За кромкой гор

      Арисаль все же оказался ловушкой! В комнатушку ворвались бывшие повстанцы, те самые! Всë те же отвратительные физиономии, что набросились на него в первый раз. И пособник менестреля тут как тут.       Вот как они так уверенно и безошибочно отыскали его здесь, в этой жалкой гостинице, в этой дыре?! Впрочем, это совершенно очевидно. Все-таки Кельд предал его. Глупо, очень глупо было так безоглядно доверять дарийцу. Но ведь Рейкелл и не доверял вначале! Не доверял, но постепенно расслабился, размяк. И вот теперь пожинал плоды своей идиотской доверчивости. Даже до сих пор с трудом верилось в это предательство, несмотря на всю очевидность происшедшего.       Но почему?! Почему?       Рейкелл заново перебирал в памяти события дня. Да, они поссорились. Допустим, Кельду не понравилось то, что он сказал. Совсем не понравилось. Но ведь до этого столько пережили вместе, вроде бы неплохо понимали друг друга, а причина ссоры казалась такой ничтожной... Казалась Рейкеллу. А вот Кельду, очевидно, нет. Почему теперь от всего этого так горько?       Взволнованный и совершенно запутавшийся в собственных мыслях Рейкелл даже не особенно смотрел по сторонам, да ему и не хотелось ни с кем встречаться взглядом, но внезапно ноздрей коснулся незабываемый запах. Давешний нищий, причина ссоры с сообщником, маячил на лестнице, не решаясь протиснуться внутрь комнатушки, где и без него было тесно. Хотя лицо больше не было перекошенным, аромат остался при нем.       Так значит, его выдал вовсе не Кельд. От этой мысли Рейкелл испытал сильнейшее облегчение. Даже обрадовался. Глупо, конечно, ведь радоваться-то на самом деле было совершенно нечему. Какая разница, кто его выдал и почему, если в конечном счете для Рейкелла это абсолютно ничего не меняло? И все же меняло.       Меняло настолько, что Рейкелл устыдился своих прежних подозрений и некоторое время думал не о себе, что случалось с ним чрезвычайно редко. В это время один из мятежников — тот, что некогда отобрал у него медальон — повелительным тоном потребовал:       — А ну отвечай, где твой дружок-разбойник?       — Где-то там, в городе, — с готовностью ответил Рейкелл, неопределенно махнув рукой в сторону окошка. — Мы поссорились, он ушел.       — И куда ушел?       — Откуда мне знать?! Мы поссорились, — повторил Рейкелл, печально и честно заглядывая ему в глаза.       — Жаль! Получается, успел скрыться. Значит, бесполезно его здесь дожидаться, — сделал вывод бывший ученик менестреля, обращаясь к своим спутникам. — А хотелось бы передать его арисальским стражникам.       — Ну, на то, чтобы охотится на второго, нас не нанимали! — возразил первый дариец. — Да и где его теперь искать? Ушел так ушел. Он местный, ищи-свищи его по переулкам. Главное ведь, что итарк у нас в руках.       Спускаясь по лестнице в сопровождении охранников, которые глазели на него так, как будто он в любой момент мог просочиться сквозь ступеньки, Рейкелл думал о том, что предпримет Кельд, вернувшись в гостиницу и не обнаружив его. Интересно, возьмется ли он сам за реализацию их плана? Организует ватагу речных пиратов, которая сумеет ограбить большой речной корабль. Или вернется к мелкому уличному разбою. А может, в самом деле бросит преступные дела...       Рейкелл ожидал, что его опять поволокут в тюрьму. Ту, уже знакомую ему, или еще более неприятную. Но привели его для начала в гостиницу, разительно отличающуюся от той дыры, в которой снимали комнату они с Кельдом. Добротное трехэтажное здание в центре города с уютным и тихим внутренним двором, увитым вьющимся виноградом. Незрелые кисти с мелкими ягодками спускались над расставленными тут и там небольшими уютными столиками. За одним из них сидел очень хорошо одетый дариец средних лет с пронизывающим взглядом быстрых глаз и золотым перстнем с настоящим рубином на пальце ухоженной руки.       — Меня зовут Эркен, я глава торговой гильдии славного города Эйнас, владелец торгового дома с тем же именем, — важно сообщил он.       Эркен был доволен. Нет, он все-таки не ошибся в Барне. Парень не обманул его ожиданий и сумел схватить родственничка Ленеда. Ну, и шпионы в городе не подвели. Нищий, который прибежал к Барну с известием, уже получил причитающееся ему вознаграждение. Всё удалось, как и задумывал Эркен. Каждый сыграл предназначенную ему роль. Теперь Ленед никуда не денется. Можно возвращаться в Тенес и требовать у старика обещанный пропуск в Таннелон. А там уж — здравствуй, дорогой генерал-губернатор, наконец-то повстречались лицом к лицу!       Более заурядный человек на месте Эркена, может, и отказался бы от затеи попасть в итаркский город. Но Эркен всегда доводит задуманное до конца. И в этот раз доведет. И он, разумеется, выполнит свои обязательства по отношению к Барну. Сделает его приказчиком в Эйнасе, или вон даже и здесь, в Арисале. Это только для начала. Парень-то умный, исполнительный. Толковый. А что имеет свое мнение — это, может, вовсе и не так плохо...       — Что ты от меня хочешь? Зачем все это? Зачем нужно было задерживать меня? — требовательно спросил родственничек Ленеда, нарушая течение его мыслей. Нет, понятно, что его интересует его судьба, но, учитывая сложившиеся обстоятельства, мог бы разговаривать и повежливее.       — Если убийства менестреля энедостаточно, то у меня есть основания предполагать, что ты замешан в речном пиратстве, — веско сообщил Эркен. — За это по нашим законам положено весьма строгое наказание.       — Я неподсуден вашим законам!       — У нас теперь закон один для всех. И просто замечательный судья!       — Это который зверь?       — Ну почему же зверь? — обманчиво ласково улыбнулся Эркен. — Наоборот, добрейшей души человек. Если к честным людям. А вот если кто нарушает закон и мешает честным людям спокойно работать и торговать, тем ему лучше не попадаться. А уж за речное пиратство он может вынести такой приговор, по сравнению с которым и повешение покажется удачей. Ты меня понимаешь?       — Вполне, — мрачно отозвался его собеседник.       — Ну раз так, ответь нам, будь добр, на один вопрос...       — Я ничего ни о чем не знаю!       — Я так и думал, — развеселился Эркен. — Это меня нисколько не удивляет. Но про свой кулончик-медальончик ты все же должен что-то знать.       — Какой медальончик?       — Не делай вид, что забыл. У тебя в свое время изъяли медальончик с картинкой внутри...       — Украли!       — А, вижу, воспоминания возвращаются! Ну тут не суть важна. И даже не сам медальон. Мой друг хотел побольше узнать о том, кто нарисовал портреты.       Итарк зыркнул на Барна злыми глазами, как будто хотел испепелить на месте. Но все же отмалчиваться не решился и неохотно уточнил:       — Что же именно узнать?       — А что ты можешь о нем рассказать?       — О нем? Да примерно... примерно все.       Услышав это самоуверенное утверждение, Барн вздрогнул и, забыв, что решил со своим врагом напрямую не разговаривать, выпалил:       — Ну... тогда скажи, сколько стоят эти картинки?       — Нисколько! — отрезал Рейкелл.       — Но художник ведь что-то получил? — недоверчиво нахмурился Эркен. — Я имею в виду, ему, наверное, заплатили за работу?       — Ни одного медяка! — с кривой улыбкой повторил Рейкелл.       — Почему?!       — Да потому что... Потому что у него почти всегда так бывает, — сделав это утверждение, Рейкелл, кажется, понял, что оно требует некоторых пояснений, вздохнул, посмотрел на Барна как на что-то невероятно противное взгляду, от чего может стошнить, потом перевел взгляд на Эркена. Впрочем, вид купца, очевидно, нравился ему еще меньше, потому что он опять остановился на Барне.       — Я вижу, вы не отвяжетесь... Ну, если хотите знать, это нарисовал мой отец. Он постоянно такое рисует.       — Какое такое? Как рисует? Да вообще быть такого не может, — вскрикнул пораженный Барн. И тут же вспомнил: — Он же там сам тоже нарисован. Врешь ты все!       — Ты про зеркало когда-нибудь слышал? — очень высокомерно осведомился Рейкелл.       — Твой отец рисует миниатюрные портреты? — Эркен тоже не мог скрыть удивления.       — Ну почему только портреты? Еще букетики всякие, — в тоне Рейкелла сквозило заученное пренебрежение, — цветочки, веточки, лепестки.       — Он художник?       — Художник?! Художник — это тот, кто зарабатывает деньги на своем ремесле. А не тот, чей доход не покрывает затраты на эмаль и краски...       — Его работы не хотят покупать? Но почему?!       — Да мне-то откуда знать?! — сердито поморщился Рейкелл, всем своим видом демонстрируя, как ему противна эта тема. — Меня это вообще не интересует! Почему не хотят — неизвестно. Зато известно, что не хотят. Может, потому, что эти миниатюры вышли из моды лет сто назад? А может, он просто не умеет их продавать.       Услышав последнее слово, Эркен встрепенулся и, наставительно подняв палец, заговорил, обращаясь к Барну:       — Продавать — это совершенно отдельное искусство! Видишь, мой дорогой друг, как это важно везде и всюду. Даже самый прекрасный и полезный товар может не найти сбыта...       — А бесполезный — тем более! — вставил Рейкелл.       — А бесполезный просто нуждается в особом подходе, — вдохновенно продолжил Эркен, — когда ты станешь работать на меня, Барн, я научу тебя всем этим премудростям.       — Никогда. Я никогда не буду работать у тебя приказчиком, — твердо сказал Барн, как о деле решенном.       — Как не будешь? Почему не будешь? Так зачем же ты мне помогал? — с тревогой заговорил Эркен. — Я думал, мы уже обо всем договорились и пришли к соглашению, а ты все-таки хочешь его...       И купец сделал красноречивый жест в сторону Рейкелла, чиркнув по шее.       — Нет, наш договор остается в силе. Я согласен отказаться от моей мести, на которую имею полное право. Но ты предложишь Вирене то место, которое обещал мне.       — Вирена... Вирена? — забормотал Эркен, припоминая. — Эта не та ли девица в мужской одежде, которая вертелась возле тебя там, в лагере под Стлин Нат Альсар?       — Она не вертелась возле меня, — строго остановил его Барн, — скорее, это я вертелся возле нее. Но дело не в том. Она умна, грамотна и решительна. И готова учиться. Ты не пожалеешь, если возьмешь ее.       — Я бы с радостью выполнил любую твою просьбу, друг мой. Хм... почти любую. Но, видишь ли, эта работа требует определенных качеств. Девушке придется иметь дело с грубыми моряками, с навязчивыми покупателями, с развязными приказчиками моих конкурентов, проявлять неженскую силу духа...       — Для Вирены в этом не будет никакой сложности. Десятки вооруженных мужчин слушались одного ее слова, думаешь, она не справится с парой приказчиков? Дай ей только шанс, и ты увидишь, на что она способна.       — Ну что же, если ты так уверен в ее способностях и ручаешься, что она справится, тогда я, пожалуй, готов рискнуть.       Пока дарийцы спорили о каких-то общих знакомых, у Рейкелла наконец-то нашлось время обдумать свое ближайшее будущее. Купец пугал его судьей, но на самом деле совсем не был похож на добровольного помощника правосудия. Скорее, на... купца, задумавшего сделку, выгодный обмен. Нетрудно предположить, что одним из объектов этой сделки является Рейкелл. Отсюда и объявления, и денежная награда. Значит, если всё пройдет хорошо, он может вернуться в Таннелон, а оттуда домой. Но что тогда? Пора признаться самому себе, что он вовсе не уверен в том, как его встретят. Может быть, поэтому и не слишком торопился с возвращением. Как бы не вышло, что ему нигде не отыщется места, ни на Пандари, ни на Тарнилле. Родители, те будут ему рады в любом случае, а вот что касается остальных... Рейкелл подавленно вздохнул, мысленно перебирая знакомые лица. В первую очередь Ленеда, недовольное и разочарованное.       От родителей мысли перескочили к миниатюре, которую Рейкелл носил с собой в медальоне и о происхождении которой так настойчиво допытывались дарийцы, как будто задались целью бить в больное место.       Ну дался же им этот тройной семейный портрет, один из многих, что в свое время нарисовал его отец. Пожалуй, даже один из самых удачных. В том смысле, что другие были еще хуже. Хотя бедняга, конечно, старался... Да только что толку?       Рейкелл с горечью вспоминал, как отец, приступая к очередной работе, которая должна была прославить его, но в конечном счете окажется никому не нужна, с торжественным и сосредоточенным видом намечал контур тончайшими невесомыми линиями. Как с невыносимой медлительностью, буквально по одной, набирал крупицы цветного пигмента. Замешивал их на смеси яичного желтка и уксусной воды в одному ему известной пропорции, чтобы потом, вооружившись лупой и кисточкой, сделанной из голубиного пера и пары беличьих волосков, с совсем уж наводящей тоску неторопливостью начать наносить крошечные мазки, иногда рядом, иногда один поверх другого...       В детстве Рейкелл не говорил открыто, что ему скучно присутствовать при этом, он просто тихонько открывал дверь мастерской и убегал играть. Иногда отец, увлеченный своей кропотливой работой, так и не замечал его маневров. Иногда отваживался на мягкий укор:       — Уже уходишь? А раньше ты любил смотреть, как я работаю!       Это когда раньше?! В три года?! Ну, максимум в пять. Так и в те времена Рейкеллу всего лишь хотелось побыть рядом с отцом, а не глазеть на его скучные и бесполезные — это понимал каждый, кроме него самого — занятия. А сделавшись немного старше, Рейкелл уже не хотел и этого.       И вообще, отец сам виноват, что никогда не мог настоять на своем! Если бы он приказал остаться, Рейкелл послушался бы. Но не было в его отце ни твердости, ни уверенности в себе. Он называл себя художником, и лет до пяти Рейкелл верил в это, а потом перестал, потому что никто больше не верил, кроме, разве что, матери. А может, и та не верила, просто не хотела его огорчать.       Да, рисовал отец, может, и неплохо. Но Рейкелл с детства уяснил, что все на свете меряется успехом, а раз успеха не было, и художника никакого не было. Был жалкий неудачник.       Наверное, поэтому на семейных сборищах в доме дяди никто не интересовался мнением отца ни по одному вопросу. Он был практически невидимкой, тенью своей жены. Если его все же замечали, с ним обращались со снисходительной доброжелательностью, но случалось это редко. Удивительно ли, что героем Рейкелла сделался Ленед, которого он видел, может, раз или два в год, но произведенного впечатления хватало. Рейкелл всегда искал его одобрения, хотел быть ближе к нему. А потом так провально не оправдал его надежд...       И кто он после этого? Такой же бесполезный неудачник, как его отец.