За кромкой гор

      Рейкелл с отвращением обвел помещение взглядом. Не потому, что его окружало что-то действительно отвратительное, а потому, что он находился в тюрьме. Это не укладывалось в голове: он! В тюрьме!       Несправедливо и просто неправильно. Рейкелл всегда полагал, что уже более чем достаточно пострадал из-за того менестреля, что подвернулся ему под руку несколько лет назад. Пострадала его карьера, репутация, отношения с теми, кого он уважал и кто ему был важен. Но оказалось, что его ждали дальнейшие незаслуженные удары судьбы. После того как он, избежав стольких опасностей, преодолел значительную часть пути к спасению, нелепая случайность — а что же еще — столкнула его и горящего жаждой мщения пособника менестреля.       Рейкелл в свое время снисходительно не заметил его жалкие попытки вступиться за хозяина, или наставника, или кем там они друг другу приходились, решив, что связываться с сопляком ниже его достоинства. После всего, что случилось, парень был вне себя от горя, так что можно было закрыть глаза на его выходку. Да и кому он вообще нужен? Уж точно не Рейкеллу, который почти сразу же позабыл о его существовании и ни разу за прошедшие годы не вспоминал. Если бы только знать, чем обернется эта снисходительность в будущем! Ну, а теперь оставалось только сожалеть о ней.       А ведь сперва, узнав парня в лицо, Рейкелл даже не слишком испугался ни его, ни его спутников. Презрительно подумал: «Тоже мне, мстители!» Сам собой лег в руку острый кинжал. Пальцы тесно сомкнулись на рукоятке. Если непрошеный гость из прошлого сам сдуру напорется на него, это ведь не будет считаться, что он пал от руки Рейкелла?       К сожалению, бывший ученик менестреля все никак не напарывался. Даже и не думал. Он атаковал бесстрашно и злобно, так что нужно было или скрестить с ним оружие, или отступить. И Рейкелл... отступил на шаг. А пособник менестреля упорно надвигался на него, гневно прищурив глаза. От нестерпимого желания ответить — пустить кинжал в дело, ударить резко, так, что острое лезвие вспорет одежду и, преодолевая мягкое сопротивление, вонзится глубоко в чужую плоть, у Рейкелла даже в горле пересохло. Прежде чем соблазн покончить с наглым ничтожеством, возомнившим о себе невесть что, сделался совершенно нестерпимым, он разжал пальцы, и оружие с почти неслышным бульком ушло в воду. Рейкелл догадывался, нет, знал, что горько пожалеет об этом. И пожалел еще прежде, чем кинжал коснулся поверхности воды. И с тех пор жалел почти непрерывно...       Окружившие его мятежники вымещали на нем свои воображаемые обиды, пользуясь безнаказанностью. И медальон отобрали, а Рейкелл на него рассчитывал. Сам-то по себе он никакой ценности не представлял, но золото оправы можно было выгодно обменять или подкупить им кого-нибудь. Шею все еще саднило в том месте, где ее обожгла при рывках цепочка.       Была у него в первый момент небольшая надежда, что грабители перессорятся между собой из-за медальона и поубивают друг друга. Но они, к сожалению, быстро угомонились. Пособник лживого менестреля — из разговоров других мятежников Рейкелл уяснил, что его звали Барн — долго пялился на картинку в медальоне с совершенно идиотским выражением лица. Небось никогда не видел ничего подобного. Да ему повезло!       Арисаль произвел на Рейкелла самое мрачное впечатление. Впрочем, города он почти и не видел. Мятежники первым делом направились сюда, в городскую тюрьму, узнав направление у прохожих. Хмурый тюремщик некоторое время недовольно таращился на прибывших, не вполне понимая, чего от него хотят, но потом согласился запереть Рейкелла. Не выдержал напора Барна. Этот парень вообще держался на редкость самоуверенно, даже когда нес совершеннейшую чепуху, что он и делал большую часть времени.       Рейкелл поморщился. Барн и другие мятежники, уходя, что-то болтали о судье. Кажется, расспрашивали местного тюремщика, где его можно найти в этот час. Нет, ну кем они себя мнят? Какой судья? Какое они вообще имели право судить его?! Заперли в тюрьму, как какого-то преступника. Только потому, что сила на их стороне...       Рейкелл попытался усесться поудобнее, но на жесткой скамье, на которой он сидел, обнаружилась выступающая рейка, ровно посередине, которая мешала, как ни присядь. Он еще раз обежал глазами довольно просторное помещение с каменными стенами, которое освещалось только светом, падающим из небольшого окошечка. Настолько небольшого, что его не имело смысла даже забирать решеткой, в него смог бы протиснуться разве что хорек, причем не самый упитанный.       По правде сказать, внутри было хотя уныло, но вовсе не так ужасно, как можно было бы себе представить. Несколько деревянных скамеек, массивное железное ведро для известных надобностей...       В пользу жителей Арисаля говорило и то, что помимо Рейкелла здесь томился единственный узник — мужчина непонятного возраста. Из дальнего угла он таращился, пытаясь в тусклом освещении распознать, кого ему подсунули в качестве соседа.       — Ты что, самый настоящий итарк?! — наконец поинтересовался заключенный хрипловатым голосом.       «Нет, только делаю вид!» — по привычке ядовито подумал Рейкелл. Он не собирался опускаться до разговора с дарийским преступником, поэтому не стал отвечать вслух. Но того такое демонстративное отсутствие желания общаться не обескуражило. Он поднялся на ноги и подошел поближе, чтобы рассмотреть получше нового заключенного. Пользуясь этим, и Рейкелл рассмотрел его во всех подробностях.       Моложе, чем показался на первый взгляд, но не юноша. Светлые волосы неопределенного оттенка вились мелкими колечками, бровей почти не было видно... Высокий рост, массивные и широкие плечи преступника намекали на изрядную физическую силу, но круглое лицо не отражало ни жестокости, ни мрачности, только наивное любопытство и простодушие.       Рейкелл отвернулся и поковырял каменную стену пальцем. Стена, сложенная из желтоватого песчаника, легко крошилась под ногтями. Пожалуй, если бы он оставался в этой тюрьме лет двести, ему бы удалось процарапать проход наружу. Но лишних двухсот лет у Рейкелла не было, и он оставил стену в покое. Еще раз оглянулся по сторонам. От скуки задался вопросом, за что же этот простак, стоящий перед ним, мог угодить в тюрьму. Не то чтобы его это действительно интересовало...       — А за что тебя сюда посадили? — громко поинтересовался сосед. Кажется, их мысли шли в похожих направлениях. Отмалчиваться дальше было довольно глупо, а главное, скучно, но и откровенничать Рейкелл не собирался. Поэтому ответил вопросом:       — А тебя?       — Так я это самое... разбойник! — не без гордости сообщил дариец. — Меня Кельд зовут. Кельд Бешеный.       Рейкелл развернулся к нему, удивленно распахивая глаза. Разбойник?! Он ожидал услышать историю про украденную курицу. В самом худшем случае про подожженный — по недомыслию, конечно, не по злому умыслу — общинный сарай.       — И кто тебя так зовет?       — Я себя так зову, — немного смутившись, признался Кельд. — Я на большой дороге, что ведет к городу через ближние поля, разбойничал.       — Понятно... — недоверчиво протянул Рейкелл, — и давно разбойничал? Многих успел ограбить?       — Ну... Не очень многих. Двух теток, что возвращались с покоса. Правда, у них с собой оказалась только корзина земляники.       Вообще-то Рейкеллу было совершенно не до смеха, но на этом месте рассказа он не выдержал и сдавленно хрюкнул. Кажется, перед ним стоял второй Лейс. Везло же ему на таких типов...       — Это, конечно, не серьезная добыча. Но я ведь только начал, — продолжал свой рассказ Кельд. — Я бы и дальше разбойничал, может, даже сколотил настоящую банду. Только вот эти тетки оказались крикливыми, просто жуть! И на мою беду, их вопли услыхали стражники у ворот.       — И что же, они бросили ворота и погнались за тобой? — осуждающе спросил Рейкелл. Кельд, обрадованный поддержкой, живо подтвердил это вопиющее пренебрежение стражниками своими обязанностями, приведшее к тому, что ему пришлось вступить с ними в неравный бой.       — Я одному так дал в лоб, что он упал и не встал, — поведал Кельд, — потом схватился с другим, но еще двое меня скрутили сзади. Нечестно!       — То есть твоя разбойничья карьера была блестящей, но недолгой?       — Не особенно долгой. Но до того я был морским пиратом! — похвастался Кельд.       — Еще и пиратом?!       — Ну да, всегда об этом мечтал. Еще совсем бестолковым парнишкой все грезил кораблями, плаваниями и морскими битвами. Бывало, как песню какую затянут или историю начнут, я тут как тут и слушаю, разинув рот. Только чтобы обязательно про пиратов! Вырос-то я здесь, в Арисале, считай, на улице. Воровал, конечно, по мелочи, не без этого. Потом в банду попал, мы прохожих потрошили, если кто вечером один идет и выглядит побогаче. Бедных не трогали, конечно... Да и чего их трогать, если они из-за каждого медяка вой до небес поднимают. И вообще это все было не для меня. Я ведь собирался к морю, собирался каждый год... А однажды решил, что хватит мечтать и откладывать, пора в дорогу. Долгонько добирался отсюда до Эйнаса, знаешь такой город?       — Слыхал, — сухо подтвердил Рейкелл.       — Да, про него почти никто не знает, очень уж он отсюда далеко. Только я все равно добрался, — не слушая его, с горделивыми нотками в голосе продолжал Кельд. — Ох и пришлось попутешествовать. И пешком, и по рекам, вместе с купцами, возвращающимися на север. Они любят нанимать гребцов из числа местной бедноты. Вниз-то по течению корабли и лодки сами плывут, пара человек с баграми могут управляться с ними, а гребцы и вовсе не нужны. На их место можно больше товаров загрузить. А вот когда путешествуешь против течения, приходится помахать веслами. Платят они не так чтобы много, но я согласился не торгуясь, ведь меня ждал Эйнас.       Ну, значит, расплатились со мной купцы, и отправился я дальше, все больше пешком, а иногда на попутных подводах, пока не добрался наконец до Эйнаса. Сам он не меньше Арисаля, а может, и больше. Все там очень большое и богатое. Есть, чем поживиться, но мне тогда было не до того. Я ведь впервые увидел море. Настоящее море, шумное, большое... Правда, и волны большие, недаром оно зовется Бурным. Стоишь на причале, стоит зазеваться — волна захлестнула, и вот у тебя уже ноги мокрые насквозь.       А какие корабли стояли в гавани! Борта — во, толстые и крутые. Парусов — видимо-невидимо. Канаты с руку толщиной, черные от смолы. Мачты — вообще до неба! — Кельд буквально захлебнулся от восторга. Откашлявшись, он продолжил свой рассказ:       — Так вот, потерся я там в порту и вокруг, повертелся среди всякого торгового и прочего народа, походил по тавернам, пропивая и проедая полученное от моих купцов жалование, и постепенно познакомился с нужными людьми, у которых в свою очередь водились знакомые среди пиратов. Они и подсказали мне, как найти пиратский корабль, «Дерзкая ласточка». Он встал на якорь, конечно же, не в самом Эйнасе, а в одной из бухт, немного южнее городских предместий. Берега там высокие, бухта узкая, издали и не углядишь, нужно просто знать, что она там есть. Были у пиратов кое-какие секретные делишки с местными, ну да не об этом речь...       До сих пор помню, как я спустился в бухту по узенькой крутой тропе и впервые увидел эту красотку. Настоящий морской корабль, как на картинке, с бордовой полосой по всему борту и кучей мачт. Все, как я всегда мечтал. А капитан Морлад — настоящий морской волк. С таким капитаном удача сама идет в руки. Невысокий, но плечистый, красный платок вместо пояса, взгляд такой... — Кельд пошевелил руками в воздухе в поисках подходящего сравнения, — острый, как посмотрит — мороз по коже пробирает. Но я держался с ним смело и не прогадал. Он, недолго думая, взял и зачислил меня в команду. Отличный капитан! Вот так я стал пиратом.       — И что было дальше? Почему ты не остался там? Не понравилось?       — Понравилось! Очень понравилось, — печальный тон Кельда разительно противоречил смыслу его слов. — Сначала действительно все шло хорошо. В самый первый день, пока мы еще стояли на якоре. Но стоило «Дерзкой ласточке» отойти подальше от берега, мне поплохело. Да так, что я света белого не взвидел. Представь себе, все качается, крутится перед глазами. Закрываешь глаза, все равно не помогает. Выворачивает наизнанку, а в остальное время лежишь в лежку. Называется это — морская болезнь, потому что случается с людьми на море.       — Понимаю! И как же ты справился?       — Да как же я справился?! Никак. Мне все говорили, что это скоро пройдет. Мол, у многих бывает. Два-три дня помучаешься, а потом станет легче и совсем пройдет. Только у меня так ничего и не прошло. Никогда в жизни мне не было так плохо! Мучался пять полных дней, едва не умер, да и хотел умереть. А потом корабль причалил к одному из островков в море, где всего и есть деревня — десять дворов, да стадо овец в сорок голов, там-то меня и высадили. Вынесли, потому что идти я не мог... Еще спасибо, что так, а не в открытое море выбросили.       — И что потом?       — И ничего потом! — поморщился Кельд. — На том все и кончилось. Добрался на рыбацкой лодке до острова побольше. Тоже по дороге едва концы не отдал. Меня мутило уже даже когда я просто смотрел на волны с берега. Вот так потихоньку вернулся назад в Эйнас. Да только там без денег делать нечего. Можно было, конечно, остаться там и промышлять привычными делами. Только тошно было смотреть на богатые, тяжело груженые корабли в гавани, зная, что ничего от этого богатства и роскоши мне не достанется. И это после того, как я топтал палубу «Дерзкой ласточки»!       — Получается, ты не только гроза дорог, но и гроза морей? — подвел итог Рейкелл, но вся вложенная в эти слова ирония прошла мимо адресата. Наоборот, принявший их за чистую монету Кельд расправил плечи и важно кивнул:       — Ну не то чтобы гроза... Но повидал всякого и побывал в дальних краях, это верно. Жаль только, что так вышло с пиратством. Пришлось мне возвращаться в Арисаль без единой медной монетки в кармане. Про дорогу назад лучше и не рассказывать. Долгой она вышла, и хлебнул в ней всякого. Подворовывал, конечно. Но мелкое воровство украдкой, от него никакой радости... А с разбоем вот попробовал, и вышло тоже как-то не очень. Ну скажи, ну зачем мне земляника?       Рейкелл неопределенно пожал плечами. Он бы сейчас точно не отказался от земляники, но, в общем, понимал, что имеет в виду Кельд.       — Мне даже не очень жалко, что меня схватили, — с горечью продолжал тот. — Хотя новый судья, говорят, настоящий зверь. Так уж вышло, что стражников я помял довольно сильно. Особенно того, первого. Хотя они сами виноваты, нет бы им стоять на воротах, как положено, ничего бы с ними не случилось. Но судья, наверное, не примет это во внимание. Ну да мне все равно. Раз уж пиратом быть не суждено, то будь что будет...       Разговор увял, и оба заключенных погрузились в мрачное молчание. Но если Кельд быстро задремал в своем углу, то к Рейкеллу сон не шел.       Неудобная скамья, озлобленные, жаждущие мести дарийцы, да еще и судья — зверь. Все складывалось против него. Он привык мгновенно засыпать в любой позе и ситуации, но сегодня, может быть, впервые в жизни столкнулся с бессонницей. Мятущиеся, беспокойные мысли не давали уснуть. Что, они и вправду могут его казнить? Вот так взять и... Это просто не укладывалось в голове. Рейкелл до сих пор надеялся... А на что, собственно? Он не знал, но чувствовал, что должен срочно что-то сделать. Сидеть тут и ожидать, что произойдет, не имея возможности ничего предпринять, было невыносимо. Оставшееся ему время уходило, как песок сквозь пальцы. От волнения сделалось трудно дышать. Губы пересохли. Тишина, царящая вокруг, вдруг показалась страшной и давящей.       — Кельд! — позвал он, нарушив ее.       В ответ послышалось невнятное сопение.       — А я знаю, как исполнить твою мечту!       — Какую? — сосед зевнул и принялся протирать глаза.       — Как какую?! — возмутился Рейкелл. — Ты что, уже забыл, что хотел сделаться пиратом?       — Хотеть-то хотел, но как? Моя морская болезнь никуда не делась и не денется...       — Помоги мне отсюда сбежать, тогда расскажу, как!