Наша городская религия

      Это было.       Когда-то всё «было», когда-то всё «происходило» в жизни человека.       Это просто факт и его надо принять как данность, иначе, велика вероятность того, что будущее может оказаться прошлым. Оно будет повторяться вновь и вновь, заставляя переживать самые лучшие и самые худшие воспоминания, чтобы затем все исчезло навсегда в пучине пыли, бьющей прямо в глаза.       Томми обманывал себя много раз. Он чувствовал привкус сажи на своем языке каждый раз, когда врал. Но обман был привычным делом для его сердца, показывающим всю суть настоящего верующего человека.       В прошлом он обманывал еще больше. И еще хуже. Он врал самому себе, чтобы сохранить чужое достоинство.       Отвратительно.       Сегодня он не чувствует запаха плоти, сегодня он не чувствует тревоги в воздухе. Он просыпается в свежем вакууме, что звучит парадоксально, но для ощущений и метафор только эти слова и приходят на ум.       Сегодня он бодр и готов к этому миру, чувствуя свою улыбку на губах и ощущая вес старого плеера в кармане. То был раритет, подаренный его родным отцом давным-давно, когда он был маленьким. Ни одна приемная семья не смогла его опустошить, сломать или забрать. Помнится, в каком-то доме он даже сбежал и устроил бунт только из-за того, что у него забрали этот плеер.       — Готов покорять мир? — однажды спросил у него один старший ребенок в приюте. Томми не помнил его имени, однако он помнил то, что тот был самым старшим из них. О нем чаще всего шептались монахини, стараясь не выдавать этого.       Томми не помнил, что он тогда ответил. Помнил лишь то, что чья-то теплая рука аккуратно сжимала кнопку плеера вместе с его рукой. Помнил и то, что та семья, в которую он уходил, отдала его через пару недель. А когда он вернулся… «старшего» мальчика уже не было.       И никто не смог ему ответить внятно, куда он ушел.       — Он пошел покорять небо, — сказал кто-то из детей ему, подходя и отводя в темный угол, чтобы украдкой прошептать это.       Поэтому Томми забыл его? Он уже и не помнит, честно. Конечно, проблемы с памятью у него не такие же, как и у Ранбу, но некоторые вещи он просто старается не вспоминать. В этом и разница. Возможно, если бы Ранбу узнал о том, как он относится к своей собственной памяти, то он бы… просто погрустнел, замкнулся, постарался бы представить, каково так жить Томми.       (Это было то, что Томми никогда не делал).       В этом заключается разница?       Он не знает.       Сегодня воскресенье. В школу он пойдет только через неделю (и еще один день! Любил добавлять сам Томми, важно показывая, что он умел правильно обращаться со временем). Если учесть еще и то, что Томми пропустил половину прошлой недели из-за некоторых обстоятельств (читай: проблемы с памятью и рекомендованный отдых от терапевта), то его можно было назвать прогульщиком. Самую малость.       На дворе был октябрь, и подросток еще не совсем освоился в школе.       У Крафтов он находился с марта месяца, и в то время он заканчивал учебный год на дому.       В этом году он пошел в школу, хотя, разумеется, ему предлагали и другие варианты, как учеба на дому или еще какие-то специальные программы. Томми даже не стал слушать их, уже заранее решив для себя, что он все-таки пойдет в школу.       Конечно, он сделал вид, будто бы прекрасно услышал все варианты и все тщательно обдумал.       На деле он знал, что истинный вариант был пойти в школу, как обыкновенный ребенок, потому что он слышал шепот врачей, он слышал разговоры социального работника, и он знал, что нужно социализироваться.       Ох, социум.       Говорят, что либо социум ненавидит тебя, либо ты ненавидишь его.       Либо все сразу.       Потому что все взаимодействие с ним рано или поздно оказывается плачевным.       Томми это знает.       Сегодня воскресенье и, на самом деле, это не обозначает какой-то особенный день. Это не означало, что у них был какой-то «особенный семейный вечер», это не обозначало то, что кто-то уходил на постоянной основе именно в воскресенье.       Каждое воскресенье было уникально по-своему. Например, это было уникально тем, что Томми и Техно остались дома одни.       Уилбур ушел «по делам», и никто не знает, где он сейчас. А Филу срочно понадобилось уехать в другой город в командировку, поэтому он будет отсутствовать еще неделю.       Итак, Томми и Техноблейд остались одни. И что это значило? А означало это полную неловкость, перерастающую в довольно дикую коммуникацию. Если, конечно, до этого все дойдет.       Техно любил вставать рано. По утрам он обычно занимался зарядкой. Тренировался, вернее сказать. Никто не знает, почему он это делал, и почему всегда в одиночестве, хотя иногда к его тренировкам и присоединялся Фил (а Уилбур или Томми могли просто понаблюдать за ним). Был период, когда Техно приводил домой Дрима, но Томми этого времени не застал. Оно и понятно.       После раннего подъема, он обычно заваривал себе кофе и шел к себе в комнату. Читать, учиться или просто заниматься чем-то… своим.       Не сказать, что он был самым отчужденным от своей семьи. Просто… просто это был Техно. Иначе он и не мог. Иначе они все не могли, потому что тогда бы, при чрезмерно долгом взаимодействии с ним было бы очень и очень трудно поддерживать хорошие отношения.       Но когда взаимодействия, все же, случались, Техно оказывался просто незаменимым человеком.       Томми до сих пор помнит свое благоговение, когда в одну из бессонных ночей, он застал Техно, сидящего за кухонным столом и устремившего взгляд в одну точку. Тогда он еще находился у Крафтов всего ничего, однако что-то подсказывало ему в тот момент, что бояться Техно не надо.       Несмотря на его розовые волосы, которые так и кричали «опасность», но при этом выглядевшие роскошно и царственно, несмотря на его коричневые глаза, которые отдавали явной краснотой (все их общие знакомые всегда шутили о том, что глаза наливаются кровью из-за того, что Техно слишком много курит сигареты или травку). Никто не знал, было ли это правдой или нет, но эта версия была самой популярной среди других.       Но тогда Томми не думал ни о розовых волосах, ни о красных глазах, он не думал о том, чтобы придумать себе оправдание того, что он не спит так поздно ночью и не думал о том, чтобы допрашивать Техно, что он делает здесь, однако…       Он мог думать лишь о том, что Техно подозвал его к себе, спрашивая, «не хочет ли он услышать одну историю?», и когда Томми кивнул, тот, о чудо, улыбнулся, начиная рассказывать уже другим, отличным от монотонности и безразличия, голосом.       И Томми пал. Пал, как Икар, о котором он впервые услышал только от Техно. Казалось, в этот момент неведомая дыра в его груди закрылась. И он попросил большего.       Он захотел вместить в себя все, каждую историю, которую расскажет ему Техно, лишь бы тот не прекращал говорить, лишь бы Томми и дальше мог впитывать его, ощущая… ощущая то, что одиночества больше нет.       Есть невообразимая магия слова, волосы Техно, которые с каждым мифом становятся для него все загадочней, он так и норовит прикоснуться к ним, погладить. А глаза… глаза расцветают блеском крови все сильней, но они не пугают, а лишь раскрываются во всей своей красе.       Он никогда не забудет ту ночь. Возможно, именно после нее он и перестал боятся Техно и старался выявить их общий ритм, их общность, их союз.       Так и возник их своеобразный дуэт брата и сестры. Крепче, чем бедрок в том же Майнкрафте и такой же труднодоступный. Но настоявшийся в своем ожидании.       И Томми готов был рыть до него в самые глубины мира, лишь бы получить то, что ему нужно на было.

***

      Сегодня Техноблейд тренировался в одиночку. И чересчур рано, по мнению Томми. Когда он проснулся (около одиннадцати утра), то Техно уже давным-давно закончил свою тренировку и пил кофе на кухне, вероятно, дожидаясь Томми, чтобы накормить его завтраком.       Так и произошло.       Томми съел несколько вкусных блинчиков с кленовым сиропом на завтрак, ластясь к Техно, как кот.       Тот в свою очередь мило улыбался ему, хотя, как говорили другие, улыбка была ему несвойственна. Кто-то даже утверждал то, что она ему не шла. А Томми бы, даже если не мог драться, то обязательно сразился бы за эту улыбку с самим Зевсом, лишь бы Техно был, лишь бы…       — Что ты сегодня будешь делать? — спрашивает Томми совершенно ненавязчиво (читай: совершенно навязчиво). Он не хотел отвлекать Техно от каких-то важных дел, но при этом ему отчаянно хотелось провести с ним время.       Возможно, где-то в глубине души Томми до сих пор жил страх быть отвергнутым.       Остаться одному. Стать надоедливым.       Быть «тем самым младшим братом», который жалел только себя, не желая принимать точку зрения других.       Так, по крайней мере, все время отзывался о нем Дрим. Тот говорил ему о том, что Томми не может понять его великих замыслов, а тому только и оставалось, что впитывать это.       Но Техно не Дрим. И Томми не находится не под чьими-то словами.       — Сегодня… не знаю даже. Может, обновлю краску на волосах, — по тону Техно было заметно, что тот немного скучает. Скучающее настроение у него появлялось нечасто, гораздо реже, чем у того же Уилбура или Томми, однако если такое и происходило, то Техноблейд старался занять себя чем-то «особенным». Как покраска волос, например, или прогулки с другими людьми.       Томми посмотрел на Техно более пристальней. И впрямь, корни его волос стали еще темнее, а насыщенный оттенок розового побледнел.       — Разве… тебе не потребуется осветление, прежде чем их красить краской? — с любопытством спросил он, зная, что родной цвет волос Техно был очень темным.       — Нет, это не потребуется. Волосы еще не сильно отросли, пока могу походить с такими корнями, и только обновить цвет. А потом уже снова придется осветлятся, — поясняет Техноблейд, проводя пальцами по волосам, задумчиво смотря на них.       На памяти Томми он крупно обновлял свой цвет летом, а в остальное время его волосы были более-менее одного цвета. Но, возможно, он просто пропускал тот момент, когда Техно красился.       Он посмотрел на Техно, думая, спрашивать ему или нет…       — Спроси меня, — внезапно подал голос Техно, уже отмывая посуду после завтрака, терпеливо дожидаясь, пока Томми озвучит свой вопрос.       — А красить волосы… это сложно? — задал все-таки этот вопрос Томми, поняв, что его мысленный процесс раскрыли.       — Не совсем. Требуется лишь нанести краску на волосы в перчатках, а потом ее смыть. А что?       Не зная, понравится Техноблейду его затея или нет, Томми как бы вскользь предложил:       — Можно я покрашу тебе волосы?       В его голосе звучало чистое любопытство и надежда. Он действительно хотел почувствовать на ощупь волосы Техно, хотя уже делал это однажды, но так мельком, что ему этого не хватило.       — Да, конечно, Томми, — ответил Техноблейд, улыбаясь уже глазами, и Томми с радостью приветствовал знакомый красноватый оттенок, пробивающийся сквозь коричневый цвет его глаз.       — Ура, сука, готовься, это будет настоящий бой! — беззлобно воскликнул Томми, прорезая тишину позднего утра своими возгласами.       Как бы он не помнил, что нужно вести себя тихо и прилично, он не мог пойти против собственной природы и желаний. Ему нужно было выплеснуть свою энергию куда-то, куда-нибудь. Ему нужно было ругаться, плеваться, бороться и доказывать свое превосходство, чтобы другие посмотрели и сказали: «Вот, он живет. Он жив!». И чтобы он смог сказать это сам себе.       — Хорошо, — усмехается он в ответ.       — Что, даже не сделаешь мне замечание по поводу ругательства? — прищурив глаза, совершенно невинно спросил он. Конечно, то, что Томми ругался, не было особой новостью — это знали даже те, с кем он был едва знаком, но он еще не был привыкшим к тому, что в этом доме ему действительно позволяли ругаться.       И даже «на людях» ему это было позволительно это делать. Правда, были некоторые моменты, когда этого делать не рекомендовалось, но Томми был умным мальчиком, он знал, когда надо было молчать, и знал о том, где нужно было быть вежливым.       — Язык? — шутливо потакая Техно, то ли сказал, то ли спросил он.       — А вот хер тебе, — высунул вышеупомянутый язык, но, уже используя другой смыл, ответил Томми.       Техно ухмыльнулся. Он ждал нечто такого и, честно, видеть такую искреннюю реакцию от подростка было в радость. Несколько месяцев назад тот и сказать им ничего не мог, а теперь… а теперь, казалось, шел процесс исцеления.       — Давай, покрасишь меня на диване в гостиной.       Пока Томми носился по гостиной, то прыгая на диване, то стараясь дотянуться до часов, к которым он питал двойственные чувства (с одной стороны он их ненавидел, а с другой стороны нет), но многие клялись, что если Томми не удавалось заснуть, то в гостиной, под стук этих самых часов, он засыпал мгновенно, Техно принес краску, перчатки и переоделся в какую-то ненужную футболку.       — Ну… будем надеяться, что мои волосы выживут, — пошутил он, прежде чем сунуть заинтересованному Томми краску в руки и перчатки. — Краску выдавливаешь в вот эту емкость, а затем равномерно наносишь на мои волосы, понял? И обязательно надень перчатки.       Техно был уверен, что Томми справиться как надо. Печальный, но, тем не менее, один из правдивых фактов о Томми состоял в том, что если его о чем-то попросили (сам Томми воспринимал это скорее как приказ, но спустя несколько месяцев проведенных здесь он уже немного научился это рефлексировать, перестал стесняться совершать ошибки и отказывать на какие-то просьбы, если он не хотел этого), выполнял это очень усердно.       Забравшись с ногами на диван, Томми сел так, чтобы на его коленях были волосы Техно, который в свою очередь устроился на полу.       — Сейчас, подожди, — вдруг сорвался Томми, направившись в свою комнату.       Вернулся он уже с каким-то полотенцем.       Постелив полотенце себе на колени, он заново взял в руки волосы Техно и аккуратно распределил их. Надев перчатки и нанеся на руки краску, он экспериментально провел по волосам, стараясь не слишком сильно дергать пряди.       — Все нормально? — поинтересовался он, смотря на Техноблейда, который придвинулся к нему еще ближе, закрывая глаза.       — Да, порядок, — кивнул он.       Знакомая прохлада краски заставила его расслабиться и опустить напряженные плечи (он не знал, в какой момент его охватило напряжение). При мысли о том, что скоро его волосы снова станут ярко-розового оттенка, он чуть улыбнулся.       Он любил свои волосы. Любил красить их в этот цвет.       Чат тоже любил этот оттенок. Голоса говорили о том, что он напоминает им реки крови, а, значит, Техно прекрасно может питать их и удовлетворять. Им нравилась не только свежая кровь, которую они всегда встречали с дикой радостью. Им нравилась и эстетика, им нравилось, когда их сосуд вспоминал о своем величии.       По этой же причине голоса поддерживали его интерес к истории и к древнегреческим мифам. Чат говорил с ним на том же языке, что и Техно с ними, они любили английский за его простоту и вариативность, за литературу. Но они оба знали то, что единственный возможный язык, который понимают все, является насилием.       И иногда они говорят на нем.       Но иногда находят успокоение в розовых волосах.       Чат любил его. Любил и то, что он делал, пусть они и желали большего. Они видели его нутро, желания. Они знали о том, о чем он размышлял по ночам.       «Если тебе хочется убить человека, то последнее, о чем ты будешь думать — это о том, что нужно продумать план, как именно его убить. Ты просто сделаешь это, черт возьми, используя всё на своем пути, не думая о последствиях.       Если тебе хочется уничтожить человека, то следует продумать план, о том, как именно его уничтожить, и действовать аккуратно, задумываясь о каждом своем действии».       Так говорил Техноблейд.       Так он говорил чату и себе, предупреждая о последствиях.       Проблема была в том, что Кровавый Бог желал всего. И много.       Техно зашипел, чувствуя, как Томми случайно слишком сильно дернул за волосы.       — Прости, Техно, это все краска тупая, я на нее отвлекся и… — начал бормотать Томми.       — Ничего… — мягко прервал его Техно. — Продолжай.       И руки снова вернулись к его волосам, сначала настороженно, будто боясь снова причинить боль, а затем уже более уверенно.       И нет, Томми не боялся Техно. Но он его уважал. А уважение к Техно было все равно, что омутом, в котором стоило погрязнуть один раз, чтобы понять: его прощение и его методы были такими, какие захочет он сам.       Техно был сломанным старшим братом, у которого были свои моральные устои. Они, разумеется, могли быть совершенно неверными, но они были настолько крепкими и вредящими только ему самому, что эта преданность заслуживала уважения каждого.       Техно также был рассветом всех старших сестер, образ которых когда-либо знавал Томми — то были густые волосы, собранные в единую косу, грозный взгляд и опека колоколов, которым, казалось бы, не нужны были устои, хотя это было не так. Просто… такие как Техно, могли оставаться незамеченными в своей поддержке и вкладе в фундамент семьи, но именно подобные ему держали в себе всё.       И поэтому Томми старался соответствовать ему. Он старался тянуться к его силе, знаниям, оставаясь при этом кем-то «близким» в их несхожести.       — Может, тоже волосы покрасить, — думает он, видя уже, что практически закончил свою работу.       Кроме Томми в этой семье красились все. Так или иначе. Уилбур подкрашивал свою седую прядь, выбивающуюся спереди в разные цвета, зачастую останавливаясь на светлом пепельном оттенке. Филза, наоборот, закрашивал свою седину, и Томми часто шутил о том, что его блонд смотрится неестественно на нем, сбавляя Филу пару десятков лет. Техно, понятное дело, носил свой фирменный розовый цвет.       — Красный… или зеленый? — Томми уже в серьез начал задумываться над этим. И хотя непонятно почему. Просто… захотелось.       Хотел ли он еще больше сблизиться с этой семьей? Иметь какой-то знак принадлежности? Он не знал.       Красный, ассоциирующийся у него с огнем-освободителем и зеленый цвет, который должен быть подобен благословенной первородной создательнице природы, но соединяющийся в разуме Томми только с двумя людьми. Один из них доставил ему немало хлопот. Второй же заставил его сердце болеть за него.       Поэтому он не знает, какое знамя ему нужно носить в этот раз.       Когда он был в приюте, с изменениями внешности все было просто — воспитание было такое, что об этом даже никто и не задумывался.       Но сейчас… сейчас он знал, что ему наверняка позволят это сделать. Значит, молчать о своих желаниях не стоит, верно?       (А если не примут? Если не разрешат? Если не поймут?)       — О чем задумался? — спрашивает его Техноблейд, когда Томми говорит ему о том, что нанес краску до конца. Томми и сам не слышит своего голоса, а вот Техно понимает хорошо.       Сейчас или никогда, в сущности.       — О том… слушай, как ты думаешь, мне бы пошли красные пряди в волосах? — начинает Томми издалека, стараясь звучать как можно более равнодушно.       — Я думаю, что тебе определенно пошло бы такое окрашивание, — уверенно заявляет Техно.       И Томми передается его уверенность. Он улыбается невинной, чистой улыбкой, уже думая о том, с кем он пойдет и как именно покрасит свои волосы.       Да, что-то определенно менялось.       Потому что это что-то точно было.       И в этом «чём-то» ему не нужно было обманывать себя.