24:00

      Морозное Солнце казалось Диме ближе, чем должно быть по своей сути. Оно не грело, лишь слабо освещало покрытый снегом путь, будучи скрытым под пеленой тяжёлых туч, которые больше недели покрывали собой лазурное небо. Снег выпадал регулярно каждые сутки, увеличивая объем осадков до двенадцати сантиметров. Непонятное и загадочное для Димы явление, учитывая, что в прошлом году зима была абсолютно бесснежной, потому он сделал очередную пометку в мысленном дневнике наблюдений. Дмитрий так пристально наблюдал за погодой не для того, чтобы откорректировать курсовую работу по агрометеорологии, а для личного успокоения. Его беспокоил тот факт, что с каждым годом продолжительность суток увеличивается, а скорость вращения планеты уменьшается. Раннее мощные ветры убавили свой ритм, про цунами в Японии и на Филиппинских островах уже давно не слышно, ночь в последнее время стала длиннее, а день и вовсе казался бесконечным. Это пугало юношу, заполняя его мозг не полезной информацией, способной пригодится ему в будущей профессии, а разным бесполезным научным мусором, который периодически дополнял его отец, работающий метеорологом.       Дима в принципе был тревожным человеком, посему, учитывая свои особенности, он помотал головой и опустил взгляд на покрытый грязным снегом асфальт. Он не хотел тревожиться из-за пустых, навязанных самому себе гипотез и идей. В конце концов, отец мог говорить всё что угодно, но это не должно на него пагубно влиять, таковы были его весьма крепкие убеждения. Он снова пробежался взглядом по Солнцу, нервно царапая зубами ногтевую пластинку и сдирая до крови кутикулу. Беспокойство не могло его покинуть, оно лишь набирало обороты.       Но отбросив смятение, он взял себя в руки и собрал с капота чьего-то автомобиля снег, вылепливая из липкой субстанции ровный, круглый комок, и направился к месту встречи, где его уже ждали друзья. Он как обычно опаздывал, по привычке выбежав из дома именно в то время, на которое была назначена встреча, но Дима не переживал, считая, что товарищи по факультету уже давно привыкли и не осуждают его за промедление. Разумеется, он ошибался. Женя и Максим каждый раз ругались на него, не всегда умалчивая о своём негодовании. К тому же им не хотелось сидеть на улице в минус четыре дополнительные десять минут, и это если не брать во внимание подготовку к сессии. И хотя они виделись совсем недавно — три дня назад, — посиделки на разрушенной детской площадке не покидали их плотный график. Пускай сессия безжалостна и выжимает из них все соки — они не откажутся от встречи со старыми, добрыми друзьями.       Дима завернул за угол дома и был обречён стать целью метания снежков. Звонко смеясь, он попросил товарищей понять его и простить. — Бог простит, изверг! — воскликнула Женя, кидая в друга, по которому она все это молчаливое время невыносимо скучала, пятый по счёту снежок. — Когда-нибудь я из-за тебя состарюсь от ожидания! — её радостному негодованию не было предела. Максим тихо посмеивался над комичностью ситуации, не пытаясь остановить подругу или спасти Диму, оставаясь наблюдателем со стороны. Он считал, что когда-то Дмитрий должен был понести наказание за свою катастрофическую не пунктуальность. — Ты хоть сама поняла, что сказала? — задал он риторический вопрос, слегка похлопывая по плечу Жени. — Когда опаздывать прекратишь? Мы, конечно, привыкли, но на улице реально холодно, — он невольно подпитал теорию друга о том, что раз они привыкли, то приходить пораньше смысла нет. — Может быть, когда-нибудь я, возможно, прекращу, — Женю не устроил поэтичный, но комический ответ Димы, и она снова кинула в него снежок. — Ладно-ладно, я понял, — Максим снова тихо рассмеялся, обнимая Диму и подзывая взглядом обиженную Женю. — Давай, заодно согреешься, — она продолжала хмурить брови, будучи недовольной долгими ожиданием, но быстро остыла и, смирившись с безалаберностью Димы, бросилась в их теплые руки.       Они стояли так около минуты, блаженно улыбаясь, словно именно в этих объятиях заключался их личный рай. Тревоги удивительным образом покидали их, когда они встречались, обсуждая житейские или высокодуховные темы. К тому же с их поступлением в аграрный институт спектр тем расширился, и временами они не могли остановиться, не замечая времени, луны и солнца. Они могли в один момент обсуждать строение и форму близ стоящего дерева, а в другой — размышлять о бытие, которое они активно изучали на философии на первом курсе. Их встречи могли тянуться до бесконечности, если бы не хладнокровно мыслящий Максим, вечно напоминающий им о подготовке к занятиям. Они даже не знали: радоваться зерну разума в их компании или сожалеть. В любом случае, Максим был горячо любим ими. Никто из них, благодаря особым чертам психики, не мог быть столь рациональным и справедливым, как он. И это зачастую помогало им прийти в себя и очистить ум от примесей эмоций. Но сейчас они радостно молчали, боясь разорвать этот нежный и тёплый плен дружеский объятий. Диме иногда казалось, что в них и есть сакральный смысл его жизни. Ради своих друзей ему хотелось стараться, быть сильнее и храбрее, ради них ему просто-напросто хотелось жить. — Ну, — Максим решил первым прервать томное молчание, — сколько успели сделать за три дня? — Я почти закончила готовить вопросы по физиологии! — похвасталась Женя, гордо выпрямив спину. — Да, всем бы твою маниакалочку, — уязвленно проговорил Дима, вспомнив, что он даже до двадцатого вопроса не дошёл. Учёба давалась ему с трудом, пускай он получал от обучения колоссальное удовольствие. Он предпочитал винить во всём не свою лень, а жизненный настрой. — Ох, Димка, никому бы не посоветовала мою «маниакалочку», — обиженно заметила Женя, недолюбливая те моменты, когда её усиленный труд объясняли той или иной фазой аффективного расстройства. — Ты бы в первый же день утомился и умер. — Ну, я, конечно, ещё не умер, но я и без неё безмерно устаю, — жалобно простонал юноша, чувствуя, как снег завалился за шиворот, обжигая кожу. Он судорожно вздрогнул от холода. — Бедный наш мальчик, — протянул Максим, смеясь над той интонацией, с которой друг им решил пожаловался. — Да, я очень бедный и несчастный, — поиронизировал над собой Дима. — Спору нет, — Максим понимающе покачал головой, — говорю тебе который год: сходи к психологу, поработай со своей тревожностью. Но нет, мы же не «психи», — Дима скорчил рожицу и покачал головой, снова отказываясь от этого предложения. — И я ему об этом говорю, — поддакнула Женя. — Отстаньте, я в норме, — Дима, улыбнувшись, показал большой палец в подтверждении своих слов. — Охотно верю, ты же врать не умеешь, — Максим усмехнулся, принимая ответную ухмылку друга. — Когда-нибудь я тебя научу искусству лжи. — Да, Жень, тебе пора продавать такие курсы, — пошутил Дима, но помотал головой, зная, что Женя всерьез может начать его учить. — Будешь зарабатывать миллионы, — парень без иронии восхищался навыком девушки искусно складывать слова в идеальный безукоризненный обман. Он бы сам при желании позанимался с ней «искусством лжи». — Завидуйте молча, пацаны, — ребята посмеялись вместе с ней. — Эх, то ли снегопад снова рванёт, то ли вчерашний снег растает, не понимаю, — Максим машинально затронул тему погоды, которую часто был вынужден обсуждать с Димой. Но вспомнив одну важную деталь, прикусил язык, взглядом извиняясь перед Женей.  — Кстати, вы не замечаете перемен? — В чем? — оживленно спросила Женя, всегда радуясь возможности поделиться своими наблюдениями. Она наивно предположила, что Дима не станет читать им лекцию по метеорологии. — В погоде, — улыбка слетела с лица Димы, когда он невольно снова погрузился в свои тревоги насчет происходящего. — Вы не чувствуете, как мир за последние десять лет меняется? Он прямо ощутимо так меняется. Раньше это было не так выражено. — Я лишь чувствую, как метафорично горит твоя стипендия, пока ты смотришь очередной прогноз погоды, — справедливо заметил Максим. — Макс, — с нажимом произнес Дима, нервно улыбнувшись, понимая, насколько товарищ по несчастью был прав, — я ведь не о прогнозе говорю. Дело-то в состоянии нашего мира. — Дим, — Женя несколько виновато выгнула брови, — климат имеет свойство меняться, тем более учитывая степень прогресса человечества. Не думаю, что стоит так сильно из-за этого переживать. К тому же ты слишком много внимания уделяешь каким-то мелочам. — Во-первых, это не мелочи, а во-вторых, вы реально не чувствуете? — Нет, Дим, — несколько устало произнес Максим, в какой-то степени минимизировав глобальность ответа, так как он, на самом деле, чувствовал перемены, преследующие их по пятам в последнее десятилетие.       Они искренне любили своего друга, но его продолжительная одержимость погодными явлениями их изрядно выматывала. Дима был очень мнительным человеком, он вечно озирался, беспокоился, боясь даже малейшего несвоевременного потепления. К тому же состояние юноши угнетал его отец, Александр, работающий на метеостанции и постоянно делящийся с сыном новостями о мизерных колебаниях в атмосфере. И какого же было их разочарование, когда преподаватель по агрометеорологии, вместо обычной вводной лекции, начал описывать свои переживания о грядущей экологической катастрофе. Разумеется, Дима не остался в стороне и поддержал сокрушения учителя, а после бесконечно долго делился с друзьями той информацией, которую дал ему препод, развивая свою манию до невероятных масштабов. — Мы очень тебя любим, но постарайся думать рационально, не позволяй страху взять над тобой верх, — попросил Максим, обнимая поникшего парня. Женя воскликнула «поддерживаю» и прильнула к ним, поглаживая Диму по спине. — Сейчас самое главное — сдать эту проклятую сессию и съездить в центр покататься на горке. — Тебе двадцать один, чувак, — усмехнулся парень, обнимая друзей в ответ. Они правы, ему стоит наконец-то перевести дух и отпустить свои навязчивые мысли о приближающемся конце света. Всё не так уж и плохо в сравнении с теми катаклизмами, которые они вынуждены были переживать пять лет назад. — И что? Мне в душе вечно десять, — посмеялся Макс, заметно преуменьшая свои интеллектуальные заслуги.       Они продолжали сидеть на скамейке на детской площадке, подсказывая друг другу ответы на вопросы по экзаменам, в перерывах смеясь от глупых историй и шуток, попутно стреляя друг в друга снежные комки. Женя громче всех смеялась, одним своим смехом заражая товарищей искрящимся оптимизмом. Приятные посиделки расслабляли троицу, внушали надежду на получение стипендии и веру в жизнь. Как бы не было им тяжело, они справлялись с гнётом, общаясь и действуя сообща, таким образом решая свои проблемы. Женя не раз говорила им, что вместе они сила, способная сокрушить любой недуг или восстановить моральный упадок сил. Будь то подготовка к экзамену, истерики, панические атаки, психозы, скрупулезный анализ личностных проблем или борьба со страхами — они всегда справлялись вместе. Их тесный союз длился долгие восемь лет, и они никогда даже не задумывались о смене своего окружения. Они не стали друг для друга привычкой, но верной и крепкой основой, на которой основывались убеждения, уверенность и внутренняя сила. Ничто не пугало их, пока они были уверены в себе и своих друзьях.       Но Диму, несмотря на парящую в воздухе беззаботность, кое-что беспокоило. Они никогда не чувствовали времени, возвращаясь домой лишь тогда, когда Максим решал напомнить им о нетерпящем перемен графике. Или же когда садилось Солнце. Прошло достаточно времени, он даже смог почувствовать лёгкую усталость от долгого полилога с друзьями, но Солнце даже не тронулось со своего места на безграничном небесном просторе. Беспокойство и липкий страх покрыли его сердце, не позволяя тому праведно биться о грудную клетку. Тревога наплывала на него волнами, сознание наполнялось деталями, фактами и гипотезами, которые он смог усвоить за долгие годы наблюдений. В конечном счёте, учитывая последние новости, он смог вспомнить лишь один подходящий трагичный сценарий, о котором его отец часто упоминал. — Что-то не так, — прошептал юноша, поднимаясь на ноги. Жуткий страх не позволял ему дышать, он словно задыхался. Мысли покрыла липкая тина сомнений и дёготь воспоминаний, когда отец делился с ним своими наблюдениями и переживаниями за будущее Земли. Женя с подозрением взглянула на друга, замечая его бегающие в панике зрачки и резкое побледнение кожи. — Дим, ты чего? — Что случилось? — почти в унисон поинтересовались друзья, хмуря брови. Дима нервно улыбнулся замеченной синхронности, невольно представляя, как их кожа покрывается волдырями от вечного Солнца. Представленная картина вызвала спазмы горла, связанные с рвотным позывов, содрогающим всё его тело. Максим поймал падающего на колени друга, слегка похлопывая того по спине, когда из него струёй вырывался обед, смешанный с желчью. — Дыши глубоко, считай до десяти… — вкрадчиво диктовал парень, продолжая похлопывать того по спине в тщетной попытке успокоить. — Сколько времени? — прошептал Дима, глотая вязкую слюну. Максим кивнул и пробежался быстрым взглядом по наручному циферблату. — Одиннадцать вечера. — Почему Солнце не опустилось за горизонт? — задал он вопрос самому себе, машинально выискивая в памяти необходимую в данный момент теорию. За последние десять лет Солнце и вправду требовалось больше времени, дабы скрыться с поля зрения людей. В прошлую зиму оно опускалось лишь после восьми часов вечера, а летом — после полночи. Климат постепенно менялся, ветра стали тише, сутки подверглись коррективам. Всё указывает на то, что… — Идём ко мне, — произнёс Дима в большей степени как факт, а не предложение. Женя смущённо потерла шею. — Мама будет ругаться, если я вернусь поздно. — Поздно уже никогда не будет, — бескомпромиссно прошептал Дима, с ужасом рассматривая яркое светило в небе.       Максим лишь пожал плечами и, подняв с земли портфель, пошёл за Димой, подзывая Женю. Его беспокойство довольно быстро проникло и в них. Всё-таки он был прав, Солнце никогда не опаздывало и всегда пряталось за горизонтом после восьми, следуя своему графику. То, что оно светит после одиннадцати, — невероятное явление, которого в принципе не должно было быть. Они уже давно изучили свойственные Диме подавленность и нервозность, которые зачастую возникали на пустом месте, но конкретно сейчас происходило нечто действительно непозволительное.       Отец Дмитрия открыл студентам дверь и, судорожно рассмотрев их лица, убежал обратно в гостиную, не сказав ни слова, что несколько удивило Максима. Александр был любителем долгих речей, в том числе — приветствий. Радушный приём и доброжелательная улыбка — это первое, что они видели, будучи на пороге дома своего друга, когда его отец открывал им дверь. Сейчас же он был неимоверно обеспокоен и взволнован. От внимательного взгляда Максима не скрылись беспокойное дыхание и испарина на лице мужчины. Дима, наспех снимая верхнюю одежду и ботинки, проследовал за отцом, взглядом поторапливая товарищей. — Господи, да что случилось-то, — несколько раздраженно произнесла Женя, торопливо раздеваясь. — По их лицам создаётся такое ощущение, будто апокалипсис наступил, — шуточно ответил Максим, на самом деле чувствуя такое же сильное беспокойство. В сознании всплыли тысячи воспоминаний, связанные с бесконечным волнением друга. Он взглянул на свои часы и оглянулся, рассматривая на небо. Без пяти минут полночь, но Солнце даже не думало передать свой пост Луне.       Из гостиной доносился тихий говор ведущих новостей и журналистов. Они спокойным развесистым тоном сообщали важные события текущего дня. Но если быть точнее, только одно важное событие. — … а ночь всё никак не наступает, — услышали они краем уха, зайдя в комнату и в смятении посматривая на обеспокоенные лица родителей Димы. Его мать, Татьяна, прикрыла рот рукой, подавляя полные ужаса вздохи, а Александр, нахмурив брови, тихо анализировал полученную информацию, активно массируя пальцами глазные яблоки. — Что произошло? — Максим коснулся ладонью плеча Димы, наклоняясь и пытаясь уловить его взволнованный, бегающий взгляд. — Планета остановилась, — не верящим тоном произнёс юноша, приподнимая в удивлении брови. — Чего?.. В смысле? — парень снова взглянул на экран телевизора, заметив, как на экране появились абсурдные, но символические цифры. 24:00. — Ты имеешь в виду… что ты имеешь в виду? Почему 24:00? Что это значит? — Женя не унималась, задавая другу всё больше и больше вопросов. — Десять лет назад у планеты медленно, но верно начала уменьшаться скорость вращения. Ещё тогда я начал следить за мельчайшими переменами в атмосфере и исследовать проявляющиеся то здесь, то там катаклизмы. Сутки становились всё длиннее, погода изменилась вместе с режимом ночи и дня… все эти десять лет Земля сбавляла ритм, — вещал Александр, сжимая пальцами носовую перегородку. В его голове вихрями прокручивались сотни вариаций развития событий, но ни один из них не казался ему благоприятным. — И вот, сегодня… она остановилась, — он с тяжёлым вздохом приподнял плечи, поднялся с кресла и спрятался в своём кабинете. Дима услышал звон разбившегося стекла. Отец выбил стекло в шкафу, в котором он хранил бутылку виски на отчаянный случай. Дима не осуждал. Если бы его не парализовал ужас, он бы тоже выпил. — Что же теперь делать? — прошептала Татьяна, имея не большой запас знаний, но тонкую интуицию, которая подкидывала ей самые мрачные мысли. — А что тут сделаешь? — безнадежно выдохнул Дима, поднимаясь с дивана, и, чувствуя, как подгибаются ноги, молча попросил друзей покинуть дом. Они также молча кивнули и тронулись к выходу.       На площадке стало теплее. Сон нагнетал их рассудок, но волнение будоражило. Они изучали теорию и гипотетические предположения о сути апокалипсиса на агрометеорологии и физике, но даже подумать не могли, что когда-то столкнуться с этим лицом к лицу. Ощущение безнадежности и траура окутало их с ног до головы, студенты и слова сказать не могли, ощущая, как давит разум осознание возможной грядущей смерти. Они не смогут как-то расшевелить планету или придумать некие аппараты, способные защитить их от смерти, и это бессилие морально убивало, обрекало их на отчаянный финал. Только неделю назад выпал снег, начались морозы, мигрировали птицы, они думали, что встретят впервые снежный новый год с торжеством и радостью. Но оглушающая новость грозила страшными катаклизмами, непересекающимися с праздным настроением. Хотя, новый год — это мелочь в сравнении с неизбежным концом всего живого. — И что мы будем делать? — подавленно спросил Дима, касаясь влажного снега и растирая его между ладонями, судорожно касаясь холодными руками шеи в попытке успокоить судорожный разум. — А ты что-то можешь сделать? — справедливо заметил Максим. — Будем готовиться к сессии, — с несколько нервным оптимизмом воскликнула Евгения, с дрожащей улыбкой посматривая на поникших друзей. Парни чувствовали её отчаянное желание воодушевить их и через силу улыбнулись, соглашаясь с её предложением. Она искренне рассмеялась над такими вымученными улыбками. — Чего только с нами не было. И это переживём! — Ну да, пора дополнить свой план на жизнь апокалипсисом, — Максим нервно усмехнулся, испытывая спокойное, но крепкое смирение, которое он в юности успешно практиковал. Он знал, что когда-то этот навык ему пригодится. Правда, он не хотел, что бы это «когда-то» имело столь мрачный окрас. — Всем бы твою «маниакалочку», — Дима с радостью принял снежок, столкнувшийся с его грудью. Настроение было ниже некуда, но компания близких друзей бесконечно радовала и вдохновляла. Женя права. Они переживут вместе даже апокалипсис. — Идите ко мне, — Женя и Максим сомкнули вокруг него руки, слабо покачиваясь, пытаясь успокоить друг друга.       Без сомнений, они смогут это пережить. Иного выхода не остаётся.