***
Поговаривают, что первый опыт самый ценный, трудный и запоминающийся. Поговаривают, что именно он определяет будущую связь человека с делом, но в случае с дозором всё было совсем иначе, — либо подходишь, либо остаёшься лишь алым отпечатком на сером асфальте. Первая попытка Джеймса опробовать себя в роли бойца оказалась проклятой свыше. Моральные и физические приготовления, длившиеся на протяжении нескольких недель, не имели значения на поле битвы, залитое бордовым. Всё благодаря внезапным подаркам судьбы. — Джеймс! — С надрывом кричала Вэн, суетливо разыскивая юнца среди пустых закоулков. Голос её был тревожный и тяжёлый, словно она пробежала ни один километр. — Крэнстон, он... Картеж... Писклявый голос потерялся в хаосе пронзительных воплей. Их было много: рев некромантов и призванных существ; переклички дозорных, не сумевших добраться рассекателями; редкие и краткие вопли случайных прохожих, оставшихся в этом смертельном вальсе лишь закуской между композициями. Джеймс прятался. Всё это время отсиживался в переулке между двумя зданиями, стараясь изолировать себя от этих мрачных картин. Ни одна карта не подходила под случай, ни одно существо не вело себя по требованию заклинателя, и все фантомы рассеивались быстро, так и не позволив вступить ему в бой. Дикий, изведанный лишь перед смертью страх вновь укутал Джеймса, буквально вынуждая его захлёбываться собственной тревогой. Только это и мешало позвать Бернадетту. Голоса внезапно стихли. Секундная надежда на лучшее вынудила юнца разомкнуть веки, но вместе с ней явился паралич. Перед его взором предстал огромный зверь, напоминающий всех бушевавших здесь тварей, только в разы крупнее и свирепее — настолько внушающим он выглядел и звучал. С его крепкой пасти стекали слюни, под мощными, когтистыми лапами дрожала земля, а в глазах его отражались муки всех жертвенников бесчестных битв за смерть. — Не уйдёшь, — Единое многоголосье необъяснимого существа звучало, словно хор вымученных, но при этом напуганных людей, что продолжали петь под натиском кровожадных надзирателей. Рёв оглушил всех — и дозорных, и некромантов, и монстров. Все ослабли перед ним, и только измученная Вэн чему-то улыбнулась, обессиленно падая на холодный асфальт с закрытыми глазами. Крэнстон давно затерялся среди всей суеты. Некроманты, подобно пугливым мышам, стремительно побежали прятаться за углами, но буйствующие щупальца зверя схватили несчастных раньше, чем те успели сделать хотя бы шаг. Монстров он хватал лапами, придавливал крупные туши к земле и прогрызал хитиновый покров острыми зубами, ломая их кости как сухие ветки. На человека ему хватило одного крепкого щупальца. Джеймс остался один. Запуганный мальчишка, не способный вытащить даже кролика. От вида этой зверской расправы в горле застрял ком, тело била дрожь, а в мыслях всё заплыло чёрным. И только голос был ему подвластен. — Бернадетта! — Невероятно громко, с надрывом закричал юноша, глядя в алые глаза чудовища. Оно увидело его. Услышало, почувствовало и явно захотело — больно уж яркий огонь охватил его взгляд. Хруст панцирей, ломающихся под лапами также легко как яичные скорлупки под пальцами, слился в едином звучании с перезвоном сломанных позвонков. Бросив тела, зверь направился к Джеймсу, глядя в его открытые, испуганные глаза. Она видела всё. Обманутое ожидание, терзания о собственной беспомощности и страх, невероятно яркий, ослепляющий, в какой-то мере трогающий даже её саму. Она подходит неторопливо, избавляя себя от облика зверя, но он того не видел, — смотрел сквозь, ожидая увидеть мутацию в нечто более ужасающее. С каждым её шагом менялась плоть, и она всё острее чувствовала, насколько сильно напугала мальчишку.Она приближается... Моя последняя смерть
Юноша сильнее жался к влажной стене, крепко зажмурив веки. Губами он что-то бормотал, что-то повторяющееся, больше напоминающее чьё-то имя. Напуганный словно котёнок юнец, впервые заявившийся на поле боя... Может ли что-то умилять и забавить больше, чем это? Рёв сменился заливистым, явно девичьим смехом. — Слышал, па, я снова Смерть! — Громко крикнула девчонка, пока ещё управляясь с мелкими щупальцами, коими обернулись волосы. Зачёсывая назад уже кудрявые локоны, она присела перед Джеймсом и с доброй улыбкой продолжила вещать, только уже более тихо. — Даже Берни менее чарует, да? Только не говори ей, иначе она снимет своё доброе личико. Думаю, мы начали явно не с того. Меня зовут Миа, а тебя как, пафосный чудик?