На грани чужого вздоха

      Акапулько не относился к той Мексике, которую Эмма знала и любила. Акапулько не относился к той Мексике, куда она бежала десять лет назад, ища спасения. Не относился к той Мексике, где теперь её дом. Роскошный международный курорт с современными многоэтажными отелями, белоснежными пляжами, распластавшимися под тропическим солнцем, бассейнами и дорогими магазинами, бесчисленными ресторанами и ночными клубами потрясал воображение. Эмма же предпочитала тихую, почти сельскую атмосферу своего острова.       И всё же, когда Свон озиралась по сторонам, у неё невольно захватывало дух. Акапулько окружён горами и раскинулся на берегах красивейшей бухты. Всю свою жизнь, и в Сторибруке, и в Бостоне, да и на Косумеле, Свон прожила на равнине. На фоне гор даже современные громадные отели казались маленькими и уютными. Над водой парили разноцветные купола парапланов. Любители приключений озирали окрестности с высоты птичьего полёта. Эмма невольно задумалась, а похоже ли парение в небе на плавание под водой?       Шумные, переполненные народом улицы как будто жили собственной жизнью. Неожиданно Эмма поняла, что с тех пор, как они приземлились в аэропорту, она за час увидела больше людей, чем на Косумеле встречала за целую неделю. Выходя из такси, Свон решила, если хватит времени, заглянуть в несколько здешних дайвинг-центров.       На выбор места проживания Джонс потратил довольно много времени. Они поселились в достаточно роскошном и дорогом отеле — в таком вполне мог бы поселиться и Лиам. Отдельные виллы, встроенные в скалу, выходили на океан. Киллиан выбрал апартаменты, положил ключ в карман и оставил багаж носильщику. — Сейчас мы поедем в банк.       На то, чтобы вычислить по ключу название банка, ушло целых два дня. Больше Джонс напрасно тратить время не собирался.       Эмма вышла на улицу следом за Киллианом. Правда, она ещё не начала наслаждаться жизнью, но их апартаменты и вкусный обед, хотя и съеденный наскоро, её вполне устроили. Джонс уже садился в такси. — По-моему, ты не просишь, а приказываешь. — Да, — отрывисто ответил Джонс, покосившись на Свон.       Эмма захлопнула дверцу. Сказав водителю, куда ехать, Киллиан откинул голову на спинку сиденья. Вполне понятно, почему Лиам стремился в Акапулько с его богатством, оживлённой ночной жизнью и всеми признаками роскоши. Если Лиам и задерживался где-то больше чем на день, то скорее в большом городе вроде Нью-Йорка, Лондона или Чикаго. Провинциальная, тихая жизнь таких мест, как Косумель, его, как правило, не привлекала. Если Лиам всё же прилетел на остров, то явно с какой-то целью. Здесь, в Акапулько, Киллиан выяснит, что было на уме у брата.       К женщине, сидящей рядом, Джонс так и не подобрал ключик. Замешана ли она в чём-то, случившемся ещё до их знакомства? А может, Эмма действительно ни при чём и он не имеет права впутывать её в свои дела? Всю дорогу Свон молчала и хмурилась. «Наверное, — решил Киллиан, — она думает о своём дайвинг-центре».       Ему невольно захотелось поскорее отпустить Эмму домой в привычную обстановку. И вместе с тем пришло жгучее желание вернуться назад, на виллу, и заниматься с ней любовью до тех пор, пока они оба не насытятся.       Хотя вообще Свон не в его вкусе. Он любит остроумных и холёных светских дам, красавиц в классическом смысле слова. Эмма совсем не такая. И всё же Киллиана к ней влечёт. Влечёт так сильно, что по ночам Джонс без сна ворочается в постели, а днём сам не свой от нетерпения и тоски. Он хочет её, ему не терпится окунуться в море страсти, которое в ней бушует. Киллиан доведёт Свон до такого состояния, что она забудет о своих бухгалтерских книгах, клиентах и делах. Наверное, всё дело в том, что он просто стремится завоевать её, покорить. Впрочем, Джонс уже ни в чём не уверен. Но больше всего — непонятно почему — ему хочется стереть воспоминание о том, как Эмма стояла в комнате сына и прижимала к груди игрушечного медведя.       Когда такси остановилось перед банком, Свон вышла, не говоря ни слова. В витринах бутиков на той стороне улицы она видела дорогие яркие платья на умело расставленных манекенах. Даже издали Эмма заметила блеск и мерцание украшений. Мимо почти неслышно проехал лимузин с затемнёнными стёклами. Взгляд Свон скользнул за высокие здания, она невольно залюбовалась горными вершинами и сказочной природой. — Наверное, тебе нравится в таких местах.       Киллиан следил за тем, как Эмма осматривается. Хоть она и молчала, Джонс сразу понял, что Свон мысленно сравнивает Акапулько с Косумелем, и Акапулько для неё во многом проигрывает. — При определённых обстоятельствах.       Взяв Эмму под руку, Киллиан повёл её внутрь.       В банке было тихо и спокойно — как и положено в солидном финансовом учреждении. Служащие в безупречных деловых костюмах вежливо улыбались. Если кто и разговаривал, то полушёпотом. Киллиан подумал, что Лиам предпочитал хранить деньги в таких вот консервативных заведениях, зато тратил их, наоборот, в самых шумных и сомнительных местах. Ни секунды не колеблясь, Джонс направился к самой симпатичной служащей. — Добрый день!       Девушка подняла голову. Миг — и она просияла в улыбке. — Мистер Джонс! ¡Buеnos dias! Рада снова вас видеть!       Эмма оцепенела. Оказывается, Киллиан уже бывал здесь прежде! Почему ей не сказал? Свон долго испытующе смотрела на него. Что за игру он затеял? — И я рад вас видеть, — Киллиан нагнулся к молодой хорошенькой сотруднице. Он обращался к ней, как отметила для себя Эмма, довольно игриво. Неожиданно Свон кольнула ревность. — А я сомневался, что вы меня запомните.       Служащая порозовела и опасливо покосилась на старшего смены. — Как же, как же! Чем я могу вам помочь сегодня?       Киллиан достал из кармана ключ. — Хочу пройти в хранилище.       Обернувшись, Джонс жестом остановил Эмму, открывшую было рот. — Сейчас я всё устрою. — Девушка достала бланк, проставила дату и протянула Джонсу. — Пожалуйста, распишитесь вот здесь.       Киллиан взял ручку и небрежно расписался. Эмма, скосив взгляд на бланк, прочла: «Лиам Б. Джонс» и быстро вскинула голову. Киллиан лучезарно улыбался. Поскольку рядом стоял старший смены, сотруднице пришлось действовать строго по инструкции. Девушка проверила подпись, сличив её с контрольной в своём компьютере. Всё совпадало. — Прошу вас, мистер Джонс, пройдите сюда. — Разве это не противозаконно? — шепнула Эмма, выходя следом за ним из общего зала. — Конечно, — Киллиан посторонился, пропуская Свон вперёд. — И я становлюсь соучастницей?       Джонс только улыбнулся в ответ. Служащая банка вынула из хранилища длинную металлическую коробку. — Совершенно верно. Если возникнут затруднения, могу порекомендовать хорошего адвоката. — Отлично. Ещё один адвокат — именно то, чего мне недоставало. — Можете пройти в эту кабинку, мистер Джонс. Когда закончите, позвоните. — Спасибо! — Киллиан подтолкнул Эмму вперёд и запер за ними дверь. — Как ты узнал? — Что узнал? — Джонс поставил коробку на стол. — Как ты узнал, к какой служащей подойти? Когда она с тобой поздоровалась, я решила, что ты уже бывал здесь! — Всё очень просто. Клиентов обслуживают трое мужчин и две женщины. Второй операционистке на вид лет шестьдесят. Так что Лиам мог подойти только к одной.       Ход умозаключений Киллиана оказался вполне ясным, зато его действия — не совсем. — Ты подделал подпись брата, и всё совпало!       Вертя в руке ключик, Киллиан покачал головой: — Мы с Лиамом были одним целым. Находись мы с ним в одной комнате, я бы без труда угадал, о чём он думает. Расписаться за него мне так же легко, как и за себя самого. — И для Лиама всё было так же?       Киллиана неожиданно кольнула боль. — Да, для Лиама всё было так же.       Эмма помнила, что Лиам в шутку называл брата «занудой». Человек, которого Свон только начинала узнавать, кто угодно, только не зануда. — Интересно, в самом ли деле вы с ним понимали друг друга так хорошо, как казалось вам обоим? — Эмма опустила голову, посмотрела на банковскую ячейку и сказала себе, что она тут ни при чём. Правда, теперь ей верилось в это всё меньше и меньше. — Давай скорее откроем её!       Джонс сунул ключ в замочную скважину и бесшумно повернул. Когда он откинул крышку, Эмма лишилась дара речи. Она в жизни не видела столько денег. Новенькие, хрустящие американские доллары были сложены аккуратными стопками, каждая перетянута резинкой. Не в силах устоять, Свон протянула к ним руку, словно хотела убедиться, что деньги настоящие. — Да тут целое состояние! — Эмма судорожно вздохнула. — Сотни тысяч…       Киллиан бесстрастно перебирал стопки банкнот. В кабинке стало тихо, как в могиле. — На глаз здесь приблизительно тысяч триста — двадцатками и по пятьдесят. — По-твоему, Лиам их украл? — прошептала Эмма, настолько захваченная зрелищем, что даже не заметила, как окаменели руки Джонса. — Так вот каких денег требовал тот тип, который ко мне вломился! — Не сомневаюсь. — Киллиан бросил на место пачку купюр, которую сжимал в руке, и взял небольшую сумку. — Только Лиам их не украл. — Джонс глубоко вздохнул и велел себе успокоиться. — Боюсь, он их заработал. — Как? — вскинулась Эмма. — За несколько дней таких денег не заработать! Когда я нанимала Лиама на работу, у него почти ничего не было. Я это точно знаю, потому что Луис одолжил ему десять тысяч песо до первой зарплаты. — Охотно верю.       Джонс тактично промолчал, что тоже перевёл брату две тысячи долларов перед тем, как тот вылетел из Нового Орлеана.       Раздвинув пачки долларов, Киллиан увидел под деньгами небольшой пластиковый пакет с каким-то белым порошком. Джонс сунул в пакет палец, лизнул его… Сомнений не осталось. — Что там такое?       По-прежнему невозмутимо Киллиан закрыл пакет. А он думал, что тяжелее ему уже не будет… — Кокаин.       Эмма в ужасе воззрилась на белый порошок. — Ничего не понимаю… Лиам жил у меня в доме. Если бы он был наркоманом, я бы сразу поняла!       Джонс вздохнул. Интересно, сознаёт ли Эмма, насколько она невинна? До этой минуты Киллиан даже не понимал, насколько сам свыкся с тёмными сторонами человеческой натуры. — Может быть, поняла, а может, и нет. Лиам этой дрянью не увлекался. По крайней мере, сам не употреблял.       Эмма медленно села на стул. — Хочешь сказать, он ими торговал?! — Торговал наркотиками? — Киллиан едва не улыбнулся. — Нет, для него такое занятие было недостаточно захватывающим. — В самом углу ячейки он заметил чёрную записную книжку. Джонс взял её и начал листать. — А вот провозил контрабандой — наверняка. Контрабанда — именно то, что наверняка пришлось бы Лиаму по вкусу. Он обожал риск, всякие махинации и шальные деньги.       У Эммы закружилась голова. Она снова и снова вспоминала человека, с которым жизнь свела её совсем ненадолго. Свон казалось, что она его понимает и оценивает довольно точно. Но всё оказалось куда сложнее… Правда, теперь уже всё равно, кем и чем был Лиам Джонс. Зато ей не всё равно, что собой представляет человек, который стоит с ней рядом. — А ты? — спросила Свон. — Тебе контрабанда тоже по вкусу?       Киллиан посмотрел на Эмму сверху вниз, не выпуская из рук записной книжки. Глаза у него сделались непроницаемыми — настолько, что в них ничего нельзя было прочесть. Ни слова не ответив, Джонс снова принялся листать страницы. — Здесь инициалы, даты, время и какие-то цифры. Судя по всему, за доставку одной партии ему платили пять тысяч. Он получил деньги за десять партий.       Эмма снова посмотрела на доллары в банковской ячейке. Новенькие, хрустящие купюры вызывали у неё отвращение, как будто они были заляпаны кровью. — Десять раз по пять получается всего пятьдесят тысяч. А ты говоришь, что здесь около трёхсот. — Верно. И ещё пакет с кокаином, который стоит целое состояние.       Джонс достал свою записную книжку и принялся переписывать туда цифры. — Что же нам теперь делать? — Ничего. — Ничего?! — Эмма снова встала. Ей показалось, будто она во сне. — Хочешь сказать, мы оставим всё как есть? Закроем ячейку и уйдём?!       Переписав последние цифры, Киллиан положил книжку брата на место. — Вот именно. — Зачем же мы тогда сюда приехали? Разве не для того, чтобы как-то ими распорядиться?       Джонс сунул свою записную книжку в карман. — Главное — мы их нашли. — Киллиан! — Эмма схватила его за запястье, не давая ему закрыть ячейку. — Ты обязан отнести деньги в полицию. Отдать их капитану Моралесу.       Джонс не спеша убрал руку Свон и достал из ячейки пакет с кокаином. Эмма решила, что он не хочет с ней считаться, и приготовилась спорить. Но, подняв голову, прочитала на его лице не презрение, а настоящую ярость. — Эмма, ты хочешь, чтобы мы взяли это с собой в самолёт? Ты хоть знаешь, какое наказание положено в Мексике за провоз наркотических веществ? — Нет… — Лучше тебе и не знать. — Киллиан закрыл крышку и запер ячейку. — О том, что ты здесь видела, забудь. Теперь я сам всем займусь. — Нет!       Киллиана раздирали смешанные чувства, выдержка трещала по швам. — Эмма, не дави на меня! — Это я-то давлю?! — Не помня себя от внезапно накатившей злости, Свон вскочила и схватила Киллиана за рубашку. — А ты на меня как давишь? Втянул меня чёрт знает во что — у меня до сих пор голова кругом! А теперь, когда я оказалась по уши замешана в контрабанде наркотиков и укрывательстве более четверти миллиона долларов, ты приказываешь мне обо всём забыть! Думаешь, я радостно вернусь домой и буду, как раньше, сдавать напрокат снаряжение для подводного плавания? Может, я тебе больше и не нужна, Джонс, но я не люблю, когда от меня отмахиваются. И потом, не забывай, что неподалёку рыщет убийца. Он думает, что я знаю, где деньги… — Эмма ахнула и прижала руку ко рту. По спине пробежал холодок. — А ведь я теперь действительно знаю, где они! — Вот именно, — тихо ответил Киллиан, отводя от себя руки Эммы и крепко хватая её за запястья. Он сразу понял, что она очень боится. Пульс у Свон участился не только от гнева, но и от страха. — Теперь ты действительно знаешь, где они. Поэтому ради себя же самой отойди в сторону. Пусть убийцы сосредоточатся на мне. — И как, интересно, мне отойти в сторону?       Гнев подступал всё ближе. «Жаль, — подумал Киллиан, — что гнев нельзя запереть в ячейку. Запереть вместе с его причиной». — Слетай в Сторибрук, навести сына. — Да как я могу? — спросила Эмма звенящим шёпотом, который эхом отдавался от стенок тесной кабинки. — А вдруг они меня выследят? — Свон опустила голову и оглядела длинную блестящую коробку. — Они наверняка полетят за мной. Я не могу рисковать безопасностью Генри и родителей!       Из-за того что Эмма была права, Джонсу стало ещё хуже. Его загнали в угол! Он разрывается между любовью и верностью, между добром и злом… Между справедливостью и законом. — Мы поговорим с Моралесом, когда вернёмся.       Киллиан снова взял в руки ненавистную банковскую ячейку. — Куда мы сейчас?       Джонс открыл дверь кабинки. — Нам надо выпить.       Эмма не пошла с Джонсом в бар. Ей захотелось посидеть в номере одной. Но потом она решила, что кое-чем Киллиан ей всё-таки обязан. Поэтому она пошла в бутик при отеле, выбрала самый простой цельный купальник и распорядилась записать его цену в общий счёт. С собой Свон взяла только смену одежды и туалетные принадлежности. Если уж предстоит до ночи торчать в Акапулько, она хотя бы поплавает в частном бассейне, который имелся при каждой вилле.       Едва войдя в апартаменты, Эмма замерла на месте. Её родители были вполне преуспевающими представителями среднего класса. Свон выросла вовсе не в бедности. И всё же при виде роскошных трёхкомнатных апартаментов окнами на океан у Эммы захватило дух. Ноги утопали в пушистом ковре. На стенах, оклеенных обоями цвета слоновой кости, висели картины в неброских тонах. На диване со светлой обивкой вполне могли разместиться несколько человек — скажем, для того, чтобы подремать днём.       Огромная ванна, такая широкая и глубокая — так и подмывало в неё окунуться. Рядом стояла бледно-розовая раковина. «Значит, вот как живут богачи», — подумала Эмма, проходя в свою спальню.       Дорожную сумку Свон увидела у изножья огромной двухспальной кровати. Занавески, отделяющие спальню от балкона, были открыты. Эмма увидела, как на пляж накатывают огромные волны. Она распахнула стеклянные двери. Ей захотелось услышать шум прибоя.       О таком мире, полном красоты и благополучия, много лет назад рассказывал ей Нил. Эмма слушала его, раскрыв рот — она как будто попадала в сказку. Дома у Кэссиди Свон ни разу не была — её туда не приглашали. Но Нил красочно расписывал белые колонны, белые балконы, широкую лестницу, которая, извиваясь, уходила ввысь. По вечерам слуги подают чай, конюхи готовы по первому требованию оседлать холёную лошадь. Шампанское пьют из хрустальных фужеров. Да, для Эммы такая жизнь была сказкой, но сказка ей была не нужна. Ей был нужен только сам Нил. Теперь Свон считала свои девичьи мечты глупостью. По своей наивности она приняла слабого, избалованного эгоиста за принца на белом коне. Но шли годы, а Эмма по-прежнему вспоминала о доме, который Кэссиди ей описал, и представляла своего сына на широкой парадной лестнице. Справедливость должна восторжествовать!       Сказка закончилась после того, как перед Свон предстала целая куча денег в банковской ячейке и она поняла, как наживают богатство. А потом увидела глаза Киллиана, когда он объяснял, как сам понимает справедливость. Сказка сменилась былью. Как всё запуталось! Сразу и не сообразишь… Но, прежде чем Эмма будет думать о будущем для себя и сына, нужно ещё пережить настоящее.       Киллиан! Судьба связала её с ним. И его с ней тоже. Не потому ли Эмму к нему влечёт? Ведь они вместе разгадывают одну и ту же загадку. Если Свон сумеет всё разъяснить, ей, может быть, удастся подавить желания, которые поднимаются из глубины души. Если Эмма сумеет всё разъяснить, она снова станет хозяйкой своей судьбы.       Но как справиться с собой, со своими чувствами? Эмма многое пережила, когда они молча возвращались в отель. Больше всего на свете Свон хотелось броситься ему на шею, утешить его. Правда, Киллиан держался сухо и отстранённо. Скорее всего, её утешение ему вовсе не нужно… Да, Эмме придётся трудно. И самое трудное то, что она постепенно и неотвратимо влюбляется в него.       Свон решила больше не играть с самой собой в кошки-мышки. Пока Эмма откровенно не признается себе в том, что любит Киллиана, она не сумеет справиться со своими чувствами. Пора взглянуть правде в глаза. Всю жизнь, даже в годы самых сильных потрясений, Свон старалась действовать честно и прямо, и до сих пор у неё всё получалось.       Итак, Свон любит Джонса. Или очень скоро полюбит. Она больше не наивная дурочка и не считает, что любовь преодолевает все препятствия. Киллиан причинит ей душевную боль, в чём не приходится сомневаться. Он непременно похитит у Эммы то, что ей удавалось целых десять лет сохранять в неприкосновенности. Да, он разобьёт ей сердце. И что? Свон покачала головой. И ничего. Джонс привык добиваться своего.       Киллиан Джонс стремится к своей цели, и Эмма для него — не больше чем географическая карта, с помощью которой он попадёт куда ему нужно. Он упорен и беспощаден. Как только Киллиан выполнит то, ради чего сюда приехал, он тут же бросит Эмму, вернётся в свою Филадельфию и больше ни разу о ней не вспомнит.       Свон вздохнула. И почему это некоторых женщин так и тянет к мужчинам, которые способны больнее всего их ранить? Отгоняя тяжелые мысли, Эмма разделась и натянула купальник. Но мысли о Джонсе всё равно прокрадывались через поставленные ею заслоны.       Может быть, позвонить Генри? Возможно, если Эмма прикоснётся к звену цепи, связывающей её с нормальной жизнью, ей снова удастся вернуть самообладание? Свон взяла мобильный и задумалась. Где сейчас Генри? Наверное, уже вернулся домой из школы. Слушая гудки, Эмма всё сильнее волновалась. Когда трубку наконец, взяли, она, улыбаясь, присела на край кровати. — Алло! — Мама! — Услышав голос Мэри Маргарет, Свон испытала и радость, и чувство вины. — Это Эмма. — Эмма! — с такой же интонацией воскликнула Бланшар. — Вот неожиданный звонок! Только сегодня утром мы получили от тебя e-mail. Как ты? — У меня всё хорошо. — Всё совсем не хорошо. — Захотелось поговорить с Генри. — Ох, Эмма, мне так жаль. Генри нет. У него сегодня музыка.       Разочарованная Свон постаралась ничем не выдать своих чувств. — Я забыла… — Глаза наполнились слезами, но Эмма постаралась не дать им воли. — Ему нравится заниматься? — Он просто обожает учиться игре на фортепиано. Ты бы слышала, как он играет! Ты свои-то уроки помнишь? — У меня руки не из того места росли. — Эмма с трудом улыбнулась. — Мам… спасибо, что прислала его фотографии. Он так вырос… Скажи, ему… хочется вернуться?       Мэри Маргарет по голосу поняла, что дочери плохо. Она тоскует, ей больно. Уже не в первый раз ей захотелось, чтобы Эмма оказалась рядом, чтобы её можно было обнять, утешить. — Вычёркивает дни в своём календарике. Он купил тебе подарок. — Правда? — Эмме пришлось глубоко вздохнуть, чтобы успокоиться. — Вообще-то это сюрприз, ты уж меня не выдавай. — Не выдам.       Эмма смахнула слёзы, радуясь, что по её голосу ничего не заметно. Говорить с мамой больно, но всё же это утешение, ведь она знает и понимает Генри так же, как её саму. — Я скучаю по нему. Последние недели всегда самые длинные…       Голос Свон звучал не так уверенно, как она думала, — кроме того, матери всегда слышат то, что ускользает от других. — Эмма, может, сама приедешь домой? Побудешь с нами до конца учебного года… — Нет, не могу. Как папа?       Мэри Маргарет не понравилось, что дочь сменила тему, но что делать? Такую упрямицу, как её дочь, ещё поискать. Разве что внук может с ней сравниться… — Отлично. Дэвид ждёт не дождётся, когда приедет к тебе и нырнёт в океан. — Возьмём «Эмигранта» и выйдем в море сами — вчетвером. Передай Генри… — голос Эммы дрогнул. — Передай, что я звонила. — Конечно, передам. Слушай, а пусть он сам позвонит тебе, когда вернётся! Соседка привезёт его в пять. — Нет. Я сейчас не дома, а в Акапулько — по делу. — Эмма глубоко вздохнула, приказывая себе успокоиться. — Передай, что я скучаю по нему и буду ждать в аэропорту. Ты ведь знаешь, как я благодарна вам за всё, что вы делаете. Просто… — Эмма, — негромко перебила её Мэри Маргарет, — мы любим Генри. И тебя тоже любим. — Знаю.       Свон прижала пальцы к глазам. В том, что родители её любят, она не сомневалась, только пока не понимала, что это меняет в её жизни. — Я тоже вас люблю. Просто иногда всё очень запутывается. — У тебя правда всё хорошо?       Свон опустила руку. Слёзы уже высохли. — Будет хорошо, когда вы приедете. Передай Генри, что я тоже считаю дни. — Хорошо. — До свидания, мам.       Эмма нажала отбой и стала ждать, когда пройдёт чувство щемящей пустоты внутри. Будь она больше уверена в родительской поддержке, верь она больше в их любовь, неужели бежала бы из Штатов и начала жить самостоятельно? Свон провела рукой по волосам. Нет, она не слишком уверена в поддержке родителей и не рассчитывает на неё. Эмма сожгла за собой мосты. Важнее всего для неё всегда был Генри и его счастье.       Часом позже Джонс вышел к бассейну и увидел Эмму. Свон переплывала бассейн от борта к борту — быстро, уверенно, то и дело разворачиваясь. Казалось, она не знает усталости. Как ни странно, Эмма очень подходила к здешней уединённой роскошной обстановке. Покрой её ярко-красного купальника, кстати, довольно скромный, очень ей шёл.       Киллиан насчитал двадцать кругов, прежде чем Свон остановилась. Джонс невольно задумался, сколько она успела проплыть до того, как он сюда вышёл? У него создалось впечатление, что Эмма плавает, чтобы освободиться от напряжения или какого-то горя, и что с каждым новым кругом она всё ближе к успеху. Киллиан задумчиво наблюдал, как Свон окунает голову в воду. Ещё он заметил, что синяков на шее Эммы больше не видно.       Свон встала, с неё текла вода. — Никогда не видел тебя такой спокойной, — сказал Джонс и тут же заметил, что Эмма снова напряглась. Перестала умиротворённо смотреть на горы и перевела взгляд на него.       Свон сразу увидела, как Киллиан утомлён. Почему она раньше этого не замечала? Ещё утром его глаза не казались ей такими усталыми. Джонс не переоделся и стоял, засунув руки в карманы свободных бежевых брюк. Отдыхал ли Киллиан сегодня вообще? — Я не захватила с собой купальник. — Эмма подошла к бортику, подтянулась, выбралась наверх. — Вот, купила в здешнем бутике. Его включили в счёт за номер.       Купальник оказался высоко вырезан по бёдрам — едва ли не до самой талии. Джонсу вдруг захотелось прикоснуться к стройным ногам Свон, снять с неё купальник и посмотреть, как она выглядит без него. — Красивый.       Эмма взяла полотенце. — И дорогой.       Джонс усмехнулся: — Вычту из платы за комнату.       Слегка скривив губы, Эмма вытерла волосы. — Ничего ты не вычтешь. Ты ведь юрист — наверняка сумеешь возместить стоимость купальника на чём-нибудь ещё. Чек я сохранила.       Киллиан не думал, что ещё в состоянии смеяться. — Весьма тебе признателен. По-моему, ты не очень-то высокого мнения о юристах.       В глазах Эммы сверкнул огонёк — и тут же погас. — Стараюсь вовсе не думать о них.       Забрав у Эммы полотенце, Киллиан осторожно промокнул ей лицо. — Отец Генри — юрист?       Хотя Свон и не шелохнулась, ей показалось, будто она отплывает от Джонса. — Киллиан, прекрати. — Ты же не прекращаешь. — Если честно, я почти никогда не вспоминаю о нём. Правда, в последнее время иногда вспоминаю, но это тебя не касается.       Киллиан накинул полотенце Эмме на плечи и, удерживая за концы, подтянул её к себе. — Пожалуйста, расскажи мне о себе.       Наверное, всё дело в его голосе, подумала Свон. Киллиан говорит очень спокойно и убедительно… Так и тянет раскрыть ему душу. Эмма посмотрела Джонсу в глаза. Похоже, её жизнь и в самом деле его интересует. В глубине души уже влюблённая в Джонса, Свон всё же нуждалась в каких-то гарантиях с его стороны. Почему ей кажется, что она ему небезразлична? — Зачем? — Сам не знаю. Но иногда у тебя в глазах появляется такое выражение… Очень хочется тебя утешить.       Свон вскинула подбородок — не сильно, едва заметно. — Жалеть меня не надо! — Мне кажется, что слово «жалость» сейчас не совсем подходит. — Киллиан вдруг почувствовал страшную усталость и прижался лбом к её лбу. Он устал сражаться с демонами, искать ответы на мучающие его вопросы. — Проклятье…       Эмма застыла в нерешительности. — Что с тобой? — Всё в порядке… То есть… — Отойдя, Киллиан пошёл по дорожке, где сквозь белый гравий пробивались крошечные оранжевые цветочки. — Многое из того, что ты сегодня сказала, оказалось правдой. И вообще, многое из того, что ты говорила, правильно. И я ничего не могу поделать. — Не знаю, что ты сейчас хочешь от меня услышать. — Ничего. — Страшно уставший, Джонс провёл по лицу обеими ладонями. — До сих пор не могу привыкнуть к мысли, что моего брата больше нет, что его убили из-за того, что он решил нажиться на контрабанде наркотиков. Соображал Лиам всегда неплохо, вот только использовал свои мозги неправильно. Всякий раз, глядя в зеркало, я задаюсь вопросом — зачем?       Так и не успев разобраться в своих чувствах, Эмма перестала сдерживаться и подошла к Киллиану.       Джонсу плохо. Впервые Свон заглянула ему в душу и увидела, как ему больно. Эмма отлично знала, что значит жить с не проходящей болью в душе. — Киллиан, он был не таким, как ты. Я не считаю его плохим. Просто Лиам был слабым. Одно дело — горевать по брату, и совсем другое — обвинять себя в том, что он натворил, и в том, что с ним случилось. — Свон положила руки ему на плечи.       Джонс не подозревал, что ему нужно утешение, но нежное прикосновение рук Свон что-то задело, тронуло в нём. — Только я мог достучаться до брата и удержать его от срыва… В какой-то момент мне надоело жить за двоих. — Ты в самом деле считаешь, что мог бы помешать Лиаму сделать то, что он сделал? — Да, наверное. Теперь я буду мучиться до конца дней! — Погоди-ка… — Эмма схватила его за рубашку почти так же, как утром, в банке. Сочувствие сменилось раздражением, но и её раздражение тоже оказалось кстати. — Вы с ним братья-близнецы, но вы — не одно целое, а два отдельных человека. Лиам не был ребёнком, которым нужно руководить и за которым требуется постоянный надзор. Он был взрослым человеком и сам принимал решения. — В том-то и беда. Лиам так и не вырос. — Зато ты вырос, — возразила Эмма. — Или ты и за это собираешься себя казнить?       Джонс вынужден был с ней согласиться. Да, сейчас Киллиан именно казнит себя. Он отвёз тело брата домой, похоронил его, постарался утешить родителей, но продолжает винить себя в том, что так или иначе было неизбежно. В глубине души Джонс и сам это понимал. — Эмма, я должен найти убийц брата. Пока я их не найду, я не смогу спокойно жить. — Мы их найдём. — Повинуясь внезапному порыву, Эмма прижалась щекой к его. Иногда легчайшее прикосновение способно избавить от боли. — И тогда всё закончится.       Всё ли? Киллиану не хотелось, чтобы всё закончилось, — лучше пусть кое-что продолжается… Исполнив давнее желание, он провёл ладонью по плечу Эммы и понял, что она замерзла. — Солнце уже село. — Джонс церемонно набросил на Свон полотенце. И если по отношению к другой женщине подобный жест ничего бы не значил, Эмму ему хотелось защищать. — Переоденься в сухое, и пойдём ужинать. — Куда? — В ресторан при отеле. Он считается одним из лучших.       Эмма снова вспомнила об их роскошных апартаментах. К ним совсем не подходит содержимое её дорожной сумки! — Я не взяла с собой вечернее платье.       Киллиан рассмеялся и положил руку Эмме на плечо. А вот и её первое несерьёзное высказывание, которое он от неё слышит. — Так купи его — и попроси записать на мой счёт. — Но ведь… — Не волнуйся, мой налоговый бухгалтер в Филадельфии — настоящий профессионал своего дела. Мистер Сми обязательно что-нибудь придумает.