Гиппогриф Его Величества

      — О Рипсалисе, разумеется.       Бланш недоуменно уставился на Калеба, вспомнив недавний разговор. Этот город называли тигилловой жилой — богатым источником магических кристаллов, необходимых империи. Судя по всему, его пока не захватили. Более того, случилось что-то ужасное, раз Калеб так напрягся, услышав о нем, а взгляд его матери заледенел. Даже веселые охранники присмирели и молча застыли за спиной, не позволяя себе лишнего движения. Один из них непроизвольно сжал рукой меч. Фрейлины нарочито спокойно продолжили свои дела: чтение, рукоделие, игру на арфах.       Стороннему наблюдателю могло показаться, что намечался самый обычный разговор о погоде и делах, однако это было совершенно не так. В беседке летали искры, готовые перерасти во всепоглощающее пламя ссоры.       — Я слушаю вас, матушка.       Калеб свысока взглянул на неё. Амелия легким движением раскрыла ажурный веер и принялась легко покачивать им.       — Нет нужды напоминать, насколько важен для нас этот город, — начала она. — Твой покойный отец осознавал его ценность и потратил много сил, чтобы организовать осаду и сломить защитный барьер.       Амелия сделала паузу, однако не дождалась ответа. Тишину нарушали лишь мелодичные звуки арфы и шелест страниц.       — Полагаю, ты понимаешь, что неудача при Рипсалисе не только лишила нас источника ресурсов, но и оставила пятно на репутации империи. Весть о поражении уже разлетелась по континенту, как и новость о смерти твоего отца. Взгляды всех соседних королевств сейчас устремлены на империю, — она прищурилась, словно кошка во время охоты. — И на тебя.       — Это очевидно, — сказал Калеб и сжал поводья крепче. Бланшу стало неуютно. — К чему вы клоните?       — Ты — умный мальчик, сын мой, — обронила Амелия. — Подумай.       Бланш переступил с ноги на ногу, когда напряжение вспыхнуло. О чем бы ни говорила Амелия, Калеб прекрасно её понял, и ему это не понравилось. Налетевший порыв ветра, всколыхнувший кружевные занавески, показался холодным. Солнце зашло за облака, и на несколько минут тень упала на беседку. Всё показалось мрачным и устрашающим, и даже звуки арфы перестали доставлять удовольствие. Запах цветов померк. В душе поднялось волнение, которому не было выхода. Животная часть Бланша распереживалась за Калеба, почувствовав угрозу. Человеческая разозлилась, когда вместо поддержки, которую можно было ожидать от матери, прозвучали смутные упреки и давление. В итоге, он затряс головой и низко заклекотал, чем привлек внимание.       Амелия посмотрела на него так, словно увидела перед собой нечто маленькое и незначительное, вроде насекомого. Однако сказать ничего не успела, ведь Калеб опередил её.       — Я не считаю, что новое сражение принесет пользу, — сказал он, нахмурившись. — Особенно сейчас, ведь боевой дух слаб, и мы пока не знаем, как справиться с заклинанием, которое прицельно бьет по нашим рядам. Нужно время.       — Чем больше ты медлишь, тем выше шансы, что против империи встанет союз королевств. Ты не хуже меня помнишь, какая угроза там таится. Если проявишь слабину, тебя раздавят, не моргнув и глазом.       — Я понимаю ваши опасения, но ввязываться в заведомо проигрышное сражение — недальновидно. Удивлен, что мне приходится говорить вам об этом.       Рука, которой Амелия держала веер, замерла на миг. Губы сомкнулись в тонкую линию, а черты лица неуловимо исказились, став более острыми.       — Ты утомил меня, — сказала она, захлопнув веер. — Можешь идти. Но помни, что теперь ты не просто часть империи. Ты — её стержень и лицо. Каждая твоя ошибка отражается на ней, в том числе — промедление.       — Спасибо за напоминание, матушка, — ответил Калеб и вскочил в седло. Бланш гордо поднял голову. — Тогда позвольте и мне напомнить вам: император здесь я, и вы не вправе указывать мне, что делать. Я поступлю так, как сочту нужным. Хорошего дня.       Повинуясь крепким рукам Калеба, Бланш пошел прочь от беседки. Спину пронзили взгляды фрейлин, однако ни одна из них не прервала занятие: мелодичные звуки арфы ни на миг не умолкали, а лишь постепенно становились тише и тише. Мрачная атмосфера позади давила, а короткий разговор и холодные, острые слова Амелии не выходили из головы. Очевидно, не только Бланш мысленно возвращался к ним. Охранники Калеба долгое время молчали и лишь переглядывались, будто ведя безмолвный диалог. Они всё ещё были напряжены и обеспокоены. Вплоть до того момента, пока беседка ни затерялась среди деревьев, были слышны лишь шаги лошадей.       Вскоре выглянуло солнце и осветило сад. Стало значительно теплее, и воздух наполнился запахом цветов. Деревья нежно зашелестели. Охранники принялись перешептываться, немного расслабившись, и Калеб бросил на них взгляд через плечо. Оба на миг застыли, но он ничего не сказал. Только оглядел их так, будто увидел впервые, а затем отвернулся, немного ослабив хватку на поводьях. Охранники восприняли это за разрешение и продолжили что-то обсуждать, постепенно начиная говорить громче. Спустя некоторое время они вернулись в привычную колею, и то и дело стал раздаваться приглушенный смех.       Бланш думал, что это поможет Калебу отвлечься от неприятного разговора, однако тот продолжил ехать с отстраненным видом. Его настроение испортилось после разговора с матерью. Это было тяжело увидеть со стороны, но животная часть Бланша прекрасно заметила, как изменилась поза Калеба, каким тихим стало его дыхание и как напряглись ноги. Создалось впечатление, будто ему на плечи упал огромный груз, который он едва мог удержать. Было очевидно, что его мысли занял Рипсалис, однако невозможно было узнать, что именно он планировал в ближайшее время. Почему-то в то, что он хотел избежать нового сражения, Бланш не поверил.       Прогулка закончилась вскоре после разговора в беседке. Утонувший в размышлениях, Калеб даже не сразу заметил, что они вернулись к стойлу, чем вызвал у всех легкое беспокойство. Некоторое время они просто стояли на месте, а затем он чему-то решительно кивнул и спешился. Будто из воздуха возник Йерн и взял Бланша под уздцы.       — Прикажете распрягать? — спросил мужчина.       — Да, завтра подготовь его для утренней прогулки.       — Как вам будет угодно, — поклонился он и, заметив, что Калеб не спешил уходить, поинтересовался: — Будут ещё приказания?       — Следи в оба глаза за его здоровьем, — строго сказал он. — Если что-то случится, немедленно докладывай мне лично. В крайнем случае найди Гледа или Карда, — охранники приосанились. — Но ничего не говори другим. Ни слугам, ни магам. Понял?       Йерн кивнул:       — Слушаюсь, Ваше Величество.       Калеб одарил его долгим взглядом, почему-то нахмурившись, а затем потрепал Бланша по голове и подал знак охранникам. Они направились обратно во дворец. Солнце осветило их удаляющиеся фигуры, и почему-то Калеб показался особенно маленьким рядом с двумя рослыми молодыми мужчинами. Впрочем, долго наблюдать за ними не вышло. Бланша увели прочь. Йерн лично занялся им: снял седло, проверил, не натерло ли оно кожу, осмотрел подковы, затем вымыл его и тщательно пригладил перья. Он делал всё чрезвычайно заботливо и осторожно, и это подкупало. От мужчины не чувствовалось опасности, поэтому Бланш спокойно позволил ему сделать всё, что нужно, а затем отвести в загон, где уже ждала чистая вода и еда.       Остаток дня прошел спокойно. Йерн крутился рядом, выполняя свою работу. Он тщательно вычистил стойло, натер седла, а также стал внимательно наблюдать за всем вокруг. Бланш помнил, что мужчина раньше не заботился о нем. Обычно этим занимались мальчишки-конюхи и иногда лекари, ведь в основном он спал и редко выходил наружу. Почему вдруг к нему приставили Йерна, оставалось загадкой. Животная часть Бланша не увидела в этом ничего особенного и восприняла как данность. Однако человеческая всерьез обеспокоилась и захотела задать тысячу вопросов. Если бы у неё появилась возможность говорить, она бы без остановки спрашивала о волнующих темах несколько часов подряд.       С тех пор, как осознал себя, Бланш впервые получил так много информации к размышлению. Никто не стремился ему ничего объяснять, ведь его воспринимали животным — более разумным, чем обычное, но недостаточно разумным, чтобы вести осмысленные диалоги. Изначально сам он не особенно интересовался положением дел в империи, ведь сперва хотел обрести внутреннюю гармонию, однако сегодняшний день вынудил его вновь начать думать о том, что происходит. В каком положении находился Калеб, а вместе с ним и все остальные, и как оно могло отразиться на нем.       Очевидно, дела в империи складывались не лучшим образом. Отец Калеба — предыдущий император — погиб. Как и когда это случилось, Бланш не знал, однако это принесло много проблем. Во-первых, на престол пришлось взойти Калебу, пусть тот был слишком юн для трона, и это явно тяготило его. Во-вторых, это заставило соседние королевства обратить внимание на империю. Калеба, неопытного и маленького, как птенца, могли заклевать более сильные особи. Они также могли начать на него давить из-за смерти отца, который не довел какое-то важное дело до конца. Бланш откуда-то понял, что это было связано с Рипсалисом и тигиллами. Ни его животная часть, ни даже человеческая не могли внятно объяснить, почему пришли к такому выводу. Было сложно простроить такую длинную логическую цепочку, опирающуюся на воспоминания о двух коротких разговорах, и Бланш несколько раз терял её на середине. В конце концов, он решил принять это пока, как данность.       Несмотря на то, что с каждым днем удавалось мыслить всё лучше и делать выводы быстрее, кое-что пока оставалось недоступным. Человеческая часть Бланша скучала по тому фантомному времени, когда могла строить десятки логических цепочек, ничуть не напрягаясь.       До глубокой ночи разум полнился размышлениями, а потому не было ничего удивительного в том, что ночью ему явился сумбурный сон о последних событиях. В нем Бланш гулял вместе с Калебом, то и дело натыкаясь на дворцовых служащих, фрейлин и аристократов, и все они одаривали их недобрыми взглядами. В них смешивалось недоверие с презрением, но заворачивалось в обертку уважения. Это было отвратительно. Бланшу хотелось разогнать всех этих людей, чтобы они не расстраивали Калеба, но у него не оказалось такой возможности. Оставалось лишь терпеть и смотреть, как напряженные плечи юного императора каменеют, а взгляд наполняется упрямством и печалью, которые вытесняют некогда сияющие там радость и любопытство.       Бланш проснулся недовольным и расстроенным. Солнце постепенно поднималось из-за горизонта, освещая дворцовый сад, но пришлось прождать ещё достаточно много времени, пока ни пришел Йерн. Мужчина выполнил свою работу и вскоре вывел Бланша на улицу. Позже пришел Калеб в сопровождении верных охранников.       Бланшу показалось, что Калеб тоже выглядел подавленным, а охранники — напряженными больше, чем обычно. Впрочем, ничего особенного они не сказали. Прогулка прошла спокойно и буднично, чем ещё больше взволновала Бланша, ведь он чувствовал, что случилось нечто плохое. Болтливые охранники снова начали рассказывать истории, но в их трепе не оказалось ничего стόящего. В итоге, во время прогулки Бланш немного размялся, побегал, поиграл, полетал и погряз в переживаниях за своего человека. Когда его вернули в стойло, Калеб ушел, не оборачиваясь.       Как бы Бланшу ни хотелось узнать, что происходит — ничего не получалось. Он остался один на один с Йерном, а мужчина не имел привычки попусту болтать. К счастью, вскоре пришел другой слуга с мешком овса. Он поставил мешок и, воровато оглядевшись, тихо спросил:       — Слышал, что случилось вчера вечером? — его глаза загорелись от возбуждения, но Йерн лишь нахмурился.       — Мне не интересны пустые сплетни.       — Брось, это совсем другое, — поспешил заверить тот, и Бланш заинтересованно поднял голову. — Мальчишка-служка императора умер. Отравился, когда пробовал еду!       Йерн резко обернулся и посуровел. Животная часть Бланша испуганно вскинулась, заклекотала. Он поднялся на лапы и пошел к мужчинам, но те лишь смерили его взглядом, не восприняв всерьез.       — Глупости, — сказал Йерн. — Какой дурак подсыпет яд, когда всю еду Его Величества проверяют?       — Стражники шептались, что это не для убийства, а для устрашения, — сказал слуга, тараща огромные глаза и почти подпрыгивая от возбуждения. Бланшу остро захотелось клюнуть его в темечко. — Чтобы показать новому императору, что он недолго продержится на престоле. Он ведь не единственный наследник.       Йерн отвесил ему оплеуху.       — Тише, дурак! — рыкнул он. — Жить надоело? Зачем говоришь такое рядом со мной? А если решат, что мы хотим причинить вред Его Величеству? Убирайся отсюда и не смей больше со мной разговаривать.       Йерн схватил его за плечо и со всей силы толкнул так, что слуга едва не упал на мощеную дорожку. Потирая плечо, тот обернулся, зло сощурившись.       — Всё печешься о своей шкуре, а ведь должен ненавидеть этого пацана, — прошипел он. — Или радуешься, что снова получил тепленькое местечко? Сначала гиппогриф императора Корнелиуса, теперь этот… — он бросил полный ненависти взгляд на Бланша, и тот сделал несколько шагов, раскрывая крылья и угрожающе клекоча. — Опомнись, пока не поздно, и выбери правильную сторону.       — Кажется, у тебя снова проблемы со слухом, — сказал Йерн, краем глаза следя за Бланшем. — Моя единственная правильная сторона — это забота о гиппогрифах императорской семьи. Всё остальное меня не волнует. А теперь исчезни, пока я ни прибил тебя. Или пока с тобой ни разобрался кое-кто иной.       Бланш издал пронзительный крик, а затем метнулся вперед, собираясь раздробить клювом голову слуге. Тот с визгом бросился прочь. Любому гиппогрифу не составило бы труда догнать его, однако Йерн поспешил остановить его. Мужчина, рискуя попасть под горячую руку, бросился наперерез, и Бланшу пришлось отступить. Переполненный злобой, он с силой толкнул его крылом, а затем ушел обратно к стойлу. Он запомнил внешность и голос слуги, который возбужденно обсуждал неудавшееся покушение на Калеба, и понадеялся, что встретит его в будущем. Тогда он доведет дело до конца, чтобы такие мерзкие люди не появлялись во дворце.       Обдумывая план, Бланш улегся на своем месте и прикрыл глаза. Спустя несколько минут к нему подошел Йерн.       — Я понимаю, почему ты разозлился, — сказал он, опускаясь рядом. Бланш показательно отвернулся. — Вы, гиппогрифы, гораздо более разумные существа, чем все привыкли думать. Не удивительно, что тебе захотелось проучить Хана, раз он говорил такие ужасные слова о твоем хозяине. Но убивать его за болтливость — не выход. Это создаст лишь больше проблем Его Величеству, а сейчас у него и без того нелегкие времена.       Бланш не был согласен с этим, а потому остался сидеть, глядя в другую сторону. Йерн тяжело вздохнул.       — Я знаю, что ты понимаешь меня, поэтому подумай. Будет ли Его Величество рад узнать, что ты учинил беспорядок сразу, как выздоровел?       Слова упали, как камни, посеяв опасение в душе Бланша. Оно оказалось до того неприятным и холодным, что захотелось спрятаться. Распахнув крылья и проехавшись по лицу Йерна перьями, Бланш опустил голову и накрыл её ими. Разговор был окончен. Мужчина простоял рядом ещё несколько минут, а затем ушел. Кажется, он принялся делать что-то снаружи стойла, но Бланша это не интересовало. Голову снова наполнили мысли, а животная и человеческая части вступили в борьбу. Противоречия принялись раздирать душу на части.       С одной стороны, Бланш хотел размозжить голову тому слуге, ведь он открыто радовался тому, что Калеб едва не умер. С другой стороны, в словах Йерна была доля истины. Если бы он после странного ритуала начал вести себя агрессивно и нападать на людей, все могли решить, что так на него повлияла магия. В таком случае трудно было предсказать последствия. Калеб мог спустить ему всё с рук, посчитав событие несчастным случаем. А мог, например, запереть в стойле или велеть магам вернуть его в прежнее состояние, обеспокоившись, что агрессия будет расти со временем. Раньше Бланш даже не стал бы задумываться, как отреагирует Калеб, ведь тот никогда бы не причинил ему вреда, однако теперь мысли об этом не выходили из головы.       Дело было даже не в том, что Бланш осознал себя и свою человеческую часть, а потому мог понемногу размышлять и сопоставлять факты, а в том, что Калеб изменился. С тех пор, как умер его отец, он стал холодным, угрюмым и замкнутым. Улыбка стала такой же редкой, как снег в середине лета, а взгляд резал глубже самого острого клинка. Если раньше Калеб не позволял себе неуважительного отношения к старшим, то теперь сквозь зубы шипел, что отправит верховного мага на плаху. О том, с каким холодом он общался с матерью, и вспоминать не хотелось. Из яркого, жизнерадостного ребенка Калеб превратился в озлобленного, хмурого правителя, которому страшно было попасть под горячую руку. Бланш не удивился бы, узнав, что в порыве гнева он казнил кого-то.       К сожалению, за последнее время изменился не только Бланш, став умнее и осознаннее, но и Калеб. Вместе с плащом императора он надел на себя многие беды, отчего его блеск померк. Животная часть Бланша по-прежнему любила его, несмотря ни на что, и хотела защитить ото всех тягот мира, однако человеческая начала опасаться. Двойственность ощущений сбивала с толку. Убивала. Бланшу казалось, что его разрывает на части, однако ничего сделать с этим он не мог. Оставалось лишь ждать, когда обе его части придут к взаимопониманию, и уже тогда решать, что делать.       С такими мыслями Бланш и остался.       Он думал, что следующая встреча с Калебом будет утром, когда они снова пойдут на тренировку, однако тот внезапно появился в стойле глубокой ночью. Точно вор, он тихонько проник к нему, плотно закрывая за собой дверь. Если бы слух Бланша ни был настолько острым, было бы сложно различить шаги его охраны снаружи. Оба охранника безмолвно застыли у дверей. В это время Калеб пересек стойло и подошел ближе. Он опустился на землю около Бланша и обнял его за шею, утыкаясь носом в перья. Его плечи задрожали.       Маленький, хрупкий и испуганный, как ребенок, он доверчиво приник к Бланшу, и от этого в душе всё перевернулось. Захотелось спрятать Калеба, обогреть и защитить. Укрыть ото всех бед, чтобы ему не приходилось вновь сталкиваться с трудностями правления и ужасами покушения. Чтобы он смог спокойно провести юность, с удовольствием проживая каждый день. Если бы только Бланш знал, как помочь ему, он бы сделал всё ради этого. Однако он был лишь гиппогрифом — ездовым животным, которое совсем недавно избавилось от болезненности. В его силах было лишь накрыть Калеба крылом, создавая иллюзию защищенности, и тихонько заклекотать что-то успокаивающее и нежное.       Это не особо помогло.       Калеб сжался и задрожал сильнее, стискивая пальцами перья. Казалось, он долго сдерживался, терпел и храбрился, а потому теперь его так разбивало на части. Порывистое, свистящее дыхание вырывалось из груди, но не было слышно ни слова. Какие бы страхи ни овладели Калебом, он не собирался озвучивать их. Как и плакать. Ни одна слезинка ни сорвалась с ресниц, хотя ему явно хотелось этого больше всего. Он из последних сил сдерживался, чтобы окончательно не развалиться, и Бланшу почти физически было больно смотреть на это.       В каком ужасе жил его дорогой человек, если мог проявить эмоции лишь здесь? В темном стойле. Среди овса и сёдел. Наедине с гиппогрифом.       Бланш прижал его к себе крылом сильнее и принялся мягко перебирать клювом волосы, отвлекая от тяжелых переживаний. И животная часть, и человеческая в едином порыве захотели позаботиться о нем. Сейчас не была важна ни рациональность, ни преданность, ни разумность. На передний план вышло умение сопереживать, коим обладали обе стороны личности Бланша, и он не стал противиться желаниям. Как мог, он принялся поддерживать Калеба, постаравшись огородить его хотя бы от участи проживать страхи в одиночестве.       Прошел почти час прежде, чем Калеб отстранился. Он выглядел бледным и осунувшимся, под глазами залегли тени, а всегда расправленные плечи опустились.       — Я в порядке, — сказал он, скорее для себя, чем для Бланша. — Просто немного устал.       Бланш легонько толкнул его крылом и посмотрел самым укоризненным взглядом, на какой был способен. Калеб грустно улыбнулся.       — Даже ты мне не веришь, — вздохнул он. — Хотя это не удивительно, ведь ты всегда понимаешь, в каком настроении я на самом деле. От тебя ничего не скроешь, верно?       Бланш горделиво поднял голову, чем заставил его посветлеть лицом.       — Мой хороший, — мягко сказал Калеб, гладя его по голове. — Спасибо, что ты есть.       Они просидели вместе ещё некоторое время, пока Калеб ни начал клевать носом. Дрожь и напряжение в плечах пропали, и он начал сонно тереть глаза, наконец расслабившись. Бланш слегка подтолкнул его в сторону двери, намекая. Коротко улыбнувшись, Калеб кивнул и ушел. Хотелось верить, что остаток ночи он провел спокойно и его не мучили кошмары и волнения. Сам Бланш не смог похвастаться глубоким сном, ведь его ещё больше взволновало положение дел во дворце. Он принялся размышлять, действительно ли у Калеба не было доверенных сторонников, рядом с которыми было бы безопасно, или он настолько впал в панику, что перестал чувствовать себя свободно даже с родными. Оба варианта ему не нравились, но один из них точно был верен. Бланш не сомневался в этом.       Утро началось привычно — с появления Йерна. Он показался Бланшу более мрачным, чем обычно, но он не обратил на это внимания. Гораздо больше его взволновало иное событие — а именно, появление на пороге верховного мага Эдгара в сопровождении Калеба. Мужчина принес с собой множество каких-то сияющих камешков и пару книг. Он о чем-то переговаривался с Калебом, который держал в руках большую тетрадь, и тот с уже привычным хмурым выражением лица кивал и задавал уточняющие вопросы.       — Уверяю, Ваше Величество, — сказал Эдгар, раскладывая вокруг Бланша камешки. Калеб дал знак сидеть смирно. — Ваш гиппогриф в полном порядке. Как только я напитаю тигиллы магией, они засияют, словно солнце, что подтвердит мои слова.       — Будем надеяться, что так и будет, — холодно отозвался Калеб, ничуть не похожий на того уставшего, испуганного парня, который приходил ночью. — Если в них отразился хотя бы одна алая искра, я буду очень рассержен.       Уголок губ Эдгара дрогнул, но гневная гримаса не появилась на лице. Маг лишь стукнул посохом о землю, закрыв глаза, и воздух задрожал. Бланш почувствовал, как нечто невидимое надавило на него, заставив немного пригнуться, а затем принялось залезать под кожу. Было неприятно. Больно. Он вскинул голову, издав пронзительный клич, и вдруг внутри всё дрогнуло. Животная и человеческая части вспыхнули, точно подожженные пламенем, их стало тянуть в разные стороны, но связь оказалась слишком крепкой, чтобы разорваться.       К счастью, боль и странные ощущения прошли так же внезапно, как появились. Бланш устало опустил голову, прикрывая глаза в попытке остановить завертевшийся мир. Однако это не помешало услышать полный горечи и злобы голос Калеба.       — Эдгар! — прорычал он, сделав несколько шагов вперед. — Тигиллы алые. Полностью алые! Что ты натворил?       Впервые голос мага дрогнул.       — Ваше Величество… — сказал он и послышался шелест страниц. — Такая реакция кристаллов мне знакома. Однажды я видел такую, когда мы тестировали ритуал на других животных. Мне тяжело это признавать, но, кажется… мы допустили ошибку.       Воздух потяжелел, и Бланш почти физически ощутил, как вспыхнула ярость Калеба. Если бы мог, он бы схватил мага за грудки и как следует врезал ему, в этом не было сомнений.       — Что с ним? — сквозь зубы выдавил он. — Отвечай, Эдгар!       Бланш приоткрыл глаза, справившись с головокружением, однако лишь для того, чтобы увидеть ужасную картину.       — Ваше Величество, душа гиппогрифа изменилась. Боюсь, это уже совершенно другое существо…       Калеб закаменел, и от того, насколько потерянным и полным ужаса стало его лицо, разбивалось сердце. Он ушел. Гордо подняв подбородок и расправив плечи, покинул стойло. Однако всё в нем разваливалось на части. Бланш видел это. Чувствовал. Он попытался подняться и броситься следом, но тело ослабло после ритуала, а потому он не смог сделать ни шага. Ему оставалось лишь беспомощно лежать, глядя на растерянного мага, который судорожно листал страницы книги, и слушать, как удаляются шаги его дорогого человека.