За кромкой гор

      — Как это видел?! — резко обернулся к нему Барн. — В каком смысле видел?       — Да в самый день штурма. Когда крепость уже пала и стихла пальба, помню, попался мне на глаза один парень. У него еще шея и подбородок были замотаны; вроде как раненый. Взглянул я на него и, веришь ли, как-то он мне сразу не понравился.       — А что не понравилось?       — Да все! Для начала, он шел, как итарк.       — Это как?!       — Не замечал, как они ходят?       — С задранным кверху от собственной важности носом?       — Это само собой, — хохотнул Сорен. — И еще ноги переставляют так, знаешь… вкрадчиво, как будто выбирают, как и куда ступить. Правда, тот парень сильно прихрамывал, поэтому я и решил, что мне показалось. А в остальном трудно сказать. Руки у него были грязные, лица толком не разглядеть. Хотя вот еще! Волосы у него были подстрижены по-особенному.       — Ну да, у них волосы не такие, как у нас, — согласился Барн. — Или растут не так. Сразу заметно разницу.       — На самом деле растут они по-обычному, просто… Вот ты волосы как стрижешь?       — Беру кинжал, срезаю все лишнее, и готово.       — Ну вот. А у них прядка к прядке, каждая отдельно подстрижена, да подровнена, как будто кто-то убил на эти глупости целый день. Не удивлюсь, кстати, если так оно и есть…       — Если хочешь, Барн, я могу и тебе подстричь волосы покрасивее, — предложила Вирена.       — Не давайся ей! — преувеличенно испугался Сорен. — Она меня однажды стригла, так я думал, Ренизи с ними, с волосами, как бы и вовсе без ушей не остаться!       Он панически округлил глаза:       — И вот еще, вспомнил! Она меня кинжалом колола. Да в результате еще и обкорнала, как кочан капусты.       — Ты сам виноват, — обиделась Вирена. — Не хотел сидеть тихо, все время вертелся, дергал своей головой и спрашивал меня, когда уже я наконец закончу. Ну не отпускать же тебя было наполовину остриженным. И ничего я не колола, только пригрозила, чтобы не сбежал раньше времени.       — Потом решите, кто из вас кого колол! — нетерпеливо замахал на них руками Барн. — Без меня! Лучше расскажи мне, Сорен, еще про того типа! Волосы были темные?       — Да, вроде.       — Серые глаза, и лицо такое… переменчивое? — спросил Барн. Внешность убийцы Гальвена навечно отпечаталась в его памяти, но он не знал, как описать ее.       — Я же говорю, не разглядел толком. Да как разглядишь такие мелочи во всей этой суматохе и в дыму?!       — Какая жалость, что ты его упустил!       Сорен посерьезнел, отхлебнул еще вина.       — Знаешь, может, мне это все просто показалось, — признался он. — Я ведь тогда еще не отошел от сражения. И потом, за него сразу же вступился один парень, Лейсом звать. Хороший парень, честный, я его давно знаю, вот я и подумал, что делаюсь слишком подозрительным.       Лейса, погруженного в разговор с товарищами, Барн нашел перед одной из палаток, под примыкающим к ней полотняным навесом. Подробно расспрошенный, он поведал Барну, как вывел одного из героев взятия Стлин Нат Альсар за стены и с рук на руки сдал старшему жрецу. Хотел позже навестить приятеля, имени которого так и не успел узнать — тот был ранен в лицо и не мог говорить. Но, вот беда, тот куда-то запропастился, а куда, Лейс и сам не знает.       Пришлось идти к старшему из жрецов. Барн застал его в палатке неподалеку от лазаретной. Старик вроде бы спал, укрывшись меховым одеялом — и это несмотря на жару — но стоило заглянуть внутрь, тут же открыл совсем бодрые глаза и приподнялся навстречу.       — Тебе нездоровится? Или ты пришел меня о чем-то спросить?       Барн замялся. Старый знакомый, этот жрец очень долго держал нейтралитет, прежде чем присоединиться к повстанческой армии. И, как подозревал Барн, сделал это, пересиливая себя, только по настоянию своей ученицы. С ней было бы легче иметь дело. А старик, конечно, очень умелый лекарь, но как-то очень себе на уме, наособицу, полный тайн и своих каких-то недоступных обычному человеку соображений. Даже неудобно было расспрашивать его, как будто в чем-то обвиняешь или подозреваешь. Это жреца-то! Наверное, поэтому вопрос Барна прозвучал излишне резко:       — Ты знал, что спасаешь врага?       — Сначала только подозревал, но когда начал осмотр и увидел его лицо, то убедился в истинности своих подозрений, — безмятежно ответил старик, даже не попытавшись ничего отрицать.       — Да это же… Это же был убийца менестреля Гальвена! Я давно хотел с ним встретиться. Вчера искал в крепости, среди мертвецов, не нашел... А он в это время был с тобой. Так получается?       — Так.       — И что же дальше? Что ты с ним сделал?       — Ну что я мог с ним сделать? — печально вздохнул жрец. — Перевязал, а ближе к ночи вывел к лесу и отпустил.       — Нет, ну в самом деле, что ты еще мог сделать?! — в сердцах передразнил Барн. — Эх, не был бы ты жрецом и не спас бы столько моих товарищей, я бы...       Он скрипнул зубами от злости. Неужели старик начал выживать из ума?! Когда они познакомились, пару лет назад, он казался еще крепким и сильным человеком. Много шутил, двигался свободно и плавно, а в путешествии мог дать фору куда более молодому Гальвену, с которым был знаком и, кажется, даже дружен. И не мог не понимать значение его гибели. Или не знать, какая это невосполнимая потеря для Барна, да и для всех. Что же он наделал и почему?! Говорили, что жрецы сильно растрачиваются на лечение. Если в самом деле так, то этот себя совсем не жалел. Вот и сейчас бросались в глаза его жалкий и бесконечно усталый вид, глубокие морщины…       Тут Барну пришла в голову новая мысль, и он уставился на старика, едва сдерживаясь, чтобы не вытрясти из него ответ силой:       — Он ведь хромал, так? Значит, далеко уйти не мог!       — Напрасно ты так думаешь, — невозмутимо покачал головой жрец, — у него всего лишь ушиб. Расходится!       Барн резко развернулся и пошел прочь, чтобы окончательно не взорваться и не сказать того, о чем пожалеет. Тем более что все это было бы уже совершенно бесполезно. Теперь оставалось надеяться на энергичного и хитроумного Эркена, у которого, кажется, имелся готовый план действий на все случаи жизни.       А купец и впрямь не терял времени даром. Он уже успел найти хороших коней и нанял несколько участников штурма, готовых ловить кого угодно, хоть убийцу Гальвена, хоть другого, кого скажут, главное, чтобы за приличное вознаграждение. Вообще-то это было не совсем правильно, сманивать людей из повстанческой армии, ведь официально никто никого еще не распускал... С другой стороны, огромная армия, собравшаяся, чтобы переломить хребет Стлин Нат Альсар, таяла сама по себе с тех пор, как эта задача была исполнена. Скоро, должно быть, только костяк ее и останется на месте. Самые упорные, или ожесточенные, и еще те, кому больше особенно некуда было податься, собирались отдохнуть после штурма и двинуться на юго-запад, к Гулланктору, по следам итарков. Если не для того, чтобы и тамошние укрепления проверить на прочность, то хотя бы напугать врага видом огромного сборного воинства. Чтобы содрогнулся и без долгих разговоров согласился на все условия восставших.       Эркен обвел взглядом нанятых им молодцов, но остановил глаза все же на Барне.       — Вы, наверное, думаете, что тот, кого вы ищете, затерялся в лесу, и след его простыл? Что придется искать его совсем уж наудачу? Это не так. Знаете поговорку — если хочешь поймать в лесу ежа, отрасти колючки? Вот что бы вы делали на его месте? Куда бы подались? Давайте-ка поразмыслим вместе!       Эркен сделал маленькую паузу, но так как все молчали и отводили глаза, не проявляя никакой охоты «поразмыслить» по команде, продолжил противным поучающим тоном:       — Он рвется к Гулланктору, то есть на юго-запад, куда же еще? Думаю, все еще идет пешком — потому как вряд ли сумел раздобыть коня или другой транспорт. Но как бы то ни было, рано или поздно путь ему преградит бурная Сиаль.       — Это еще почему? — спросил Сенар, самый бойкий из завербованных Эркеном охотников.       — Да потому, что мне случалось ездить этой дорогой. Я знаю, о чем говорю: купцов ноги кормят. Сам поезди с мое, тоже узнаешь о дорогах и переправах больше, чем тебе хотелось бы… Так вот, путешественникам, едущим или идущим отсюда на юго-запад, неизбежно преграждает путь река. А мест, где можно через нее перебраться, не так уж и много. Один мост разрушили в самом начале восстания. Имеется, конечно, второй мост — хороший и крепкий, но с некоторых пор деревни по обе стороны от него порешили, что будут собирать пошлину за переход, две медяшки с пешего, три с конного, пять с повозки.       Так что там теперь всегда кто-то дежурит, несколько здоровых парней, вооруженных для убедительности дубинками, потому что не все сразу и охотно соглашаются платить за проезд, который прежде много лет был свободным. И вряд ли тот, кого мы ищем, захочет связываться с ними.       Еще есть брод — ниже по течению — им часто пользуются местные, кто идет пешком, налегке или с небольшим грузом, потому что бесплатно. Но не все слыхали о нем, а главное, тащиться туда — крюк, и немалый, так что давайте не будем брать его во внимание. А вот в деревне Ре-Ордал все лето работает переправа, к тому же это почти прямая дорога к перевалу через Гулланктор. Скорее всего, именно там рано или поздно и найдется наш итарк.       — А если он как-нибудь по-другому обойдет реку? Не по прямой, а по какой-нибудь хитрой петле, итарк все же. Или украдет лодку? Или вообще никуда не пойдет, а забьется поглубже в лес? Нам его там ни в жизни не сыскать, — настаивал Сенар.       — Да почему он должен все это делать? — спокойно переспросил Эркен. — Он же не знает, что кто-то станет его преследовать. Он просто хочет попасть в безопасное для него место, значит, идет туда самой короткой дорогой. Лодки нынче никто без присмотра не бросает, чем он, по-твоему, цепь перекусит? Зубами? Да и без весел на Сиаль делать нечего, мигом унесет прочь. Нет уж, ждите его именно там, на переправе в Ре-Ордал.       Барн слушал молча, не споря с Эркеном. Пускай себе говорит.       Он не чувствовал себя обязанным в точности выполнять указания купца. Потому как, в отличие от других, денег с него не взял, хотя Эркен предлагал три раза, едва ли не насильно в руки совал. Но Барн не хотел быть ему хоть чем-то обязанным. Он — свободен, он — сам по себе.       С другой стороны, кое в чем послушаться купца определенно стоило. Тот, разумеется, не собирался сам носиться по бездорожью, хотел все сделать чужими руками. Но говорил дело. Чем искать этого Рейкелла наугад, как муравья в стоге сена, почему бы не устроить засаду в том месте, где он рано или поздно должен объявиться? Это звучало разумно. Это звучало как хороший план.       Найти переправу, о которой им рассказывал Эркен, оказалось нетрудно. Сюда, в Ре-Ордал, действительно сходились ведущие на юго-запад дороги. Немного поспорив, где сподручнее дожидаться итарка, всё же переправились на ту сторону Сиаль, на которой повыше переправы и на некотором удалении, чтобы не заливало паводком, стояла вторая деревня, Те-Ордал. Караулить решили днем поодиночке, на всякий случай, но главное — каждый вечер с наступлением темноты, прячась за сараем, в котором зимой хранились разборные части переправы.       Обитатели Те-Ордала встретили их с благожелательным интересом, сразу оценив как хороших, ухоженных лошадей, так и бравый вид всадников. Расспрашивали про штурм Стлин Нат Альсар, а узнав, что путешественники ищут дом, где могли бы остановиться дней на десять, и готовы щедро заплатить, наперебой зазывали к себе. Но Барну приглянулась невысокая, круглолицая старушка, что стояла немного поодаль. Она молчала, только посматривала на всадников с робкой надеждой. Барн не любил, когда на него давят или принуждают, поэтому он перехватил ее взгляд и громко спросил, перекрикивая настойчивые предложения других деревенских:       — А у тебя найдется место для нас?       Выяснилось, что места у нее больше чем достаточно. И точно больше, чем нужно одинокой старушке, чей муж давно умер. Совсем одинокой, впрочем, Ниса себя не считала. У нее были сыновья, разъехавшиеся кто куда искать счастья. И ведь нашли. Дела у них шли, слава Ренизи, хорошо. Настолько хорошо и успешно, что они именно поэтому навещали мать очень редко.       Но зато сколько же радости, когда один или другой все же дает о себе знать. А уж если приезжали в гости, по одному или, еще лучше, все трое за один раз, то счастливых воспоминаний хватало на целый год.       Рассказывая все это, Ниса демонстрировала им свое хозяйство, в первую очередь дом. Действительно просторный и уютный, хотя и носящий легкие следы запустения. Перед домом высилось старое раскидистое вишневое дерево. К нему была привязана упитанная белая коза на длинной веревке, она меланхолично жевала опавшие вишни. За домом с одной стороны аккуратными рядками спускался к берегу Сиаль большой огород, рядом зеленел огороженный лужок, а сбоку красовался сложенный из серых речных камней колодец, который прикрывали от жаркого солнца две доски. Вокруг шныряли пестрые куры под командой мелкого, неказистого на вид, но, как уверяла Ниса, звонкоголосого петуха. Завидев входящих во двор незнакомцев, он тут же вскочил на край колодца и продемонстрировал свой замечательный голос.       Барну здесь все понравилось, а его спутники не стали спорить. Лошадей можно было оставить прямо на лугу, в такую погоду им не нужно было укрытие. Первая ночь дежурства у переправы прошла напряженно. Никто не верил, что им так быстро повезет, но все же каждый чувствовал напряжение и азарт, думал: «А вдруг?». Когда рассвело и на переправе скопился народ, усталые и сонные вернулись к Нисе.       Старушка обрадовалась так, как будто и не рассчитывала на их возвращение. Накормила яичницей с луком и маслом и принесла от соседки свежий хлеб. Пока они ели, оживленно болтала про всякие деревенские дела и про ее знакомых, и про поездки на лодке в Ре-Ордал. Но заметив наконец, что глаза у гостей закрываются, прервалась на полуслове и смутилась, начала извиняться и поспешно вышла, чтобы не мешать им устраиваться спать.       Барн проснулся ближе к вечеру, когда остальные охотники еще отсыпались. Он вышел во двор, с наслаждением вдыхая свежий речной воздух, к которому примешивался запах дыма. В деревне готовили ужин, а вот им предстояла очередная скучная ночь. Когда Эркен говорил, что они обязательно дождутся итарка и сцапают его, все выглядело просто, даже сомнений не возникало — Эркен умел воодушевлять слушателей.       А теперь Барн почувствовал неуверенность. Между Стлин Нат Альсар и переправой лежали рощи и леса, поля, деревни. А вдруг этот самый Рейкелл задержится в них, или свернет с пути, или, как хищник, почует, что его выслеживают, и заляжет в какую-нибудь нору?! Чтобы избавиться от этих неприятных вопросов, ответов на которые у него не было, и согнать остатки дремоты, Барн подошел к колодцу, снял сверху доски, вытащил себе ведро воды и принялся умываться.       Ниса на огороде полола сорняки, согнувшись пополам, и, заметив его, издали помахала рукой в знак приветствия.       — Хорошо ли, что у тебя колодец без настоящего навеса? — спросил Барн, подходя к ней. Старушка выпрямилась, отрываясь от работы из уважения к гостю, с извиняющейся улыбкой объяснила, что сыночки, когда гостевали в последний раз, углубили ее старый колодец, прочистили как следует. А прежний навес, мешавший им, к тому же старый и изрядно подгнивший, разломали, пообещав соорудить новый. Даже чурбаки и доски раздобыли. Только жаль, построить обещанный домик не успели, засобирались к себе. Но не все же сразу, она понимает. Мальчики и так долго возились с ее колодцем. В следующий свой приезд, через полгода или через год, уж точно поставят навес. А пока она обойдется как-нибудь.       И следующая ночь прошла все так же спокойно и скучно. Луна то появлялась, то исчезала за тучами, журчала река, налетали стайки мошкары, потом их сгонял в сторону ветер… Сколько еще таких предстоит?       Пока его товарищи тихонько болтали между собой, Барн с тоской думал о том, что он лучше бы, чем сидеть вот так без дела, помог Нисе с сорняками. Или вон занялся крышей для колодца. Его ужасала мысль о том, сколько времени придется убить вот так, бездарно и бесполезно сидя на берегу, а потом целый день отсыпаясь. И это день за днем, ночь за ночью…       Наутро, когда вернулись в деревню, он попросил у Нисы инструменты и пошел в сарай, вглянуть на заготовки для колодезного домика. Остальные, особенно Сенар, удивлялись: бабульке помочь — это, конечно, дело хорошее и богоугодное. Но только если днем ты будешь работать, а ночью караулить, отдыхать-то когда?       Барн отшутился, мол, он все равно работает вполсилы, а караулит вполглаза.