После "Чужака": Империя

      Дома было слишком тихо и пусто. Чейс и не подумал бы раньше, как привык к шуму и суете — от одного Кеннета их порой бывало больше, чем от целой оравы детей. По крайней мере, так Чейсу иногда казалось. Как же это его раздражало в последнее время! Он часто ловил себя на мысли, что хочет сделать у себя в кабинете полноценную звукоизоляцию, запереться там и не выходить без необходимости. Не видеть ни жену, ни сына. Он уже забыл, когда испытывал к ним хоть что-нибудь, кроме глухого раздражения и чувства вины за всё — за проигранную войну, за потерянный дом и за себя самого. Тот Чейс Пратан, которого они хотели видеть, не вернулся с Контруума, а нового, похоже, вовсе не существовало. По крайней мере, то, что от него осталось, никуда не годилось.       И вот теперь он остался один, как и хотел. Пустой дом. Тишина. Жена и сын с их проблемами далеко, не мешают ему. Спокойно, как в могиле, куда он планомерно сводил себя… Сколько уже? Год? Чейс помотал головой, пытаясь уложить эту мысль. Ему казалось, прошло месяца три, не больше. Возвращение в реальность давалось с трудом, как после затяжного запоя, — вот только в последний раз Чейс прикасался к алкоголю, наверное, ещё до злополучной эвакуации.       Ему говорили, что он отлично держится. Поражались его стойкости. Другие спивались, не вылезали из отпусков по реабилитации, стрелялись, — а Чейс Пратан оставался в строю и работал за десятерых. Образцовый, мать его, офицер. Развалина, неспособная уследить за трёхлетним сыном и хоть как-то помочь жене, у которой откуда-то взялись силы год тащить на себе их разваливающуюся семью!       Чейс саданул кулаком по бортику раковины — благо по этой имитации мрамора можно было хоть кувалдой лупить и не оставить даже царапины. Боль немного прочищала голову. Чейс поднял голову, тяжёлым взглядом уставился на собственное отражение. На запавшие глаза, лихорадочно поблескивающие из глубины почерневших глазниц. На впалые худые щёки и бледные обескровленные губы. Он видел наркоманов, которые выглядели лучше, и даже уставная стрижка и чисто выбритые щёки не спасали положение.       «Что, горд собой? Кеннет в больнице из-за тебя. Жена видеть тебя не может. Сам на труп похож. Ничтожество. Слабак».       Невыносимо тянуло закурить, но Чейс заставил себя отложить портсигар и даже не смотреть в его сторону. Он не хотел потакать сейчас этой привычке — в сознании Чейса, никогда не курившего до Эндорской трагедии, она крепко ассоциировалась со всем, что пошло не так.       Открыв ледяную воду, Чейс щедро плеснул её себе в лицо, размазал пятернёй. Ещё одно чувство, приблизившее его к состоянию нормального, живого человека. К возвращению Риа он должен был окончательно прийти в себя — впервые за год стать тем, кем ему полагалось быть всё время. Опорой для неё и сына. Довольно Риа тащить всё на себе… Он всё исправит — всё, что ещё было в его силах. Обязан исправить. Их брак висел на тонкой ниточке, и, вполне возможно, Риа собиралась наконец её оборвать. Может быть, завтра его ждал последний шанс доказать, что он всё ещё достоин называться её мужем и отцом Кеннета. Если Чейс упустит его… Тогда от него в самом деле ничего не останется.       Весь день, оставшийся до возвращения Риа и Кеннета, Чейс провёл бесцельно. Звонки по работе, от которых он спасётся разве что в печи крематория, поражали пустотой и идиотизмом — ну неужели подчинённые неспособны задницу подтереть без его одобрения?! Хотя что уж их винить — сам приучил всех к этому, пока имитировал жизнь, забивая её работой без остатка. Придётся отучать. Как и от того, что на рабочем месте его можно найти почти в любое время дня и ночи.       Начал он с того, что взял отгул на завтра. Начальство отнеслось с пониманием, причём по тону было понятно, что решение дисциплинированно явиться на работу, бросив сына в больнице, вызвало бы гораздо больше осуждения.       До вечера он убивал время и успокаивал нервы, прокручивая предстоящий разговор во всех возможных вариациях. Провёл бессонную ночь, подбирая слова, — вроде бы правильные и нужные, но казавшиеся безнадёжно слабыми. В итоге наутро поехал за Риа и Кеннетом, не имея ни малейшего представления о том, что собирается им сказать.       Благо сразу по приезду домой говорить ничего не пришлось: соскучившийся Кеннет налетел на Чейса маленьким ураганом, которому хотелось висеть на отце, играть, болтать без умолку, смотреть мультики — и всё это одновременно, с обязательным участием обоих родителей. Чейс неожиданно остро осознал, как же ему не хватало этого… И когда Кеннет успел так вырасти? Чейс готов был поклясться, что вчера сын был гораздо меньше и уж точно не мог так осмысленно рассуждать о том, почему синий истребитель из мультфильма лучше зелёного.       Его мальчишка… Весёлый, крепкий и в то же время — такой хрупкий. Совершенно беззащитное существо, которому только предстояло стать самостоятельным и сильным. Как можно было отмахиваться от него? Сейчас Чейс смотрел на него так, словно видел в первый раз. Кеннет был одновременно похож и не похож на него. Одновременно их с Риа сын — и совершенно отдельный человек, похожий только на себя. Серые папины глаза, но светло-каштановые волосы, доставшиеся от мамы, и её же мягкие черты лица. Когда подрастёт, от девчонок отбиваться придётся. Чейс рассмеялся, когда Кеннет с хитрейшим выражением на мордашке схватил его за нос. Пожалуй, впервые за год он смеялся искренне и не через силу.       Он снова был счастлив. Почти. Каждый раз, встречаясь глазами с Риа, Чейс понимал: самое сложное впереди. Легко заслужить прощение малыша и вернуть его доверие. С Риа так просто не будет. Она раз за разом давала ему шанс, и Чейс упустил их уже больше сотни. Придётся очень постараться, чтобы получить ещё один. Но сейчас Чейс чувствовал в себе силы за него побороться.       Вскоре Риа повела Кеннета спать. Малыш раскапризничался, упирался, но мать была непреклонна. Уводя его в комнату, Риа бросила выразительный взгляд на Чейса. Тот лишь кивнул в ответ. Он всё ещё понятия не имел, что скажет ей, но оттягивать разговор не собирался. Им следовало поговорить уже очень давно.       Риа вернулась примерно через час. Замерла, прислонившись к стене, сложив руки на груди и внимательно глядя на Чейса. Она словно раздумывала, стоит ли подходить к нему, или лучше махнуть рукой и заняться обедом. Чейс запоздало вспомнил, что хотел заказать еду в ресторане — порадовать Риа хорошим вином, любимыми салатами и крем-супом с настоящими сливками и морепродуктами, — но сначала потерял счёт времени, а потом начисто об этом забыл. Он досадливо сжал кулак. Слишком, слишком часто он о чём-то забывал в последнее время.       Пауза откровенно затягивалась, и Чейс почувствовал, что должен нарушить её первым.       — Я хотел заказать обед в ресторане. Если ты не против, мы ещё можем так сделать.       Ляпнул первое, что пришло в голову. Чейс понимал, что начинать нужно было не так и не с того, но иначе разговор мог начаться ещё хуже — или, чего доброго, не начаться вовсе.       Риа сжала губы, её лицо дёрнулось, как от удара.       — Если бы хотел, то сделал бы. Не надо притворяться, будто думал о таких мелочах.       Она нервным, дёрганным движением поправила отросшую чёлку. Мелочь — но Чейса будто током ударило. Риа всё ещё выглядела лучше, чем большинство женщин в галактике, но раньше она никогда не позволила бы причёске потерять форму. Сколько Чейс её помнил, Риа всегда делала с волосами что-нибудь интересное: постоянно подкрашивала, меняла стрижки и укладки… Сейчас же они были забраны в строгий пучок. Как у домработницы или посеревшей, выцветшей от однообразной унылой работы канцелярской служащей. Чем дольше Чейс смотрел, тем больше неприятных перемен замечал, и тем сильнее ему хотелось крепко ударить себя по лбу. Риа словно постарела на несколько лет. Она сильно похудела: плечи и бёдра заострились, платье, прежде неплотно облегавшее фигуру, висело мешком. Её лицо осунулось, его цвет стал болезненно-желтоватым. На руках появились заусенцы, затейливый маникюр, раньше обновлявшийся чуть ли не каждую неделю, сменился аккуратным, но несовершенным домашним.       — Риа… — Чейс едва удержал рвущееся с языка: «Что с тобой случилось?» Будто он не знал, что! Проклятый последний год случился. И его собственное безответственное, скотское равнодушие к семье. — Я правда хотел. Но забыл. Я в последнее время постоянно что-то забываю. Это не в первый раз. Напасть какая-то…       — Ты не только забываешь, Чейс! — сердито оттолкнувшись от стены, Риа ворвалась в комнату и уселась в кресло напротив Чейса. Её глаза метали искры. — Тебя будто нет! Я с тем же успехом могла бы быть замужем за бревном! Сколько времени я пыталась тебя вытащить?! Тащить всю нашу семью на себе?! И то, что произошло с Кеннетом, просто… просто… — Риа всплеснула руками и прижала ладони к лицу. — Я тоже не железная, Чейс. Я очень устала. У меня уже нет никаких сил. Но почему-то только ты позволяешь себе забывать обо всём, и о нас — в первую очередь!       Судорожно вздохнув, Риа впилась пальцами в волосы, взлохмачивая пучок. Когда она вновь посмотрела на Чейса, её взгляд был твёрдым. Только губы слегка подрагивали.       — Мне надоело это, Чейс. Надоело быть одной. Просыпаться в одиночестве, засыпать в одиночестве! Говорить Кеннету, что папа его всё ещё любит, — постоянно говорить, потому что папа не собирается ничего говорить и делать сам! Я год пыталась сохранить семью, добиться от тебя хоть какой-то реакции, но как об стенку билась! Что я могу сделать, если тебе на нас плевать?! Может, мне правда забрать Кеннета и уйти?! Хоть это ты заметишь?!       Лицо Риа скривилась, и она вновь закрыла его ладонями, — но не раньше, чем Чейс увидел её слёзы. Его сильная, волевая Риа плакала, её плечи тряслись от рыданий, а Чейс сидел бревном и не понимал, что с этим делать. Как себя вести. Он мысленно готовился к их обычной ссоре — из тех, что быстро разрешались и часто заканчивались бурным примирением, — но не к такому. Сейчас были бы пусты и бессильны любые слова, фальшиво каждое — пусть даже самое искреннее — признание в любви.       Поэтому Чейс сделал то, что следовало сделать давно, и не однажды, а каждый день и по нескольку раз. Шагнув к Риа, Чейс сгрёб её в объятия, крепко прижал к себе. Риа дёрнулась, попыталась отстраниться, но Чейс держал её крепко.       — Риа… — прошептал он. — Прости меня, родная. Прости. Я люблю тебя. Прости, что бросил тебя. Я вернулся, правда… Теперь я всегда буду рядом. Никогда не оставлю. Если ты мне позволишь…       Риа, всхлипнув, прижалась к нему, и Чейс с трепетом провёл ладонью по её волосам, погладил по спине. Его бедная Риа… Если бы Кеннет не упал, сколько ещё она бы носила это в себе? Сколько ещё бы терпела, прежде чем уйти и не вернуться? Чейса пробрал холод от мысли, что он, возможно, и не обратил бы внимания, пока не стало слишком поздно. Он ничего не замечал. Ничего и никого.       «Идиот. Какой же ты идиот, Чейс Пратан».       Риа мягко отстранилась, вытянула руку, уперев ладонь ему в грудь. Она внимательно всмотрелась в лицо Чейса, словно пыталась рассмотреть каждую чёрточку, хоть одно предательское движение глаз или губ, выдающее фальшь. Чейс не отводил взгляда.       Если он упустит эту женщину, позволит ей уйти, то станет самым большим идиотом в этой галактике. Самым жалким неудачником… И величайшей паскудой. Он не имел никакого права оставлять её наедине со свалившейся на них бедой. И больше не оставит, даже если Риа попытается оттолкнуть его.       Риа неожиданно улыбнулась. Криво, горько… Но по-настоящему. Без презрения и холода, которые Чейс боялся увидеть.       — У тебя глаза прежние, Чейс, — произнесла она хрипло, сглотнув слёзы. — Я… Я давно их такими не видела… Они у тебя мёртвые были. Пустые. А сейчас… — не договорив, Риа прильнула к груди Чейса, вцепилась ногтями в его плечи. — Не смей больше становиться таким, ты слышишь?! Я не хочу быть замужем за трупом, понимаешь меня?!       Чейс молча обнимал её, гладил, дожидаясь, пока Риа перестанет всхлипывать. Похоже, она решила выплакать все слёзы, которые целый год сдерживала ради Кеннета… И ради него. Тот ещё муж из него вышел, если жене пришлось быть сильной за двоих…       — Тебе больше не придётся, — шепнул Чейс, почти касаясь губами её макушки. — Я обещаю.       Риа подняла на него взгляд. Твёрдый, несмотря на слёзы.       — Я хочу верить тебе, Чейс. И я поверю тебе. В последний раз — и только при одном условии. Ты обратишься за помощью. Ты всё ещё не в порядке, и не смей это отрицать. Мне плевать, что тебя сочли годным к службе. Вашим мозгоправам всё равно, что происходит у тебя в голове, пока ты можешь работать. Мне — нет. Я хочу, чтобы такого больше никогда не повторилось. Я хочу гарантий, Чейс. И если ты в самом деле дорожишь нашим браком, ты наступишь на горло своей гордости и приведёшь голову в порядок.       Риа сжала его ладонь, и Чейс накрыл её своей рукой. В любое другое время он отреагировал бы резко. Он и сейчас едва успел прикусить язык — чуть не сказал, что думает о мозгоправах и о тех, кто к ним обращается. Чейс считал это уделом слабых. Людей настолько безвольных, что не могли самостоятельно разобраться в собственной голове.       Но… Похоже, ему и правда требовалась помощь. Что бы это о нём ни говорило. Сейчас ему было не до гордости. Из-за неё он едва не лишился семьи. И если Риа требует, чтобы он обратился к специалисту… Она имеет право как минимум на это после всего, что ей пришлось вынести.       — Хорошо, родная. — Чейс прижал её к себе. — Обещаю.       Ради неё он готов был и на большие жертвы. А эта показалась и вовсе ничтожной, когда Риа привстала на цыпочки и поцеловала его, — совсем как в хорошие времена, когда они не могли и подумать о таких разговорах.