джей есть отказался, оставшись сидеть на веранде. Сказал, что ему от запаха еды плохо, но принял у Робина яблоко, которое тот протянул ему через окно. – Почему записки неспецифичны? – тихонько спросила я Робина, пока мы завтракали. – А почему ты его не спросишь? Хотела я сказать тетушкиным тоном, что неприлично отвечать вопросом на вопрос, но промолчала. Робин глянул на Джея, который перебрасывал яблоко из одной руки в другую и смотрел в заросли травы. – Он не такой на самом деле, дай ему время. Я сделала вид, что очень занята собиранием крошек на тарелке в кучку. – Так почему записки неспецифичны? – повторила я, чтобы перевести тему. – Ты доела? Дай-ка я покажу. Я сбегала за коробочкой, которую оставила в комнате. Там я вспомнила про свою новую птичью татуировку, но мне не хотелось спрашивать даже Робина. Почему-то казалось важным, чтобы в этом мире у меня были свои секреты. Я вернулась, и Робин взял записку для света. Вытянутой рукой он сделал широкую дугу. Свет зажегся и в коридоре, и на кухне. Робин подошел к двери, про которую я еще не успела узнать, и открыл ее. Там тоже горел свет. Это оказалась столовая, средних размеров комната со столом на восемь персон. Шторы были закрыты, посередине стола стояла ваза с увядшими розами – еще один привет от домохозяйки. – Они просто включают и выключают свет, неважно, где. – А в чем же проблема сделать записку для уборки мусора с пола? – так и не поняла я. – Для этого нужно описать, что такое мусор. Что такое мусор? – Ну, – я задумалась, – крошки, пыль, грязь с улицы... вот виноградины тоже! – А теперь подумай, как это описать. Напишешь пыль или грязь – записка уберет только их, напишешь «остатки еды» – придется вынести еду из комнаты, потому что исчезнет все в зоне действия записки. А если станешь описывать подробно, какого размера остатки еды, что считать остатками, а что нет, то записка будет стоить столько же, сколько услуги уборщицы на неделю. Я хотела спросить, какого цвета буквы относятся к нагреванию плиты, но решила, что это может быть расценено как проявление интереса к кулинарии. – А что вы тут пьете? Ну, чай, кофе? – Чаще всего чаи из трав и ягод. В городе есть чайные, я тебе потом покажу. – А у нас не чайные, а кофейни! И еще кафе и кафетерии, – улыбнулась я. – Кофе растет южнее, его экспортируют, так что это дорогое удовольствие. Но у Джея он должен быть, можем поискать. Я оживилась. Кофе я люблю! Кофе и колу, но про колу спрашивать не имело смысла: даже если тут и есть подобный напиток, он точно не похож на настоящий. Робин пошарил по полкам, извлек бумажный мешочек, открыл его и понюхал. Молотый кофе оказался свежим – ведь тут все застыло в том состоянии, в котором колдун оставил дом тринадцать лет назад. – А как... – начала я, но тут Робин достал турку. И тогда настал мой звездный час. Я оттеснила Робина от плиты, сама понюхала кофе и закрыла глаза от удовольствия. Замечательный! Сладковатый, средней обжарки, с цветочными нотками. Прикинула размер турки, насыпала три ложечки кофе с горкой, не глядя, протянула руку: – Записку для воды. Наполнила турку водой до узкого горлышка. – Записку для плиты. Слова на записке были написаны красными буквами. Какая же я хитрая! И спрашивать не пришлось! Аромат кофе притянул Джея с веранды. Он положил надкусанное яблоко на стол. Робин принес из столовой три небольшие чашечки с узором из сине-зеленых листьев и золотых капелек. Когда поверхность заволновалась, я сняла турку с плиты и подождала, позволяя частичкам кофе осесть на дно. Я едва не забыла выключить плиту запиской и проворчала, что это небезопасная магия, но Робин ответил, что если на плиту ничего не ставить в течение нескольких минут, она сама выключится. Я разлила кофе по чашкам. – А говорила, что не умеешь готовить! – похвалил меня Робин. Джей метнул на меня быстрый взгляд – значит, не слышал наш разговор. – Это не готовить, – покраснела я. С одной стороны, это было приятно, а с другой, я уже винила себя в том, что проявила что-то вроде заботы и продемонстрировала навыки обращения с посудой и плитой. Булочки оказались все разные, с травкой наверху – со специями, с орешком – ореховая, а с ягодкой – без начинки, но сладкая. Джей зачарованно смотрел, как я поглощаю булочку за булочкой. Может, мне должно быть неловко от того, что тут человек страдает и давится одним кусочком яблока, да и тетушки голос нудил о том, что молодой леди нужно вставать из-за стола с легким чувством голода, но я демонстративно не останавливалась. Робин предложил вывести меня в город, чтобы все показать, но Джей решил, что сегодня нужно привести в порядок сад. Он поднялся и вышел, сказав напоследок, чтобы я помыла посуду и выходила на улицу. Робин ушел с ним. Я с облегчением вздохнула – булочки в меня уже не лезли. В раковине лежали вчерашние ножи и вилки, я положила туда тарелки, сковородку, чашки и задумалась, что с этим делать. Под раковиной не оказалось ничего похожего на губки или мочалки. Я заткнула слив пробкой, налила горячую воду и встала над ней, как будто ждала, что посуда очистится сама собой. Частички молотого кофе лежали на дне, масло со сковородки плавало сверху грязным пятном, а по нему, словно яхты и корабли, рассекали поверхность кусочки помидоров и зеленого лука. Я уже несколько минут наблюдала воображаемый бой красных и зеленых пиратов, когда вернулся Джей. Конечно, он же знает, где я нахожусь. Наверное, почувствовал, что я уже несколько минут стою без движения. Он положил рядом с раковиной стопку полотенец, а в воду налил мутный белый раствор из стеклянной бутылки. Вода тут же вскипела радужными пузырями, и мой красно-зеленый флот был повержен. Запахло цветами. Масляное пятно в страхе разбежалось маленькими пятнышками к краям раковины. Колдун сунул мне в руки мочалку и очень медленно произнес, как будто всерьез начал сомневаться в моих умственных способностях: – Давай так. Если ты чего-то не понимаешь – спроси. Правило номер четыре, подсчитала я. Может, и правда в следующий раз спросить? И так, и так нагрубит. Вроде не такой уж он и страшный, как мне сначала показалось, просто грубый. Помыв посуду, я кое-как распихала ее по полкам. Кроме красивых кофейных чашечек, их я отнесла в столовую. Там находился шкаф с целой витриной разнообразных тарелок и чашек, наверное, для гостей. Для чисто гипотетических гостей, потому что я бы на месте любого посетителя сбежала отсюда спустя пятнадцать минут. В столовой было сумрачно и недружелюбно, букет мертвых роз навел меня на мысль, что эту комнату забросили гораздо раньше, чем колдун заморозил дом. В саду Джей срывал плети винограда со стены, Робин переворачивал большую каменную вазу, которая завалилась набок под натиском одичавших ветвей. – Возьми садовые ножницы в кладовке и начинай стричь кусты, – сказал Джей. – А что, нет никаких записок для сада? – без особой надежды спросила я. – Есть садовые ножницы, – теряя терпение, рявкнул Джей. – Записки неспецифичны, понятно, – недовольно прошептала я, направляясь в кладовку и надеясь, что колдун услышит и лопнет от злости всем на радость. Ножницы были длиной с мою руку, тяжелые и тугие. Я прошлась вдоль дорожки, отрезая самые некрасивые и выступающие ветки. – Может, по листочку отрывать будешь? – подал голос Джей от дома. Может и буду! Разозлившись, я отрезала какой-то куст прямо у основания, и он завалился на дорожку, царапнув меня напоследок колючими ветками по щеке. Робин разобрался с вазой, нашел вторые ножницы и присоединился ко мне. Он с растениями не церемонился, и скоро проход к дому был чист. Мы оттаскивали ветви на дорогу. Робин сказал, что проще всем скопом переместить их в лес. Я поинтересовалась, почему нельзя целые растения из сада отправить в лес, чтобы они там продолжали расти. Робин снова своим учительским тоном спросил меня, что такое дерево. – Ну... ствол, ветки, листья... корни. – Правильно, – почему-то обрадовался Робин, – корни. Куда ты их денешь? Каждое дерево нужно аккуратно извлекать и знать точное место в лесу, где ничто не растет, чтобы поместить туда корни. Магия не всегда эффективнее обычной физической работы. То тут, то там в соседних домах мелькали любопытные лица соседей. У всех сразу тоже нашлись какие-то дела в саду. Многие решили, что в этот солнечный весенний день хорошо бы помыть окна, выходящие на дом колдуна. Мимо прошла, коротко поздоровавшись, женщина с собакой, напоминавшей смесь болонки и пуделя. Женщина была одета в яркие шаровары и узкую белую кофту, как противоположность костюму Робина, у которого был узкий низ и широкий верх. В течение дня я заметила, что это отвечает местной моде – и мужчины, и женщины носили или шаровары в сочетании с узкими кофтами, или наоборот, узкие штаны и широкие блузы с пышными рукавами, как будто соблюдая баланс. Некоторые несли в руках плащи. Цвета были совершенно разнообразные, и яркие, контрастные, и приглушенные, землистые. Мы немного продвинулись вглубь сада, и я тащила новую порцию веток наружу, когда к калитке подбежал мальчишка довольно-таки наглого вида, в коротких оборванных штанах, наполовину заправленной в них рубашке, кепке, надвинутой на лоб, и при этом босой. – Господин Робин здесь? – и не дав мне ответить, проорал: – Господин Робин! Заходить за калитку он, однако, не стал. Робин подошел, наклонился, и мальчишка быстро зашептал ему что-то в ухо. – Скажи ему, что уже иду. Мальчишка кивнул и со всех ног бросился вниз по улице. – Джей, – позвал Робин. Колдун вышел из-за дома, отряхнулся от листьев. Вид у него был неважный: волосы снова растрепались, а бледные щеки пошли розовыми пятнами. – Ты бы отдохнул, – сказал Робин с сомнением. – У меня дела в городе, может, возьму заодно Рину, покажу ей все? Джей только отмахнулся от предложения отдохнуть и покачал головой: – Завтра. Сегодня нужно тут все привести в порядок. Руки мои, привычные к печатанью на клавиатуре и кликанью мышкой, отказывались поднимать тяжелые ножницы, и я бродила по дорожке, собирая отстриженные ветки и относя их в кучу. Я не спешила, зачем? Это у некоторых колдунов наполеоновские планы по расчистке за день территории, которая зарастала годами, а у меня таких амбиций нет. Мои амбиции – остановиться раньше, чем устану работать. – Кажется, кусты растут не только вдоль дороги, – ядовито сообщил Джей, увидев, как я несу букет из тонких прутиков. Солнце припекало, и я, плюнув на тетушкин голос в голове, причитающий, что майка – это нижнее белье, в котором нельзя даже из комнаты выходить, сняла через голову рубашку, повесила ее гордому, но грязному льву на голову и побрела за ножницами. Джей догнал меня. – Что это? Курица ты безмозглая, Екатерина. Конечно, он увидел мою птичью татуировку. – Ничего, – буркнула я на ходу. – Стой. Откуда она у тебя? – Мне захотелось татуировку, вот и сделала, давно еще. Ложь получилась нескладная, и я отвернулась, чтобы идти дальше, но колдун резко схватил меня за локоть и дернул к себе. Я запнулась, чуть не потеряла равновесие, а когда подняла голову, то встретилась с ним взглядом и похолодела. Не ты ли, Екатерина, только что решила, что не такой уж он и страшный? От колдуна пахло пылью, как будто он пропитался ей в зеркале на веки вечные. Его болотно-зеленые глаза прожигали насквозь. Волна раздражения, перелившись через край, хлестнула меня, как ветка одичавшего дерева. В тот момент я впервые по-новому ощутила мою с ним невидимую связь – не как отток энергии, не как требовательное жужжание в ухе, а как чувство его настроения. – Ты помнишь, что я тебе сказал? Если я сейчас скажу «да», то признаюсь в том, что соврала, а если скажу «нет» – снова совру. Я потянула руку на себя, но он держал крепко. – Я предупреждаю в последний раз, – тихо произнес он и перевел взгляд на рисунок. Наконец, он отпустил меня и пошел к дому, кинув: – За мной. Когда он отвернулся, я трясущейся рукой вытерла слезы. – Надо перекусить, – совершенно будничным тоном сказал колдун, когда мы оказались на кухне, налил воду в две кружки, одну поставил передо мной. Он сел напротив, откусил яблоко, прожевал, морщась, но проглотил. На улице ветер шелестел листьями деревьев, перекрикивались вороны и щебетали мелкие пташки. Джей катал надкушенное яблоко по столу. Я старалась подавить всхлипывания, которые никак не хотели прекращаться. Дрожащей рукой я взяла кружку и сделала пару глотков. – Откуда она у тебя? Я боялась, что он сейчас снова разозлится, но ответила честно: – Не знаю. – Она у тебя была дома или появилась здесь? – Здесь, но рисунок у меня уже был. – Какой рисунок? – Мне дедушка в автобусе нарисовал, – мой голос звучал тускло, словно доносился из зазеркалья. – Он всех рисовал в блокноте. Сам сошел на полпути, а мне оставил рисунок с запиской. – Где записка? Я сходила в комнату, подняла с пола скомканный листок бумаги и принесла колдуну. Он рассмотрел его со всех сторон, расправил, прочитал текст. Я даже не удивилась, что он читает по-русски. – Робин вечером посмотрит. Отдохни полчаса, потом продолжим работать. Он сунул бумажку в карман и ушел. От его слов я разволновалась, хотела спросить, не опасная ли это штука, но конечно не спросила. Робин объяснит. Я не могла понять, что меня больше расстроило – то, что колдун узнал про картинку или его реакция. А может быть эта внезапная эмпатия, которая, должно быть, действовала в обе стороны. Очень удобно – слуга всегда знает, в каком настроении его господин, и лишний раз не будет его раздражать. Мои надежды на то, что колдун вернет меня домой, если я просто топну ногой и потребую, стремительно таяли. Я готова была предаться печальным мыслям о несправедливости мира к одной несчастной девушке, но заурчавший желудок вернул меня на землю. Я набрала в тарелку булочек, помидоров и сыра и долго сидела на веранде, которая была залита полуденным солнцем. Я хотела скрыться где-нибудь в гуще сада и не попадаться колдуну на глаза, но Джей заметил, что я уже с трудом поднимаю ножницы и эффективность меня, как отстригателя веток, сходит на нет. Он решил, что мне пора сменить вид деятельности, и приказал взять ведро, мыльный раствор и щетку и оттереть с львов многолетний слой грязи и мха. Колдун разговаривал спокойно, и я своим новоприобретенным чувством попробовала понять его настроение – то ли ничего у меня не получилось, то ли его раздражение ушло. Львов мыть было чуточку проще, чем стричь деревья, потому что моя голова находилась на одном уровне с головой сидящего льва, а спящий лев был где-то в районе пояса, и не нужно было высоко поднимать уставшие руки. Тереть заросший мрамор щеткой тоже было непросто, поэтому я и не напрягалась, пока колдун не видел меня. Когда солнце было на пути к закату, а тень от дома закрыла собой сад, вернулся Робин, присвистнул, сказал, чтобы мы закруглялись, и потащил меня в дом. Я не помнила себя от усталости. Не думаю, что я когда-то в своей жизни столько работала. Джей выглядел совсем плохо, но молчал. Я подавила злорадство, испугавшись, что он почувствует. Первым делом на кухне я помыла руки. Ссадины от колючих веток и мозоли защипало, и я начала на них дуть. Клетчатая рубашка тоже пострадала. Робин извлек из шкафчика в столовой большой чайник и заварил травяной чай, который принес с собой. – Ну-ка, дай посмотреть, – попросил он меня. Я испугалась, что он хочет взглянуть на мою татуировку, но он имел в виду ссадины. Он же что-то говорил про то, что умеет лечить. – Магией времени балуешься? – хмуро спросил Джей, наблюдая, как Робин держит свои руки над моими царапинами, и те затягиваются на глазах. – Этот подвид к запрещенной не относится, сам знаешь. – Я теперь ничего не знаю. – А у тебя что, давай посмотрю, – обернулся к нему Робин, когда залечил мою утреннюю царапину на щеке. Мне захотелось отодвинуться, когда его рука оказалась в сантиметре от моего лица, но я сдержалась. – У меня ерунда, не мешает, – отмахнулся Джей. – Если ты не будешь есть, то от одного чиха умрешь, – попытался урезонить его Робин. Джей снова махнул. Ну дирижер, честное слово. – Лучше посмотри на это, – сказал он и положил на стол смятую записку от старичка, а потом сказал мне: – Покажи руку. Я расстегнула рубашку и приспустила левый рукав. – Ты видел что-нибудь подобное? – спросил Джей своего друга. Тот повертел в руках бумажку и теперь рассматривал мою птичью татуировку. – Потрясающе, – наконец-то озвучил он свой вердикт. – Тонкая, многослойная работа! – Что ты видишь? – Очень запутанно. На бумаге осталось условие, при котором магия заработает. На самом рисунке первый слой, очевидный – удача. Второй скрыт, и его трудно разобрать, мне нужно покопаться в книгах. Откуда это? – От старичка из автобуса, – ответила я. – Это транспортное средство, – пояснил Джей и тяжело взглянул на меня. Я уставилась в пол. – Расскажи про этого человека. Робин, нахмурившись, переводил взгляд с меня на Джея. Я рассказала, как в автобусе старичок сравнивал всех людей с растениями и рисовал их, хотела описать его внешность, но оказалось, что кроме вельветового пиджака и общего ощущения интеллигентности я ничего особенного не помню. – Все? – спросил Джей. Я кивнула. Я ругала себя, но ничего не могла сделать. Эх, Екатерина, уже второй раз за день ревешь на людях, а ведь хотела тайно рыдать по вечерам в подушку. Но вдруг Робин мне поможет, если увидит, что мне плохо? – Так, – сказал Робин. Джей сжал губы. Я почувствовала, что он снова начинает раздражаться, и пискнула: – Можно, я пойду? – Да, – сухо произнес Джей. Робин сунул мне в руки чашку чая и тарелку с булочками и сыром. Мне уже хотелось какой-нибудь нормальной еды, если не пиццы, то хотя бы макарон с кетчупом, но я схватила то, что дают, и поспешила покинуть кухню. Я даже не успела дойти до комнаты, как они начали ссориться. Робин заговорил тихо, но с интонацией, не обещавшей ничего хорошего: – Знаешь, на кого ты сейчас похож? – И на кого же? – с вызовом спросил Джей. – Вот ты мне и скажи! – повысил голос Робин. – На старого козла Тина? Ну извини, другого учителя у меня не было, – язвительно закричал ему в ответ Джей. – У меня тоже! – А я не знаю, как ты с заключенными себя ведешь! – Она тебе не заключенная! Тут кто-то из них стукнул кулаком по столу. Стало тихо. – Ты сам ее в это втянул, это раз. Ты сам меня взял свидетелем, это два. Я теперь за нее отвечаю. Ты мне хоть и друг... Я не стала дослушивать и аккуратно прикрыла дверь, понадеявшись, что они не начнут кидаться друг в друга заклятьями и проклятьями... Только сейчас я заметила, что на двери нет ни замка, ни задвижки. Я поставила чашку и тарелку на стол, а сама легла на кровать, не раздеваясь. Было относительно светло – солнце еще не село, а в окно больше не лезли ветки и виноград. Скоро стемнеет, а я забыла коробку с записками на кухне. Я незаметно провалилась в сон, но через пару часов проснулась, разбудив сама себя тем, что снова плакала. Мне снился дом. Я начала подсчитывать, когда я в последний раз спала в своей кровати. Неужели всего два дня я здесь, неделю мы путешествовали... а как будто вечность, в которую уместились отели, сувенирные лавки, разношерстные туристы, колдуны и будничная магия. Этот мир приобретал все большую реальность, а дом начинал казаться абстракцией, и я зажмурилась, стараясь в деталях вспомнить все предметы в своей комнате на ощупь и запах, но не получалось. Странно, непривычно и терпко пах уже остывший чай, запахи комнаты были чужие, но не такие, как в гостиницах. Звуки... их почти не было, никаких звуков шоссе, самолетов, далекой сирены, чем-то потревоженной сигнализации машины во дворе. Не раскладывают диван соседи сверху, не плачет за стенкой ребенок, не бубнит телевизор. Я на ощупь нашла рюкзак, наугад извлекла какой-то предмет одежды, который еще хранил запах автобуса, и положила на подушку. В следующий раз меня разбудил голод, и я съела булочку и заветренный кусок сыра. Мне казалось, что ночь будет длиться вечно. Пускай, ведь тогда не придется больше приводить в порядок сад – ничего не будет видно. Я несколько раз просыпалась от мшистых, зеленых снов, где я лежала во мху, который обволакивал меня, накрывал, свисал с деревьев, но пах выхлопными газами. Зато он был мягкий и не пытался царапать меня, как злые дикие кусты. Утром в ванной комнате нашлась та записка, которая вчера промокла под душем. Под комариный звон в ушах я умылась, надела свитер – было прохладно – и вышла. Робин уже сидел на кухне, как будто и не уходил. – Я пришел пораньше, – сообщил он, – хочу показать тебе рынок и пекарню. Я хотела поинтересоваться, где Джей, но, похоже, что кроме чувства его настроения, во мне проросло и чувство его местоположения. Он был в доме, но кроме первого этажа я еще ничего не видела, так что не могла понять, где именно. – Лучше бы дом мне показали, – пробурчала я. По утрам я не самый приятный человек. – У тебя есть какая-нибудь кофта с широкими рукавами? Сейчас так носят. А штаны подойдут, – улыбнулся Робин. – Это джинсы, – хмуро поправила его я и пошла в комнату. Среди прочей одежды почти сразу нашлась белая рубашка с широкими рукавами на манжете. Вроде не моя. Алина часто отдавала мне свои вещи, коих у нее были полные шкафы. Она была заядлой любительницей шопинга, и что-то кроме футболок появлялось у меня в гардеробе только благодаря ей. Я переоделась, запихнула все вынутое обратно в рюкзак. Робин остался доволен. Сам он был в черных брюках и светло-голубой рубашке. – А разве у полицейских нет формы? – вдруг пришло мне в голову. – Я в вынужденном отпуске, – сказал колдун и двинулся к выходу. – А мы не должны сказать, ну... – я кивнула наверх. – Он знает, – ответил Робин. – Скоро я не смогу здесь бывать так часто, так что для начала покажу тебе, где покупать продукты. Я сразу сникла, еще чего не хватало! Во-первых, я совершенно не хочу и не умею покупать продукты, потому что, во-вторых, я не знаю, что с ними делать, если они не приготовлены. Когда приготовлены – есть, само собой разумеется. И потом, что же я буду делать, когда останусь наедине с Джеем и некому будет меня защитить? Мы прошли вниз по извивающейся улице к мостовой, пересекли ее и свернули на узкую дорожку между домами. Холм остался позади, рельеф выровнялся. Дома в один-два этажа тесно прижимались друг к другу и не могли похвастаться шикарными садами, как в том районе, где стоял дом колдуна. Я уже не в первый раз удивилась, насколько его внешность не соответствовала жилищу, но пока не стала спрашивать Робина – у меня и без того было много вопросов. – Робин, а как так получилось, что вы учились вместе? – спросила я по пути. – Ведь ты старше лет на десять. – Вообще-то Джей меня на год старше. – Как так? – я чуть не остановилась от удивления. – В зеркале все замедляется, почти останавливается. Там не надо есть, пить, спать. Насколько я понимаю, когда он начнет все это снова делать здесь, то постепенно приблизится к своему настоящему возрасту. Я только в книгах об этом читал, да и вообще на практике никто не знает. Такое наказание не применялось уже, наверное, несколько сотен лет, – Робин понизил голос. – Древняя магия опасна, потому и запрещена. Триста лет назад наш мир был разрушен, затем с трудом восстановлен. Появился магический Совет, который ввел запрет на некоторые виды магии. – Это какие? – спросила я, но слушала без особого интереса. Это как разговаривать с айтишником и из вежливости спросить, какие бывают виды процессоров. Трудно представить, чтобы мне когда-нибудь понадобилось знание классификации магии. Тем более что я собираюсь вскоре как-нибудь, как угодно, вернуться домой. Робин перечислял: – Во-первых, зеркальная магия – любое использование зеркал и отражающих поверхностей. – А Совету, значит, можно? Раз они заперли... – я замялась. Мне почему-то не хотелось называть Джея по имени. – Запирают там людей. – Только единогласным решением всех двенадцати членов Совета. Во-вторых, магия времени, но с исключениями. И в-третьих – любые манипуляции с волей и памятью других людей. – Но как же застывший дом? И Алина, и мои родители, которые теперь думают, что я работаю в отеле! Робин сначала не ответил, и мы некоторое время шли молча. – Джей, он... ему раньше плевать было на запреты. Я надеюсь, теперь он будет осторожнее. Ага, вот и доплевался! Так ему и надо. Я хотела спросить, кому в этом мире жаловаться на нарушения магических правил, но рядом со мной шел полицейский, который и так все знал, но ничего не делал. А было бы так просто – пойти в полицию и заявить, что меня обманом притащили сюда и держат в заложниках. Я сформулировала иначе: – Кто же тогда следит, чтобы не пользовались этой магией? – Совет и следит – в основном, по доносам. На Джея, скажем так, были поставлены маячки, поэтому они сразу узнали, что он вернулся. – И Совет ничего не сделал? Ведь он вернулся раньше срока, правильно? – Правильно. Но древняя магия не служит ни чьей выгоде. Они заперли Джея на сорок лет, но в ритуале есть лазейки и для заключенного: например, никого нельзя запереть в одно зеркало, только в зеркальный зал, а еще если он найдет того, кто согласиться занять его место, то может покинуть зеркала раньше времени. Незаметно меня увлек его рассказ. Такой интересный сериал показывают! Меня распирало от миллиона вопросов, от «что такое зеркальный зал» до «что будет с нервным колдуном из моего мира», но мы уже поднялись по лесенке, перила которой были увиты только начинавшими зацветать розами, и вышли на площадь. От количества людей в разноцветных одеждах рябило в глазах. Такого нам Лилия Сергеевна на экскурсиях не показывала! Цвет, звуки и запахи заполнили все пространство и поглотили мое внимание. Площадь окружали невысокие домики с красными крышами. Оконные рамы также были красными, а с балкончиков свешивались оранжевые, желтые и фиолетовые цветы с черными серединками и округлыми листьями, заостряющимися на кончиках. Вся площадь была уставлена светлыми навесами, защищавшими от солнца. На столах продавцы разложили товары: фрукты и овощи, хлеб и молоко, травы, специи, кухонная утварь, свежие цветы, венки с вплетенными в них лентами. Я задержалась у фигурок из сена с вплетенными стеклянными бусинами. Тут были кошки, мышки, олени, человечки, а с навеса свисали шары – от маленьких, с ладонь величиной, до огромных, которые не обхватишь руками. Мне хотелось остаться там надолго, все рассмотреть и пощупать, но я боялась потерять Робина в толпе. За разговорами я не особо следила за дорогой и теперь вряд ли смогла бы самостоятельно добраться до дома. Робин покупал яблоки у пожилой женщины с короткими седыми волосами, завитыми в легкомысленные кудряшки, и высоко поднятыми, прорисованными углем бровями, которые придавали ее лицу удивленное выражение. – Робин, – прошептала я, – это у вас яблоки весной спеют? – Нет, – засмеялся он, – их перемещают из других стран, поэтому они сейчас дорогие. Осенью будут местные. – Значит, что угодно можно переместить, и даже из других миров? – Можно, в разумных пределах. Но из других миров – это мало кому по карману, да и если речь о продуктах, то в основном везде все одинаковое. На Старом рынке у замка продают экзотику, а на Новом – это здесь – и на Южном торгуют обычными продуктами. Я на некоторое время оставила Робина в покое, переваривая информацию. Я-то думала, тут будут какие-нибудь эльфийские крылышки, корень мандрагоры и светящиеся лепестки. Но Робин кидал в мешок картошку, морковь и кабачки с баклажанами. Никогда не могла запомнить, что из них что, одно зеленое, другое фиолетовое. Я слегка напряглась, ведь это все надо как-то изобретательно готовить, а не просто кинуть в кастрюлю, залить водой и подождать, пока оно сварится. В самом центре площади располагался каменный фонтан в виде чаши. На постаменте, из-под которого водопадом стекала вода, спиной друг к другу стояли четыре небольших статуи – две женщины и два мужчины в плащах. Фонтан был окружен прилавками. Пока Робин остановился рядом с торговцем яйцами, на столе у которого топталась пушистая рыжая курица, я пробралась между столами и обошла фонтан кругом. Мужчины были бородаты и носили круглые шапочки. Одна женщина носила шляпу с полями, на второй головного убора не было. Каждый персонаж держал что-то в руках. Первый мужчина – домик, второй – чашу, женщина в шляпе – кукурузу, ну а последняя героиня прижимала к груди перо. Я присела на краешек фонтана и поболтала рукой в холодной воде. – Основатели города, – раздался у меня над плечом голос Робина. – Не конкретные люди, а образы: строитель с домом, дипломат с чашей воды – она символизирует разговоры, фермер и колдун. Перо тут и письменный инструмент, и знак путешествий. – А ты яйца прямо к овощам кинул, – разглядывая мешок, сообщила я Робину, уже подозревая, что там какое-нибудь заклинание. – Они не разобьются, пока по ним не ударить ножом или не стукнуть о край сковородки. Ну, это вообще высший пилотаж от шеф-повара. Моя яичница и так обычно дополнена кусочками скорлупок, а если я разобью яйцо о сковородку – это я буквально разобью его, с последствиями по всей плите, а если не повезет, то и по полу. Мы медленно пошли назад, пробираясь через шумную толпу. Многие покупали булочки и чай и ели прямо на месте, но Робин хотел зайти в пекарню, которая находилась на мостовой. На этот раз я попыталась запомнить хоть какие-то приметы, но одна узкая улочка между домами сменялась другой, поворачивая и обрываясь на перекрестке. Наверное, мы шли другой дорогой. А мне бы пригодилось знание улиц, если придется бежать. Конечно, Джей сразу узнает, где я нахожусь, но я не сомневалась, что существует способ разорвать клятву, тем более, что меня обманули. Я даже немного прониклась сочувствием к нервному колдуну, которому теперь сидеть в зеркале двадцать семь лет. Но у него хотя бы ограничен срок! Вдоль широкой улицы, ведущей к мосту, выстроились дома повыше. На первых этажах располагались лавки и магазинчики, а перед ними, отделяя пешеходную часть от дороги, росли деревья, в тени которых отдыхали посетители чайных. Между столиками сновали официанты. Мы подошли к лавке с вывеской в виде булки в шляпе. Витиеватая надпись была настолько неразборчивой, что я даже не смогла отделить буквы от слов. Запах свежего хлеба манил, и непонятно, как прохожие оставались равнодушными и проходили мимо, спеша по своим делам. Прилавок был завален хлебом, хлебцами, булочками, кренделями, печеньями, кексами и пирогами, и у меня разбежались глаза. Робин купил тех же круглых булочек, сладких, со специями, и простых, каждой по три штуки, а для меня взял ту булочку, похожую на пиццу, о которой говорил. Наверное, тоже услышал зов моего желудка, который громко напомнил о том, что его давно не кормили. Булочку я тут же съела, не забыв напрячься от навязчивой опеки Робина. Мне же не двенадцать лет, в конце концов, и я давно живу одна. Булочка была маслянистая, острая и напоминала пиццу лишь отдаленно. На обратном пути я уже жалела, что не оставила ее на потом. Теперь мне ужасно хотелось пить, и я с трудом преодолела подъем на холм. Робин заставил меня стоять рядом с ним, пока он готовит омлет, и запоминать его действия. Что толку их запоминать, если в итоге я все спалю? Но я послушно стояла рядом, потому что он сказал, что завтра придет только днем. – Не может быть, – вдруг воскликнул Робин, – тень мира? Мне пришлось отвлечься от наблюдений за тем, как на поверхности омлета под стеклянной крышкой вырастают холмы. Сегодня зеленые кусочки лука были не пиратами, а деревьями, растущими среди пустыни, а помидоры... я как раз размышляла, что могут изображать помидоры. Робин глядел за мою спину, а я даже оборачиваться не стала. Понятно, что это хозяин дома пожаловал. Чтобы проверить свое новое чувство, я мысленно прощупала его настроение. Надо же, он может быть чем-то доволен. Джей уселся за стол, и я скосила на него взгляд. Он, едва заметно улыбаясь, отодвинул яблоко, заботливо выставленное Робином на середину стола, взял булочку и стал осторожно отламывать по кусочку. – Я там поел, – наконец, произнес колдун. – И что же ты там ел, скажи на милость? – поинтересовался Робин, уперев руки в бока, словно недоверчивая мамаша, которой сын рассказывает, как любит брокколи и цветную капусту на обед и с радостью променял бы на них все шоколадки мира. – Их стандартное меню: салат из мха, отбивные из мха и картошку. Тоже из мха. На десерт мох со мхом, – язвительно ответил Джей. Я навострила уши, вспомнив мои замшелые кошмары. – Ты со сном там поаккуратнее, не увлекайся, – наставительно сказал Робин. – Знаю, – отмахнулся Джей, – но лучше там, чем вообще не спать. Несмотря на то, что Джей заявил, что теперь чувствует голод, съел он совсем немного. Дождавшись, пока я помою посуду, он снова погнал нас в сад. Робин не сопротивлялся, ему, похоже, нравилось возиться с растениями, даже если они были колючими, сухими и норовили поцарапать или подставить подножку. Я попыталась поднять садовые ножницы на уровень груди, но мышцы болели после вчерашнего ударного труда. Джей понаблюдал за моими тщетными попытками справиться с ветками в глубине сада и снова отправил мыть львов. Я даже спорить не стала, ведь вчера не слишком старалась, оттирая грязь со статуй. Впрочем, стараться я и сегодня не собиралась. Не только из-за ноющих мышц, о существовании которых я раньше не подозревала, но еще и из принципа. Я набрала немного воды в ведро, потому что много все равно бы не унесла, и поплелась к калитке, проклиная колдунов за то, что они не изобрели садовый шланг, и подозревая, что есть способ наполнить ведро, не таская его в дом. Может, и записки есть, тут никакая специфичность не требуется. У львов я на некоторое время остановилась, соображая – это со мной ли что-то не так, или это дом, который превращает рисунки в татуировки, еще и меняет львов местами. Я была уверена, что вчера сидящий лев был слева от входа, а куст с белыми цветами практически лежал у него на голове. К тому же, сегодня он был гораздо грязнее лежащего, а я ведь отмывала их с одинаковым энтузиазмом, то есть, с минимальным. Днем Робин продолжил кулинарные занятия, крошил в сковородку с кипящим маслом овощи, заставлял меня запоминать последовательность, что из овощей готовится дольше, что быстрее, и повторял, что все делается на глаз, надо только начать. Я не имела никакого желания начинать, но Робин повторил, что завтра утром не придет, и завтрак готовить должна я. Я ковыряла кусочки овощей в тарелке, пока колдуны обсуждали всякую ерунду про жизнь старых знакомых. Кто вообще придумал овощи, их же невозможно есть! Если это, конечно, не попкорн. Я выложила из кусочков грустную рожицу. Как в зеркало смотрюсь, честное слово! Робин что-то шепнул Джею, потом начал корчить рожи и толкнул в плечо. Тот вздохнул. – Рина, п... – он прокашлялся и продолжил: – Пожалуйста, приготовь кофе. Все лучше, чем выкладывать овощные аппликации. Тем более что это немного отодвинуло возвращение в сад. К удивлению, мы уже почти справились с приведением сада в порядок. Ветки больше не цеплялись за одежду, когда я проходила мимо, проваливаясь в опавшую листву прошлых лет. На некоторых кустах только-только появились листочки, хотя было почти лето. Им не хватило солнца. Теперь можно было разглядеть, что где растет. В основном это был шиповник, а у края дорожки пробивалась дикая трава и измельчавшие тюльпаны. Вечером в моей комнате стало значительно светлее, и из окна можно было смотреть на львов, охраняющих калитку. Их все еще теснила неаккуратная разросшаяся живая изгородь, мало походившая на подстриженные под прямым углом зеленые кусты соседей, а у одного из львов на голове лежала ветвь с крупными белыми цветами. Утром я была вновь разбужена комариным будильником. До этого я предусмотрительно забрала из коробочки с записками несколько синих и оранжевых в свою комнату, а остальные оставила на кухне. Надписи на синих, водных, которые я использовала чаще, всего за пару дней успели побледнеть. Я только вздохнула. Зачем нужна такая магия, от которой одни беспокойства! До чего проще было бы изобрести электричество и водопровод. Новый повод для печали обнаружился сразу после душа. Моя рубашка была в не самом лучшем состоянии из-за колючих веток, а теперь еще стала несвежей, так что я отбросила ее в угол и стала рыться в рюкзаке. Майку я еще могу постирать в раковине мылом, но как-то же они тут стирают одежду, обходясь без стиральных машин. Не в реке же? Из рюкзака я извлекла серую футболку с Микки-Маусом. Я не видела ее лет сто! И где только Алина ее откопала? От футболки пахло сушеной лавандой, наверное, валялась где-то в дальних полках шкафа. Разбирать свой рюкзак я принципиально не стала. Во-первых, у меня не оставалось на это сил, а во-вторых, Джею рано или поздно придется меня отпустить. Точнее, рано. Зачем ему бестолковая служанка, которую нужно учить, как включается свет и вода, и которая в этом мире чуть более дееспособна, чем младенец? Тут я застыла. А ведь это идея! Конечно, когда я представляла себя героиней сериалов, в воображении я была отважна и благородна, хоть и несколько неуклюжа. А вдруг это не моя роль? Вдруг моя роль – тупая служанка, от которой больше вреда, чем пользы, а еще невероятное количество раздражения? Она все роняет, шумит, тратит попусту время, не понимает элементарных вещей, ошибается как будто нарочно, и в итоге хозяин не выдерживает и отсылает ее домой. Великолепный план! А учитывая, как просто вывести Джея из себя, у меня есть все шансы вернуться домой до конца весны. К тому же, мне и притворяться особо не придется, что я и доказала за завтраком. Робин не пришел, как и предупреждал. Джей сидел на веранде и жевал яблоко. Он обернулся, когда я зашла. – Почему так долго? Потому что этот комариный писк вполне можно игнорировать. И тебе доброго утра, господин волшебник. Как спалось, и спалось ли вообще? Очень легко быть язвительной в мыслях, на самом же деле я промямлила: – Я искала одежду. – Нашла? – сухо поинтересовался колдун. Я поправила футболку, сложила руки на груди и ничего не ответила. – Не соблаговолите ли приготовить завтрак? – Джей сделал театральный жест в сторону плиты и отвернулся. Вот у кого язвительность получалась естественно и непринужденно! Я извлекла на свет сковородку, которую сама же засунула вчера в неведомые глубины полки. Миска стояла у раковины. В ней предполагалось смешивать ингредиенты, которые я нашла в холодильнике. Вроде все было просто, когда Робин показывал. Итак. Разбить яйца. Не о край сковородки – плиту ведь мне придется мыть. Ножом страшно, я и по пальцам могу попасть, а Робина нет, чтобы срочно меня вылечить. Попробую о край миски. Миска выразила несогласие тем, что соскользнула на пол и разбилась на три больших осколка. Опасливо поглядывая на веранду, я отодвинула их ногой к стене – потом уберу. Колдун даже не обернулся. Прекрасно, продолжим. Найдя другую миску, я взяла ее покрепче одной рукой, а другой ударила яйцом о край. Результат превзошел ожидания – половина попала в миску вместе со скорлупой, часть оказалась на столешнице, а остатки стекали у меня с руки. Я вытащила самые большие скорлупки, а мелкие пускай плавают. Знаю, мне тоже придется это есть, но я пожертвую своим благополучием, чтобы насолить колдуну. Кстати, о соли! Расправившись с яйцами и щедро полив их молоком, я посыпала получившуюся жидкость солью. Тут я решила не экспериментировать, все-таки я тоже голодная. Теперь смесь следовало перемешать вилкой, и с этим я прекрасно справилась. На жидкости с прозрачными и желтыми вкраплениями образовалась симпатичная пенка, и я вылила плоды своих трудов в сковородку. Ах да, ее вроде надо было смазать маслом, ну, ничего. Насчет подогреть заранее я тоже была не уверена. Оно же все равно нагреется и приготовится, решила я, махнув запиской над плитой, какая разница? Вспомнив про помидоры, я нарезала их кусочками, прошу заметить, не кубиками, как Робин! У каждого повара должен быть авторский стиль. Помидоры и подвявший лук полетели в жидкость, которая радостно булькала на сковороде. Я сомневалась, не капнуть ли туда еще и масло, раз я забыла его в начале?.. Жидкость запахла омлетом, а затем стала обугливаться по краям, но при этом не желала приобретать нужную консистенцию. Я с сомнением потыкала бурчащую жижу лопаткой и попыталась перевернуть. Увлекшись, я на время забыла, что совершенно не хотела готовить. Даже интересно, напоминает игру про ресторан, в которую я играла на лекциях, спрятав телефон под стол. Другое дело, что игра не воняла горелым, а то бы меня немедленно выгнали из аудитории. Я оставила попытки помочь омлету приготовиться и вывалила его на тарелки как есть. Получилось живописно и разнообразно – тут вам и горелое, и подсохшее, и жидкое. На сковородке остался почерневший слой. Колдун так и сидел спиной к кухне, уставившись в свой кусочек зеленого поля на заднем дворе. В высокой траве, росшей вперемешку с молодыми деревцами, чирикали птицы. Надо было его позвать, но мне до сих пор не хотелось обращаться к нему по имени. На улице люди обращались друг к другу «господин пекарь», «господин продавец»... Господин колдун? Во-первых, если уж на то пошло, я не видела, чтобы он колдовал после путешествий между мирами. А во-вторых, господин? Ну уж нет! – Готово, – после некоторых размышлений буркнула я и села ковырять содержимое тарелки, не дожидаясь колдуна. Тот бросил огрызок яблока в траву, распугав коричневых птичек с красной грудкой. – Пахнет отвратительно, – сказал он, усаживаясь за стол, – а выглядит еще хуже. Ты еще на вкус не пробовал, дорогой. Я положила в тарелку кусочек вчерашнего сухого хлеба – иначе собрать жижу не представлялось возможным. Джей отделил светлую часть омлета с куском помидора от подгоревшей корки, пожевал и отодвинул тарелку. Я сосредоточенно пережевывала скорлупки и делала вид, что не замечаю его взгляд, которым он словно пытался прожечь во мне дыру. Видишь, я ем, значит, это съедобно! Но моя жертва оказалось напрасной. – У вас дома такое едят? – тихо спросил Джей. Он тоже решил обращаться ко мне обезличенно. Я с трудом проглотила очередной кусок и ничего не ответила. В наступившей тишине я особенно остро почувствовала, что раздражение начинает заполнять колдуна, как вода стакан, и скоро перельется через край. – Давай договоримся, – медленно и четко произнес он. Любит он договариваться, только почему-то все договоренности получаются односторонние. Сейчас наверняка последует правило номер четыре. – ...я спрашиваю – ты отвечаешь и не заставляешь меня повторять дважды. По спине побежали мурашки. Как же быстро выветрились воспоминания о том, каким пугающим он может быть. В этот раз я хотя бы не заплакала. Решив не испытывать терпение колдуна, я отложила вилку и, глядя в стол, выдавила из себя: – Нет. Такое не едят. – Завтра постарайся лучше, – сказал он и добавил: – и не лезь к Робину, он и так слишком много делает. Я-то ни к кому не лезу, господин колдун! Это вы все ко мне лезете. Я только сжала губы. – Есть что-то кроме этого? – Джей кивнул на тарелку. Его совсем не смущало мое угрюмое молчание. В холодильнике оставались помидоры и пара веток винограда. На нижней полке валялись вчерашние овощи и несколько яиц, но я даже смотреть на них не хоела. Даже если я сейчас попробую что-то приготовить, получится просто другой вид жижи. Джей забрал виноград, подсохшую булочку и отправился на веранду гипнотизировать траву. Я поискала в омлете что-нибудь съедобное, но быстро оставила это безнадежное дело. Ужасно хотелось кофе, но тогда придется готовить и для колдуна, а это будет выглядеть, как будто я извиняюсь. А я ничего плохого не сделала, я же не специально приготовила отвратительный завтрак, я даже, можно сказать, старалась. Извиняться тут должен он! Если уж не за то, что притащил меня в свой мир, то хотя бы за то, что заставляет заниматься кошмарными хозяйственными делами. Лучше бы он забрал Алину. Она любит чистоту и уют, обожает готовить и не может жить без путешествий. Ей бы даже понравилось. Я представила, как она ураганом проходится по дому, не оставляя ни пылинки, покупает себе самые модные шаровары цвета фуксии и кофту с гигантскими розами... Алина очаровательно болтает с торговцами на рынке, и ее все обожают. По утрам она готовит кашу, на обед суп, сама печет хлеб, пирожки и булочки. Джей уже отрастил пузо, три подбородка, а щеки его свисают на плечи. Конечно, Алина сразу же заставила его подстричься и сменить черно-коричневый гардероб на что-то посвежее. Она сразу увидела серебряные искорки магии и вскоре научилась всем бытовым премудростям, а потом и вовсе открыла лавку магических принадлежностей и записок госпожи Алины. Ну а я бы занялась поисками новой покладистой соседки или переехала обратно к родителям. Кто-то же должен меня кормить и убирать в квартире. С тарелки вновь смотрела выведенная вилкой грустная рожица. Я выкинула кулинарный эксперимент в мусорное ведро и принялась отдраивать сковородку.