За кромкой гор

      Рейкелл обнаружил себя лежащим на камнях двора. Вернее, не совсем на камнях, иначе он, наверное, расшибся бы, упав с такой высоты. А он должен был упасть, потому что последнее, что он помнил, шум сражения, и он… был на стене. Вот она, возвышается совсем рядом. Голова сильно кружилась. Скосив глаза на стену, он мимоходом отметил, что шея и грудь перепачканы кровью, судя по всему, чужой… Так как он упал? Сбросило взрывной волной? Сорвался в стычке?       Осознание окружающего приходило скачками. Вот восстановился слух, и вместе с ним пришло понимание того, как же удивительно тихо вокруг. Тишина это была, конечно, относительная, полная глухими скрипами, скрежетом металла, треском досок, дальними невнятными голосами. Но она не шла ни в какое сравнение с грохотом выстрелов и воплями, сопровождавшими сражение. Это могло означать только одно — крепость пала, как и следовало ожидать. Запах сгоревшего пороха перебивал свежий дым. Дым означал пожар. Каменные стены и башни загореться не могли, наверное, проникшие внутрь мятежники уже успели поджечь подсобные помещения.       Да, падения Стлин Нат Альсар следовало ожидать, но почему оно произошло так быстро?! Впрочем, быстро ли? Ведь Рейкелл не знал, как долго успел здесь проваляться… Все же, наверное, не очень давно, иначе успел бы развеяться пороховой дым, который стлался в воздухе, ел глаза, мешая осмотреться. Наверное, из-за него него все вокруг плыло и мутилось. Но все равно было видно, что вокруг — немало мертвецов в самых разнообразных позах. Рейкелл с некоторым опозданием обнаружил, что и сам — часть этой композиции, поскольку лежит на чьих-то телах. Вероятно, они и смягчили его падение. А один мертвец в обычной для мятежников темной куртке тяжело навалился ему на ноги.       Осознав это, Рейкелл завозился, пытаясь спихнуть тело в сторону. При резком движении ногу ниже колена прострелило болью, но он каким-то чудом промолчал, удержался от вскрика. И удачно удержался, потому что совсем рядом послышались шаги и негромкая, неторопливая дарийская речь. Невидимые за стеной дыма, враги подобрались почти вплотную. Рейкелл дернулся было, нащупывая вокруг себя какое-нибудь оружие, но тут же понял всю бесполезность этого движения. Поспешно прикрыл глаза и притворился мертвым, что было совсем не так сложно, он действительно чувствовал себя скверно.       Между тем говорившие подошли совсем близко, и кто-то из них горестно вскрикнул, опознав в придавившем Рейкелла мертвеце того, кого они искали. Мятежники первым делом убедились в том, что их приятель действительно мертв, при этом перевернули и сдвинули его на свободное место, невзначай освободив Рейкелла от давящего груза. Они вслух вспоминали забавные и трогательные происшествия, связанные с погибшим, сокрушались о его судьбе, жалели вдову и детей и, занятые этим, почти не обратили внимания на замершего неподвижно Рейкелла. Только один походя пнул его, чтобы удостовериться, что он действительно мертв. По счастливой случайности попал не по поврежденной ноге, а по здоровой.       Рейкелл стерпел этот пинок без малейшего звука и движения. Он вообще за последнее время сделался на диво терпелив. Выдержка, терпение… Рейкелл с детства ненавидел эти слова. С какой стати он вообще должен что-либо терпеть?! Терпением мог похвастаться отец, вот только именно на него Рейкелл ни в коем случае не хотел походить. Всегда бегом, напрямик, кратчайшим путем к цели… Нередко перебивал учителей в школе, раздражался, слыша вечное: «Рейкелл, не вертись, Рейкелл, посиди спокойно, не мешай, подожди, не перебивай, делай это, а то не делай… Не сейчас!» А у него все должно было быть «сейчас»!       И повзрослев, он все так же торопился добиваться всего и сразу. Решения принимал не задумываясь, и все было прекрасно до того недоброго дня, когда он встретил менестреля. Этого болтуна со слишком длинным языком, наглого, лживого… Вспышка холодной ярости заставила тогда Рейкелла спустить курок. Кто же мог знать, что подлая толпа использует смерть этого бродяги как предлог для восстания?!       Сожалел ли Рейкелл позже о своем выстреле, уже зная о его последствиях? Да. Но всякий раз, вспоминая происшедшее, перебирая в уме те события, заново понимал, что у него просто не было шанса поступить по-другому.       Тяжелые последствия — неприязненное отношение сослуживцев, холодность начальства, то, как его перекидывали из одного места службы в другое, все это Рейкелл переносил стиснув зубы. Да, вот так он начал учиться терпению, этой низменной добродетели.       Сколько раз хотелось выкрикнуть в лицо тем, кто его унижал: «А как бы вы, интересно, поступили на моем месте? Неужто стерпели бы, слушая, как чернь поносит подвиг и имя вашего деда? Никогда не поверю!» Но Рейкелл молчал, потому что знал — они ответят, что на его месте сумели бы наказать наглеца, не превратив его в мученика. Они бы проявили разумную сдержанность. Или, скорее, верили, что проявили бы. Но про него было точно известно, что он не сделал это. И что его несдержанность имела катастрофические последствия для всей власти тарни в Пандари.       Рейкелл однажды спросил Ленеда, следует ли ему уйти в отставку. Прославленный военачальник ответил, посмотрев на внучатого племянника без следа прежней теплоты, что это уже ничего не исправит. Вот это было по-настоящему больно, потому что кем-кем, а Ленедом он искренне восхищался и его мнение ценил…       Тем временем мятежники, все так же стоя над ним, рассуждали о том, стоит ли сходить за носилками, чтобы вынести своего мертвого товарища наружу. Или сразу забрать бедолагу с собой, ухватив за руки и за ноги? Стлин Нат Альсар наводил на них жуть, по их словам: «будто высасывал жизнь». Они почти единодушно сошлись в желании покинуть его стены как можно быстрее и не возвращаться, поэтому был избран второй вариант. Слышать все это было немного странно, Рейкеллу, наоборот, казалось, что даже сейчас, когда Стлин Нат Альсар пал и осквернен, сделался одной братской могилой, каждая стена, каждый его камень все еще излучает домашнее тепло.       Наконец дарийцы ушли, и наступило затишье. Недолгое, конечно. Стоило ожидать появления новых мятежников в поисках раненых или погибших товарищей или простых мародеров, которыми — Рейкелл не сомневался — так и кишит вражеская армия. И что тогда? Ему посчастливилось уцелеть, даже почти не пострадать. Только вот считать ли это счастьем?       Он очень осторожно перешел в сидячее положение, прислушиваясь к ощущениям. Голова кружилась уже меньше. Спину еще ломило, но на все это он почти не обращал внимания. Главное было понять, что с ногой. Была ли она просто вывихнута или сломана при падении? Рейкелл, морщась, подтянул ногу поближе и попытался ощупать со всех сторон, но так ничего и не понял. С одной стороны, кости наружу не торчали. С другой, больно было не только ступить на ногу, но даже просто подумать об этом.       Он еще раз оглянулся, проверяя, не шевелится ли кто еще, не пытается ли подняться. Рискнул даже пару раз позвать вслух. Никто не отозвался на его приглушенные крики — получалось, что, по крайней мере, в этой части крепости, выжил только он.       Несмотря на сильный соблазн улечься на прежнее место и постараться как-нибудь умереть, по возможности быстро и безболезненно, Рейкелл все же потянулся к одному из смягчивших его падение мертвых мятежников и принялся избавлять его от куртки. Было ужасно неудобно из-за больной ноги, к тому же сказывалось то, что у Рейкелла совершенно отсутствовал опыт мародерства. Но он упорно тянул неповоротливого мертвеца, дергал и распутывал завязки, тащил на себя плохо поддающиеся рукава.       Пальцы плохо слушались, одежда как будто липла к своему мертвому хозяину, и если бы Рейкелл заранее знал, как тяжело это окажется, то, наверное, отказался бы от этой затеи. Но не останавливаться же теперь на полпути? Это соображение придало сил. Чего-чего, а упрямства ему хватало, и он продолжил переодевание. Жесткие рукава чужой куртки вывернулись, пришлось заворачивать их назад, чтобы натянуть ее на себя. Мелькнула мысль, что он занимается ровно тем же, что только что безоговорочно осуждал, но Рейкелл решительно отмел ее, потому что в его случае это было, конечно, не мародерство, а совсем-совсем другое…       Наконец, ценой, как ему показалось, невероятных усилий, переодевание было завершено. Переобуваться он не стал, это было выше его сил. Куском чужой грязной рубашки туго перетянул больную ногу ниже колена. Другим замотал шею и нижнюю половину лица, потом распихал под колом стоящую куртку столько оружия, сколько влезло, и захромал прочь. Нужно было выбираться отсюда, и Рейкел побрел вперед, едва не спотыкаясь о тела.       Стоило войти в проход под Пороховой башней, как его окликнул один из мятежников:       — Постой, братишка! Куда тебя ранило?       «Наверное, в живот, именно поэтому у меня перевязаны нога и голова!» — злобно подумал Рейкелл, но вслух ничего не сказал, только указал рукой на нижнюю часть лица и промычал нечто неразборчивое, мол, извини, приятель, трудно говорить. Вопреки его надеждам, парень не только не потерял интерес к нему, но подошел поближе.       У него был нос картошкой, засаленные волосы, спускавшиеся заметно ниже ушей, и сочувственный взгляд больших светло-карих глаз, опушенных длинными ресницами… Он сообщил, что зовут его Лейс, что тут не только раненому, вообще никому лучше не бродить в одиночестве, уж больно страшное местечко. Вот он, например, почти заблудился. Если не сказать, что совсем. Потом поинтересовался, знает ли «братишка» дорогу наружу. Рейкелл машинально кивнул, прежде чем понял, что только что упустил удачную возможность отвязаться от назойливого идиота.       Некоторое время они вдвоем пробирались к внешним воротам мимо бастионов, мимо передней сторожевой башни, покрытой свежей черной копотью, огибая давно опустевшие стойла, мимо блуждающих по двору без толку и смысла мятежников. Рейкелл берег ногу и старался обходить лестницы, что дополнительно удлиняло путь.       Лейс безоглядно доверился его способностям определять дорогу, поэтому даже не глядел по сторонам, зато безудержно трещал обо всем на свете. Очевидно, его нисколько не смущала немота «собеседника». Сперва он простодушно и многословно восторгался тем, как это Рейкелл так хорошо ориентируется в «этой наводящей жуть старой развалине», а когда ему надоела эта тема, перешел к рассказу о себе.       К мятежу Лейс присоединился около года назад, по свойственной ему глупости, а происходил из какой-то грязной, бесполезной дыры, расположенной неподалеку от Эйнаса. На самом деле парень рассказывал о себе немного по-другому, это Рейкелл так переосмыслил его рассказ.       «Завести его в укромный уголок и заколоть тихонько? При таком количестве свежих мертвецов одним больше, одним меньше — роли не играет…» — такие мысли время от времени мелькали у Рейкелла, но к этому времени они уже почти добрались до внешних ворот. Даже Лейс это заметил — и тут же обрадованно завопил, что узнает места и наконец-то понимает, где они находятся. То ли этот вопль привлек к ним внимание, то ли что-то другое, но один из стоящих у ворот дарийцев — высокий громила самого зверского вида, с всклокоченными волосами и следами крови на сапогах — решительно заступил Рейкеллу дорогу, сверля его пронзительным взглядом. Кто-кто, а этот мятежник совсем не был похож на идиота и первым делом пожелал узнать, из какого он отряда и куда собрался.       Было совершенно ясно, что номер с молчанием здесь не пройдет.       «Ну что же, значит, так! И хорошо, и прекрасно!» Рейкелл уже примеривался, куда вонзит кинжал, который прятал в рукаве, предвкушая, как уверенное выражение на лице громилы сотрется, сменится гримасой боли. И неважно, что будет потом...       Но тут между ними решительно встрял Лейс. Встрял и принялся многословно и взволнованно доказывать громиле, что ведет раненого товарища к жрецу и что нечего их задерживать дурацкими вопросами.       Перед лицом такой горячности громила пожал плечами, освободил проход и махнул рукой, очевидно, решив, что Лейс хорошо знаком со своим спутником. Еще бы, даже сам Рейкелл мог поверить в это, если бы не знал правду.       Больше до самого выхода из крепости никто не побеспокоил Рейкелла с его неожиданно оказавшимся ценным провожатым. Покинув Стлин Нат Альсар впервые за долгое время, он, в отличие от приободрившегося Лейса, ощутил не облегчение, а беспокойство и чувство потери, как улитка, потерявшая домик. Впрочем, на слабость и сентиментальность времени не было, и Рейкелл даже ни разу не оглянулся на оставшуюся за спиной крепость, наоборот, ускорил шаг, радуясь тому, что нога, вроде бы, протестует не слишком сильно…       — Во-оон там он, наш лазарет, за теми шатрами! — заботливо напомнил Лейс, который совершенно неправильно понял его порыв. — Уже совсем недалеко. Больно тебе, наверное, бедняге? Потерпи еще немного, сейчас кто-то из жрецов тебе поможет.       Прежде чем Рейкелл успел придумать, как все же избавиться от непрошеного спутника, ему бросился в глаза бредущий куда-то худощавый седой старик в жреческом одеянии. И, к несчастью, не только ему.       — Эй, глянь-ка! — громко и радостно воскликнул Лейс. — Вот и он, легок на помине. Этот жрец как раз лечил меня, когда я отравился несвежей солониной и три дня мучался животом… — и, уже обращаясь непосредственно к жрецу: — Может, ты и товарищу моему поможешь? Он сражался с итарками, как герой!       Рейкелл, представленный подобным образом, запнулся на ровном месте. К счастью, криво намотанная тряпка скрыла от заинтересованных зрителей выражение его лица.       — Вообще-то я как раз собирался немного отдохнуть… — принялся отнекиваться старик, и Рейкелл облегченно вздохнул. Но, очевидно, рано радовался. Можно было уже выучить, даже за столь недолгое знакомство, что от Лейса так просто отвязаться невозможно.       — Какая жалость! А я так надеялся, что именно ты возьмешься за его лечение. Смотри на него, он же едва держится на ногах. Совсем выбился из сил, спотыкается, того и гляди упадет! Может, все же займешься им? Мне тогда сразу же помог, и ему бы поспособствовал…       Действительно, какая жалость! Какая жалость, что Рейкелл не прикончил Лейса еще там, в крепости! А теперь жрец, который вроде бы брел по своим делам, остановился, задумался… Рейкелл протестующе затряс головой, всем видом демонстрируя, что он отнюдь не настаивает на немедленном излечении. Но, видимо, удача, которая так долго была на его стороне, окончательно отвернулась от него.       — Ладно, чего уж там, — жрец шагнул к ним и теперь разглядывал Рейкелла, прищурив глаза. Пристальным, оценивающим взглядом, как резчик по дереву разглядывает заготовку перед тем, как начать срезать с нее все лишнее. — Пошли! Прямо сейчас и посмотрю, что с тобой!       Рейкелл отчаянно завертел головой в поисках выхода, но тут же с горечью понял, что он в ловушке! Слева, совсем близко — десяток вооруженных мятежников, справа тоже не меньше. И все глазеют прямо на них, потому что вопли Лейса и навязчивость, с которой он уговаривал жреца, успели привлечь всеобщее внимание.       И что теперь?! Стоит жрецу присмотреться к нему поближе, разоблачения не избежать. Еще пару лет назад Рейкелл в такой ситуации уж точно вытащил бы припрятанное оружие и постарался дорого продать свою жизнь. Но упражнения в терпении не прошли для него совсем даром. Надежды на благоприятный для него исход почти не осталось, но почти — это больше, чем ничего… И он, поколебавшись несколько мгновений, неохотно шагнул в направлении, которое указал старик.