Интерлюдия
9 июля 2024 г. в 21:29
Йонасу двадцать.
Воспоминания о прошлом заносило величавыми песками времени. Особенно доставалось детству: события становилось все сложнее вычленять из памяти – в голове просто держалась невыносимость бродяжьей, сиротской жизни. Неизменным оставался лишь образ Человека, спасшего его когда-то. Иногда он думал, что сам стремится стать таким Человеком… Не зря Йонас уже два года упорно учился в медицинском университете Ангелов. Нерушимыми опорами ему служили талант, ответственность и трудолюбие – за эти качества его очень любили преподаватели.
Именно летом Судьба предпочитала осыпать его небезынтересными событиями. И это лето не стало исключением. Йонас проходил свою первую практику в медицинской клинике Нью-Вегаса – одном из самых желанных мест для второкурсника. По двум причинам.
Клиника находилась совсем рядом с Фрисайдом и Стрипом – оазисами цивилизации и, в то же время, оплотами все возможных пороков. Студенты, предрасположенные к алкоголю или азартным играм, не могли попасть сюда, будь они четырежды асклепиями. И Йонас не без гордости отмечал, что слабая тяга к алкогольным напиткам и экономность, граничащая с прижимистостью, изрядно себя окупили.
Второй причиной была директор клиники – доктор Усанаги – настоящий фанат своего дела, у которой можно было многому научиться. Йонас и доктор Усанаги – птицы одного полета – влюбленные в медицину и идеи Последователей. Неудивительно, что они поладили. Первый ее очень уважал, а вторая давала больше, чем любому другому практиканту, – позволяла наблюдать за самыми сложными операциями и не скупилась на комментарии во время их проведения.
Судьба щедро выплачивала компенсацию за страдания, перенесенные в детстве. Йонас не только проводил два месяца вблизи двух самых блистательных городов на пустоши, но и регулярно бродил по одному из них. В первые недели он казался себе чужаком во Фрисайде. Более того, преступником, которому не позволено здесь находиться. По коже пробегали мурашки, а рука нет-нет, да и тянулась к ножу. Постепенно это проходило.
Фрисайд напоминал ему розу, которая росла в расщелине асфальта. Многоэтажные заколоченные дома вызывали смятение и… страх. Йонас не привык видеть таких домов. Во времена бродяжничества они с Ирмой редко приближались даже к маленьким городкам – никто не любил беспризорников. Поселение, в котором разбили лагерь Последователи, тоже напоминало деревню, а не город. И хоть во время обучения в университете он жил в городе, стены альма матер старался не покидать. Слишком неуютное это было место – большой город Могильник.
Приятная рутина разбавлялась маленькими событиями: Йонас вел редкую, но стабильную переписку с Доганом, Малой, Тома и Ирмой. С последними было проще всего: они поженились год назад. Как шутил Тома, дали возможность экономить на курьерах. Шутки шутками, а крышки лишними не бывают.
Каждый нашел себе дело. Тома и Ирма стали агрономами: вели фермерскую жизнь и занимались производством удобрений. Доган работал в «Красном Караване», сопровождал браминов с ценными грузами. Недавно он даже застал Йонаса во Фрисайде. То была пятница, и они тогда здорово выпили… Тогда-то Йонас и узнал, что Догану не нравится его работа, но лучшей он не нашел.
А вот Малая… С Малой все было сложно.
Она работала у Оружейников. Ни для кого этот выбор не стал сюрпризом – еще в лагере она тянулась к «штукам-для-убийства-людей-да-Йонас?». Но как только она сказала ребятам, куда пойдет… Йонас наорал на нее. Раза три или четыре. Не сдержавшись, называл ее… по-разному. «Ебучий маленький цезарь» – самое мягкое обзывательство, которое она услышала в свой адрес. Во время одной из истерик Малая не выдержала и убежала, размазывая слезы по лицу.
Они тогда месяц не разговаривали...
Йонас остыл и даже умудрился выдавить из себя извинения. Это были самые неискренние извинения, которые Малая слышала. И все же… она оценила его поступок.
А Йонас. Йонас ее понял. Нехотя. Не как человек, который хочет спасать жизни, а как человек, который хочет заниматься своим делом. У Малой всегда была эта жутковатая тяга к огню. Во время пожаров ее парализовывало. Не от страха – от восторга. И этот запал был виден всегда, даже в посиделках у костра. Малая протягивала руки к огню и чуть ли не мурчала от удовольствия, когда его жар ласкал ей ладони. После все перешло в интерес к оружию, сначала холодному, а после – огнестрельному. Малая могла часами рассказывать о различиях девятимиллиметрового и девятимиллиметрового пистолетов, осекаясь только под осуждающим взгляда Йонаса.
Йонас чувствовал себя погано, ведь он не мог винить ее за то, что она выбрала себе профессию по душе. Иначе это значило, что он осуждал бы и себя. Была у него странная связь с медициной, предрасположенность к ней. И он не знал, смог ли он удержаться от другого такого дела, если бы дело у него шло так. Он не ремесленник. Он тоже обладал профессиональной интуицией. Фундаментом были знания, которые неустанно добывались. Но бывало, что шестеренки сами сдвигались и сходились так, как нужно. И это было потрясающе.
Окончательно они помирились совсем недавно – два месяца назад, Йонас только готовился к краткосрочному переезду в клинику. Малая прислала ему письмо и сверток. Она немного рассказала о своей жизни, пожелала удачи в учебе и в конце оставила приписку, написанную особенно мелким почерком, будто сильно застеснялась в этот момент:
«P.S. Пожалуйста, защищай себя».
Йонас осторожно развернул сверток и увидел в нем пистолет. Как он узнает позже, десятимиллиметровый. Узор на стволе заставил его улыбнуться – Малая не поленилась и выгравировала на нем абстрактный угловатый узор, напоминавший переплетения незаконченных треугольников. Такие штуки она любила рисовать на бумаге.
Общаться как раньше все равно не получалось. Но он всегда носил пистолет с собой. И пару раз оружие ему даже пригодилось – головорезы Фрисайда любят полутрезвых посетителей баров. Йонас никогда не убивал, но впервые прострелил человеку колени. Вероятно, это ему и спасло жизнь – в рукопашном бою он был не силен.
Первый урок и пару занятий на повторение Йонас выучил блестяще: быть милосердным, не значит быть идиотом.