За кромкой гор

      Арисаль оглушил грохотом колес, лаем собак, ржанием лошадей, гомоном толпы, звуками музыки. Ослепил пестрым мельтешением людей, от которого Рейкелл успел отвыкнуть за эти дни в лесу, в компании одного лишь Кельда. Был ярмарочный полдень. Мимо него проносились торговцы и покупатели, уличные мальчишки, женщины в цветных передниках и мужчины с огромными плетеными коробами за плечами, с упирающейся козой на веревке, с тележками, которыми они так и норовили проехаться зазевавшемуся прохожему по ногам, с корзинами, с клеткой, в которой билась плененная курица...       А вот сам Кельд чувствовал себя в этом хаосе совершенно как дома. Неудивительно, он и был в Арисале дома. Тут же нырнул куда-то в бурлящую толпу и затерялся в ней. Рейкелл замешкался, несколько ошеломленный царящим вокруг пестрым мельканием, сунулся было за ним, но свернул не туда, уперся в будку, где торговали маслом, и теперь недоверчиво рассматривал прилепленный на ее стене плакат. Бумага была дешевой, желто-серой, а буквы очень крупными, специально для малограмотных читателей.       Впрочем, сам Рейкелл прочел его два раза и начал перечитывать в третий раз, потому что ему все время казалось, что смысл написанного ускользает от него. Да, все это просто не укладывалось в голове. Его разыскивают как преступника?! За сведения о его местонахождении предлагается десять золотых монет?       Стыдно, странно и... пугающе. И вообще, кто мог объявить награду за него?! Неужели этот Барн? Непонятно, откуда у бывшего ученика менестреля столько денег!       Собравшись с мыслями и немного отойдя от первоначального шока, Рейкелл подумал, что все перечисленное, кроме имени, можно считать ничего не говорящим. Про менестреля, к счастью, не было ни словечка. А приметы... Из гарнизона Стлин Нат Альсар под них, кажется, подошла бы добрая половина. Да и на улицах Арисаля, среди дарийцев, худощавый молодой человек с густыми каштановыми волосами не сказать, чтобы очень выделялся. Ну, если не приглядываться к чертам лица, не смотреть в глаза, не сравнивать оттенок волос, какого никогда не бывало у дарийцев. Но кому это нужно?! В праздничной, разгоряченной ярмарочной толпе каждому есть дело только до себя и до своих планов. Нет, никто не опознает его...       Никто?! Вдруг он с тревогой и подозрением вспомнил о Кельде. Рейкелл старался не слишком откровенничать с ним, но сообщнику известно его имя, а десять золотых монет — это для дарийского разбойника целая куча денег. Интересно, давно ли эти объявления появились? Если Кельд заметит и прочитает эту бумажку, о безопасности не может идти и речи. Кстати, еще неизвестно, грамотен ли тот вообще. Рейкелл хорошо помнил все, что сообщник рассказывал про себя, но как-то так получилось, что тема чтения еще ни разу не всплывала в их разговорах. Первым побуждением было спросить прямо в лоб. Но вряд ли этот вопрос стоило задавать, стоя под объявлением о собственном розыске.       «Слушай, Кельд, меня тут внезапно ужасно заинтересовало, а умеешь ли ты читать?»       Мысленно представив себе эту сцену, Рейкелл безрадостно усмехнулся. Было бы смешно, если бы не было так опасно. Он все еще потрясенно изучал зловещую бумажку, когда тот, о ком он думал, вынырнул из толпы.       Рейкелл машинально развернулся так, чтобы оказаться между ним и объявлением. Но даже так он спиной чувствовал его тревожащее присутствие. А вот Кельд выглядел ужасно довольным, в руках держал кулек с жареными каштанами, наполовину опустошенный, который, не спрашивая, сунул в руки Рейкелла. Метнул на него быстрый хитрый взгляд и подмигнул с видом заговорщика:       — Видал объявление?       — Какое?       — Что, еще ни одного не заметил?! Тут много их, повсюду развешаны. Ищут тебя, представляешь? А меня вот не ищут, обидно даже... Я еще в прошлый раз эти плакаты приметил, только забыл тебе рассказать. Забавно, да?       — За… забавно, — неуверенно согласился Рейкелл, не зная, как реагировать. Он начал подозревать, что сообщник не просто так забыл упомянуть это незначительное обстоятельство. Кельду просто хотелось затащить его в город, и он справедливо полагал, что, заранее узнав об объявлениях, Рейкелл туда не сунется…       Он рассеянно вытащил еще теплый каштан из заранее надрезанной скорлупы и сунул в рот. Потом еще один. Каштаны он любил не меньше Кельда, а может, и больше. По мере того, как он жевал, настроение его улучшалось. Ближе к концу кулька Рейкелл уже решил, что, пожалуй, зря так переволновался. Вокруг них все так же бурлила равнодушная толпа, мелькали сосредоточенные, безмятежно веселые, деловитые лица, где-то играла музыка. Неподалеку зазывала громогласно призывал всех желающих прокатиться на карусели. Всадники, в основном дети и подростки, уже успели оседлать овечек, вырезанных из дерева и обмотанных настоящими овечьими шкурами, попеременно черными и белыми. Карусель раскручивали двое крепких парней в пестрых рубашках, налегая на торчащие внизу длинные деревянные рычаги. Вокруг теснились зрители. Чем быстрее крутились овечки, тем громче звенели восторженные вопли и смех.       Ничего страшного не происходило, никто не бросался его арестовывать, Арисаль жил своей жизнью, не интересуясь теми, кто шляется по его улицам. Если сообщник за все это время не выдал его, а возможностей у него было хоть отбавляй, то почему он должен делать это сейчас?! Уверенность стремительно возвращалась к нему. Рейкелл сунул остатки каштанов назад Кельду.       — Не пора ли искать твоих бывших приятелей?       — Вот сегодня и начну, — ответил Кельд, дожевывая последний каштанчик. Он смял опустевший кулек, небрежно отшвырнул под ноги и добавил: — Давай только сперва пообедаем, у меня от каштанов только аппетит разыгрался.       Но хотя дариец сам предложил покинуть рынок, увести его отсюда оказалось довольно трудно. Сначала он застрял напротив одетой в черное и красное гадалки с подведенными углем огромными глазами. Она не пряталась в палатке, как обычно, а прямо снаружи сидела на небольшом деревянном стульчике и время от времени пронзительным голосом выкрикивала обещание точно и надежно предсказать будущее по руке.       — Я и сам могу предсказать твое будущее, куда точнее и к тому же совершенно бесплатно. Только это предсказание тебе не понравится, — насмешливо бросил Рейкелл, увлекая его за собой. Но буквально шагов через десять они дружно остановились, привлеченные зрелищем того, как полный, наголо обритый мужчина в красной безрукавке жонглировал горящими факелами и гасил их в собственном рту. Оба некоторое время глазели на фокусника и самозабвенно спорили, как тому удается не обжигаться. Наверное, и от лишних волос на голове избавился для того, чтобы на них ненароком не перекинулось пламя (Рейкелл с содроганием подумал об этом; тарни никогда и ни за что не обривали волосы налысо).       А предмет их интереса между тем отложил факелы в сторону и принялся жонглировать блестящими стальными кольцами. Они то были отдельно друг от друга, то вдруг оказывались намертво сцепленными вместе. Как это получалось?! Фокусник даже давал паре зрителей посмотреть на кольца вблизи, потрогать их. Оба кольца выглядели цельными. Но как же тогда они зацепляются? Кельд отказывался сдвинуться с места, пока не раскроет эту тайну. Наконец он углядел, что в одном из колец под ловкими пальцами фокусника то возникает крохотная дырочка, то снова исчезает. Он так громко и торжествующе объявил о своём открытии, что фокусник услышал и недовольно покосился на него, другие зрители засвистели, и Рейкелл решительно потащил сообщника прочь. Привлекать к себе столько внимания ему точно не хотелось. Наконец, рынок остался позади, и тут уже оба ускорили шаг, предвкушая скорый обед.       Их гостиница располагалась в том же самом убогом районе, где Рейкелл с Кельдом ужинали после побега из тюрьмы. Но на этот раз у них были деньги, пускай и немного. И Рейкелл настоял на менее грязном и ветхом заведении, чем в прошлый раз.       По крайней мере, оно выглядело не так, как будто готово развалиться от резкого порыва ветра или если кто-то из посетителей, выходя, слишком сильно хлопнет дверью. Внизу располагался общий зал для гостей и кухня в пристройке, из зала витая деревянная лестница вела наверх к комнатушкам, которые посуточно сдавали постояльцам.       Кельд ворчал на его привередливость, особенно после того, как Рейкелл заставил его добиться от хозяина, чтобы свалявшиеся, серые и наверняка полные кровососов соломенные матрасы с пола убрали и заменили на свежую солому. Чистую и без дополнительных жильцов.       Уверяли, что большинство местных паразитов не интересуются кровью тарни, но Рейкелл ненавидел само ощущение, когда что-то ползает по коже. Кроме того, нельзя исключать, что какой-то совсем обнаглевший и потерявший нюх кровосос, откормившийся на здешних постояльцах, может не разобраться и случайно перепутать. Нет, все же очень хорошо, что он настоял на свежей соломе, думал Рейкелл, шагая рядом с сообщником.       Нищий специально расселся почти посередине дороги. Хотя не заметить его было и так невозможно. Лохмотья источали вонь гнилой рыбы, а лицо было все перекошено. Хотя, может, он специально корчил такую рожу, чтобы вызвать сочувствие у прохожих.       Рейкелл брезгливо обошел нищего по такой большой дуге, как только смог, избегая даже глядеть в ту сторону, как будто одним взглядом можно было запачкаться. Кельд немного отстал, чтобы вложить в протянутую, немного трясущуюся руку несколько медных монет.       — Зачем ты это сделал? — лениво удивился Рейкелл, успевший отойти довольно далеко, когда Кельд снова поравнялся с ним.       — А ты что, против?       — Да нет, деньги твои, трать как знаешь, хоть в речку выброси!       Теперь пришла Кельда очередь удивляться:       — Я же не выбрасывал. Я дал их нищему, которому нечего есть!       — Какая разница?       — Ну как же?! Что ты такое говоришь? Нельзя такое сравнивать! — высоко поднял брови Кельд. — Ты что, действительно не понимаешь, зачем подают милостыню? Да если никто не будет подавать...       — Если никто не будет подавать, нищих не будет!       — Так что же, просто пройти мимо?! Я хотел немного помочь человеку. Вижу, трудно ему сейчас...       — Ему уже никогда не будет легко.       — В каком смысле? И вообще, что ты имеешь в виду под «никогда»? Это почему не будет?       — Он — нищий, — отрезал Рейкелл. — Так и будет побираться, пока не сдохнет в канаве.       — Тебе-то откуда знать?! — возмутился Кельд.       Рейкелл проигнорировал вопрос, потому что его интерес к этой теме совершенно иссяк. Впрочем, он и с самого начала был не слишком силен. Если бы Рейкелл заранее знал, что Кельда затронет за живое его брошенное от скуки замечание, он бы вообще промолчал. И теперь жалел, что не сделал этого, поскольку сообщник плелся, отставая на шаг, и сердито бубнил ему в спину:       — Ты еще скажи, что я отныне и навсегда останусь преступником. И никогда из меня ничего другого не получится… Ты ведь именно так и считаешь, да?!       Последняя мысль, казалось, особенно обеспокоила его. Или, возможно, отсутствие ответа на вопрос? По крайней мере, Кельд ускорил шаг, обежал Рейкелла, заступил ему дорогу и с тревогой заглянул в лицо:       — Ты что, правда так считаешь?       Рейкелл вынужден был остановиться, чтобы не налететь на сообщника.       — Какая... — он раздраженно скрипнул зубами, — я вообще не понимаю, какая тебе разница, что я о тебе думаю?! Можно подумать, существует хотя бы одна причина, по которой это должно тебя беспокоить!       Кельд трагически поднял брови:       — Но мы же с тобой товарищи! И если уж даже ты так считаешь...       Некоторое время они молча шагали рядом, крайне недовольные друг другом.       Заявление Кельда о том, что они — товарищи, изрядно шокировало Рейкелла. Он и дарийский разбойник товарищи?! Вот еще! Однако, как бы он ни был глух к чужим переживаниям и сосредоточен на себе, он не мог не заметить, что его сообщник и временный союзник (совсем не товарищ!) в свою очередь недоволен и обижен.       Ситуация сложилась затруднительная. Поскольку он не собирался ссориться с Кельдом, следовало успокоить сообщника. А как? Срочно сказать что-то, что ему понравится. Но что бы это могло быть? Ведь Рейкелл даже не понял, отчего тот расстроился. Он покосился на Кельда и поинтересовался, осторожно подбирая слова:       — Так значит, ты не собираешься всю жизнь грабить купцов?!       — А ты как думал?! Конечно, нет. Да и что это была бы за жизнь? — сердито фыркнул Кельд.       На сей раз Рейкелл догадался придержать свои соображения при себе. Вместо этого он так же осторожно уточнил:       — А когда ты собираешься... завязать с пиратством?       — Как только накоплю достаточно денег.       Теперь Рейкеллу сделалось действительно любопытно. Кельд его удивил, ведь Рейкелл был твердо убежден, что тот до самого конца собирается оставаться преступником, удачливым или не очень, это уж как получится. А чем кончается жизнь преступника, в частности, речного пирата? Тем же, что и морского. Или повиснет, или утонет. Но оказалось, что у Кельда имелись другие планы на будущее.       — А достаточно это сколько именно? — спросил Рейкелл.       — Еще не знаю.       — Ну хотя бы приблизительно?       — Ну... пока у меня таких денег и в руках не бывало. Нужно намного больше. Хотя бы... хотя бы... — Кельд нахмурился и с силой почесал в затылке. — Да не знаю, говорю же тебе!       — Но как же ты тогда заметишь, что пришла пора заканчивать с пиратством? — настаивал Рейкелл.       — Вот почему ты всегда ищещь ссоры со мной?! — внезапно вспыхнул Кельд. — Хочешь позабавиться за мой счет? Придираешься к моим словам и всему, что я делаю, не принимаешь всерьез, высмеиваешь меня и мои надежды.       — Я не хотел! — растерянно пробормотал Рейкелл. Но сообщник отчего-то не поверил в его искренность. Надулся, замолчал, и остаток пути до гостиницы они проделали в напряженном молчании, не глядя друг на друга.       После обеда Кельд, который все еще дулся и держался так, как будто Рейкелл его обидел — а чем, спрашивается — заявил, что сходит поискать следы старых друзей, может, посетит пару заведений, где они собирались прежде, поспрашивает, как их найти. Вернется вечером, к ужину. Сам Рейкелл решил без нужды не соваться наружу. Впрочем, оставшись в одиночестве, почти сразу же пожалел о своем решении. Было не до сна, но кроме него заняться здесь, внутри, совершенно нечем.       Скучая и томясь бездействием, он расхаживал от стены к стене в тесной комнатушке. Тело требовало движения, а тут пара шагов — стена, разворот, пара шагов — стена, разворот. В очередной раз почти что врезавшись носом в грязную стенку, Рейкелл в сердцах пристукнул по ней ладонью, и, будто в ответ, на лестнице послышались шаги. Не торопливая, легкая поступь прислуги, а уверенные, тяжелые шаги нескольких пар ног, по которым сразу можно было догадаться, понять внезапно обострившимся чутьем, что идут именно к нему. Зачем?! Постояльцы снизу пришли пожаловаться? На один-единственный удар о стенку? Ерунда, конечно, нет! Взгляд панически обежал тесную, лишенную мебели комнатушку. В такой не спрячешься, не укроешься...