***
Иссиня-чёрное небо подёрнулось еле заметным лиловым оттенком, постепенно светлея в преддверии раннего летнего рассвета, мнительная заря уже переступила порог необъятного горизонта, крадучись проскальзывая в заботливо приоткрытую дверь и возвращаясь в бренный мир после холодных часов тихой ночи. Огромный, безупречно круглый диск налитого драгоценной позолотой солнца мерно выкатывался на прояснившееся небо, его пока слабо греющие лучи слепили глаза и беззастенчиво били в спину, отбрасывая на пустынную дорогу одинокую длинную тень, уныло плывущую, точно призрак, по спящей прибрежной окраине в такт чьим-то шатким шагам. В утробах рыжеватых по краям пушистых туч поселилась мягкая сирень, а там, где уже вовсю расплескалась жёлтая солнечная жидкость, угрюмые облака как по волшебству рассеивались, словно расчищая путь животворящей силе, так что вскоре первые сотканные из глянцевого золота полотна накрыли низкие крыши частных домов, что выстроились неровным рядком в отдалении от пристани, указывая на присутствие человеческой цивилизации. Покрытая мерцающими бликами, смиренно текущая с другой стороны река крутым поворотом вливалась в огромный пригородный порт, её еле уловимый лепет доносился будто из ниоткуда, и тем не менее ясно было слышно, как необузданные волны закованной в каменную темницу Невы с грохотом разбиваются о гранитные плиты портовых ограждений. По всему периметру протянулись самых разных мастей корабли, от маленьких яхт до широких баржей, но, судя по всему, ещё не настало время для отправления и принятия грузов, поскольку все суда неподвижно стояли в воде, освещаемые встающим солнцем. С неизменной осторожностью ступив на территорию города, Сергей ещё больше замедлил свою и без того излишне взвешенную поступь, преследуемый неизгонимым убеждением, что на пришвартованных в порту судах кто-то непременно может его увидеть, стоит ему только позволить себе забыться. Дотошно выверенное передвижение привело к тому, что он не успел пробраться в Питер и затаиться где-нибудь в заброшенном безлюдном переулке до наступления утра, а значит, с каждой минувшей минутой неумолимо возрастали шансы, что его вскоре обнаружат, чего ему пока не особо хотелось. И всё же обстоятельства складывались как нельзя лучше: за всё то время, что Сергей незаметно и крайне опасливо пересекал пустынные окраины города, ему не встретилось по пути ни единого человека, вокруг не виднелось ни одной живой души, только ранние мелкие пташки, бешено хлопая короткими крылышками, резво проносились над головой, оглашая предутреннюю тишину заливистым клекотом. Пронизывающее дуновение северной промозглости всё не отступало, сырой воздух обжигал лёгкие колючим холодом, и Сергей плотнее запахнул на груди пыльную куртку, чувствуя, что всё равно продолжает мелко трястись от малейшего ласкового завихрения, заискивающе перебирающего его растрёпанные волосы. Каменистая дорога под босыми ногами оказалась не столь приятной на ощупь, как упругая лесная почва, но зато она быстро нагревалась под прицелом щедрого солнечного тепла, хоть немного согревая окоченевшее тело, всё ещё поминутно ноющее от крепко вцепившейся в него раздражающей боли: заживающие раны давали о себе знать, поэтому приходилось иногда останавливаться, чтобы передохнуть и отыскать в себе свежие силы. Неуклюже покачнувшись, Сергей в последний момент поймал ускользающее равновесие, выравнивая пошатнувшуюся поступь, и тут же презрительно сморщил нос, уловив принесённое ветром затхлое зловоние сгнивших отбросов, перебивающее сладостный аромат окутанной предрассветным туманом реки. Повернув голову, он в самом деле наткнулся плывущим взглядом на разбитую слева от него мусорную свалку — обшарпанные железные баки, переполненные с горой, заваленные кучей всяких пришедших в негодность вещей и разорванных пакетов, из которых прямо на дорогу высыпали остатки испорченной еды, стеклянные тары и прочие растерзанные в пух и прах упаковки. Невольно Сергей задержал на этой неприглядной картине обречённый взгляд, борясь с отвращением и непонятным отчаянием, и затем решил было продолжить свой бесцельный путь, как вдруг его ушей коснулось тихое, едва различимое поскуливание, напоминающее монотонную заунывную песню какой-то птицы. Робкое шевеление где-то между баками заставило Сергея напрячься, застенчивый шелест изодранных пакетов пробудил в нём неподкупную настороженность, а потом на него уставилась пара янтарных глаз с глубокими зрачками и ярко выраженной в них безнадёжной тоской, но даже тогда он не сдвинулся с места, будто ноги его приросли к земле, а тело окаменело. Он не боялся, скорее, напротив, испытал слабый прилив доверчивого любопытства, потому что ничуть не сомневался в том, что угадал тайного обладателя этого одержимо голодного взгляда. Развернувшись к груде мусора, Сергей достаточно медленно, опасаясь спугнуть жалобно скулящее существо, приблизился к свалке, не обращая ни малейшего внимания на усилившуюся терпкую вонь, и присел на корточки рядом с одним из баков, не сводя мирного взгляда с проёма, откуда на него с долей умалишённого страха взирали округлённые бездонные глаза. — Эй, приятель, выходи, — настолько ласково, насколько позволял ему охрипший от долгого молчания голос, проворковал он и призывно протянул руку к забившемуся в угол перепуганному животному. — Не бойся, я тебя не обижу. Видимо, истосковавшееся без спасительной человеческой заботы, немного осмелевшее создание довольно быстро откликнулось на людскую просьбу, и вскоре из густой тени показалась заострённая собачья морда с чёрным кожаным носом и ввалившимися в череп тусклыми глазами, вся перепачканная и осунувшаяся. Подавив тихий вздох неприятного изумления, Сергей молча наблюдал, как измученный пёс целиком выбирается из своего надёжного убежища, еле переставляя закоченевшие от холода лапы, и делает несколько несмелых шагов к нему, вывалив из пасти бледный язык. Теперь Сергей смог во всех подробностях изучить представшую перед ним собаку: обычная дворняга, с обвисшей с худых боков спутанной чёрно-белой шерстью, такой грязной и отсыревшей, что невозможно было понять, какого она на самом деле цвета. Уныло поникший хвост, прежде наверняка пушистый и густой, пугливо прижимался к задним лапам, одно из заострённых ушей печально загнулось в сторону, придавая ей немного забавный вид, под истончившейся шкурой отчётливо проступали острые рёбра и тазовые кости, а ослабевшие лапы безудержно дрожали, норовя подогнуться и уронить на землю её невесомое тело. Вытянув морду, пёс застенчиво потыкался сухим носом в расслабленные пальцы Сергея, что-то вынюхивая и опаляя их горячим дыханием, после чего бережно лизнул их шершавым языком, смачивая вязкой слюной. Умилённая улыбка затеплилась на губах оцепеневшего Сергея, и он, дождавшись, когда не учуявший никакой угрозы пёс подойдёт к нему ближе, опустил вторую ладонь ему на макушку, дружески потрепав по свалявшемуся загривку. — Прости, еды у меня нет, — виновато признался Сергей, заметив, что пёс отчаянно тычет его носом под рёбра и локти, и нежно почесал собаку за ухом, на что та отозвалась первым надтреснутым, но уже гораздо более радостным лаем, даже её опущенный хвост слабо завилял, реагируя на тепло человеческих рук. Не переставая гладить пса по растрёпанной шерсти на шее, Сергей в приступе тайного сочувствия ощутил под пальцами ритмичную дрожь его скованных стальным напряжением мышц, и его мгновенно пронзило безутешное осознание. — Да ты весь замёрз. Бедняга, кто же так поступил с тобой? Отрывисто тявкнув, пёс внезапно отпрянул от него, будто чего-то испугался, и внезапно в изнеможении повалился на землю прямо там, где стоял, подогнув под себя лапы и печально опустив на них чёрно-белую голову. Его хвост больше не шевелился, вытянувшись на дороге подобно безжизненному бревну, а затянутые пеленой нещадного измождения мутные глаза устало закрывались и открывались, выдавая охватившую его непреодолимую слабость. Наблюдая за измученным животным беспомощным взглядом, Сергей дёрганым движением стянул со своих замёрзших плеч потрёпанную куртку и заботливо накрыл ею неподвижного пса, который продолжал изучать его снизу вверх невыносимо горестным взором, полным неразделённой преданности и щемящей тоски. Напоследок столь же брошенный целым миром беглец мягко провёл ладонью по голове собаки, остро жалея, что ничем больше не может ему помочь. — Это меньшее, что я могу для тебя сделать, приятель, — не скрывая проскользнувшей в надломленном голосе глубинной печали, произнёс Сергей, чувствуя, что какая-то высшая сила препятствует ему оставить это всеми покинутое животное, одинокое и подавленное, обречённое на медленную голодную смерть. — У меня тоже нет дома, но что поделать, приходиться выживать. Кто знает, может, мы ещё увидимся. — Ни с места, это полиция! Руки вверх, живо! «Наконец-то».***
Вытянутая рука не дрогнула, хотя каждую мышцу внутри скрутило тугим спазмом, отчего-то похолодевшие пальцы, онемевшие и неповоротливые, нащупали курок карманного пистолета, и застывшая в решительной боевой позе Саша взяла на прицел представшего перед ней человека, упрямо подавляя бесконтрольный приступ непрошеной паники. Вытянутой спиной и напряжёнными плечами она чувствовала незаменимое присутствие надёжных товарищей, что тоже направили пока ещё не заряженное оружие на единственную мишень, оставив позади несколько патрульных машин, перекрывших возможный путь к бегству. Хотя осознание того, что в её распоряжении состоял целый безупречно подготовленный отряд, немного утешало взбудораженное существо молодого капитана, внутренне она с неимоверным усилием цеплялась за последнюю истончившуюся ниточку должного самообладания, опасаясь потерять контроль над собой. На него нацелилось около десятка пистолетов, перегородившие дорогу полицейские крайне осторожно надвигались на него, следуя молчаливому приказу своего командира, а он, точно и не замечал всего этого, продолжал как ни в чём не бывало гладить по взлохмаченной шерсти бродячую дворнягу, невозмутимо присев на корточки и опустив голову с плохо различимым лицом. Однако Саше не нужно было видеть его черты, она не ждала лишних подтверждений своим самым страшным догадкам, чтобы здесь и сейчас с неоспоримой точностью понять собственную правоту, беспомощное неверие уже давно отступило, сменившись непреодолимым смятением, и теперь она могла только отчаянно уговаривать себя оставаться хладнокровной и неумолимой. Невозможно было не узнать эти растрёпанные рыжие волосы, в лучах рассветного солнца пылающие неистовым пожаром, эту сплошь изодранную, покрытую грязью и запёкшейся кровью больничную одежду, невозможно было спутать с шальным призраком вполне себе настоящего, живого человека, чьё исхудавшее тело отбрасывало такую же длинную тень. И потому множество неразрешимых противоречий боролось между собой в неразборчивых мыслях опешившей девушки, никак она не могла изгнать из головы только что увиденную сцену, нутро её отказывалось принимать тот факт, что бессердечный, способный на жестокие расправы и подлые поступки убийца может проявить настоящую безвозмездную доброту по отношению к слабому, одинокому животному. Но ведь глаза точно не подводили её, и оттого ей становилось только досаднее из-за охвативших её непримиримых терзаний. Наконец он медленно, точно прилагая для этого простого действия жесточайшие усилия, поднялся на ноги, до сих пор не предпринимая попыток сбежать, и так же пугающе плавно повернулся прямо к молодому капитану, являя ей осунувшееся, исполосованное поджившими царапинами и ссадинами лицо, освещённое с одной стороны восстающим на востоке пугливым солнцем, наполовину скрытое огненно-рыжими прядями, выбившимися из низкого хвоста, — то самое лицо. Глубокие, пронзительно-синие глаза с застывшим в них мрачным выражением какой-то потаённой решимости, застенчиво тронутые мягким золотом мнительных косых лучей, в упор уставились на замершую на месте Сашу, нещадно прошив всё её тело жгучими искрами, и против воли она безудержно вздрогнула, а рука её приопустилась, дав предательскую слабину. В замешательстве открыв рот, она, словно зачарованная, погружалась в эти беспросветно тёмные глаза, до самого дна пропитанные ожесточённой болью, убийственным равнодушием и едва уловимой смиренностью, и понемногу смертельный страх улетучивался из её крайне напряжённого тела, оставляя после себя лишь откровенное недоумение. Их брошенные сквозь неприступную стену недоверчивого отторжения взгляды, будто вплетённые в одно созвездие звёзды, схлестнулись друг с другом да так и повисли напротив, не смея нарушить установленную зыбкую связь, и чем дольше Саша блуждала по пустыне этого немигающего взора, тем обречённее и неестественнее замирало её обманутое сердце, настроенное на беспощадный поединок с неуправляемым чудовищем. Поняв, что больше не может выдержать этот странный напор, она часто заморгала, приходя в себя после минутного заблуждения, и только крепче сжала двумя руками пистолет, готовясь снять предохранитель. — Сергей Разумовский! — громко и отчётливо провозгласила она, ощутив мелкие мурашки по всему телу при произношении этого имени, и на миг ей показалось, будто в обращённом на неё непроницаемом взгляде преступника забрезжило призрачное удивление. — Ты арестован и окружён! Советую не оказывать сопротивления и идти с нами добровольно, в противном случае, мы применим силу! Раздался резкий щелчок — сразу несколько пистолетов снялись с предохранителя, приготовившись открыть огонь по первому же приказу, но только не её собственный: пристальные наблюдения слишком завлекли её, заставив забыть обо всём на свете. Встревоженный назревшей угрозой, приспнувший пёс под старой пыльной курткой поднял перекошенную от усталости морду и залился оглушительным, пусть и довольно слабым, но грозным лаем, однако сил у него явно не доставало, чтобы встать и броситься в атаку. Ни один мускул не дрогнул на опустошённом лице Сергея, ни одно неверное движение не выдавало обуревавшие его чувства, глаза его оставались неприступны и холодны, как скованная льдом зимняя река: он не боялся, не прятался, не убегал, он просто стоял и ждал чего-то — чего, никто так и не понял. Настроенные крайне решительно, полицейские ни на миг не снимали угрожающе собранных поз, в их хладнокровных взглядах не мелькало ни капли предательского замешательства, и спустя несколько невыносимо томительных мгновений загнанный в угол беглец медленно поднял руки вверх, беззастенчиво подставляя под пули беззащитное тело. Обескураженно моргнув, Саша сделала предупреждающий жест готовым приблизиться к нему товарищам, выбросив в сторону открытую ладонь, и коротко обернулась на них, стараясь не упускать из виду оцепеневшего в столь уязвимой позе преступника. — Действуйте осторожно, он может быть опасен, — коротко бросила она вполголоса, однако уже при следующем взоре на неподвижного Сергея, так бесстыдно открытого для нападения, усомнилась в правдивости этих слов. — Есть, капитан, — в тон ей отозвался один из сотрудников, а потом он и его сподвижники неторопливо, взвешивая каждый свой шаг, направились к беглецу, нацелив на него заряженные пистолеты. Почуяв приближение чужих людей, явно таящих в себе какую-то опасность, пёс залаял ещё громче и отчаяннее, запрокидывая голову при каждом оглушительном тявканье, однако не обращающие на него ни малейшего внимания полицейские отточенной поступью, присущей профессиональным следователям, подобрались к Сергею и в считанные мгновения окружили его. За их мельтешащими перед глазами спинами Саша отчётливо видела, что пойманный с поличным преступник по-прежнему не оказывал никакого сопротивления и сохранял поразительную безучастность, даже когда стражи порядка бесцеремонно схватили его за тонкие запястье и рывком заломили ему руки за спину, чтобы заковать стальными наручниками. Короткий щелчок замкнувшегося замка возвестил о том, что потенциально опасный беглец обезврежен, и испытавшая значительное облегчение Саша наконец опустила пистолет, не переставая излишне пристально мерить странного арестанта задумчивым взглядом, впрочем, как и прежде безуспешно. Его недосягаемые глаза упрямо молчали, не выдавая ни доли эмоций, он только невольно поморщился от вынужденных неудобств, но не издал ни звука: видимо, грубые действия не привыкших церемониться полицейских растревожили его старые раны, которых у него, должно быть, накопилось очень много. Пока взятого под стражу Сергея с пригнутой к земле головой и скованными за спиной руками настойчивыми толчками вели к одной из патрульных машин, препятствуя ему поднять взгляд, Саша провожала его достаточно убедительным суровым взглядом, чтобы мастерски замаскировать охватившую её растерянность перед лицом своих подчинённых и ни в коем случае не выдать им собственного замешательства. Потом обернулась и в последний раз взглянула на оставленного в унылом одиночестве около свалки измученного пса, чьи бесконечно печальные мутные глаза следили за происходящим с нарастающей безысходностью, будто только что снова лишённая человеческой ласки собака была готова немедленно вскочить с места и нестись за патрульной процессией до самого управления. Сокрушённо покачав головой, Саша отвернулась, подавляя стиснувшее сердце глубинное сожаление, и неизменно твёрдой поступью направилась к своей машине, с мимолётным, но весьма потрёпанным облегчением заметив, что восставшего из мёртвых преступника посадили в другой автомобиль.***
Очередное высветившееся на экране компьютера сообщение об ошибке едва не вывело Игоря из себя, и он еле сдержался, чтобы не обрушить на глупую технику всю силу своего бойцовского удара и не выместить на ней обуревавшую его бессильную злобу. Уже на протяжении нескольких часов подряд он безуспешно пытался напасть на неведомый след злоумышленника, умело заметающего любые разоблачительные признаки своей запретной деятельности, но умело избегающий роковых встреч преступник будто продумывал всё на шаг впереди своего соперника, никак не давая ему повода обхитрить его или ухватиться за самую ничтожную зацепку. Против обыкновения повседневная, кипящая жизнью работа в полицейском офисе в считанные мгновения приобрела суетливое, неуправляемое настроение: обеспокоенные происходящим сотрудники торопливо разрешали незначительные дела наподобие мелкого хищения или прилюдной драки, едва успевая досконально разобраться в вызывающей ситуации, и тут же вновь хватались за раскрытие новых столь же непримечательных преступлений, которых теперь накопилось так много, что каждый час от управления отъезжала новая патрульная машина, спешащая урегулировать возникший где-то беспорядок. С лихорадочной суматохой передвигаясь по главному офису, полицейские ни секунды не сидели на месте, так что по сравнению с их невообразимо загруженным рабочим днём собственный вполне щадящий график Игоря чудился ему настоящим подарком судьбы, хотя он бы всё отдал за одну-единственную возможность выбраться из здания и как следует размяться в сумасшедшей погоне за каким-нибудь неуловимым преступником. Однако, ограниченный строгим поручением Марии Архиповой, он не смел пренебречь возложенной на него обязанностью, как и его верный напарник, что за прошедшие часы столь же стойко выдерживал горечь поражений и натиск удушающей неопределённости, в которой они были обречены безвылазно вариться, пока не найдут хоть какой-нибудь намёк, способный указать на таинственную личность неизвестного хакера. Сложив руки на столе и опустив подбородок на скрещенные между собой предплечья, погружённый в мрачное молчание Дима не сводил бесконечно задумчивого взгляда с горящего неестественным резким светом экрана, будто впав в какой-то беспробудный транс, и, пока жарко увлечённый своими бесполезными попытками Игорь упрямо искал самые изощрённые способы пробить невидимую брешь в непроходимой преграде, препятствующей ему проникнуть в сеть, молодой капитан не произнёс ни слова и только медленно моргал, постепенно, кажется, теряя прежний неуёмный интерес к этому делу. Однако Игорь слишком хорошо знал своего друга, чтобы поверить, будто он готов так быстро сдаться: он почти не сомневался, что за внешней безучастностью Димы крылась усердная умственная работа, по окончании которой он непременно выдаст какую-нибудь осеняющую мысль. — Кем бы ни был этот подлец, он умеет запутывать следы, — тщетно борясь с подступающим раздражением, процедил сквозь зубы майор, порывисто отклоняясь на спинку кресла и с наслаждением разминая затёкшие руки и окоченевшие пальцы, натянуто ноющие от необходимости беспрерывно скакать по клавиатуре. Глаза уже начинали слезиться и болеть от долгого пребывания за компьютером, а голова налилась утомляющей тяжестью, отказываясь продолжать думать. — Похоже, так нам его никогда не вычислить. Мы должны действовать умнее. — Но что мы можем? — безжизненным голосом пролепетал Дима, склонив голову набок, и Игорь усилием воли подавил возникшее у него нестерпимое желание вцепиться в его плечи и как следует встряхнуть. — Он невероятно хитёр и явно продумал всё своё преступление от начала до конца. Он позаботился о том, чтобы мы никогда не вышли на его след, он провернул всё так, что никто ничего не заметил, он обвёл вокруг пальца Систему Безопасности и даже нас с тобой! Чтобы сделать такое, нужно быть неуловимым, проворным и скрытным… — Как Олег Волков? — прежде чем успел обдумать эти слова, выпалил Игорь, в упор посмотрев на мгновенно встрепенувшегося напарника, и почти не удивился, когда увидел в его туманных зелёных глазах проблески плохо скрытых сомнений, смешанных с откровенным недоверием. — Ты думаешь, это его рук дело? — осторожно уточнил Дима, заговорщически понизив голос, и, дождавшись убеждённого кивка майора, воровато оглядел полупустой офис, перед тем как склониться к нему. — Игорь, Олег в тюрьме. Он, конечно, крутой, но даже ему не под силу сбежать из самой охраняемой темницы Санкт-Петербурга. Я уверен, что он в этом не замешан. По крайней мере, мы пока не нашли ни единой улики. — Олегу не обязательно сбегать из тюрьмы, чтобы руководить всем этим, — отчаянно цепляясь за своё единственное предположение, возразил Игорь и тут же с трудом подавил привычную ледяную дрожь в груди при воспоминании о горящих непримиримой ненавистью янтарных глазах Сергея Разумовского, что с коварным упоением рассказывал ему свой гениальный план, который ему удалось провернуть, находясь в заточении в психиатрической лечебнице. — Он мастер неожиданных уловок, возможно, ему уже удалось одурачить нас, а мы этого и не поняли. — А что, если их много? — внезапно воскликнул пронзённый очередной идеей Дима, возбуждённо подскочив, и его прежде равнодушные глаза так и запылали безудержным нетерпением, с неподдельным торжеством воззрившись на ошеломлённого его вспышкой друга. — Что, если это вовсе не один взломщик, а их несколько? Сам посуди, одному будет весьма трудно обесточить целый город, а вот какой-нибудь преступной организации — запросто! Предположение звучало более чем разумно, в него Игорь с огромной радостью поверил бы больше, чем в то, что за всем этим стоит заточённый в элитную тюрьму Призрак. Немного помолчав под влиянием скрупулёзных размышлений, он уже открыл рот, собираясь высказать своё мнение относительно этого подозрения, однако краем глаза майор уловил какое-то постороннее движение позади Димы, что мгновенно перетянуло на себя всё его сосредоточенное внимание и заставило отвлечься от озабоченного лица напарника, который чуть нахмурился, заметив его ускользающий взор. Лёгкое недоумение заворочилось под сердцем Игоря, с намёком на призрачное любопытство смотрящего на застывшую в стороне от них Сашу, невысказанный предательский вопрос застрял у него на языке, упрямо не желая обращаться в бесплотные слова, но одного достаточно пристального взгляда на молодого капитана оказалось довольно, чтобы понять: что-то случилось. Учащённо дыша, как после длительного бега, замершая перед друзьями девушка переводила с одного на другого откровенно потерянный взгляд, почти безумный, грудь её под безупречно белой офисной рубашкой вздымалась и опадала в неестественно быстром темпе, лицо мертвенно побледнело, так что на нём отчётливо выделялась плотно сжатая линия мелко дрожащих губ, ясные зелёные глаза утопали в пучине постыдного страха, сравнимого с опасным помешательством. Холодея от нехорошего предчувствия, Игорь медленно встал, уже с большим напором уставившись на хранящую нагнетающее молчание Сашу, но та только беспомощно изгибала брови в выражении безысходного отчаяния, совсем не свойственного её задорному нраву. — О Боже, Саша, что с тобой? — неумело наигранным шутливым тоном, больше похожим на нервный смешок, осведомился Дима, изучая оцепеневшую девушку недоумевающим взглядом. — Выглядишь так, будто привидение увидела. — Если бы ты знал, насколько ты близок к истине, Дима, — впервые осмелилась заговорить Саша, еле справляясь с хриплым голосом и подтачивающей её изнутри бесконтрольной паникой, и у Игоря больше не осталось никаких сомнений, что она чем-то серьёзно напугана. — Что ты хочешь этим сказать? — непонимающе нахмурился напарник, тоже поднявшись на ноги, и они с майором настороженно переглянулись, увидев в глазах напротив отражение собственного замешательства. Прерывисто вздохнув в попытке усмирить неугодное смятение, Саша словно через силу подняла на них мрачный взгляд, полный всепоглощающей обречённости, однако весь напрягшийся в ожидании ответа Игорь всё равно оказался не готов к тому, что ему пришлось услышать. — Здесь Сергей Разумовский.