I
Женщина сидела, положив похожие на птичьи лапки руки на самый краешек стола, одну поверх другой. Ну прямо пай-девочка в кабинете директора школы, хотя по возрасту вполне сгодилась бы на роль молодой, но все-таки бабушки. Но, судя по выбору наряда, сама еще не определилась, к какому лагерю (молодых или уже не очень) себя относить: фасон у красной кофточки был устаревшим, как из советских — давно уже не модных — модных журналов, а от выцветшей ткани, казалось, вот-вот пахнёт нафталином и «Красной Москвой». Зато декольте всем на зависть — чуть ли не до пупка. Только показывать особо нечего: ни холмов, ни ложбинок, только гармошка морщин на дряблой коже да пятна старческой гречки. Зато широкие гофрированные манжеты, чуть прикрывавшие птичьи лапки, отутюжены были так, что любо-дорого посмотреть — ни одной морщинки, только аккуратные складочки. Светлые волосы были острижены по-молодежному коротко и рвано, на концах окрашены в рыжий, на лбу — перехвачены цветастым платком. Тот то и дело съезжал, так что на коже остались катышки свалявшегося тонального крема. И все же, если не всматриваться, а лишь мазнуть взглядом, сразу и не поймешь, сколько ей лет. Роста небольшого, на лицо кругленькая и, пожалуй, миловидная — про таких говорят, маленькая собачка всегда щенок.II
Кладовщица сидела напротив, положив на директорский стол некрасивые маленькие руки, синие из-за выступавших под кожей вен. Синими были и круги под глазами, и пятна на висках — некогда жирный слой тонального крема не спас, а скорее усугубил ситуацию: оплыл на жаре, а затем схватился катышками в прохладе склада да так и застыл. Грязновато-бежевые разводы отпечатались и на манжетах, и на цветастом платке, который то и дело съезжал кладовщице на лоб, отбрасывал тень и скрывал выражение красных заплывших глаз. Кажется, женщина щурилась — недовольно, а может испуганно, но определенно зло. Щеки быстро стали под цвет глазам — краснючими, хотя с них тональник еще не сошел, но помогал слабо. Пунцовые пятна расплылись по шее, поверх старческой гречки, и даже попытались перекрасить прежде синие руки, стиснувшие стол. Тот мелко потряхивало. Манжеты колыхались. А ведь отутюжены эти манжеты были так, что не каждому по плечу: складочка к складочке, будто по линейке. И кофточка, хоть и застиранная да с неприличным вырезом, но заштопана у ворота аккуратно, сразу стежков и не заметишь. Следит за собой тетка, значит. И прическа вроде модная: не то, чтобы красила, но пару-тройку годков сбросить да издалека сойти за молодуху позволяла. И ногти на некрасивых красно-синих руках были ухожены, ни сколов, ни заусениц. Разве стала б тетка таким мелочам внимание уделять, если б и вправду закладывала за воротник? И все же пятна эти красные, дрожь в руках, такая сильная, что стол скоро ходуном начнет ходить… И запах странный, будто от вещей, которые долго хранились в сундуке и теперь отдают плесенью и подгнившей капустой. Но вроде не перегар — и то хорошо. Может, клиент ошибся и зря пожаловался? Может, и пятна, и тремор от того, что давление скачет? Или все же штормит потому, что вовремя не принято на грудь? Как тут понять? Тем более если до сегодняшнего дня новую подчиненную и в глаза-то не видел. В лоб же не спросишь, а на наводящие вопросы тетка только хмурится, глаза прячет да губы, и без того узкие, поджимает. И все-таки манжеты эти дурацкие все покоя не дают: если хватает кому терпения и аккуратности, чтобы каждую стрелочку так старательно отутюжить, то и с товаром на складе справится. А если не справится, если недостача или пересорт всплывет, тогда и разберемся.