У реки не пахло рекой

      Петр Савельевич почти четверть века отслужил звукорежиссером в местном драмтеатре. Работа непыльная, жалование скромное, так что порой приходилось подхалтуривать в Дворце профсоюзов. Зато в былые — благословенные — времена стоило обронить в разговоре с какой-нибудь излишне возвышенной барышней, что работаешь в театре с самим С. да можешь организовать пригласительный на премьеру, как знакомство быстро набирало обороты.       И — здрасьте! — новость с утра пораньше: в новом, ковидном, сезоне драмтеатр спектаклей давать не будет. Директор, Николай Николаевич, даже не попытался смягчить удар и как-то приободрить коллектив. Коронное «денег нет, но вы держитесь», которое так часто пускал в ход еще весной, и то зажал. Только и обещал, что дать хорошие рекомендации, если кому надо, а куда с этими рекомендациями сунуться, не подсказал.       Да и вторая новость не заставила себя ждать. Дворец профсоюзов, который и так давно уже существовал разве что вопреки, наконец сдался: вслед за подсобными помещениями уступил арендаторам и фойе, и концертный зал. Сначала — под ярмарку индийских товаров, после — под распродажу дубленок и шуб.       Почему театр нужно закрывать на карантин, когда никакого ковида в стране якобы нет, а ярмарки проводить можно да за милую душу, Петр Савельевич не знал. Да и думать о том некогда было: скоро за ипотеку платить, а там и очередной взнос за внучкин телефон, который Настенька выпросила на прошлый еще день рождения.       Встревоженный, Петр Савельевич промаялся полдня: впервые за год или два навел порядок в своей театральной каморке; достал из старенького сейфа и повздыхал над последней заначкой. И даже попыхтел в адрес бывшей жены, с которой прожил тридцать лет, пока она играла принцесс и пастушек, а затем вдруг бросила и сцену, и мужа, и дочерей, да укатила «с самим Якиным в Гагры». И плевать ей теперь и на дочкину ипотеку, и на Настенькин телефон…       Петр Савельевич уже собирался послать все к черту да завалиться с бутылкой коньяка в костюмерный цех или — с чекушкой водки — к работникам сцены. Но тут подфартило — как всегда благодаря Славику. Тот был моложе своего наставника и куда легче на подъем, когда дело касалось поиска подработки, но и безответственнее раза в два. Наберет заказов, а потом «извините, приболел» или «отец — опять — умер».       Обычно подменять Славика Петр Савельевич соглашался с неохотой: зваться ненашенским словом «ди-джей», крутить по пятому кругу «Барбариков» или — как повезет — «И снова седая ночь», а то и наряжаться каким-нибудь Джеком-Воробьем, Петру Савельевичу не нравилось. Но деньги лишними не бывали, да и детские праздники в отличие от корпоративов с подвыпившими светками-соколовыми, которым кто-то все нес да не донес букет, бывали порой терпимы.       Но сегодня ни детских песенок, ни затертой до дыр попсы от Петра Савельевича не ждали. И наряжаться тоже не пришлось, разве что куртку потеплее накинуть и взять на всякий случай рюкзак со сменой белья.       Можно было бы, конечно, отказаться: дворовый концерт, забесплатно да во времена, когда за «идеологически неверную» песню можно получить сутки… — не для того Петр Савельевич двадцать пять лет работником культуры служил. И все же впервые за долгие недели он улыбался, а над двором, украшенным бело-красно-белыми флагами, гремело, подхваченное десятками голосов, Цоевское «Перемен».