Семидесятый съезд

      Валера подошёл к больнице, совершенно не представляя, как они будут обращать пиявца здесь. Днём! У больницы было людно. Куда-то спешили врачи, перебегая между корпусами. Две медсестры курили у входа, ежась на холодном осеннем ветру. За углом нового корпуса собрались в кучку трое пациентов. В домашних тапочках, в таких трениках, в которых не каждый ещё пойдет мусор выносить, они о чем-то шептались и смотрели на медсестер.       Между старыми двухэтажными корпусами и новыми, недавно отстроенными, связующим звеном стоял памятник Ленину. Он возвышался посреди клумбы с пожухшими бархатцами и простирал руку к старым корпусами, словно призывая всех посмотреть на этот ужас.       Вокруг Ленина и клумбы собрались серые парковые скамейки с коваными ножками и изогнутыми спинками, как будто водили хоровод. Феликс Феликсович сидел на одной из них и задумчиво разглядывал Ленина.       Павел с неаккуратным букетом бессмертников и авоськой с яблоками топтался рядом. Усы он где-то потерял, челочку зачесал на бок, но выглядел не лучше, чем раньше. Настоящим уголовником выглядел, если честно.       — Вы только посмотрите на это безобразие, — сказал Феликс Феликсович, не оборачиваясь. — Скульптура в упадке. Весь этот советский материализм явно не идёт на пользу искусству, согласны?       — Никогда об этом не думал, — сказал Валера честно. — Сначала мне было интересно играть во дворе, потом — никого не убить. Тут не до искусства.       — А ты все равно задумайся, — сказал Феликс Феликсович и встал со скамейки. — Что тебе ближе — стабильность или развитие. У нас на собраниях некоторые иногда пытаются поднимать этот вопрос… Твой друг не удостоит нас своим визитом, я так понимаю? Что ж, идём.       — Куда именно? — Валера шагнул, загораживая ему путь. — Вы обещали, что мы обратим умирающего.       — И они здесь есть, — Феликс Феликсович широким жестом обвел здания. — Сам поищешь или помочь?       — Вы же не думаете, что я поверю вам на слово? — спросил Валера. От собственной смелости до сих пор было неловко. Всё-таки Феликс Феликсович был взрослым. Но в своем городе Валера мог разговаривать со своим гостем как угодно. Феликс Феликсович пожал плечами.       — Что ж, прислушайся к своим ощущениям. Смерть ты не пропустишь, мой юный друг. Ты с ней уже хорошо знаком, верно?       — Допустим, — согласился Валера.       Конечно, он помнил — как сгорают вампиры, как умерла на его руках Анастасийка, как умирала Рита… сейчас она взяла его за руку.       — Всё в порядке, Валер?       — Вряд ли, — ответил за него Феликс Феликсович. — Но пойти по лёгкому пути и просто спросить меня, что делать, он не хочет, так что пускай сам.       — Вы не хотите помочь? — снова спросила Рита, пока Валера смотрел на окна больницы. Там что-то происходило. Оттуда тянуло холодом и запахом давно заброшенных домов, вроде тех, куда они ездили с Игорем.       — Не хочу, чтобы моя помощь была чем-то бросовым, — безмятежно объяснял Феликс Феликсович. — Поэтому никогда её не навязываю. Только если меня о ней попросят.       — А если попрошу я?       — Рита, нет! — остановил её Валера.       Феликс Феликсович с улыбкой покачал головой:       — Вы, дорогая моя, безусловно очаровательны, но в отличие от покойного Глеба, меня девичьи чары не трогают. Я не из тех, кто готов на всё ради женщин.       Валера перевел взгляд на него.       — Что вы имеете в виду? Про Глеба?       Рита крепче сжала его ладонь.       — По-моему, он просто старается тебя разозлить.       Валера кивнул. Ему тоже так казалось. Феликс Феликсович с его намеками, двусмысленными фразами, стремлением показать, насколько он старше и опытнее, раздражал. Возможно, это было ему зачем-то нужно.       — Вы так проницательны, дорогая Рита, — Феликс засмеялся. — А я никогда не спорю, если речь идёт о репутации дамы. Так что, Валера, где у нас ближайший умирающий?       — Третий этаж, — Валера снова глянул на новый корпус. Кажется, это была хирургия. — Четвертое окно от угла, верно?       — Браво! — Феликс пару раз хлопнул в ладоши, как особо искушённый зритель, которого однако не оставил равнодушным талант. Валере захотелось оторвать ему голову за такую снисходительность или хотя бы сказать гадость. Увы, это было бы по-детски. — Угадал, ближайшая смерть произойдет именно там примерно через полчаса. Нам надо поторопиться, если мы берём именно этого человека.       Сделать это было не так-то просто. В просторном холле, где пахло хлоркой и чем-то лекарственным, путь перекрыла грузная женщина с ведром и шваброй.       — Куда по мытому?!       Феликс Феликсович обернулся к Валере.       — Ну, куда мы по мытому?       Было понятно, чего он хочет. Чтобы Валера укусил эту тётку сам или приказал Рите, или хотя бы разрешил Павлу на нее напасть. Но должны же были существовать и другие способы?       Валера вырвал у Павла букет и вручил уборщице.       — А вы сегодня отлично выглядите, знаете?       — Ой, — растерялась она. — Спасибо, мальчик. А за что?       — Просто так, — сказал Валера. — Как в мультике. Работаете тут целыми днями, а вам никто цветов не подарит.       — Спасибо, конечно… — расстроганно сказала она и торопливо подвинула ведро в сторону. — Вы к родственникам? Проходите!       Валера пошел первым, чувствуя спиной взгляд Феликса Феликсовича. Тот догнал его в пару шагов и негромко сказал на ухо:       — Прекрасный навык дипломатии и использования ресурсов. Не хочешь со мной в управление профсоюзом? Тебе там точно понравится.       — Нет, — отрезал Валера и остановился у двери в палату номер тринадцать, из-за которой так отчётливо несло смертью.       Феликс Феликсович отстучал по ней бодрую дробь и услышал желанное: «Войдите». Первым же и зашёл, здороваясь со всеми старушками в палате так, будто они были его родственницами. Хотя, учитывая его возраст, может и были. Валера тоже кивнул и подошел к дальней койке, где лежала без движения еще одна старушка.       Она была ещё жива, но даже Валера не сразу увидел, как едва-едва поднимается и опускается грудь от дыхания.       Феликс Феликсович подошел ближе, всплеснул руками в замшевых перчатках.       — Бабушка! Родная вы наша! — он прижал ладонь к щеке и неубедительно всхлипнул: — На кого ты нас оставляешь!       — Агриппина Павловна же одинокая, — бдительно отреагировала соседка по палате.       — Мы просто не знали, что тетя Груша тут лежит, — встал на защиту «внуков» Павел.       — За все время никто ни разу не навестил, а как помирать пришло время, так налетели, как коршуны! — проворчала та. — Прописку, небось, хотите, или тёткино добро.       — Как вам не совестно! — обернулся к ней Феликс Феликсович. — Я, наоборот, приехал, чтобы забрать бабушку к себе в Ленинград.       Судя по лицу скандальной старушки, ей не только не было совестно, но она даже слегка завидовала.       Валера мельком осмотрел палату. Койка их потенциальной связной стояла в ряду третьей из пяти. То есть с каждой стороны ещё по две свидетельницы, плюс ряд напротив… как вообще в такой обстановке обращать?       — Валера, возьми бабушку за руку, — предложил Феликс. Подавая пример, он сел на край кровати, взял умирающую за худую руку. — Думаю, ей важно почувствовать, что родные люди рядом!       Сидел он так, чтобы максимально перекрывать обзор соседкам. Его Павел встал рядом, чтобы совсем никто не разглядел, как между губ Феликса мелькнул длинный вампирский язык.       — Лучше б к врачу сходили, чтоб лечил нормально! — вещала из угла тетка в синем халате. — А то они всё бегом, всё мимо, диагноза не допросишься. Медсестра лишний раз не подойдёт!..       Валера опустился на одно колено у кровати, склонился над холодной желтоватой рукой. Рита встала рядом, хлопнула по плечу: «Давай!»       Валера не одобрял вампиризм. Пить кровь из живых людей было отвратительно, дико и неправильно. И как всегда, это теряло значение, стоило только отпустить себя. Чужие голоса остались фоном. «Чего теперь плакать, где вы раньше-то… Да ладно, может, выкарабкается ещё!»       Вампирский язык не был предназначен, чтобы чувствовать вкус. Кровь просто стекала в горло, никакая и одновременно самая вкусная, которая бывала в жизни. Каждый человек — самый вкусный. Глоток, ещё глоток — и всё. Старуха — Агриппина как ее там? — вытянулась на кровати, таки умерев, но они успели. Валера это точно знал, и Феликс тоже продолжал держать руку бабки, тихо рассказывая, как теперь все будет хорошо.       — Устроим тебя смотрительницей в музей, — обещал он так, словно рассказывал сказку. — Будешь гулять по Летнему саду в белой кружевной шляпке, тебе понравится. Подружек тебе найдём, будете обсуждать рецепты мазей от ревматизма и засолки огурцов. Никогда этого не понимал, но кто я, чтобы решать за дам, чем им развлекаться.       — А что, ревматизм… в смысле, всё равно бывает? — уточнил Валера. Он-то считал, что вампиры вообще не болеют.       — Все болезни — от нервов! — строго посмотрел на него Феликс. — И если человек хочет лечить ревматизм, он будет этим заниматься хоть сто лет и так и не вылечит!       — Эх, молодежь! — вздохнула ещё одна из соседок. — Что б вы понимали в болезнях!       — Совершенно ничего, — улыбнулся Феликс Феликсович. — Всегда доверяю в этих вопросов мнениям более опытных людей. Вот, помню, был у меня один знакомый — тоже большой специалист по лечению чего угодно.       — Феликс, заткнитесь, — тихо предупредил Валера.       — Не тот, о котором ты думаешь. Другой. Он говорил, что бесы в людях сидят, но его эти бесы боятся и сами уходят.       — Что за знакомый-то? — спросила тетка в синем халате. — Это всё, конечно, глупости и суеверия, но… адресочек хотелось бы!       — Он утонул уже, к сожалению, — развел руками Феликс. — Зимой, в проруби. Да и лечил, если честно, плохо. Шарлатаном был мой друг Гришка, проще говоря.       — Эх, а вот я слышала…       Разговор в палате плавно перешёл на народное целительство, что было кстати. Никто даже не заметил, что в палате уже какое-то время лежит мертвое тело. Потом старушка вздрогнула всем телом, словно от электрического разряда, и села.       — Тетя Груша, вы проснулись! — неподдельно обрадовался Феликс. — Видите, мы всё-таки к вам приехали! Это вот внук ваш, Валерка, узнаете? Смотрите, как вырос!       — Узнаю, а как же… — медленно сказала Агриппина Павловна, глядя то на него, то на Феликса. — Выросли-то как…       «Ничего себе, — говорила она же в голове у Валеры. — Я в Великую Отечественную радисткой хотела быть, так и не взяли, а тут вон чего! И почему бы не помочь хорошим людям?»       «Мы вампиры», — напомнил Валера.       «Какая разница», — мысленно отмахнулась старушка.       — А вот теперь можно и с врачом поговорить, — сказал Феликс. — Вы, тетя, пока собирайтесь — и пойдем потихонечку.       — Да не ходит же она, — подала снова голос тетка в синем халате.       Агриппина Павловна сунула ноги в растоптанные клетчатые тапки и встала с кровати.       — А вот теперь надо бежать, — предупредила Рита тихо. — Я такие взгляды знаю. Так моя бабушка смотрит, когда ей про новую чудотворную икону рассказывают.       — Да какие тут чудеса? — театрально удивился Феликс. — Просто сила родственной любви. Пойдёмте, тетя Груша, пойдёмте. Врача найдем, выписку оформим — и в Ленинград. Только медаль не забудьте. Есть у вас значок ветерана или медаль за трудовую доблесть?       — Полный ящик, — гордо сказала Агриппина Павловна. — Я обычно не ношу…       — А зря, — сказал Феликс и торжественно приколол ей ветеранский значок на воротник халата.       Видимо, он действительно любил старушек, если обо всём так подумал.       На общении с врачом Валера чуть не сдался. В смысле, чуть не укусил. Врач, сама почти пенсионного возраста, отказывалась верить своим глазам и обещала выписать Агриппину Павловну только по результатам анализов, которые можно сдать завтра с семи утра натощак, а результаты будут дня через три. И вообще понаблюдать ещё надо! Феликс передавал через Агриппину Павловну предложения насчёт главного врача: укусить — и больше никаких проблем! Валера и Рита доказывали, что и дома за бабушкой отлично присмотрят и в аптеку ей сбегают. Павел догрызал второе яблоко из авоськи.       В итоге победа осталась за честным комсомольским словом и обещанием вызывать «скорую», если вдруг что, так что из больницы уходили все впятером. У выхода караулили соседки по палате, поэтому пришлось идти в обход и выпрыгивать со второго этажа в кусты.       — В воздушно-десантные войска мне тоже всегда хотелось, — сказала Агриппина Павловна, нашаривая в траве слетевший тапочек.       Феликс довольно улыбался.       — Вот видишь, мой юный друг, сколько от нас пользы!       — Не сказал бы, что пользы, — вздохнул Валера, — но хуже мы, кажется, не сделали.       — Наоборот, очень помогли, — заверила его Агриппина Павловна.       — Вот видишь, — улыбнулся Феликс. — Итак, дальше план такой. Мы уезжаем, я назначаю собрание профсоюза, как я уже говорил, на седьмое ноября…       Валера вдруг понял, что не может сосредоточиться на его словах. Рядом была угроза. Кто-то приближался. Кто-то искал их — не так, как ищет человек, а так, как могут только вампиры, когда весь мир пропадает и остаёшься только ты и твоя цель. Вокруг был все тот же мирный больничный двор, только Феликс Феликсович морщился теперь и тёр виски.       — Как же неудобно без общих пиявцев, правда? Мог бы и без этого всего обойтись.       — Кто? — не стал тратить лишние слова Валера.       — Да друг наш свежеоткопанный, кто же ещё! — раздосадованно хмыкнул Феликс. — Вот, теперь до вечера мигрень будет…       В том же выцветшем мире Валера слышал теперь не только шаги того, кто их ищет. Теперь услышал и ответ: «Я здесь. Приходи, я не боюсь тебя. Приходи и сразись». Это были не слова, просто ощущение, но даже их пиявцы услышали и дружно уставились на Феликса. Тот отмахнулся:       — Что? Да, так тоже можно. Но я предпочитаю нормальную беседу через пиявцев. Это как-то слишком агрессивно выходит.       Лева раздвинул локтем кусты шиповника:       — А, вот вы где. Хорошо, что вы ещё не уехали, Феликс Феликсович. Мне надо вас спросить о передаче дара.       По крайней мере, Лёва был всё ещё жив. Валера вдруг понял, что почти не надеялся на это. Но вот Лёва был здесь, Лёва не боялся пользоваться вампирскими способностями. Возможно, теперь его всё устраивало?       Это было бы… Валера не хотел думать об этом, как о чём-то хорошем, но если бы рядом был кто-то, такой же, как он — ему было бы проще.       — Разумеется, — кивнул Феликс. — Просвещать молодежь — моя обязанность. Паша, вы с Агриппиной Павловной идите к ней за вещами, я быстренько объясню, как обстоят дела, и догоню вас.       Они вышли с территории больницы. Чем дальше от нее, тем легче дышалось, и Валера даже не сразу заметил, что Лёва то и дело потирает бок и рубашка под расстёгнутой курткой на нем мокрая.       — Ты всё-таки к нему ходил?!       — К Валентину Сергеевичу? — зачем-то уточнил Лёва. — Да, ходил.       — Ожоги от святой воды хорошо кладбищенской землёй мазать, особенно если со сметаной смешать, — со знанием дела сказал Феликс Феликсович. — Или можно мазь Вишневского в аптеке купить. А если это занозы от осиновых кольев, то вытаскивать обязательно. Само не пройдет, вон друг Валера пусть поможет.       — Ну, святая вода или осина? — Валера остановился, поймал Лёву за воротник куртки. — Чем он тебя?       — Водой, — Лёва почему-то не стал вырываться. — Она жжется, я не думал даже. И он почему-то не знает ни про какую передачу дара. Как так, Феликс Феликсович?       Валера не мог представить себе, как это, — прийти к другу и получить святой водой в лицо… или куда там Лёве досталось? А он совершенно и не обиделся, собирался снова повторить. Но обсуждать это при ленинградском госте не стоило.       — А ты думаешь, мы это всем рассказываем? — Феликс Феликсович стоял рядом, засунув руки в карманы плаща и покачиваясь с носка на пятку. — Особенно этим, из «Хеллсинга»? Так вот приходим и говорим: «Дорогие наши братья охотники! Если хотите убить стратилата насовсем, то в первую очередь найдите…»       Он замолчал, хмыкнул, потом продолжил:       — И вот ведь странность, да? Я тебе, как стратилату, расскажу, ты местным охотникам передашь. Причём низовому звену, не руководству. Очень непредсказуемо!       — Боитесь? — поддел его Валера.       — Я? Было бы чего!       Феликс Феликсович улыбался. Мимо проходили люди, обходили их компанию, злились, но замечания делать не решались. Видимо, из-за Феликса Феликсовича. Может, думали, что он проводит им экскурсию.       — Мой амулет все равно никто не найдет, а если и найдет, то не сможет взять… так вот. Речь о каменных плитах.       — И вам она нужна?! — мгновенно подобрался Валерка.       Значит, все это время Феликс Феликсович прикидывался? Вешал на уши лапшу про профсоюз и всё остальное, а сам хотел, как Глеб, добраться до плиты?       — У меня своя есть, — пояснил Феликс терпеливо. — У каждого рода — своя. Вроде как контракт с… хм, не будем поминать лишний раз! Если ее разбить, род прерывается и новый стратилат не появится.       — Погодите…       — Ой все! — махнул рукой Феликс. — Дальше сами. Алексея Толстого почитайте, «Дракулу» вот ещё порекомендую. В общем, разбиваете плиту — род заканчивается. Пиявцы снова становятся людьми, народ ликует и бросает в воздух лифчики…       — Чепчики, — поправил Валера. Понимал, что Феликс Феликсович дразнит специально, а все равно не удержался.       — Зависит от накала эмоций. От большой радости и лифчики, уж поверьте. Так вот. Ты, Валерочка, единственное исключение. Ваша плита разбита давно, но кровь успели передать позже — про это Толстой тоже отлично написал, не соврал. Думаю, сам Руневский ему и диктовал. Какой был мужчина, настоящий офицер императорской армии, жаль, что за ним дар Иеронов унаследовал. Ладно, ещё вопросы есть?       Валера потряс головой. В ней всё смешалось в какой-то однородный сумбур вроде размазанной по тарелке овсянки. Плита, Толстой, кровь, Руневский… последняя фамилия почему-то показалась знакомой.       — И где мне мою плиту искать? — спросил Лёва тем временем.       — Откуда я знаю? Мы с Глебом были не настолько близки, чтобы картами с координатами обмениваться! Сам ищи, в фамильных воспоминаниях поройся. Единственное, что могу сказать, — с собой он её точно не возил, а дальше — сами.       Он подождал новых вопросов, но Лёва подавленно молчал, и Валера тоже не мог придумать, что спросить. Перед глазами пыталась появиться спальня, освещённая едва-едва, кровать с балдахином, алая кровь на белой подушке, протянувшаяся из темноты рука в черной перчатке… смотреть на неё почему-то было больно.       — Нет, больше никаких вопросов, — сказал Лёва.       — А если что — через Агриппину Павловну передавайте. Отвечу в порядке неживой очереди, — засмеялся Феликс Феликсович. — До свидания, коллеги. Дорогая Маргарита, рад был познакомиться, вы действительно очаровательны. Увидимся седьмого ноября!       Хотелось помахать ему вслед и пожелать больше никогда не видеться.       — Валер, — до этого Рита держалась так тихо, что он почти забыл о ней, словно она была кем-то, само собой разумеющимся. Как Павел у Феликса — сумку донести, лопату подержать, а потом стоять в стороне и не путаться под ногами. — Ты понял, о чем он?       — В любом случае, нам сначала надо в библиотеку, — сказал Лёва.       — Сначала — в аптеку за мазью, — поправила Рита. — А потом уже идем читать Толстого. Надеюсь, этот Руневский не из «Войны и мира».       К вечеру похолодало. День был пасмурный, и к пяти часам на улице было сумеречно и мрачно. В пустой аптеке за стеклянной перегородкой с окошечком скучала провизорша, перелистывая страницы книги. На посетителей она посмотрела так, словно они минимум вломились к ней в ванную, но мазь таки продала.       Намазывали Леву в ближайшем дворе, забравшись подальше в кусты пожелтевшего боярышника. Красные ягоды казались каплями крови на ветках.       Валера поглубже вдохнул противный запах мази и постарался не думать о еде.       — И что теперь будешь делать? — спросил он Лёву, намазывая ожоги — одно большое неровное пятно на груди и россыпь мелких рядом. — Видимо, доктор не настроен на переговоры.       — Пойду к нему завтра ещё раз, — пожал плечами Лёва. — С первого раза обычно ничего не получается, тут главное — не сдаваться.       — Это не футбольная тренировка!       — В жизни точно так же, — отозвался Лёва убеждённо.       — В следующий раз Валентин Сергеевич встретит тебя осиновым колом, — мрачно предрек Валера.       — У меня у бабушки пинцет есть, — предложила Рита. — На случай, если всё-таки занозы останутся.       — Если он в сердце с первого раза не попадёт!       — Я постараюсь, чтобы не попал, — Лёва отвернулся, застегивая рубашку. — Валер, я же не совсем беспомощный. Я тоже стратилат.       — Второй день! — напомнил ему Валера. — А я — уже четвертый год, и я тебе точно скажу, люди, они…       «Медленнее. Хуже видят и слышат. Пока доктор целится из арбалета, мы можем три раза убежать, не слишком напрягаясь и напевая частушки». Думать о людях, как о другом виде, было и проще, и странно одновременно. Так можно было и решить, что питаться ими можно без угрызений совести.       — Они все равно могут быть опасны, — вслух закончил Валера. — Ты же сам охотился на вампиров и сам должен знать!       — Потому и иду, — объяснил Лёва просто. — Я знаю, чего ждать от Валентина Сергеевича, он же меня учил.       — Ну и чему он тебя научил? — мрачно спросил Валера.       — Что если ему нормально объяснить, он прислушается. Тебя же не убил, когда узнал, что ты только кровь Игоря пьешь и никого не обращаешь.       — А потом случилась я, — развела руками Рита. — И доктор пересмотрел свои взгляды на Валеру. Спасибо, что хотя бы не заколол.       — Еще не вечер, — Валера не обольщался на этот счет.       — Вы не понимаете, вы же с ним не жили, — убежденно заявил Лёва. — Валентин Сергеевич очень одинокий, он ко мне как к сыну относился!       — Ты «Тараса Бульбу» читал? «Я тебя породил, я тебя и убью», — напомнил Валера.       — Ну хватит вам, — попросил Лёва. — Давайте лучше завтра вместе сходим? Троих он точно послушает, а то я ему толком ничего объяснить не успел. Только успел сказать, что мне от Глеба это перешло, как он в меня святой водой плеснул.       — И в чем мы его будем убеждать? — скептически спросила Рита.       — Что я не буду никого обращать, — уверенно ответил Лёва.       — Будешь, — меланхолично поправил Валера. — Как минимум один пиявец тебе понадобится для связи с Феликсом Феликсовичем.       — Не понадобится. Нашему городу хватит и тебя.       Валере снова захотелось его встряхнуть так, чтобы зубы клацнули, а из головы вылетели все дурацкие мысли. То, что Лёва не собирался оставаться стратилатом, раздражало. Казалось, что сам Валерка сдался, принял эти правила игры, и теперь шажок за шажком идёт к тому, каким был Глеб. Сначала Рита, теперь вот Агриппина Павловна, и оберег от дурной крови он так и не выбросил. А у Лёвы были принципы, он снова оказался лучше.       — Мог бы соседний взять, — сказал Валера и закрыл банку с мазью. В желтом стеклянном пузырьке осталось больше половины, и выбрасывать его не стоило, учитывая их завтрашние планы. — Больше народу бы в безопасности было.       — Ее можно добиться и другим способом, — Лёва взглянул ему в глаза. — Если стратилатов вовсе не останется. Ну, может быть, кроме тебя.       От этого «может быть» по коже бежали мурашки, как будто Валера снова мог чувствовать холод.       — И не надейся, что я дам вам убить Валерку, — улыбнулась Рита. — Ни тебе, ни вашему чокнутому доктору ничего не светит.       — Я понял, — Лёва кивнул. — Пойдемте в библиотеку.       До закрытия они туда не успели. Когда подошли, библиотекарша уже погасила свет и запирала двери. «Именно человеческие ограничения и делают нас людьми», — напомнил себе Валера, придерживая Риту за плечо.       — Да не собиралась я её кусать! — фыркнула девушка. — Ты её духи разнюхал? Это не то что «Красная Москва», это «Красная Москва», сделанная на ближайшем рынке человеком, который даже в школе на химии не был. Я это в рот не возьму!       — Можем просто в окно влезть, — предложил Лёва. — Чуть попозже. Ну, или сначала ваши домашние библиотеки проверить. Потом, может быть, и мою. Если очень поздно ночью.       Последнее он предложил совсем без энтузиазма.       — Давайте сначала ко мне, — предложила Рита. — И уроки на завтра сделаем заодно. Нам нельзя не быть отличниками.       Ритина бабушка гостям обрадовалась.       — Валера! — заулыбалась она. — А это тоже ваш одноклассник?       — Нет, я из другой школы, — сказал Лёва раньше, чем Валера успел придумать ответ за него. — Недавно в этот город перевелся.       К счастью, Нина Николаевна на его похороны не ходила.       — Голодные? — не стала вникать она в подробности. — А я рыбу в кляре пожарила, и пряники свежие. Идите чай пить!       Отказываться от ужина было бы странно. Повезло, что они могли есть и нормальную человеческую пищу, а то точно бы не удалось объяснить родным, почему это детям достаточно перекусить один раз в месяц и вовсе не супом с гуляшом.       — Баб, а у нас есть Толстой? — спросила Рита, когда они все собрались на кухне.       — Который? — уточнила бабушка.       Форточка была открыта, но вся кухня все равно пропиталась рыбным духом. На плите отмокала сковородка с пригоревшим маслом, чайник солидно шумел на газовой плите, собираясь закипать. Валера сидел, как на иголках. Хотелось бежать куда-нибудь, делать что угодно, лишь бы Лёва передумал умирать, а приходилось сидеть, поддерживать вежливый разговор и интересоваться литературой.       — А их несколько? — спросил Лёва.       — Понятно, — вздохнула бабушка со знанием дела. — Папа Риты тоже так учился. Название вы, конечно, не запомнили?       Рита с улыбкой развела руками, мол, мы бы и рады помочь, но наследственность пальцем не раздавишь.       — Там что-то про упырей, — подсказал Валера.       — Про упырей? — Нина Николаевна покачала головой. — Вам по литературе задали? А в библиотеке, конечно, вы взять не могли? А когда надо-то? Завтра?       — Завтра, — согласилась Рита. — Ко второму уроку, да, Валер?       Он кивнул.       — Сейчас, к Клаве зайду, — Нина Николаевна встала. — У нее отцовская библиотека осталась, там должно быть. Вот ничего-то сами не можете! Хоть чай заварите, пока я хожу. Про упырей, значит. И чему вас сейчас учат?..       — Если бы вы знали, чему нас учат, — вздохнул Валера, когда за ней закрылась дверь. Рита выключила газ под закипевшим чайником.       — Если бабушка узнает, то точно загремит в больницу с инфарктом, — сказала она серьёзно. — Поэтому не нервируйте мне бабулю! И вообще, какие уроки у нас завтра?       Валере даже в дневник не нужно было залезать, чтобы вспомнить. Всё ещё тянулась первая четверть, и расписание он уже знал наизусть.       — Литература, физика, алгебра, биология и химия. Домашнее задание есть по всем, так что будет, чем заняться вечером. Лёв, ты с нами?       — Нет, я лучше пока Толстого почитаю и потом вам перескажу. Тем более… — он помолчал, глядя в окно. — Я давно в школе не был, не помню уже ничего.       — В смысле? — удивилась Рита, засыпая заварку в чайник. — Как ты так смог?       — Когда баба Нюра за мной пришла, — Лёва продолжал разглядывать город за окном, не глядя ни на кого из них, — и отвела к Валентину Сергеевичу, то он мне сразу сказал, что обычной жизни уже не будет. Охотиться на вампиров — такая же работа, как строить ракеты, и такая же полезная. Официально меня перевели в московскую школу, я родителям звонил, рассказывал, что всё хорошо. Иногда учебники читал, когда было время, но итоговые оценки мне всё равно просто так ставили, даже не спрашивали ничего. И я перестал.       Валера редко злился всерьёз. Но уж если злился, то воздуха переставало хватать, а в груди словно разгорался огонь, который можно было потушить только выпустив его. И хотя Лёву стоило пожалеть, а не орать на него, хотелось именно закричать, чтобы этот идиот понял уже, что его использовали, как пешку, которую никто не собирался делать ферзем.       Зачем образование будущему покойнику?       — Оказывается, Валентин Сергеевич ещё хуже, чем казался.       — Не говори о нём так, — попросил Лёва.       — Буду, — отрезал Валера. — Действительно, зачем ходить в школу и становиться кем-то, если можно всю жизнь быть охотником на вампиров? До самой смерти можно только этим и заниматься, да? Пока тебя в шестнадцать лет не похоронят!       — Я ему только помогал! — огрызнулся Лёва в ответ. — Если хочешь знать, он всегда защищал меня и в опасные места не пускал. Он обо мне заботился! Я по своей глупости умер, ясно?!       — Я ему башку оторву, — сказал Валера. — И бабе Нюре тоже, не посмотрю, что дурная кровь. Они не имели права так с тобой поступать!       — Я сам это решил!       — Мальчики, а может чаю? — перебила их Рита. — И можете так не орать, а то не услышим, когда бабушка придет. Вряд ли у нас получится её убедить, что это мы к школьному спектаклю готовимся.       — Ты права, — признал Валера. — Скушай, Лёва, пряничек.       — Сам скушай. И даже не думай о том, чтобы причинить вред кому-то из моих друзей, — сказал Лёва. — Ну, обещаешь?       Если бы Валера сказал нет, Лёва просто встал и ушел бы. Опять потащился бы к Валентину Сергеевичу, который придумал бы, как ещё его использовать ради общего блага. Чем больше Валера о нём думал, тем больше злился. И отдавать Лёву этому гаду он не собирался.       — Обещаю, — сказал он вслух. — Я ничего не сделаю твоим друзьям.       «Даже если они и полные уроды», — добавил он мысленно и точно решил, что завтра Лёву одного не отпустит, даже если нужно будет прогулять школу.