24:00

      Солнце за неделю расплавило весь снег, превратив его в несчастные ручейки. На следующей неделе он принялся обжигать случайных прохожих, растворяя их разум и психику в жидкую кашицу. Им приходилось дышать душным воздухом, который шёл от раскаленного асфальта дорог и каменных стен домов. Жара еще не перешла грань аномальности, но заметно к ней приблизилась, внедряя в людей бесконечную усталость и потерянность. Многие ходили в майках и шортах, уже не стараясь поддерживать дресс-код, положенный на работе. Они медленно, но верно начинали осознавать бессмысленность веры в продолжение обыденности жизни, ибо сами переходили за черту нормы. Женя в коротком открытом платье стояла около своего дома, в тени, внимательно разглядывая случайных пешеходов. Она всегда испытывала некоторую радость, когда наблюдала за ними. Их трудолюбие, которое не умаляло даже такие тяжёлые времена, вдохновляло её, зазывало в путь успеха. Она бы тоже хотела быть в себе уверенной, быть такой же целеустремленной и активной. Но не смотря на большую работу, проделанную над собой за годы психотерапии, она снова опускала руки. На этот раз у неё не было желания стараться и менять себя, быть лучшей версией вчерашней Жени. А зачем бесполезно тратить силы, если скоро всё живое исчезнет с лица Земли? Или же сама Земля исчезнет, если размышлять об этом с другой научной точки зрения.       Она снова взглянула на Солнце, разжигающее в людях ненависть и отчаяние, и ощутила эффект возрастающего чувства несправедливости. Оно разъедало критическое мышление, оставляя лишь громкие проклятья и ненависть, но даже осознавая это, она считала, что имеет право на агрессию. Она столько лет старалась, боролась, меняла себя, самосовершенствовалась, каждый год повышая навыки коммуникаций. И все это для того, чтобы так нелепо умереть? Она чувствовала себя героиней фантастического фильма с трагическим концом. Земля остановилась — какой абсурд! Женя не понимала, почему планета решила остановиться именно сейчас, когда она только встала на путь ремиссии? Почему не после окончания её жизненного пути? Почему не после смерти Димы, Максима и её родителей? Она так много просила от этой жизни. Всего лишь успокоения, мирного бытия и крепкой дружбы, может, даже семьи, которую она хотела после института завести. Она просто хотела жить, не насыщенно, но и не примитивно, но судьба имеет какое-то чёрное и мерзкое чувство юмора. Да и в принципе вся её жизнь была подобна странному и несмешному приколу, из-за которого она привыкла плакать, а не смеяться. Тяжело выдыхая злобу, она помассировала виски, успокаивая взбудораженные от такой неслыханной несправедливости нервы.       Девушка подняла голову и увидела, как родители, покинув холодный супермаркет, издалека помахали ей рукой. Она ответила тем же жестом и подбежала к ним, забирая из их рук тяжёлые пакеты. В конце концов, как Женя любила шутить, она занялась спортом именно для того, чтобы таскать купленные матерью продукты. Родители снова решили закупиться «недостающими» товарами, как показалось Жене, скупив все возможные товары. Она не хотела верить в то, что все они обречены, но бессмысленность подобных поступков была безмерна. Однако, если верить Дмитрию, утверждающему, что на границе между днём и ночью можно выжить, то смысла становилось больше. — Ну, Жень, — начала её мать, Тамара, открывая дочери входную дверь дома, — как ты себя чувствуешь? Голоса есть? Плохое настроение? Суицид? — Женя на каждый вопрос помотала головой, наивно надеясь, что мама не станет давить на неё своими переживаниями. Она любила свою мать, но крайнее беспокойство последней уже не радовало, а пугало, порождая дикое желание уехать из этого дома и где-нибудь скрыться. Временами она жалела о том, что когда-то из-за депрессии попросила их помощи. — Я не знаю, будет ли апокалипсис, но ты же понимаешь, что как-то придётся справляться без таблеток? — девушка закатила глаза, услышав этот вопрос в пятнадцатый раз за неделю, и с мольбой посмотрела на своего отца, Василия, но тот лишь пожал плечами. — Мать есть мать, — проговорил он с тревогой, сам уже давно не воспринимая говор жены. Для него обеспокоенная речь Тамары стала подобна передачи на радио, у которого можно понизить и повысить громкость в зависимости от желания. Василий же успешно научился абстрагироваться, когда чувствовал, что говор жены начинал его выматывать. В любом случае он понимал, что она не просила ответов, а всего лишь хотела, чтобы её выслушали. — Я не мать, я мама, — протянула женщина в возмущении, пихая мужа локтем в подреберье. Женя рассмеялась и поцеловала её в щеку, проходя дальше по коридору, на кухню. Положив тяжёлые сумки, она просмотрела непрочитанные сообщения, быстро отвечая каждому написавшему одногруппнику, что занята и поможет с заданиями позже. Друзья же, оставившие в чате больше ста сообщений, предложили ей встретиться на их законном месте в час дня. Разумеется, она даже не подумала об отказе. Она считала, что раз апокалипсис начал набирать обороты, то стоит больше времени проводить с друзьями и семьей, чтобы за оставшиеся сутки успеть прожить заведомо потерянные года. — Посмотрим вечером «Начало»? — предложила она родителям, облокачиваясь о стену, наблюдая за действиями матери, поспешно складывающей товары в холодильник и растасовывая их по шкафам. Отец приложил руку к сердцу, тепло улыбаясь любимой дочери. Женя посмеялась над отцовской демонстрацией признания. — Это же мой любимый фильм, — произнёс отец, подавая жене продукты. — А ведь в детстве ты не любила Леонардо ди Каприо, — Женя с улыбкой вспомнила причину, по которой ей был неприятен этот актёр. Она редко вспоминала этот момент, но, когда вспоминала, в душе всегда теплело, а сердце сбавляло быстрый ритм. Однако сейчас она чувствовала лишь сверлящую насквозь боль. — Ну, он был похож на Диму. А я Диму не особо любила в детстве, как вы помните, — вспоминая свою странную агрессию по отношению к новому однокласснику, она в который раз удивилась тому факту, что ныне они являются неразлучными друзьями. Мысленно проследив за ностальгическими картинками, повествующими о быстром преображением вражды в дружбу, Женя радостно улыбнулась. Всё же приятных воспоминаний, связанных с парнями, у неё гораздо больше, чем негативных. — Помню, помню, — протянула Тамара, кивая головой. — Каждый день слушала твои негодования по поводу новичка в классе, — женщина тихо посмеялась, чувствуя, как дрожат от тревоги руки. Воспоминания о маленькой дочери сжали её горло, сдавливая всё её существо в неровный склизкий ком, но она помотала головой, начала глубоко дышать, не пуская панику в свои мысли. Её любимые дети не умрут, такого точно не произойдёт. Она сделает всё, что от неё зависит, она не позволит этому произойти. — Почему же всё так изменилось? — отец приподнял брови, целуя жену и складывая пакеты из-под покупок друг в друга. — Я, помню, упала с лестницы, и Дима вместе с Максимом, которого я тоже недолюбливала, решили проводить меня до дома. Дима нёс меня на спине, а Максим успокаивал. Я в тот момент рыдала сильно, — родители покачали головой в удивлении. Василий с щемящей тоской вспомнил этот день. Тогда ребята в первый раз посетили их дом. Он до сих пор детально помнит, как кормил детей лапшой быстрого приготовления, слушая их долгую словесную баталию, в результате которой они вместе пришил к выводу, что им стоит когда-нибудь вместе прогуляться. — Дети так быстро растут, — сентиментально проговорил Василий, подойдя к дочери, чтобы потрепать её по голове. Женя со смехом вырвалась из отцовских рук, помахала рукой и поспешила спрятаться в своей комнате, желая никого не беспокоить своими переживаниями. Она не понимая, что родители давно научились чувствовать её состояние.       Женя спустилась на пол, прижимаясь затылком к стене, чувствуя сильную головную боль. Дышать с каждой секундой становилось всё труднее, глаза слезились, и она смогла вовремя распознать симптомы грядущей панической атаки. Быстро поднявшись, она подошла на ватных ногах к рабочему столу, доставая с полки маленькую самодельную книжку, которую подарили ей друзья на день рождения. В ней хранились их общие фотографии, под которыми были короткие шуточные высказывания, гипотетически способные поднять ей настроение. Вот они сидят в кафе, купив на стипендию дорогие горячие напитки. Дима оставил запись, гласящую, что счастье пускай и стоит очень дорого, но запоминается на всю жизнь. Вот фотография, на которой она с Димой играет в снежки. Максим подписал её, напоминая, что никакие ссоры неспособны разлучить и подвергнуть сомнению их крепкий союз. Смахивая с лица капли пота, она с улыбкой погладила глянцевое покрытие двух самых любимых фотографий. На одной они стояли около косяков двери, на которых были отмечены их показатели роста. Дима написал, что пускай они совсем разные, они вместе и со всем справятся. А на другой троица ярко улыбается, обнимая друг друга. Максим и Дима придумали для неё совсем смешную, но трогательную подпись: «В этих объятиях наше счастье. Если ты не согласна, то мы можем ещё раз наглядно объяснить».       Она тихо посмеивалась, листая эту книжку. Как бы ни было тяжело, она старалась думать позитивно. Даже не ради себя, а ради своих друзей. Она понимала, что им было тяжело воспринимать происходящий конец света, посему старалась не обременять их своим возрастающим психозом, а поддерживать, внушать им оптимизм, не позволять обреченности подавить их и морально изничтожить. Женя искренне старалась. Пускай она машинально разглагольствовала о смерти и безысходности, но ей хватало ресурсов оборачивать негатив в иронию или шутку. И она хотела верить в то, что ей получается этого достичь. Во всяком случае она замечала, что друзья это чувствуют и поддерживают её. Это помогало ей набираться моральных сил, терпения и поднимать упавший дух. Не только ради себя, но и ради своих друзей, ради семьи.       Она вышла за полчаса до встречи, желая прогуляться в одиночестве. Она прошла мимо пруда, в котором постепенно испарялась вода, освобождая берега, мимо небольших закрывающихся магазинов и тех, что разрушили обезумевшие вандалы. Совсем недавно, но предсказуемо уровень преступности в их городе повысился. Она замечала пресловутым вечером скрывающихся от бессильной полиции воров и беспризорников, которые утаскивали в тележках те вещи, которых в обыденный день они не могли купить. Женя подозревала, что уже есть жертвы, которые погибали от рук преступников в попытке защитить своё имущество, потому она очень боялась отпускать свою мать на работу в частной пекарне, постоянно думая о том, что Тамара может стать жертвой бесконтрольного безумия. Во всяком случае, её успокаивало обещание отца следить за своей женой. Отец уж точно постарается защитить любимую женщину.       Подойдя к площадке, она заметила курящего Максима и театрально закатила глаза. Хотя она уже привыкла к пахнущему табаком другу, но каждый раз вспоминать о том, что тот сознательно подталкивает себя к группе риска, было очень тяжело и страшно. Вполне возможно, она ненароком при рождении генетически переняла бесконечное беспокойство своей матери. — Может, хотя бы перед концом света бросишь? — риторически спросила девушка, присаживаясь на край горячей скамейки. Солнце нещадно палило, и она уже успела пожалеть, что не взяла с собой солнечные очки. — И тебе привет, — усмехнулся парень, потушив сигарету о корпус мусорного ведра и громко прокашлявшись. Женя вернула ухмылку, в раздражении покачав головой. Максим никогда её не слушал. — Я пришёл, я пришёл! — восклицал Дима, подбегая к площадке. — А ты, может, прекратишь опаздывать хотя бы перед смертью? — продолжала Женя не в силах сдерживать страшную агрессию, но Дима лишь беззаботно улыбнулся. — А можно опоздать на смерть? — шуточно поинтересовался юноша, шумно восстанавливая дыхание. — Боже, это самая лучшая шутка за текущую неделю, — посмеялся Максим, надеясь, что они все опоздают к встречи со смертью. — Благодарю, — он поправил свою кепку, спасающую его глаза от ярких лучей солнца, и взглянул на подругу, замечая её дикую нервозность. — Что-то случилось, Жень? — спросил Дима, чувствуя напряжение, парящее в воздухе. — Нет, ничего, просто… — она глубоко вздохнула, признавая поражение. Она в принципе не могла поддерживать оптимистичное состояние духа, когда все моральные силы истощились, а процессу восстановления мешало очередное сымитированное планетой лето. — Я просто устала. — Чего-то боишься, беспокоишься? — Дима поздно осознал глупость своего вопроса. Максим окинул друга уставшим осуждающим взглядом. — Смерти? — спросил Максим, положив руку на плечо девушки. Иначе выразить поддержку не хватало внутренних ресурсов. Он чувствовал себя буквальным овощем. — Не моей, — призналась она, прикрывая уставшие от Солнца и бессонницы глаза. — Понимаю, — прошептал Максим, невольно скосив глаза на Диму, пребывающему в удивительно оптимистичном настроении. Впрочем, неудивительно, ведь Солнце действовало на него исключительно благодатно. Правда, надолго ли продержится этот эффект? — Голова раскалывается, — зачем-то произнёс парень, потирая виски. Он посмотрел на часы, в качестве релаксации рассчитывая время. 253:16. — Эти дни будут невероятно тяжелыми, — протянул юноша, поднимая взгляд на Солнце. Если у Жени от чрезмерного тепла обостряется заболевание, то у Максима начинается мигрень, мучающая его только летом в течение четырёх лет. Дима покачал головой, не завидуя судьбе своих друзей, мысленно в плане дня добавляя новую задачу: спросить у отца координаты того места. Может, спасение всё же существует? — Цитрамончика? — Максим покачал головой. — Феназепамчика? — девушка ответила тем же жестом. — Всегда носишь с собой запасы? — с болезненной ухмылкой спросил парень. Дима утвердительно кивнул, в качестве доказательства вытащив из кармана шорт два бластера с перечисленными таблетками. — Всё для вас, родные, — парень с хриплым смехом пожал ладонь друга в знак признательности. — Знаешь, я всё же соглашусь, — Женя протянула руку. Дима без лишних слов подал ей рассасывающуюся таблетку, пожелав хорошего настроения. Девушка кивнула и поблагодарила за помощь. — Я боюсь, что магнитное поле исчезнет до активации тех мер, которые должно принять правительство, — проговорил юноша, всё пытаясь обнаружить на небе объект своей тревоги, но видел лишь раскаленный белый шар. — У друга моего отца… — поспешно начал Макс, не успев обдумать, насколько необходимо было рассказывать эту информацию, но, заметив заинтересованные взгляды, всё же продолжил в надежде, что эта новость никого не испугает, — на работе, он агроном, у троих сотрудников, в общем, — он с трудом формулировал предложения, — врачи диагностировали рак… и я не знаю, что уже думать, — он поглядывал на резко замолчавших друзей, медленно осознавая свою фатальную ошибку. — Отлично, — настроение Димы упало ниже плинтуса. — Просто отлично. Этого нам ещё не хватало. Ты же не хочешь сказать?.. — Да, именно это я хочу сказать, — парень виновато опустил глаза, мысленно извиняясь за необдуманное решение. — Да ну нет, — Дима закружил на одном месте, держась за голову. — Нет, это случайность, — тараторил он, качая головой. Он искренне хотел верить в то, что это простая случайность. Женя так же опустила глаза, разглядывая землю, вспоминая лекции по физике. Ей определенно не понравилось то, что произнёс их товарищ. — Оно не могло так быстро рассеяться, — произнесла она, нахмурив брови. — Это верно, — согласился Максим, — но процесс уже мог запуститься. — Нет, нет, нет, — Дима снова покачал головой. — Нет, нет… — Дим, — окликнула его подруга, но тот словно не слышал, продолжая ходить из сторону в сторону, качая в отрицании голову. — Дим! — она подошла к нему, встряхивая друга за плечи. — Дим, всё хорошо, успокойся, — глаза юноши бешено бегали по лицу девушки. — Посмотри на меня. Ну посмотри, — Дима постарался сосредоточить взгляд на её зелёных глазах. — Всё будет хорошо, слышишь? Мы вместе, а это значит, что всё хорошо, — внушала ему девушка, заодно заставляя себя поверить в это. — Скоро новый год, — прошептал Максим, тоскливо закуривая, тем самым усугубляя головную боль. Они даже не заметили, как в поток бесконечного дня затесался долгожданный новый год, который уже не было смысла праздновать, ибо для них всё в этом мире за одну фразу потеряло всякое значение. — Какая, к чёрту, разница, Макс?! — воскликнул Дима, взмахнув руками. — Ты собрался праздновать, что ли? — Дим, пожалуйста, не кричи, — в висках стрельнула острая боль, стоило Дмитрию поднять голос. — Разве перед концом все окружающее не приобретает бесконечный материальный смысл? — с пассивным самообманом спросил парень, потирая правой рукой ноющий висок, а левой — поднося ко рту сигарету. Юноша резко выдохнул агрессию, чувствуя исходящие от Максима лучи отчаяния, погруженное в бездонный чан апатии. Каждый из их компании не был в состоянии поддерживать позитив. Бессонница, обострение своих проблем и бесконечно назойливое тепло, исходящее от Солнца, выматывали, забирая слишком много моральных сил. — Прости, я… я просто устал, — Дима тяжело вздохнул, опуская руки. Он две недели беспрерывно производил расчёты, изучал новую поступающую информацию, разговаривал с отцом, при этом проводя во сне не больше пяти часов и поглощая меньше калорий, чем требовал организм в жаркую погоду. Невероятная тревога и беспокойство выматывали дух, сводили с ума. Иногда он думал, что стал одержим этой темой сильнее, чем был когда-то, что его самого искренне удивляло. Максим молча улыбнулся Диме, одним потухшим взглядом убеждая, что ничего страшного тот не сделал. — Как и мы все, — Женя пожала плечами, распахивая руки. — Если вы не против, может?.. — парни тут же прильнули к ней, заключая друг друга в крепкие объятия.       Да, они все устали. И хотя они понимали, что их изнеможенность будет усугубляться, они старались не скатываться в безумие. Пускай оно манило их беспамятством, но они знали, чем это может им грозить. Они продолжали стоять, сжимая друг друга в объятиях, чувствуя приближение угрозы. Но на этот раз она исходила не из космоса, а из них самих.