Семидесятый съезд

      В деревню, где раньше жил Глеб, они приехали только во второй половине дня. Времени до последнего автобуса оставалось мало, с другой стороны — повезло, что вообще удалось поехать. С утра мама объявила Валере, что уже осень (как будто он сам не заметил), а значит, надо срочно помыть и заклеить окна, пока снег не выпал.       Валерка попытался отговориться общественной деятельностью, но мама была непреклонна. Она устала тянуть на себе весь быт. Они с отцом совсем ей не помогают. Словом, Валере оставалось только развести руками и взяться за тряпку.       «Постараюсь побыстрее, — говорил он Рите, наливая в таз горячую воду. — В конце концов, сколько там тех окон, не во дворце живем. Ты можешь Лёву предупредить и попросить подождать, чтоб без нас не ездил?»       «Могу, — согласилась Рита. — А ты можешь просто сказать маме, что ничего делать не будешь, и уйти?»       «В теории, — Валера дернул на себя створку окна, впуская в квартиру холодный воздух. Солнце ещё не успело его прогреть, и от этого было зябко. — А так… не хочу зря ссориться».       «Ты главный вампир в этом городе, — напомнила Рита. — При желании можешь перекусать всех больших начальников и делать вообще что угодно».       «Не начинай, — попросил ее Валера. — Мы не будем захватывать власть в городе».       Он не сомневался, что она шутит. Рита была нормальной и не могла в самом деле хотеть этого. Это Глеб строил какие-то бредовые планы о захвате мира и новой церкви.       «Ладно, — согласилась Рита. — Пойду работать почтовым голубем. Хочешь, придем потом тебе помочь с уборкой?»       «Посмотрим», — отозвался Валера. Он вообще не очень представлял, как они смогут общаться с Лёвой после того, как разошлись вчера. После того, как Лёва одобрил и признал стоящим этот аргумент «я сам выбрал».       Мама в соседней комнате включила пылесос, заполнив квартиру таким шумом, что даже сосед дядя Миша, который во дворе выгуливал своего пса, поднял голову и помахал Валерке. Тот тоже кивнул, раз за разом проводя тряпкой по стеклу и смывая летнюю пыль, каких-то высохших мух и хлопья белой краски. С ними надо было обращаться осторожнее. Когда-то Валера зацепил один такой, и еще долго доставал пластинку засохшей краски из-под ногтя.       Сейчас он был опытнее, но всё равно физическая работа ничуть не мешала думать.       «Хеллсинг».       Что они такое, почему вербуют детей, на что рассчитывают? И Валера знал, кто может ему ответить на этот вопрос. Он наугад потянулся в темноту, куда-то за грань реальности, впервые выбирая там не Риту.       «Агриппина Павловна?»       «Валерий Олегович! — в мысленной речи старушки отчетливо звучала радость. — Как поживаете? Всё молчите, я уже начала думать, что бесполезная я тут. Чем мне вам помочь?»       У Валеры возникло ощущение, что он позвонил бабушке, а вовсе не связался со своим пиявцем за тысячу километров каким-то мистическим образом. Казалось, что ещё немного — и ему предложат борщ и пирожок.       «Спросите у Феликса Феликсовича про «Хеллсинг».       «Сейчас узнаю», — пообещала Агриппина Павловна и почти исчезла из восприятия, осталась точкой на самом краю, показывая, что все ещё на связи. Рита так не умела.       «Феликс Феликсович предлагает вам поговорить напрямую, — вернулась Агриппина Павловна, когда Валера уже вытирал внешнюю сторону рамы куском старой газеты. Мама специально копила их к весенней и осенней уборке, считала, что они вытирают куда чище, чем тряпка. — Будете пользоваться?»       «Агриппина Павловна, — Валера даже смутился, уж слишком странно прозвучал её вопрос. — Зачем вы со мной на вы? Ну, и не умею я… пользоваться».       «Вы стратилат, — отозвалась старушка. — И вы мне жизнь спасли. Не думайте, я всё понимаю. А то, как через меня говорить, Валерий Олегович, вы и сами поймете. Но Феликс Феликсович подскажет, если что. Так что, согласны?»       «Давайте», — сдался Валера.       Успокаивало только то, что он всё ещё мыл окна, как самый нормальный человек. Правда, в это время видел почему-то, как открывается незнакомая дверь, как перед глазами — не его глазами! — появляется чугунная лестница, где на ребристых ступеньках до сих пор остались крепления для ковра. Видел узорные черные перила с литыми цветами, гладкий деревянный поручень, по которому так и хотелось съехать; высокие, как в церкви, потолки и окна от самого пола, за которыми стояла серая ленинградская хмарь. А у них в Куйбышеве было солнце.       Агриппина Павловна остановилась перед двойными дверями, больше подходившими помещичьему дому, чем городской квартире, и одна створка открылась, не дожидаясь звонка. На пороге стоял Феликс Феликсович, одетый так, что как нельзя лучше подходил к этому дому и его почти музейной обстановке: белая рубашка, черные брюки, начищенные чёрные ботинки и накинутый на плечи синий халат. На атласном воротнике золотой нитью мелькала вышивка.       — Агриппина Павловна, Валерий, здравствуйте, — кивнул Феликс Феликсович, пятерней приглаживая растрепавшиеся кудри. — Проходите. Ну, Валерий, ещё одно усилие — и мы сможем поговорить. Сам справишься или подсказать?       У Валеры уже получалось смотреть, но как перешагнуть порог или заговорить — там, в Ленинграде, через чужой рот — он понятия не имел.       «Попросить подсказать, Валерий Олегович?» — уточнила Агриппина Павловна тем заботливым тоном, каким бабушки предлагают внукам ещё ложку каши.       А в Ленинграде Феликс Феликсович улыбался, стоя в проеме двери, как в раме картины. Хотелось уже дотянуться до него и сказать, чтобы перестал строить из себя всеведущего мудреца, потому что как ни крути, а самый сильный тут он, Валерка, и если он не знает каких-то техник, то может придумать и свои. И Серп Иванович, и отец Глеб, оба думали, что с Валерой можно не считаться, и ошиблись.       — Сам справлюсь, — сказал Валера вслух. Его голос прозвучал почти привычно, и это было странно, учитывая, что он пользовался чужим ртом и чужими голосовыми связками.       — Браво! — Феликс Феликсович пару раз звонко хлопнул в ладоши. — Как удалось, поделись секретом?       — Просто на вас разозлился, — не стал скрывать Валерка.       — Что ж, мотивация — великая сила. Проходи. Значит, тебя интересует агентство «Хеллсинг»?       За дверями открылся коридор, в котором не хватало только оператора с камерой, а так снимать кино про девятнадцатый век уже можно было. Валера и сам чувствовал себя, словно застрял во сне или в фильме. Здесь, в реальности его руки продолжали тереть стёкла, а там он шаг за шагом двигался по натёртому паркету, мимо массивной вешалки из темного дерева, мимо подставки для зонтов, из которой торчали два чёрных-зонта трости, мимо закрытых дверей куда-то вглубь длинного коридора.       — А это агентство? — спросил Валера на ходу.       — Да, международная корпорация со штаб-квартирой в Лондоне, — сказал Феликс Феликсович так, словно не было ничего обыкновеннее, чем международная компания, охотящаяся на вампиров.       — НАТО? — уточнил Валера.       — Нет, — Феликс Феликсович усмехнулся. — Какая политически подкованная у нас молодежь… Нет, дорогой друг, не НАТО, эти отдельно, хотя не поручусь, что у нынешнего лорда Хеллсинга нет должности в какой-нибудь секретной службе. Проходи в кабинет, о делах стоит говорить именно там. Как бы ни процветала в народе культура кухонных посиделок, но нет. Кухня — место для прислуги, дорогой друг, так я считал и считать буду.       Валере захотелось заткнуть уши. Он как-то сразу почувствовал, что ничуть не соскучился по Феликсу Феликсовичу, и пообещал себе, что в следующий раз будет общаться с ним только через краткий пересказ Агриппины Павловны.       Одна из дверей бесшумно приоткрылась, и в коридор выглянул Павел. Был он бледноват, явно давно не ел, волосы свалялись и слиплись, и пахло от них, пожалуй, кровью. Её же бурые разводы остались и на белой майке. На Валерку он уставился с таким восторгом, словно к нему явился лично генсек с орденом и гарантией повышенной пенсии.       — У вас гости? Так я пойду, может? — с надеждой спросил Павел.       — Сидеть, — бросил в ответ Феликс Феликсович. — На место. Я тебя не отпускал.       — Так, может, это я не вовремя? — уточнил Валерка. Он боялся представить, чем эти двое могли тут заниматься и что могло довести пиявца до такого состояния.       — Феликс Феликсович, пощадите, не могу я это больше! — взвыл Павел. — Ну вот с души воротит…       — У тебя нет души.       — А всё равно воротит! И это ваше французское… Не понимаю я такого! Можно я лучше домой пойду?       Феликс Феликсович обернулся к Валере с принужденной улыбкой отца, чей ребенок только что вылил содержимое горшка на чьи-нибудь ботинки.       — Подождешь минуту, Валерий? У меня тут небольшие семейные неурядицы.       — Феликс Феликсович, пощадите! — рухнул на колени Павел и приложился лбом об паркет. — Давайте я вам лучше машину отремонтирую? Раковину починить могу, да хоть полы мыть — только не это!       — Встань и не позорься, — навис над ним Феликс. — Если бы мне нужен был водитель или уборщица, я бы их себе и нашёл. Ты у меня директор Эрмитажа, чёрт тебя дери! Поэтому ты сейчас пойдешь и дочитаешь этот чёртов альбом про Пикассо, и да, на французском! Потому что у нас его ещё не перевели, и могут совсем никогда не перевести. Марш-марш, быстро! Раньше дочитаешь — раньше поешь!       Он ногой затолкал Павла обратно в комнату и захлопнул дверь.       — По-французски он читать не хочет! Позор, ты согласен? Не по-японски же, в конце концов, без словаря читать заставляю! Это всего лишь французский, его все знают!       — Я не знаю, — честно признался Валера, который в школе учил немецкий и явно не на том уровне, чтобы читать книги без словаря в оригинале.       — Куда катится мир?! — трагически вздохнул Феликс Феликсович и открыл перед Валерой дверь кабинета. — Проходи. Кофе, крови, сигару?       — Вы издеваетесь? — уточнил Валера. Он понятия не имел, какие были бы ощущения, вздумай он есть или пить вот так, когда ехал пассажиром в чужом теле. — Я не курю.       — Тогда оставим церемонии, — Феликс Феликсович махнул рукой, указывая на два кресла перед самым настоящим камином. Сейчас он не горел, но закопчённая каминная решётка и охапка поленьев на подставке намекали, что камином до сих пор пользуются. — Что ты хочешь знать про «Хеллсинг»?       Валера не ожидал, что они будут сидеть вот так, напротив. Думал, Феликс усядется за стол, массивный, явно старинный, из почти черного дерева, а Валере придётся стоять перед ним, как ученику — перед директором школы. Но Феликс, кажется, действительно был готов признавать их равными? От этого голова шла кругом, и считать вампиров безусловным злом и чудовищами уже не получалось. Потому что были и похуже.       — Они всегда вербуют школьников?       — Нет, — Феликс Феликсович закинул ногу на ногу, качнул безупречно чистым ботинком. — Они вербуют тех, кто соглашается. Тех, кто помнит, что происходило, и готов платить любую цену за то, чтобы так больше никогда и ни с кем не было. Если бывшие пиявцы не помнят, то взять с них обычно нечего, и нашим заклятым врагам из «Хеллсинга» они не интересны.       Он сказал про врагов так обыденно, словно не было ничего естественнее, чем считать кого-то врагом до смерти одного из вас. Валера покачал головой, спохватился и торопливо оглянулся на дверь комнаты. Мама бы точно не поняла его внезапную зарядку!       — Им нужны те, кто помнит? — переспросил он в Ленинграде. — Почему помнят не все?       — Это же элементарно, — Феликс Феликсович с утомленным видом откинулся на спинку кресла, глянул из-под ресниц. — Если стратилата просто убить, то его пиявцы тоже перемрут с ним вместе. Дар перейдет к другому только в полнолуние, столько им без хозяина не протянуть. Этих пиявцев можно отмолить. В этом случае они всё помнят, но чаще всего калеки. Руки не гнутся, ноги отказывают, речь невнятная — что скажешь, видел таких? Вербовать их и смысла нет, редко из кого хорошие охотники получаются. А вот если стратилат свою кровь другому отдал, тут совсем другой коленкор!       Увлекшись, Феликс Феликсович сбросил маску томной скуки, подался вперед, объясняя с азартом:       — Пиявцы, конечно, снова людьми становятся, и кровь у них гнильем отдает, как и полагается, но отмаливать их не нужно. Чаще всего они остаются здоровыми, а некоторые, через день, два или неделю, вспоминают, что делали. И вот агент «Хеллсинга» проходится по этим бывшим вампирам и спрашивает, не хотят ли они искупить и всякое такое. Многие, как ты понимаешь, хотят. Вот друг твой Лёва, например, да?       — Да, — согласился Валера. — А баба Нюра, значит, агент? И священник, который её отмаливал, тоже? И отец Павел?       — А что тебя удивляет? — пожал плечами Феликс Феликсович. — Священников среди них много. Если мы заключаем договор с адскими силами, то они — вполне естественные наши враги, верно? Кому ещё сражаться с адскими полчищами, как не христианским праведникам, с крестом и молитвой.       Он засмеялся, и Валера почувствовал, как по рукам побежали мурашки от этого безрадостного смеха.       — А пиявцев потом себе забирают, — закончил Феликс Феликсович. — И на следующего стратилата идут. Схема работает последние две сотни лет, чудом, буквально чудом выживаем, Валерочка! Видишь, страну за железный занавес задвинули, с Западом только ядерной войны не хватает, а эти клопы из «Хеллсинга» всё равно пробираются. Так и живём.       — Я понял, — кивнул Валера. Противостояние начинало казаться бессмысленным. На стороне какого добра могли сражаться охотники такими методами?       — А кто говорил, что они — добро? — удивился вслух Феликс Феликсович.       — Вы что, мысли мои читаете?!       — Не твои, — пояснил Феликс, снова становясь расслабленно-благодушным, как отдыхающий на коврике пёс. — Агриппины Павловны. А ты свои ей буквально в голову кричишь, так что — полный контакт или как там это у радистов называется.       Его вопрос Валера проигнорировал. Тут было над чем подумать и самому, а главное — надо было разобраться, как общаться с охотниками после всех этих новых знаний. Священники со штаб-квартирой в Лондоне несколько сбивали с толку.       — Пойду я, пожалуй, — сказал он и встал. — Спасибо за консультацию.       — Обращайся, — радушно кивнул Феликс Феликсович. — Как я уже говорил, просвещать молодежь — моя обязанность.       Он снова открыл перед Валерой дверь. Вообще-то Валерка мог уйти и так, просто отцепиться от тела Агриппины Павловны и исчезнуть, переносясь обратно в свой город и к своим делам. Но всё же был ещё один вопрос.       — А ваш Павел, — спросил он в коридоре, — это нормально, что вы с ним… так? Кажется, ему не очень нравится.       — Мне всё нравится! — Павел снова выглянул в коридор. — Кроме Пикассо, французского и этого ещё… Как его там? Усатый такой. Вот до этого Феликс Феликсович мне Рубенса показывал, вот это да, это я понимаю — искусство! От тех картин жить хочется.       — С современным искусством у нас пока не очень, — улыбнулся Феликс, — но мы над этим работаем. Не переживай, Валерий, пиявцам всё нравится, что с ними ни делай, только не бросай. Поэтому, дорогой мой, и дружить, и враждовать всерьёз можно только с другими стратилатами.       — А люди?       — Люди… Ну что люди? Их даже пиявцы за равных себе не считают, — отмахнулся Феликс Феликсович, и Валера вернулся обратно к себе.       Вода в тазу была розовой и пахла кровью. Сам не заметив, он всё-таки ободрал пальцы.       — Валера! — мама заглянула в комнату с трубой от пылесоса наперевес. Казалось, что она вот-вот пойдёт с ней в атаку, как когда-то рыцари на турнирах. — Сколько можно драить одно несчастное окно?! Давай уже поживее, до вечера убираться хочешь?!       — Да, мам, я уже почти всё, в общем.       Потом подошли Лёва и Рита, как и собирались, втроём они закончили уборку, отказались от обеда и вскоре пыхтящий грязно-белый ПАЗик уже вёз их за город. Валера смотрел в окно. С Лёвой они сегодня почти не разговаривали, не считать же за разговор «Чем тут вытирать пыль?» и «Пол мыть уже можно?»       Да и о чём с ним было говорить? Даже став стратилатом, Лёва оставался на стороне охотников. Интересно, как им было от того, что с ними работает вампир?       Автобус ехал не торопясь, тормозил на каждой остановке, хотя салон был почти пустым. Никто не рвался за город в октябре.       — Валер?       — Что? — он обернулся к Лёве, который сидел позади него и заодно стряхнул его руку с плеча.       — Ты же всё равно покажешь мне, как смотреть видения, правда?       — Покажу. Как говорит Феликс Феликсович, просвещать молодежь — моя обязанность.       — Спасибо. Не хотелось бы, чтобы ты из-за этого на меня сердился, — Лёва кивнул и отодвинулся, откинулся на спинку сидения, явно собираясь молчать до самой деревни.       «Из-за этого», видимо, было о том, что Лёва поддерживал Валентина Сергеевича в том, что драться с вампирами не рано ни с какого возраста. «Хеллсинг» всегда так делал, а Валере не стоило лезть, потому что это было их внутренним человеческим делом, а «дружить и враждовать всерьёз можно только со стратилатами», — как сказал Феликс Феликсович сегодня. Валера постарался вытряхнуть эти слова из памяти, как шелуху из кармана. Тут недалеко было до того, чтобы начать всех делить на достойных и недостойных, а это, как показывал опыт фашистской Германии, ни к чему хорошему не приводило.       Он тоже уставился в окно. Вспоминалось, как они с Ритой приезжали сюда, как он ещё верил, что отец Глеб может ему помочь, и воспоминания о собственной наивности обжигали не меньше святой воды.       — Выходим, — напомнила Рита и первой направилась к дверям, легко приноровившись к качке автобуса и ни за что не держась.       Казалось, они были здесь только вчера. Деревья ещё не облетели, солнце светило почти по-летнему, как будто время здесь разлилось формалином между домами, навсегда остановив жизнь.       — Вот здесь он меня и догнал, — сказал Лёва, глядя на павильон остановки. — Пырнул когтями, хотел укусить, но я его чётки порвал с амулетом… Потом подъехал автобус. Я думал, он за мной в город не погонится. Думал, обошлось уже, осталось только до города потерпеть. А он оказался умнее.       Валера не удержался, шагнул ближе, сжал его плечо:       — Мне, правда, жаль, что с тобой это случилось. Мне надо было успеть…       — Ты здесь не причём! — тряхнул головой Лёва и первым двинулся по тропинке к деревне. — Я сам был виноват, — сказал он громче.       Узкая тропка петляла среди высокой, уже почти совсем высохшей травы, и идти по ней можно было только след в след.       — Думал, раз он «отец Глеб», то тоже на нашей стороне. Так что… сам дурак, что умер.       — Так о каждом умершем можно сказать, — не согласился Валерка. — Сам виноват, что дорогу не там перебегал. Сам виноват, что поскользнулся и шею сломал.       «А Анастасийка сама виновата, что ждала меня на скамейке, — продолжил он мысленно, не решаясь даже выговорить эти имена вслух. — А Денис — что позволил стратилату себя укусить, так получается?»       — Нет, Лёв, в убийстве виноват убийца.       — У меня такое ощущение, что вы сейчас из-за этого подеретесь, — Рита шла перед Валеркой, по пути срывала седые метелки костреца и выбрасывала их, чтобы через несколько шагов сорвать следующие. — И было бы о чём спорить. Лёва жив, отец Глеб мёртв — разве всё не хорошо сложилось?       — Хорошо, — вздохнул Валера.       Вот только вернуть других убитых он не мог.       Дом Глеба стоял на отшибе, всегда открытая раньше калитка сейчас была заперта — кто-то заботливо накинул на нее проволочное кольцо, связав крайнюю доску со столбом. На крыльцо налетели желтые листья, на входной двери блестел черным боком новенький полукруглый замок.       — Наследники постарались? — задумался Валера.       — Соседи, — Лёва кивнул в сторону соседнего участка, где за забором и кустами малины то и дело мелькала чья-то яркая фиолетовая куртка, и погромче крикнул: — Добрый день! Не знаете, отец Глеб когда вернется?       — Понятия не имею! — непреклонно донеслось из кустов. — Всё ходят тут, ходят, никакого покоя! А его нету, ясно вам? Когда будет — не знаю, куда делся — тоже. Идите уже отсюда!       — Подождите! — выпалила Рита с таким надрывом, что Валера даже готов был зааплодировать. Не знай он, зачем они сюда приехали, поверил бы, что у девушки только что разбилась последняя надежда. — Как он мог уехать? Я же к нему специально из Москвы добиралась. Он в прошлый раз сказал через месяц возвращаться. Он не мог исчезнуть просто так! Вдруг он там, в доме, без сознания лежит?! А вы его заперли и замок навесили!       — Да сказано вам, третью неделю его уже нет. Или четвертую, — соседка протолкалась к забору через кусты и остановилась, положив локти поверх штакетника.       — Да как же так?! — Рита почти упала на ступеньки, закрывая лицо руками. Плечи у нее дрожали.       — Подожди, не плачь… — Валера растерянно потоптался рядом с ней, выдерживая МХАТовскую паузу, потом снова посмотрел на соседку: — А можно нам в дом? При вас, конечно. Мы ничего не возьмем, только лекарство поищем. Вдруг отец Глеб для неё оставил?       Соседка держалась долго. Но когда Валера и Лёва попытались увести Риту, а та в ответ вцепилась в перила крыльца и пообещала здесь дожидаться отца Глеба до тех пор, пока он не вернется, то соседка таки не выдержала.       — Ладно, открою вам. Но всего на пять минут, это вам не музей какой-нибудь, а частный дом! Ждите там.       И она, ледоколом раздвигая кусты, двинулась к своему дому за ключом.       — Какая в тебе актриса пропадает, — заметил Лёва, и Рита гордо вытерла мокрые щёки.       — Спасибо, я старалась. А что мы в доме искать будем?       — Походим посмотрим, — сказал Валера. — Если там плита, Лёва должен её почувствовать. Если не почувствуешь, то просто смотри. Видения обычно случаются сами, просто не отвлекайся от них. Соседку берём на себя, если что.       — Может укусить её для верности? — предложила Рита задумчиво, но тут же махнула на Валеру рукой: — Ой, не надо так укоризненно на меня молчать. Я просто предложила.       Соседка сняла с двери замок и так и стояла с ним в руке, пока их компания обходила пустоватую, необжитую кухню. Жёлтый эмалированный чайник скучал на выключенной плите, алюминиевые кружки в ряд стояли на подоконнике. Пол, выкрашенный темно-коричневой краской, покрывали длинные тряпичные дорожки. Валера открыл дверцы буфета, полюбовался на две большие кастрюли — единственное, что там стояло, — и снова захлопнул их.       — Пока ничего, — вслух сказал Лёва и перевёл для соседки: — Кажется, он ничего здесь не оставлял.       — Я же вам говорила, — кивнула она. — Все к нему приезжают, все удивляются, что так пропал, а я им говорю: «В больницу идите, нечего всяким шарлатанам верить!»       — В больнице не помогут, — трагически сказала Рита, и её голос отозвался эхом.       “ — В больнице не помогут. Сказали, что всё хорошо будет, конечно, пейте таблеточки… Кому они врут?! Бабушка меня сюда притащила, ну, что скажете? Вы же этот… старец и народный целитель!»       Рита там, в прошлом, стояла у окна, накручивала на палец прядь волос и смотрела во двор так, будто готова была туда выскочить прямо через стёкла и рамы. Ей было не по себе, и Глеб ничуть не рвался облегчить ей задачу. Сидел за столом, рассматривал, молчал, и это молчание до краев заполняло сумрачную кухню, а глаза казались черными дырами на бледном лице. Он был в шаге от того, чтобы показать свой настоящий облик.       Валера усилием воли разогнал видение, заставил себя сосредоточиться на голосе соседки, которая доказывала, что медицина на месте не стоит и вот Зинке у них с завода тоже плохие прогнозы давали, а она ничего, жива до сих пор, разве что не ходит теперь и облысела вся.       — Так что не надо расстраиваться, — оптимистично закончила женщина. — Что вы ищете-то? Может, помочь?       — Да, — сказал Лёва внезапно. — В комнате можете глянуть? Такой пузырёк должен быть, с красной жидкостью.       — Ну… Ладно, — женщина на них посмотрела с подозрением, но, видимо, сама понимала, что взять в этом доме особенно нечего, разве что вилки на сувениры утащить, и не снимая сапогов прошла в комнату.       — Увидел что-то? — спросил Валера.       — Угу, — Лёва тоже заглянул в нижний ящик буфета, чем-то хрустнул — и задняя стенка отодвинулась, открывая тайник, больше всего похожий на склад рыболова-любителя. По крайней мере, когда дядя Коля с папой начинали обсуждать, на что лучше ловить щуку, у них на столе валялось что-то похожее — яркие перья, блёсны, разноцветные поплавки. Здесь же, в почти музейной вертикальной витрине, расположились резные деревянные бусины, камешки с проделанными дырами, собранные в микробукеты пучки перьев и засохшие цветы.       — От святой воды, — сказал Лёва, трогая пальцем черный камень. — От серебра. Он коснулся цветка, а потом выхватил две бусины, одну сунул в карман, другую протянул Рите:       — От дурной крови. Ну, мало ли вдруг.       — Может, и остальные взять, раз у него такие запасы? — предложила Рита. — Учитывая, что ты, Лёв, сотрудничаешь с охотниками, для нас с Валерой вот это вот собрание — очень актуально.       — Я-то с охотниками, — Лёва глянул на Риту так, что Валера без дополнительных объяснений понял — он тоже видел. — Хотя бы за людей, а не ради своей выгоды.       — Брейк! — Валера хлопнул Лёву по плечу. — Что было, то было, нечего прошлое вспоминать. А насчёт амулетов…       — Нету там никаких пузырьков, — вернулась соседка. — А вы тут нашли чего?       — Да, — Рита предъявила ей бусину на раскрытой ладони. — Он мне такие давал. В кастрюле лежала. Я думаю, он специально для меня оставил.       Лева под прикрытием дверцы торопливо возвращал на место фальшивую стенку тайника, тётка изучала бусину.       — Что же, лишь бы помогало, да? — сказала она с фальшивой бодростью. На Риту она смотрела так, что слова «бедная девочка» витали в воздухе, как тополиный пух летом, и от них также не получалось увернуться.       — Да, — сказал Валера. — Спасибо вам большое, вы нам очень помогли. Мы поедем, у нас… поезд в Москву вечером.       Они уже выходили, все вместе, когда Валера поймал краем глаза чьё-то движение. Знал, что не стоит смотреть, но пригляделся и замер на месте. Там в прошлом Глеб тянулся вампирским языком к шее Риты, а она стояла перед ним и дожидалась, пока её укусят.       “ — Не смогу, — сказал ей Глеб, отшатнувшись. Он ссутулился, опустил голову, бессильно уронив руки. — Поздно уже.       Рита безнадёжно и горько рассмеялась.       — Я и не ожидала другого, — откликнулась она. — Понимаю, что я уже даже для вампиров — второй сорт, если не вовсе некондиция. Что же, давай как обычно. Наливай своей крови».       Валера не хотел это знать. Пускай Рита знала, как Глеб её «лечит», пускай знала, что не может обратить, пускай сказала в катакомбах под школой, что Валера сильный и сможет её укусить — всё это не имело значения. Сейчас она ни за что не предала бы своего стратилата. Что там, она даже мысли не могла от него скрыть.       — Валер, — Лёва потянул его за куртку, — не зависай.       — Я думал, это мне тебя учить придется, — Валерка спустился с крыльца, глядя только себе под ноги и не обращая внимания на мелькающие рядом тени. Они обещали рассказать всё и ещё чуть больше, если он только их заметит, если только согласится присмотреться к ним. — А ты даже лучше это контролируешь.       Соседка запирала замок, никак не могла попасть ключом в замочную скважину и к их разговору не прислушивалась. А то ещё решила бы, что другие шарлатаны заявились красть у Глеба секреты профессионального мастерства.       — Ты был прав, это оказалось просто, — Лёва пожал плечами, глядя мимо и вверх, на небо над крышами деревьев. — Само происходит, стоит только подумать. Кстати, плиты в доме нет.       Валера помолчал, привыкая к этой новости. Значит, не сегодня. Если плита спрятана где-то в городе, то у них будет ещё несколько дней. Если дальше, то недель или месяцев. В любом случае, сегодня они Лёву не потеряют.       — А где она? Удалось узнать?       — Я не очень понял. Кажется, это была река или болото… Да, болото, там деревья стояли сухие, и мох кругом был…       — До свидания! Вы нам очень помогли, — сердечно прощалась с соседкой Рита, а Лёва продолжал тише:       — Там окошко было, ну, знаешь, как обычно на болотах, когда вдруг выходишь к такому озерцу чистой воды прямо среди мха? В них ещё проваливаются, если ряской затянуты. Я видел, как Глеб туда плиту опускает. Давно.       — Как ты понял, что давно?       — Он был одет не по-современному, — объяснил Лёва. — Какая-то рубаха серая, борода нечёсаная. Босиком шёл, опять же. Сейчас так на болота не ходят, тем более там, кажется, весна была.       — Согласен, — кивнул Валера. — Значит, не найдём?       — Не знаю, — Лёва пожал плечами. — Ты ведь свою плиту чувствовал, если рядом оказывался? Может, если мне просто погулять где-то в районе того болота, то что-то почувствую… Знать бы ещё, где оно!       Валера покивал и не стал ничего подсказывать. Он предпочёл бы, чтобы чёртова плита совсем провалилась сквозь землю и больше никогда не всплывала на поверхность.       — Интересно, а Феликс Феликсович не знает, где жил отец Глеб раньше?       — В течение всей тысячи лет? — с сомнением уточнил Валера. Он понятия не имел, сколько лет самому Феликсу, но до создания профсоюза вампиры могли и не дружить.       — Вряд ли, — сказал Лёва. — Скорее на момент обращения. Ну, может, он прятал плиту в сарае год-другой, раз уж она такая важная, но потом решил пристроить понадежнее. Мне почему-то так кажется.       — Ладно, — вздохнул Валера и мысленно обратился к Агриппине Павловне: «Добрый вечер. У меня ещё вопрос к Феликсу Феликсовичу есть, сможете передать?»       «Валерий Олегович! Минуточку… Катерина Степановна, погодите, у меня мой стратилат на связи, я вам потом рецепт додиктую… Какой вопрос передать?»       «Как полностью звали отца Глеба и где он жил, когда стал вампиром?»       «Выясню», — пообещала Агриппина Павловна таким самоотверженным тоном, как будто была закинутой во вражеский штаб шпионкой. Вернулась она даже раньше, чем их компания успела добраться на остановку.       «Докладываю! Звали его Глеб Мирославович, на момент обращения — без фамилии, потому что они в десятом веке ещё не появились. Потом стал Зверевым. Жил в Новгороде, потом служил в дружине у новгородских князей, был опричником при Иване Грозном, ездил покорять Сибирь с Ермаком, потом снова вернулся на военную службу. Ещё что-то узнать?»       «Спасибо, этого хватит».       «Всегда рада помочь!» — браво отчиталась Агриппина Павловна, и Валере пришло в голову, что она, пожалуй, счастлива. Всё, что Феликс ей обещал, — всё выполнил. И если у него Павел и бился головой об стены, то, в теории, его самого могло это устраивать, а Феликс просто не мешал, как хороший, в меру строгий хозяин? Может быть, это и было правильно?       Валера оглянулся на друзей, словно они могли подслушать его мысли. Лёва стоял, засунув руки в карманы, высматривал в сумерках фары автобуса. Рита сидела на скамейке, подбрасывала на ладони бусину «от дурной крови». На Валеру они даже не оглядывались и точно не знали, какие мерзкие мыслишки лезли ему в голову. Феликс прав? Нет уж, ни один вампир такого по умолчанию не мог.       — Зверев Глеб Мирославович, — сказал Валера вслух. — Из Новгорода.       — Спасибо. Кто-нибудь знает, это далеко?       Валера постучал указательным пальцем себе по лбу.       — Лёвка, ты головой подумай. Это территория другого стратилата, ты не можешь явиться туда без разрешения и предупреждения. Кроме того, что ты там делать будешь? Просто ходить пешком по всем болотам и надеяться, что что-то почувствуешь? Знаешь, у меня Игорь же на истфаке учился, они там на раскопки ездили. В общем, не так-то это просто!       — Игорь Саныч? — переспросил Лёва, как будто всего остального и не услышал. — А ведь правда, можно его спросить, как искать! Давай к нему съездим!       Валере захотелось оторвать себе язык. Мог же промолчать про Игоря, вдруг Лёва сам и не вспомнил бы?! Нет плиты, потерялась, утонула в слоях торфа за тысячу лет — и отлично, и пускай себе там лежала бы! Но нет, не смог заткнуться вовремя!       — Почему бы и нет, — сказала Рита. — Он только рад будет из дома сбежать, да, Валер?       И запретить Рите говорить тоже стоило раньше. По сути она не ошиблась.       Романтическая история с Вероникой Генриховной у Игоря не очень-то складывалась. Валера вынужденно был в курсе, потому что они на последнее полнолуние ездили за город совсем недавно. А там долгая дорога, заняться нечем, только разговаривать, ну и как-то слово за слово. К другу Вите в Ленинград уехать не получилось. Сначала не было билетов, потом к Веронике пришла милиция — выяснять по поводу пропавшего мужа. У них, конечно, был неопознанный труп пожилого мужчины, на вид не меньше семидесяти и без документов, но с пропавшим Плоткиным его не связывало совершенно ничего.       Так что муж числился пропавшим без вести, что не давало Веронике Генриховне второй раз выйти замуж, но предлагало маме Игоря просто бесконечное множество тем для застольных бесед с подругами. В основном, она жаловалась, как ей не повезло с почти невесткой, но иногда, разнообразия ради, жаловалась и на сына. «Сам знаешь, — говорил Игорь, — о чём они обычно: не люблю, не ценю, не помогаю. Уж скорее бы закончилась вся эта катавасия, и нас уже отпустили отсюда».       С Ленинградом перспективы тоже были туманные. Друг Витя боялся, что весной его заберут в армию, и искал себе подходящий диагноз, чтобы туда не ходить. «Думает в психушку загреметь, — объяснял Игорь. — А ты, Валер, про армию не думал?»       Валера отмахивался. Ему и текущих проблем хватало, а тем, как он будет проводить два года — двадцать шесть полнолуний! — в военной части без возможности сбежать, можно было озадачиться и потом.       — Не думаю, что нам стоит его беспокоить, — сказал Валера. — У него семейная жизнь всё же. И Вероника Генриховна очень нервничает, когда мы с ним общаемся. Боится, что я его в пиявца превращу, и как ей тогда с ним жить. На прошлое полнолуние еле отпустила.       — Я на его кровь даже не претендую, — отмахнулся Лёва. — Только на исторические знания. Может быть, у него есть знакомые в Новгороде?       — Ты всё равно к нему пойдёшь? — напрямую спросил Валера. — Даже если я попрошу не ходить?       — Я всё равно найду плиту. Даже если ты попросишь не искать. Ты же понимаешь, что так жить нельзя.       — А вдруг можно, — сказал Валера и отвернулся, как будто поле и виднеющиеся крыши домов были самым интересным, что он видел в жизни. Издалека послышалось ворчание мотора.       — Нельзя, — повторил Лёва убеждённо. — Нельзя, чтобы одни люди были пищей для других. Нельзя, чтобы одни другими управляли.       «Знал бы ты, насколько они управляют», — мысленно вздохнул Валера, но подробности решил всё-таки не рассказывать. Феликс Феликсович не просил его молчать, но делиться тем, что и железный занавес, и холодная война были из-за того, что вампиры спасались от охотников, — нет уж, обсуждать это Валера был не готов.       — Ладно, поедем к Игорю, — согласился он вслух. — Наверно, он ещё не будет спать.