24:00

      Максим всю пресловутую ночь смотрел на лазурное небо, покрытое лучами ослепительного Солнца. Он с горькой усмешкой подумал о том, что «белые ночи» приобрели свой буквальный смысл. Он не понимал происходящего. Почему Земля именно в этом году решила остановиться? Что этому послужило? Год назад он слушал две лекций Димы о теории вращения Земли и около пяти предположений, почему она может в скором времени остановиться. Согласно услышанной теории, вращение родной планеты было обусловлено процессами, происходившими ещё во времена её образования. В те безумно далёкие времена облака космической пыли сбивались в одну кучу, к которой притягивались другие космические тела. В результате этого сумбура за миллиарды лет сформировалась планета, которая приобрела инерцию, оставшуюся после столкновения с теми самыми космическим телами. Теория долгое время не выдерживала критики, но сейчас он находил в текущих событиях её подтверждение. И пускай точной причины вращения Земли не существует, в связи с чем не было и объяснения его прекращения, он верил в то, что говорил ему когда-то Дима, который чувствовал угрозу, изучал материал, словно с детства готовился к этому моменту. Он знал, о чём говорит, он чувствовал приближение конца света. Максим больше не сомневался в этом. Но неужели причина в одной инерции? И значит ли это, что они с рождения были обречены?       Парень открыл окно и поджёг сигарету, медленно вдыхая тяжёлый смолистый дым. Он плавно рассеивался в воздухе, уплывая за пределы его поля зрения, покрывая тонкой дымкой яркое Солнце. Максим взглянул на настенные часы. По старым понятиям сейчас было 06:42, что означало обновление суток. А по недавному нововведению в людской мир часы пробили 102:42. Абсурдные вычисления успокаивали его, помогали не запутаться во времени и не потерять себя в бесконечном дне. Он любил математику во всех её проявлениях: арифметика, алгебра, геометрия — все возможные операции подсчёта и измерения чудесным образом внедряли умиротворение, спасали от навязчивых идей и паники. Он с детства ценил и уважал математику, развивал с её помощью рациональность и трезвость, приучал себя к смирению в совершенно безнадёжных ситуациях. И даже сейчас, размышляя о возможных причинах конца света, он не чувствовал мандража, лишь стойкое и уверенное смирение. Вероятно, навязанное и силой удерживаемое, но всё-таки дающее свой эффект смирение. Впрочем, он в любом случае не сможет как-то повлиять на ситуацию. Он не сможет спасти свою семью, своих друзей. А что ещё делать с обречённостью? Только смириться и ожидать судного дня.       В дверь тихо постучались, ожидая разрешения войти в комнату. Максим шёпотом разрешил, по стуку распознав своего отца. Анатолий аккуратно приоткрыл дверь, проникая внутрь, и несколько осуждающе посмотрел на курящего сына. — Не спишь? — Как видишь, — шептал парень, выдыхая смог и опуская окурок в банку, наполненную водой. Он всегда успевал до пробуждения матери слить воду с «бычками» и проветрить комнату. В ином случае Елена будет бесконечно долго и муторно беспокоиться, изводя нервы каждого из членов семьи. Он и сам хотел бросить месяцем ранее, но после невероятной новости он решил жить так, как хотел всю свою жизнь — праздно и умиротворенно. — Не бросишь? — спросил он, хотя уже знал ответ. Парень с хитрой улыбкой помотал головой, пальцем показывая на сияющий огненный шар, распластавшийся по небу. Отец понимающе кивнул, опуская глаза. В душе усугублялась скорбь. — Я хотел поговорить с тобой, — мужчина смущенно потёр шею, понимая, что может не сдержаться и превратить диалог в нелюбимые сыном «розовые сопли». — Ну? — Максим взглядом попросил его продолжить после долгой паузы. Парень не любил, когда отец почему-то начинал бояться сказать лишнего. Это часто мешало, когда они хотели поговорить о чём-то бытовом или философском. — Я знаю… — с заметным трудом начал мужчина, не прерывая зрительный контакт со своим ребёнком. Он не мог на него налюбоваться: такой взрослый, такой хороший. Он думал: «почему именно ему была предначертана такая судьба?» — ты очень беспокоишься из-за этого внезапного события, — он присел на край кровати сына, будучи не в самом лучшем расположении духа, — но я, знаешь, что хочу сказать, это… мы с мамой очень тебя любим и хотели бы провести с тобой столько времени, сколько это… возможно, — Максим увидел, как скупые слёзы катятся из суровых голубых глаз отца. Он осознал, что не одинок в своём смирении. И в какой-то степени даже был этому рад. — Спасибо, пап, — он подошёл к Анатолию, крепко обнимая упавшего духом отца. — Я тоже вас люблю, очень сильно, — мужчина судорожно закивал головой, не желая отпускать своего сына, сжимая того в объятиях всё сильнее и сильнее, пока не решился взять себя в руки и отпустить ребёнка. Он видел становление личности Максима, шёл рядом с ним, гордился им, любил. И даже мысль о его возможной смерти доводила до дрожи, пугала, вгоняла в чистейший дикий ужас. Он считал несправедливым тот факт, что дети увидят конец света. Это должно было наступить после заката цивилизации, а не во время её рассвета. Это неправильно, не по такому сценарию они должны были жить — по любому, хоть самому печальному, но только не по этому. — Я закончил подготовку к экзамену по фитопатологии, — Максим улыбнулся, заметив, как тонкие губы отца изогнулись в радостной улыбке. — Ты мой молодец, — прошептал старик, пожимая сыну руку в знак уважения и признания. — Даже в такие времена продолжаешь совершенствоваться. Я так тобой горжусь, — он снова обнял сына, на самом деле, желая самому оказаться в его объятиях. Он хотел быть таким же спокойным, каким был его всем сердцем любимый сын. Максим кивнул, поблагодарив его, и отошёл к своему столу. Друзья в их общем чате уже начали предлагать удобное для каждого время встречи, видимо, отрицая тот факт, что их график уже не имеет какого-либо смысла. Он предложил назначить встречу на 107:00, то есть одиннадцать утра, и друзья его поддержали, не желая ждать условного дня. — Я в одиннадцать встречаюсь с друзьями, — проговорил он, посмотрев на отца, словно спрашивая разрешения. Анатолий улыбнулся, быстро вытирая с щёк траурные слёзы. — Передай Диме и Женечке привет от меня, — Максим усмехнулся и кивнул головой. Если бы Женя услышала, как Анатолий безбожно коверкал её имя, она бы покрылась краской и очистила свою память от местоположения их дома. — А я, наверное, пойду сегодня к Саше. Хотел узнать у него кое-что. — Будь осторожен, — Максим не смог без улыбки вспомнить о своём дорогом друге, — он за десять лет так промыл Диме мозги, что его переживания стали былью, — отец нервозно посмеялся, вспоминая, как на ужине, на который он когда-то пригласил друзей сына, Дмитрий начал активно обсуждать с ним метеорологию и непонятные для него астрологию и физику. В тот момент он ощутил острую потребность организовать где-нибудь подальше от студента шалаш и спрятаться в нём, чтобы не анализировать не автомате столь пугающую объёмом информацию. Но, как бы то ни было, он был рад, что сын нашёл столь верную и позитивную компанию.       Максим покинул свой дом за двадцать минут до встречи. Он надел одну кофту и осенние резиновые сапоги, чувствуя, как Солнце постепенно повышает градус, растапливая снег и обдавая теплом прохожих. На улице заметно уменьшился масштаб беспокойной толпы. Люди, по его наблюдениям, разделились на два лагеря: они либо решили наслаждаться последними деньками дома, либо отрицали конец света и продолжали куда-то торопиться. Максим смутно понимал их, ведь он сам, осознавая происходящее, пускай не усвоив все детали, продолжал готовиться к сессии. Абсурдно и глупо. Зачем терять драгоценное время на изучение уже бесполезного материала? Но он видел в этом смысл, ибо таким образом он мог отвлечься от гнетущего осознания безысходности. Экзамены начнутся через две недели, если институт не закроют навечно. Он считал, что это совсем мало для полноценной подготовки, учитывая нарушенный режим дня и ночи благодаря палящему уже пятый день Солнцу. Он снова поднял взгляд на небо, сквозь очки чувствуя, как яркие лучи сжигают зрачки. Он с мрачным интересом мысленно поинтересовался у звезды: «Когда же Земля потеряет своё магнитное поле?».       Он завернул за угол дома и, не обнаружив на площадке своих друзей, горько улыбнулся, вспомнив привычки своих друзей. Он поджёг сигарету, медленно затягиваясь, чувствуя, как приятно холодеют конечности от новой дозы никотина. Он был высоким, что подчёркивала его худоба, и выглядел весьма болезненным и уставшим, из-за чего его мать сильно переживала, ежедневно предпринимая тщетные попытки «откормить» своего сына. Обдумывая свою внешность, он с нежной улыбкой встретил всплывший из памяти момент, когда друзья на этой самой площадке убеждали его в том, что выглядит он очень загадочно и серьёзно для своих лет. А ему тогда было семнадцать. К слову, за это время он лишь вырос в длину, не прибавив и килограмма, чего не скажешь о пухлом Диме, который часто заедал тревогу, и о стройной Жене, которая год назад решила заняться спортом. Порой он удивлялся, как они, будучи столь разными и душой, и телом, смогли найти общий язык и не терять его на протяжении восьми лет. Дружба — действительно поразительная штука. И сколько бы лет не прошло, он до сих пор удивлялся их союзу. — Макс! — в его спину прилетел липкий снежок, который не распался, а прилепился к ткани кофты. Парень красноречиво посмотрел на подругу. — Ой, прости. Совсем забыла о погоде, — проговорила Женя, виновато отдирая от спины Максима подтаявший снег. — Утро доброе, Дим, — поприветствовал он друга, пока Женя озабоченно отряхивала его кофту от снега. — И тебе добра в утро, — Дима вернул тому уставшую улыбку. Бессонные ночи давались ему с большим трудом. Даже во время учёбы он не позволял себе отказываться от сна во имя изучения материала. Но сейчас его тело просто-напросто не могло переключиться на новый режим, основанный на бесконечном дне, из-за чего он чувствовал изнеможённость. — Я дико устал, всю ночь не мог заснуть. — Ты хотел сказать «весь день»? — Женя отошла от спины Максима, ещё раз извиняясь. Тот лишь помахал ладонями, убеждая её в том, что ничего страшного не произошло. — А вы смогли заснуть? — студенты покачали головой в знак отрицания. Никто из них не смог спокойно заснуть. Круглосуточное светило не позволяло им погружаться в сон уже пятый день. Бессонница мучила их, изводила морально и физически. Дима из-за отчаяния даже бросил подготовку. А смысл готовиться, если у него нет на это ни сил, ни желания? — Что там преподы говорили насчет сессии? Всё равно будет? — Ну, если не умрём раньше, то будет, — мрачно пошутил Максим, пожимая плечами. — Наш институт даже во время серийных землетрясений не закрылся, о чём вы вообще говорите, — Женя звонко рассмеялась, вспоминая абсурд той ситуации. — Помните? Мы сидели в аудитории, слушали нудный монолог лектора… — А потом началось землетрясение, — Дима прыснул от смеха, вспомнив этот момент двулетней давности. — И нас всех заставили спрятаться под партами, — Макс продолжал ностальгировать, вспоминая даже мельчайшие детали того дня. — И мы смогли наконец-то нормально поесть те конфеты, которые ты тогда принесла из своей заначки. — Они были прекрасны, — мечтательно протянула девушка. — Было бы ещё лучше, если бы нас отпустили после землетрясения, — дополнил Дима, с дрожью вспоминая того преподавателя. Он смог сдать у него зачёт только с третьего раза, настолько тот был строгим и бережным к своему предмету. — Думаю, мы встретим конец света именно в стенах нашей академии. — Нет, только не это, — Женя помахала ладонями, не желая даже представлять свою смерть в холодной аудитории. — Я хочу умереть на рассвете в кругу друзей и семьи. — Во-первых, рассвета ты уже никогда не увидишь, а во-вторых, ты же имеешь в виду смерть от старости? — Дима решил уточнить этот момент, учитывая некоторые суицидальные наклонности своей подруги. Максим, сложив руки на груди, тем же красноречивым взглядом посмотрев на Женю. — Во-первых, рассвет этот должен быть моральным, а не фактическим, мой топорный друг, а во-вторых, вы реально думаете, что мы доживём с таким приколом, — он подняла вверх руку, указывая на Солнце, — до старости? — Надежда умирает последней, — Максим лишь пожал плечами. — Ну смотрите, если узнать, где проходит грань между вечным днём и ночью, то мы сможем там обосноваться и нормально так выживать. Может, и до старости таким образом доживём. Невозможное возможно, как говорится, — справедливо заметил Дима, снова невольно скользнув взглядом по небу. — Ясно, мы все умрём, — пессимистично подытожил Максим. — Да почему, — Дима приподнял брови, не понимая такой реакции, — отец сказал, что это более чем возможно. Самое главное — это не профукать тот момент, когда магнитное поле Земли исчезнет. Ну, чтобы заранее закупиться необходимым снаряжением. — Зачем? — спросила Женя, нахмурив брови. Она и представить себе не могла, каково это — носить всю жизнь скафандры. Космонавтом она никогда не хотела быть и даже его подобием становиться не хотела. — За тем, что люди с радиацией выше шести зиверта не выживают, — закончил за друга Максим, при этом тяжело вздохнув. Дмитрий с глубоким удивлением взглянул на него, не зная, что тот обладает такой информацией. — Что ты так смотришь? Думал, что я не слушал твои лекции на протяжении всех этих лет? — Если честно, я так и думал, — усмехнулся Дима, чувствуя себя научным светилом их компании. — Какого низкого ты о нас мнения, — рассмеялась Женя, мысленно проговаривая про себя полученную информацию для комфортного усвоения. Юноша шуточно подмигнул, снова предлагая ей обращаться к нему за лекциями, но та со смехом отказалась, сказав, что не выдержит его эмоционального гнёта. Дима был вынужден согласиться и сдаться.  — Отец говорит, что выжить возможно, но сложно. Покупает какие-то странные аппараты, запасается едой. В общем, если раньше он ещё спокойным был, то сейчас совсем поехал. — А ты стал, наоборот, спокойнее, — заметил Максим. — Это верно. Мне помогает мысль о том, что… я же говорил вам, — ребята нервно ухмыльнулись. — И не раз говорил. — И не два, и не три, а всю тысячу, — Женя опустила взгляд на землю, рассматривая шустрые ручейки, оставшиеся от снега. — Мои родители тоже помешались. Закупились таблетками, едой и бытовыми товарами на весь год. — А мой отец в смирение подался, как и мать, в принципе, — дополнил Максим, сжимая губы в тонкую линию. — Удивительная психика людей. Для кого-то прекращение вращения Земли — конец света, а для кого-то — всего лишь неприятное обстоятельство, не особо влияющее на жизнь. — Жизнь по сути своей удивительна, — произнёс Дима, снова чувствуя волну тревоги от долгого и скрупулезного наблюдения за небом. Что-то не так с небесным простором, но из-за яркого Солнца он не мог понять, что именно. — Как и смерть, — дополнила Женя, тоже устремив взгляд в небо. Максим же опустил глаза на наручные часы, мысленно считая время, но беспокойство от слов подруги математика не умаляла. — Почему смерть удивительна? — поинтересовался Максим, заведомо испытывая ненависть к грядущей жаре. Парни беспокоились за Женю, не забывая, что во время долгого солнцестояния и связанного с этим невыносимого тепла у неё обострялось заболевание, в следствие чего девушка начинала размышлять о смерти, периодически пытаясь приблизить её раньше времени. Потому лето для них всегда было особо тяжелым временем. Но что же будет во время непрерывного тепла? Они не особо хотели знать ответ на этот вопрос. — Её все боятся, не замечая, насколько нежной она является к тем, кто её принимает. — Очень красиво, конечно, — настороженно проговорил Дима, — но зачем её коса тогда? — А это для тех, кто сопротивляется, — юноша с тяжёлым вздохом запрокинул голову. — Будь осторожна, — попросил Макс, обнимая подругу. — Давай обойдемся без нежной и жестокой смерти? — Женя закивала и с грустью посмотрела на Солнце, уткнувшись носом в изгиб его шеи. Она не хотела умирать, что бы в её жизни не происходило: ссоры с семьёй, психозы, перебежками от депрессии к мании, галлюцинации или беспокойство в тяжёлые периоды о своих друзьях — её это закаляло, делало сильнее и храбрее. Она искренне хотела жить, видеться с друзьями, изучать учебный материал, вечерами смотреть фильмы вместе с родителями. Неужели в какой-то момент всё это прекратится? Она не хотела в это верить и предпочитала обрывать любые связи с этими мыслями, какой бы ни была степень их навязчивости. — Всё будет хорошо, — прошептала она, откинув руку в сторону Димы, приглашая его в их дружные объятия. Его не надо было долго уговаривать — он тут же сорвался с места, обнимая своих друзей. — Ты обещаешь? — шептал Дима не в силах уменьшить урон страшной тревоги. Что-то снова не так, что-то меняется. И он не мог понять, что именно, от чего беспокойные мысли множились подобно бактериям, покрывая собой маленькие зёрнышки разума. — Клянусь.       Максим слабо подрагивал, осознавая, что смирение всё же не могло помочь ему в подобной ситуации. Как он может смириться с тем, что его друзья, родители и он сам погибнут? Конечно, Дима предлагал им возможные варианты спасения, но он не мог поверить в их практичность. Он не был отличником по метеорологии, но неплохо знал физику. И он прекрасно понимал, что последует за исчезновением магнитного поля Земли — абсолютный крах. Впрочем, он не пытался взвалить на себя больше, чем нужно. Он не учёный, не сотрудник NASA и даже не гений. Он просто-напросто студент, который боялся за родных и близких. Он не сможет чем-то помочь, что-то создать, он способен лишь ожидать своей участи и наблюдать за тем, как гибнет мир. — Что ж, — выдохнул Максим, считая от ста до единицы, успокаивая себя, не позволяя панике взять над ним верх, — вы готовы к сессии? — Скорее, готовы к смерти, — смеясь, сказала Женя, садясь на скамейку и приглашая к себе друзей. — Учитывая особенности нашей ситуации, звучит очень двояко, — произнёс Дима, будучи недовольным размахом нелюбимой темы смерти. — Да ладно тебе. Договорились же, что всё будет хорошо, — Женя кулаком слабо ударила того по груди, продолжая звонко смеяться.       Максим смотрел на них со стороны, впитывая в себя их энергию и непонятный для него оптимизм. Они продолжали смеяться, невзирая на приближающийся конец света. Даже недостаток сна не влиял на их настрой. Пускай они говорили о смерти, но они не впадали, подобно ему, в оцепенение, не погружались в пессимистические размышления, не позволяли себе поникнуть духом. Они справедливо управляли своим настроением, правильно распределяя моральные силы. Они были рациональнее Максима, и тот не мог не чувствовать гордости. Он старался верить в лучший исход. В конце концов, они вместе. А вместе они — неимоверная сила.       Не так ли?