***
Большой зал, 10 утра Весь народ толпился у стены рядом со входом в Большой зал. Каждый любопытный ученик вставал на цыпочки, даже залезал на плечи товарищей, чтобы увидеть то самое — интересное и непонятное. Кто-то, конечно, все-таки сидел за столами своих факультетов с едой, но это были лишь те, кто уже вдоволь насмеялся и насмотрелся, хотя и сейчас также продолжает это делать, только вот уже с бокалом сока в руке и с хохочущими дружками напротив. Даже слизеринцам был интересен подобный ажиотаж, а когда те все-таки узнавали в чем дело, с довольными усмешками на своих циничных лицах проходили к столам. Маленькие первокурсники охали и ахали, девочки вздыхали и шептались, а гриффиндорцы были в полном недоумении. Только преподаватели качали головами, понимая, что это нелепое шоу никак не может найти свой конец еще с ужина вчерашнего дня. Когда же в зал зашли знаменитые Мародеры, студенты и профессора одновременно оккупировали своими разнообразными взглядами Сириуса Блэка, на лице котором, казалось, в первый раз не было той самой самодовольной улыбки, а только забавный мрак, покрывающий его лоб, как в мультиках. Даже когда он получал письма от Вальбруги, Блэк не был настолько злым и недовольным. Но вот говоря о последующих его друзьях — их точно нельзя было назвать угрюмыми. Поттер, идущий слегка позади Бродяги, чуть ли не падал от истерического смеха, опираясь на такого же хохочущего Люпина и Петтигрю. Сириус в ответ лишь язвил, но и понимал, что эта ситуация, действительно, достойна смеха. В любом другом случае, он бы проигнорировал эти взгляды, ему-то не привыкать, но сейчас они были совсем другие, да и что уж, утро тоже не сказать, что привычное. Взглянув на огромную толпу из пубертатных студентов, он непонятливо нахмурился, бурча себе под нос что-то не очень вежливое и доброе. Сириус отодвинул нескольких учеников рукой, освобождая проход к заветной, и вообще-то, до этого момента, всегда пустующей, стене. И тут же снова, как по шарманке, посыпались знакомые ругательства мужского голоса. Да как это, черт возьми, узнали вообще?! На немного ободранной стене висела больших объемов доска со сделанными кем-то колдографиями. Вот только на всех снимках был он. Хотя нет, не только он: где-то Блэк лежал в обнимку с Филчем, было видно, как рука Сириуса приобнимает завхоза за талию и снова убирает, по типу анимации, где-то он сидел на полу с хмурым лицом, где-то с открытым ртом, что-кто крича (даже удивительно то, как профессионально запечатлили его крик), где-то красовалась ошарашенная физиономия Филча на весь снимок, а где-то они опять лежали вдвоем под одеялом с пожилым охранником на кровати. Стояла тишина. Ее можно было охарактеризовать даже смешной тишиной, наблюдающей за главной причиной ее появления. И это было правда странно, ведь именно Сириус все это время был последователем за чем-то громким, но уж точно не настолько грозно молчаливым, как сейчас. Блэк просто стоял и пялился, как и та же тишина, пытаясь хоть как-то отогнать от себя этот наседающий шок, что прилип к его телу, будто надоедливая и липкая сахарная смесь, жвачка или подобная мерзкая сладость. Только эти отвратительные конфетные «пластыри», которые невозможно было отодрать, наслаивались и наслаивались до такой степени, что казалось, что даже его глаза просто-напросто скоро не смогут открыться. Джеймс же, стоящий за спиной Блэка, захохотал еще больше, еще громче и аж заплакал от такого неожиданного представления, ибо все-таки разница есть, когда тебе рассказывают о чем-то таком и когда тебе показывают что-то такое. Собранный «коллаж» из четких снимков сегодняшнего утра был закончен лишь одной фразой, располагающейся чуть внизу:«Пока кто-то приглашает на свидания, Блэк действует».
О чем-то шепчась со смеющимся Поттером, Сириус хмыкнул, а потом резко обернулся, увидев по правую его сторону Селвин, что с заинтересованным видом смотрела на колдографии. Он равнодушно окинул ее взглядом и вскинул бровь, скептично переглядываясь с довольным Джеймсом и Лунатиком. — Хорошие снимки, да, Блэк? — ее насмешливый голос заставил почувствовать себя неловко даже Петтигрю, хотя он вообще не при чем. — Мне не по вкусу, — ответил Бродяга, все еще смотря прямо на чье-то творение, как и слизеринка. Круг людей среди них пялился уже не на сам коллаж, а на пару. — Что ж, — вздохнула Равенна, поворачивая голову к гриффиндорцу. — Тогда, полагаю, мне стоит обидеться. И на секунду Сириус замер, а Поттер восторженно раскрыл рот, косясь на слизеринку в неверии. Как? На это? Реагировать? — Ну то есть не мне, разумеется, а тому кто все это сделал, — беспечно пожала она плечами, с диким удовольствиям улыбаясь. — Наверное тот, кто задумал это очень умен, находчив, смел, забавен, смекалист, что ж и прекрасен тоже… — Гордишься собой? — перебил Сириус, поворачиваясь к ней с весьма недружелюбным видом. — При чем же тут я, Блэк? — фыркнула Равенна, также поворачиваясь в ответ. — Ты же любишь быть главным героем? Так будь! Так трепещи же от твоего любимого внимания, — развела руками слизеринка. — И ведь тогда уже идет вопрос к тебе: ты, Сириус Блэк, гордишься собой, что дал мне такое смешное, ужасно забавное желание, как пригласить Филча на свидание? Гордишься ли ты собой, Блэк, что перетрахался с абсолютно каждым человеком в Хогвартсе, не считая лишь учителей? — она улыбнулась. — Или же мы все-таки чего-то не знаем, а, мачо? Дамблдор предостерегающе встал, уже злясь от всего подобного сюжета событий. Но в ответ на слова Равенны Блэк громко захохотал, мотая головой, даже не сталкиваясь хотя бы с долей неловкости или стыда. — Так это все из-за спора, Селвин? — выгнул бровь Сириус. — Ты вообще не умеешь проигрывать, ха? И тут же лицо слизеринки стало еще коварнее. — Ну уж нет, Блэк. Я еще ни разу тебе не проиграла. — Вот как? — усмехнулся гриффиндорец. — Хм, может, ты хочешь поспорить насчет того, выпил ли твой дружок Оборотное зелье, чтобы стать МакГоногалл? Невинный голос совершенно не сочетался с ее ядовитой улыбкой, отпечатывающийся совсем не игрушечным ножом на лице Сириуса. Минерва же ошарашенно охнула, а два друга переглянулись под вымученный вздох Люпина. Она, черт ее дери, узнала. — Захотел вести нечестную игру? — продолжила говорить елейным голосом Селвин. — Тогда наслаждайся, Сириус Орион Блэк. — Добро пожаловать в войну? — оскалился гриффиндорец. — Добро пожаловать в войну, — с иронией ответила слизеринка, натыкаясь на сотни глаз разъяренных учителей и любопытных студентов.***
Библиотека, 13 часов дня — Ты опоздала на час. — Да ну? Библиотека угрюмо пустовала и это было ничуть не странно. Как раз таки было странно то, что все-таки некоторые ученики сидели за столами с настольными лампами и читали, когда по сути уже открылся Хогсмид и была суббота. В такое время можно было не ожидать больших столпотворений, но Равенна Селвин и Лили Эванс, как и две девочки с Когтеврана, решили обойти все разумные выводы по поводу времяпрепровождения на выходных. Скорее, вся вина лежала на Эванс, ведь именно ей не сидится в башне Гриффиндора или не ходится по окрестностям деревни неподалеку. Хотя, если рассуждать, в целом, большая степень такого печального результата принадлежала слизеринке, ибо если бы не ее какой-то там по счету взрыв, им бы не пришлось видеться. Равенна вообще не горела желанием просто существовать, а теперь ей приходилось буквально быть с гриффиндоркой в одном помещении, да и еще так, чтобы та пыталась привести ее к каким-то умозаключениям или поднятию моральных ценностей. И если честно, вся эта ситуация раздражала аж до зуда. И одну, и вторую, между прочим. Равенне не нравилось, что ей приходиться слушать занудную Лили, а Лили не нравилось, что ей приходиться, во-первых, ждать Селвин огромное количество времени, а во-вторых, слушать ее постоянную чепуху, которую фильтровать девушка не желала вовсе. — Ты тратишь свое же время, — злобно буркнула Эванс, передвигая учебник по Зельеварению на середину стола. — Из-за тебя, — пожала плечами слизеринка, садясь рядом. Рыжеволосая возмущенно уставилась на равнодушную Селвин, разглядывающую ногти. — Знаешь что, — прищурилась Лили, — если бы не твоя выходка, мы бы тут вообще не сидели. — Знаешь что, — парировала Равенна, — она уже случилась и это никак не исправишь. И кто-то бы мог назначить занятия не на выходные, а на будние дни, чтобы в субботу и воскресенье отдыхать, как нормальные люди, а не сидеть за учебниками, как те психи с Когтеврана, — качнула головой Селвин, в сторону двух студенток. — Так это я еще виновата? — Отчасти. — Слушай, я не собираюсь мучаться после всех уроков с тобой, так что… — Так что ты решила выбрать мучаться на выходных, — закончила фразу Селвин, беря в руки книжку. Лили прищурилась, упрямо отбирая учебник из рук собеседницы, получая в ответ лукавый смешок. — Мы будем проходить, — деловито начала гриффиндорка, — весь шестой курс с самого начала, потому что в экзамены входят почти все содержащиеся за прошлый год зелья. А тебе, как я поняла, нужно хоть как-то сдать экзамен. — Я думаю, мне больше нужно в теплую кровать. Эванс недовольно выдохнула, качая головой. — Селвин, чем быстрее мы начнем, тем быстрее мы закончим. — Еще мне нужно поесть. — Селвин. — Спагетти было бы неплохо. — Селвин… — С сыром еще лучше. Через полчаса они еле-еле, но все же начали заниматься, а скорее, просто открыли учебник. Но еще спустя двадцать минут девушки, действительно, начали что-то делать. Гриффиндорка даже подготовила ингредиенты и небольшой котелок для того, чтобы они вдвоем попрактиковались хотя бы над первым зельем. Взрыва, конечно, на этот раз не было, но нытье слизеринки не прекращалось, отчего рыжая семикурсница все больше и больше злилась, а Селвин же от этого больше и больше забавлялась. За окнами библиотеки доносился громогласный смех, какие-то хлопушки, радостные возгласы, а затем грустные возгласы, сердитый крик МакГоногалл, аплодисменты и все заново. Учиться не хотелось вовсе, но с таким ботаном, как Лили, убежать от всей этой вонючей учебы — было невозможно даже для Равенны. Зато было возможно ее злить, точнее, это было легче простого, посему слизеринка не упускала шанса сказать что-нибудь глупое, а следом видеть, как белое лицо гриффиндорки постепенно начинает багроветь, а брови угрожающе хмуриться. Но не только Равенна доводила Эванс: когтевранки ни раз оглядывались на орущую Лили и смеющуюся слизеринку, потом те вовсе начали перешептываться с кривыми лицами, как какие-то вредные дети гоблинов. На такую противную реакцию аж сразу две студентки крикнули вслед поочередно нелестные слова в адрес этих зануд, вызывая огромное возмущение мадам Пинс, которая выгнала их из библиотеки, сказав, что от Эванс она такого не ожидала, а Селвин — беспардонная дура от природы. Но вместо того чтобы разозлиться еще больше от абсурда и позора, Эванс начала безостановочно смеяться, но позже снова внезапно с нравоучительным видом взглянула на Равенну. — Не смотри на меня так, Эванс, ты первая начала на них орать. И только Лили открыла было рот, Селвин продолжила. — И это было бесподобно. Могу ли я пожать вам руку, профессор? — наигранно-восхищенно вздохнула девушка. Эванс на это только закатила глаза. — Нам негде заниматься. — Почему-то я слышу в твоем голосе недовольство, — хмыкнула слизеринка, облокачиваясь об каменную стену. — Я должна быть счастлива, что теперь мы не можем учиться? Селвин развела руками, снисходительно смотря на дергающуюся Эванс. — Да? — Нет! — Да, Эванс, сходи в Хогсмид и отдохни, чего тебе неймется? Лили нахмурилась, осуждающе глядя на слишком уж расслабленную Селвин. — Это безответственность. — Это выходные, Эванс. Рыжеволосая устало выдохнула, демонстративно разворачиваясь в противоположную сторону и отмахиваясь от усмешек слизеринки позади. Но не отойдя от нее даже метра полтора, навстречу уже почти впритык стояли два знакомых студента. Красные кеды у одного, черные ботинки у другого. Свободная рубашка, джинсы, очки. Футболка «Queen», кольца, цепи. Сходилось лишь у обоих одно — одинаковая хитрая улыбка. — Эй, Эванс! — коронная фраза Поттера разлилась по коридорам, оставляя за собой надоедливые разводы. — Поттер, — буркнула Лили, — не до тебя вообще. Джеймс недоверчиво взглянул на стоящую возле входа библиотеки беловолосую и переглянулся с Сириусом, а потом снова неоднозначно посмотрел на уставшую однокурсницу. Селвин же весьма приветливо отсалютовала ему. — Я вообще-то тоже тут, — разбавил небольшую тишину Сириус, лукаво смотря на Лили. Эванс снова закатила глаза, а Селвин показательно достала из сумки солнечные очки, надевая их. — Это намек на то, что я солнце, Селвин? — усмехнулся Блэк, переводя свой насмешливый взгляд на нее. — Это намек на то, что твое эго мозолит мне глаза, — фыркнула Равенна, подходя ближе к гриффиндорке. — Тебе случайно не нужны? — она достала еще одну пару. — Тут вроде аж два разносчика себялюбия — смотри не ослепни. — Кто бы говорил, — ответил за Лили Сириус, не обращая внимания на довольную улыбку Эванс и оскорбленную мину Поттера. — Знаете, — прервала их рыжеволосая, — мне нужно к Слизнорту, поэтому заканчиваем этот цирк и расходимся. — К Слизнорту? — загорелся Джеймс. — Я могу тебя проводить! И Лили тут же замялась. Этот энтузиазм Поттера всегда ее пугал на самом деле. — Нет, эм, просто, мне самому нужно к Слизнорту, ты не подумай, — тут же исправился Джеймс, а рядом стоящий Блэк прыснул, отчего получили локтем в живот. Равенна по-чеширски улыбнулась, качая головой. — Вы же шли в совершенно другую сторону, разве нет? Добрый взгляд Поттера, направленный на Эванс, сменился на раздраженный. Он недовольно посмотрел на слизеринку, а потом на Блэка, который в ответ только пожал плечами, мол: «Брат, ничем не могу помочь». — Мы заблудились, — легкомысленно бросил Поттер, игнорируя фырканье. — Вот как. Сохатый лишь прищурился, а потом снова с нежностью перевел взгляд на Эванс. — Ну? Идем? — Эм, — Лили нахмурилась, — ладно? Обрадовавшийся Поттер только незаметно показал язык Сириусу и взяв рыжеволосую за плечо, пошел в абсолютно другом направлении от кабинета профессора. Семикурсинца же откинула его руку и упрекнула в том, что им вообще-то в другую сторону, но Джеймс ни капли не смутился, а только удовлетворенно улыбнулся. Он самоуверенно наклонился к ее уху и что-то прошептал, посему лицо Эванс неожиданно побагровело, а звонкий смех Поттера эхом проходился по коридорам, все отдаляясь и отдаляясь. Бродяга же нарочито повернулся обратно к слизеринке, цинично разглядывая ее. — Что, Блэк? — вскинула брови Селвин. — Тебя может тоже проводить до кровати Филча? Он закатил глаза в ответ. — Ты такая забавная. — Ты такой ранимый. Равенна лениво отвернулась и пошла по прямой, ближе к лестницам, чтобы наконец спуститься в подземелья. — Как ты узнала, что Джеймс выпил Оборотное зелье? — внезапно послышалось за спиной. Но Селвин лишь усмехнулась, ничего не ответив. — Ой, да ладно, захотела побыть девочкой-загадкой? — А у меня получается? — У тебя получается быть только сукой, знаешь ли. Равенна улыбнулась, чувствуя, как справа от ее плеча появилось еще одно. — А у тебя кобелем — это судьба? — засмеялась Селвин, когда увидела скривленное лицо Блэка. Эти ее отсылки на собак весьма напрягали его. — Вроде бы ты тут у нас пикапер школы, почему же тогда мне приходиться работать одной? — она на секунду взглянула на него, не дав ответить. — Или у тебя какое-то особое предпочтение к жертвам твоего флирта? Например, те обязательно должны быть охранником Хогвартса, иметь бородку или морщинистое лицо? Он только фыркнул. — Как жаль, что я не подхожу. А ведь так хотела оказаться очередной куколкой в твоей коллекции. Блэк фыркнул еще громче. — Да ты на куколку даже не сходишь. — О, а Филч сходит? — невинно спросила Селвин, игнорируя злой взгляд Сириуса. Картины возмущенно перешептывались, прогоняя учеников на улицу, ведь даже в выходные они не дают им хотя бы чуть-чуть отдохнуть от этих своих пошлых разговоров. Лестницы специально путались, как по чьей-то указке. За окнами блестело осеннее солнце, еще пока что способное умело греть студентов, коим надоело тухнуть в мрачном замке. Все ощущалось по-домашнему тепло, словно будущее перестало существовать и осталось только настоящее, путающееся с пучиной прошлых наблюдений за звездами или хождениям по запретным окрестностям. Редко такое чувство появлялось, особенно у тех, кто в жизни своей никогда не видел счастливого дома, полного не то, что бы счастья, а казалось, простой любви, которая явно презирала некоторую часть населения этого большого мира. И самое обидное, презирала не за что. — Так ты скажешь о том, как узнала о зелье? Но ответом последовало фырканье. — Тогда, может расскажешь о том, как ты это провернула? — Ты очень много хочешь для униженного и оскорбленного, — как-то с усмешкой ответила Селвин. Она опустила голову, смотря на ходящие ботинки по кафелю. Потом взглянула на обувь Блэка и закатила глаза. — Ты же понимаешь, что сам виноват в случившемся? Он возмутился. — Ты же понимаешь, что на униженную и оскорбленную больше походишь ты, чем я, раз не могла так просто смириться с тем, что в кое-то веки надурили тебя, а не ты кого-то? На этот раз возмутилась и она. — Где же твои стереотипы сейчас? Или где они были тогда, когда ты все это подстроил? Давай лучше поговорим об этом, — выгнула бровь Равенна. — «Слизеринцы хитрые, слизеринцы всегда мухлюют, слизеринцам нельзя верить», — передразнивала Селвин. — Мерлин, просто признайся самой себе, что твое эго было задето, когда я тебя обхитрил, а ты на миг стала «глупой гриффиндоркой», как сама и выражаешься. Равенна нахмурилась. — Ты меня не сравнивай со своими дикими котятами. — А ты меня не сравнивай со своими мерзкими слизнями. Селвин совсем по-детски фыркнула. — И вообще, это ты меня затащила в постель к Филчу. — А что так, ты разве был против? Или мне нужно было затащить тебя в постель к себе? Блэк насмешливо выгнул бровь. — Уверена, что не хотела бы меня видеть в ней? Слизеринка поморщилась, делая вид будто ее сейчас вырвет. — О, вот оказывается, что чувствуют жертвы твоего флирта.***
Слизеринские подземелья, спальня Люциуса Малфоя Нарцисса Блэк, скрестив до нездоровой худобы руки, пытливо всматривалась в хмурое лицо слизеринца, сидящего у края ровно застеленной кровати. Лесного цвета занавески были плотно закрыты, баррикадируя выбивающееся лучи осеннего солнца. Дверь намертво заперта, а оглушающие чары витали меж двух тел, находящихся будто в пасмурной комнате, где темные облака проплывают у потолка и капли цокают, касаясь до небюдженого по цене ковра. Нога Малфоя нервно дергалась создавая уже свой собственный темп. В руках крутилось то самое Ухо, а в глазах Люциуса, казалось, бушевала злость методично вытекающая с тревогой. — Ну и? — наконец подала голос Нарцисса, обрубая затянувшееся молчание. Но Люциус словно и не услышал вовсе, либо сделал вид. Тот так же и сидел, играясь с вещью. — Ты что-то скрываешь? — не унималась Блэк, презрительно озираясь на жениха. — Уходи, Нарцисса. Голос слизеринца кишел пугающей угрозой. Любой бы другой, сдаваясь, вышел, абсолютно не претендуя на новый диалог, но Нарцисса в ответ только властно улыбнулась. Угрожать ей — угрожать самому себе, а поднять на нее руку — сделать крест на своем же существовании. И Малфой это прекрасно знал. — Говори. Но Люциус и не пошевелился. — Малфой, — предостерегающе прошипела Блэк. — Я ничего не скрываю, — чеканил слизеринец. Его руки крутили предмет в руках, а нога подрагивала, все больше и больше, ускоряясь. — Ты врешь мне. Он обозленно глянул на нее, осматривая с ног до головы и проклиная каждую часть ее тела, своего тела и тело Селвин. Селвин он проклинал больше всех. Громче всех. Страшно, дико, по-зверски. Вранье облегало, прилипало, осаждало всю его плоть, а он ничего сделать не мог. У него не было выбора. Через несколько месяцев Нарцисса Блэк станет его законной женой, фамилия сменится и будут они жить в своем собственном Малфой-мэноре — таков был план. Ни его, ни ее, а их — родителей. Да и всех все устраивало, да и перечить нельзя было. Люциус был согласен с тем, что Нарцисса весьма хорошая партия для союза, точнее выгодна, аналогично так думала и вся семья Блэк, а если выгода присутствует с обоих сторон, то и решение соответствующее. Но Люциус никогда не был честен, а Нарцисса не разрешала ему лгать. Но все-таки он врал, а она позволяла. Малфой хорошо осознавал на что идет, когда руки все больше хотели, а белобрысая слизеринка все меньше разрешала, пока за зарытыми дверьми где-то прохаживала его будущая невеста. И если раньше Блэк закрывала глаза на его похождения, ибо сама не испытывала ни единой частички чувств по отношению к Малфою, то в этом году, когда все уже было точно решено насчет брака, Блэк взъелась. А если взъелась одна Блэк, то та сотня других Блэков взъесться за компанию. Был договор, что если слизеринец будет продолжать вести себя также, как в прошлом году, то бишь приводить в свою комнату каких-то девиц, а после играть роль джентльмена в Блэк-мэноре, та непременно предпримет меры. И когда она их воцарит в действие, вся их Блэковская семейка узнает о том, что Люциус на самом деле та еще паскуда. Семью его выбросят на самое дно общества и мстительно приколотят к нему волшебными молоточками. И тогда династия Малфоев наконец-то и вымрет. Сегодня Блэк заметила за шкафом спрятанное, почти невидимое Ухо, что все это время работало, как прослушка. Дотсав его и показав слизеринцу, тот абсолютно ничего не понял. Он сел и начал думать — кто мог это сделать. И конечно же, в мыслях всплыла гребаная слизеринка, что специальным образом его соблазнила, хотя в итоге, ничего не получил. Только удар в живот, а потом, оказывается, еще и спрятанное Ухо. Малфой злился, он был просто в ярости, ведь даже Нарциссе сказать не мог. Одно женское имя убьет и его репутацию, и его семью, да и его самого. Хотя дело было не только в том, что что-то было (однако, по сути, не было), но и в том, что эта мелкая змея, которая достала уже всех до единого, подслушивала его. И услышать она могла много чего. — Я ведь узнаю, Люциус. Лучше бы ты просто сказал мне правду. Малфой резко встал, подходя к слизеринке уж очень близко. Нарцисса не шевельнулась. — Я в полном дерьме, — констатировал Малфой, не обращая внимания на усмешку. — Меня подслушивали и наверняка узнали то, что я состою в рядах Темного Лорда. И ты сейчас винишь меня в чем-то? Блэк высокомерно отодвинулась от однокурсника. — То есть, ты не знаешь, кто подсунул это тебе в комнату? — выгнула она бровь. Тот сглотнул. — Не знаю. Нарцисса лишь фыркнула, демонстративно отпирая дверь заклинанием и выходя из комнаты прочь. Маленькие слизеринцы засматривались на девушку, что так равнодушно выходила из мужского крыла, будто это не было запретом. Та только закатила глаза, игнорируя шепотки и медленно направлялась в свою комнату, желая избавиться от послевкусия отвратительной беседы с потенциальным мужем. Но из-за поворота встретилась Равенна, чье кислое лицо почти что глушило и так плохое освещение в подземельях. Она заметила Блэк и отсалютовала тем же неизменным жестом, что и Поттеру. В целом, обе девушки не были подругами. Они вообще не общались. Виделись друг и друга на балах, встречах, аристократы ведь все-таки. Еще Нарцисса знает ее, как хорошего друга ее брата — Регулуса, но и на самом деле, не сказать, что чувствует симпатию к слизеринке. Да и Равенна не горит желанием дружить с ней. В каком-то плане, Блэк ее даже презирает, осуждает, сравнивает с Сириусом. Все-таки Селвин тоже сбежала из дома, от смемьи, только еще пока что не предала кровь, связываясь с гриффиндорцеми. Но зачатки были, а это уже дает повод к разочарованию. И как ни странно, одновременно, Нарцисса испытывала какое-никакое уважение к ее персоне, ведь так опозорить ее брата еще не удавалось никому. В общем, очень противоречивая девочка. Нарцисса же неожиданно остановилась, призывая сделать тоже самое Селвин. Равенна бесстрастно вздернула брови. — Ты знаешь что-то о Люциусе? — спросил Блэк. И не спроста спросила, знаете ли. Они ненавидели друг друга — это знал весь факультет. Сотни гадостей от Малфоя, после которых Селвин отбивалась совсем одна от нескончаемых стычек от своих же однокурсников и даже учеников постарше, которых Люциус умел убедить в том, что Равенна самая последняя претендентка на учебу на Слизерине, хотя вообще-то ее фамилия входит в «Священные 28» и это все абсолютно не стыковалось. Потом, Люциус в два раза больше получил в ответ от ее проклятий и не только он, а все, кто был в шайке однокурсника. Но вот, однажды, на одной из встреч слизеринских семей позапрошлым летом произошел один инцидент с ее отцом. И с тех пор, ни Люциус, ни другие слизеринцы, наблюдавшие за той сценой, больше не возникали в сторону Селвин. Все знали, что это и как это. Осталась лишь жалость и какое-никакое уважение. — Он козел. Блэк хмыкнула, то ли соглашаясь, то ли наоборот раздражаясь. — Не получилось устроить пытки женишку? — насмешливо спросила Равенна. Но Цисса пропустила издевку мимо ушей. — Может, ты знаешь, спал ли он с кем-то за то время, пока здесь? Селвин лишь открыто усмехнулась от прямолинейности и даже не постеснялась дать такой же прямолинейный ответ: — А со мной считается?***
Северус Снейп ненавидел ощущение неизвестности и открыто презирал всех тех, кто живет этим чувством полной жизни, не боясь за будущее, ухмыляющееся за углами неброских школьных стен. Северус Снейп ненавидел себя, ненавидел людей и собственную жизнь. Он ненавидел мать, которая бросила его. Ненавидел отца, который остался с ним. Все дни, прожитые им, он ненавидел. Все о чем думал Северус — это месть. Он хотел уничтожить каждого проходящего мимо него гриффиндорца: хотел забрать у Поттера все самое ценное, чтобы тот наконец остался один и понял всю муку одиночества. Хотел навсегда заточить Блэка в его родовом поместье, дабы каждый вздох там ему приносил только страдания и боль. Хотел всем показать то, какой Люпин лгун, притворяющийся прилежным мальчиком. Жаждал, чтобы каждый человек в этом гребаном замке увидел, что за монстр расхаживает по библиотекам, словно невинный студент. Хотел, чтобы эта шестерка — Петтигрю наконец выбилась из потока постоянно работающего механизма. Он ненавидел дружбу. Их чертову дружбу. Они были жалкими, никчемными и глупыми. Но все их любили. Все…и Лили. Вечно крутящийся возле нее Поттер, чья самооценка уже превышала пределы адекватности. Тупая самоуверенность, смешное высокомерие. Он не достоин Лили. Не достоин даже ее мизинца, даже случайного взгляда или любого адресованного в его сторону слова. А кто же тогда достоин? Северус, разумеется. Потому что Снейп действительно любил ее, в отличии от него. От Джеймса, мать его, Поттера, возомнившего себя чуть ли не царем. Кулак за кулаком, лицо все в крови. Издевательства, смех, снова издевательства. Вся эта компания была мерзкой, тошнотворной, вызывающей. И никто этого не понимал. Лили Эванс… Она — слабость, заточенная в его каменном сердце навеки. Истошная боль пробегалась по сосудам, мучительно ныла, и он тоже ныл. Рыдал, ревел от надоевшей ему несправедливости где-то в потемках замка, скрываясь от стайки гриффиндорцев. Одинокая душа, бродящая сквозь коридоры, как призрак, он ведь действительно чувствовал себя усопшим. Рядом больше никого нет. Только надгробие, где даже не было имени. Он — пустота. Ее рыжие локоны повсюду, в каждом опавшем листе, под ногами, наверху, вдали, вблизи, рядом, но не с ним. Никогда не с ним. Но Эванс пыталась. Пыталась простить его, быть с ним, любить его, как он ее, даже больше и сильнее. И она любила его, а он не умел, сколько бы не повторял обратное. Севреус никого не любил. Ни себя, ни жизнь, ни людей. Все, на что он был способен — это ненависть. Каждый день он жалел себя, оплакивал судьбу, злился и боялся. Винил себя за то, что не защищал мать от отца. Винил себя за то, что так просто дал матери бросить его. Винил себя за то, что боялся отца. Винил себя за то, что сам же нарывался на ссоры с Мародерами. Винил себя за то, что не стал бороться за самую прекрасную девушку в его жизни, которая давала ему шанс за шансом. Он просто сдался, рассиживая в собственном потайном уголке. И знаете что? Была бы возможность все исправить — он бы не поменял абсолютно ничего, ибо страх и ненависть всегда были сильнее его воли, а воля без силы — просто бесполезный сгусток. В этом и была вся суть личности Северуса Тобиаса Снейпа.Воспоминания
— Ты не понимаешь, Лили, — твердил Снейп. Его зверский, сумасшедший взгляд заставил ее ошарашенно вздрогнуть. В антитезу страху, она нежно опустила руку на его плечо, ласково, но при этом так храбро, смотря в глаза, отчего Северус чуть ли не задохнулся. — Н-н-не трогай меня, — заикался Снейп, в ужасе мотая головой, машинально отодвигаясь. — Ты ведь…ты грязнокровка! Я не могу, просто не могу! Т-таким жить не позволено… Боль. Дикая, внезапная боль в челюсти одолевала его, бесстыдно воруя, казалось, последние силы. Северус был уверен, что еще один шаг и он развалится на ледяном кафеле. Падать, тонуть, плакать — это был план. Плакать, тонуть, падать — снова и снова повторялось в голове, как заученная инструкция. Здесь он и умрет — в пучине предательских слез и невыносимой ненависти ко всему гребаному миру. Умрет и будет счастлив умереть. Любой бы был счастлив, если рядом будет Лили Эванс. Всегда любимая Лили Эванс, любить которую не умел. Испуганная, но до дикости обиженная Лили, прижала свою руку ко рту, метая взгляд от мрачного Сириуса до спокойно лежащего на кафеле Северуса. Стояла и не понимала, что творится в ее жизни не так. За что с ней так. Она с паникой взглянула на Блэка, и тогда он впервые увидел ее такой: до крайности изможденной и печальной, без прежнего девичьего высокомерия или бойцовской готовности напасть. Усталую, до боли обычную. — Не говори Поттеру, — прошептала Лили. — Ты понял меня, Блэк? — в истерике взглянула на него Эванс. — Не смей ему говорить о том, что сказал мне Северус, — она вытирала слезы, нервно теребя сумку. — Джеймс убьет его. Он осматривал ее, не понимая, как можно быть настолько доброй, что даже после таких ужасных слов, все равно продолжать защищать этого мерзкого слизеринца. — И заслуженно бы, — только и кинул ей в ответ Сириус, кидая взгляд в сторону дверей. В тот день Северус слышал все. От первый фразы до последней. Он лежал и просто-напросто не мог встать, пока горячие слезы драматично скатывались по щекам, а ненависть сжирала уже самые последние клетки организма. В тот день Блэк все-таки рассказал о произошедшем Джеймсу, а тот чуть ли разгромил всю спальню, вырываясь, пока Лунатик и Бродяга пытались вразумить Поттера, что драка прибавит лишь отработки и еще больше разочарует Эванс. — Какие к черту отработки?! Мне насрать, Лунатик! Ты вообще понимаешь, что этот урод сказал ей? Слова осознаешь? — Осознаю, Сохатый, — спокойно кивнул Люпин. — Вы пытаетесь меня остановить? — кричал Поттер. — Серьезно? Ему минимум нужно набить… — Я бы согласился, — перебил друга Блэк. — Но, брат, ты не видел в каком она была состоянии, когда просила ничего ему не делать. Дай ей побыть одной. Поттер сначала неверяще взглянул на Бродягу, а потом его выражение лица сменилось на настолько осуждающее, словно перед ним стоял никто иной, как полный предатель. Он фыркнул, но промолчал, все еще злясь. Ремус же тоже удивленно пялился на Блэка, насмешливо хлопая его по плечу. — Твоя первая самая разумная мысль за все годы нашего знакомства, мои поздравления. В тот день Сириус так и не сказал другу о том, что Лили все же назвала Джеймса по имени.Конец воспоминаний
Северус желал мести, но он не был тем, кто настолько храбр для этого. Поэтому в его жизни случилась Селвин, которая тоже не была храбра, но чокнута — еще как. И она тоже хотела мести. Нет, они не дружили. Снейп никогда не считал ее равной себе. Она даже правильно зелье мешать не может. Но это совершенно не мешало сотрудничеству. Гнев женщины — штука серьезная, поэтому когда она все-таки догадалась о том, что Блэк выиграл спор нечестным образом, с помощью Оборотного зелья, Равенна обратилась к Снейпу с очень заманчивым предложением — нагадить этому Блэку. Конечно, Блэк — не Поттер, но тоже ничего. Сначала в ход пошло зелье Невидимости, с помощью которого Равенна проникла в гостиную Гриффиндора и подлила в стакан с водой, стоящий на тумбочке возле кровати Сириуса, зелье Долгого сна, а потом еще и добавила зелье Сновидений (которые составляются человеком, готовящим зелье, но сам сон был полностью составлен Равенной, не смотря на то, что готовил его Северус). Потом, когда все студенты уснули, путем заклинания Левиоса, она перенесла тело Блэка по всему замку в комнату завхоза (для которого тоже было приготовлено зелье Сновидений и Долгого сна). Тогда, в денло пошел специальный аппарат для колдографий, украденный у Долгопупса и благополучно возвращен. И на этом все. Конспирация удалась. Оба однокурсника решили, что информацию о том, что к делу был причастен Северус Снейп — будет не разгласна и пожав друг другу руки, те разошлись. Но впервые Северус чувствовал себя хорошо. Он дал отпор этому подонку Блэку, хоть даже и с помощью Равенны***
Три метлы, 5 часов вечера — У нас ничего не было, максимум его хрипение от удара в живот, Блэк, так что можешь трепать ему мозги дальше. Селвин отпивала виски, не обращая внимания на кислую мину Нарциссы напротив, что только и делала, что кривилась от каждого глотка слизеринки. Просидев в баре примерно час, в продолжении котором Равенна не прекращала говорить не только о том, зачем она вообще проникла в комнату Малфоя, но и о том, что его губы ощущаются на теле весьма премерзко и та не понимает, как Нарцисса терпит Люциуса. Блэк на это только вежливо отмалчивалась и иногда даже забывала, что эта девочка тоже из аристократической семьи. Собственно, манеры рассказчицу не волновали, да и люди, что непонятливо оборачивались из-за некоторых выражений Равенны. Плюс алкоголь немного подкосил слизеринку, посему слова все лились и лились, даже больше, чем было до этого. Но, в целом, Нарцисса все же смогла понять, что Люциус гад, а Равенна с одной стороны хитрая, что аж завидно, а с другой стороны настолько тупая, что казалось, Блэк просто не выдержит и расплачется от такой невыносимой глупости. — Даже если бы и было, Селвин, поверь — закатила глаза Блэк. — Я даже не помню какая у меня выгода от нашего брака. Равенна усмехнулась. — А ты у родителей спроси. Цисса снова закатила глаза. — Скажи, а колечки вам тоже мама с папой покупали? И если смотреть еще и с третей стороны, Равенна ужасно раздражительный человек. Это тоже Нарцисса очень хорошо уяснила. — Так что? Будем мстить за измену? — равнодушно спросила слизеринка, так и не дождавшись ответа, чуть качаясь от слишком резкого послевкусия. — У меня уже есть свой план. Равенна уважительно кивнула. — Поделишься? — Забываешься, Селвин, — прошептала Нарцисса, вставая из-за стола. — Мы не подружки. — О, ты меня удивила, Блэк, — бесстрастно ответила Селвин, протягиваясь за еще одним бокалом. — И если еще раз захочешь поставить прослушку ему в комнату, попроси меня, а то он, похоже, догадался о том, что это была ты. — Ага, — отмахнулась слизеринка, даже не вслушиваясь. И покинув Три метлы, Нарцисса со счастливой улыбкой пошла приводить свой план в действие, а Равенна так и осталась сидеть за деревянным столом, игнорируя крики Розмерты.***
Коридоры, 7 часов вечера Селвин бродила по замку, желая как можно скорее завалиться в прохладную постель и наконец закрыть глаза, без страха того, что кто-то постучит по твоей башке и скажет: «Эй, подъем!». Но как всегда, желания немного сторонятся исполнения, поэтому все что сейчас делала Селвин — это не только нетрезвая бродила по замку, получая неприятные комментарии от старых картин, но и искала гребаную «Выручай комнату», где эта доставучая Эванс снова запланировала урок, ведь утром, черт возьми, они не доделали то тупорылое зелье, чье название забылось точно так же, как и все уважение к гриффиндорке. Лили, у которой, видимо, вообще отсутствуют понятия об адекватных выходных и нормально студенческой жизни, буквально шантажом заставила прийти туда Равенну. Была бы она в анимагической форме, нагадила бы на ее рыжую макушку тонну дерьма. Джеймс, тоже проходивший мимо, заметил шатающуюся однокурсницу. — Я слишком часто тебя встречаю, Поттер, — недовольно пробормотала Селвин. — Достал ты меня. И друг твой тоже достал. Все вы меня достали, к слову. Поттер в ответ только фыркнул. — Поверь, мой друг чувствует к тебе то же самое. Равенна хмыкнула, медленно ступая по полу, будто по канату. Спустя секунду та грохнулась на пол, а Поттер засмеялся. — Похоже, кто-то очень трезв, — выгнул бровь Джеймс, протягивая руку, но белобрысая только шикнула на него. — Здесь пыль, — фыркнула она. — Рельефная. Поднявшись, та снова побрела вперед, как воин. — Может тебе помочь? — насмешливо спросил гриффиндорец. Девушка снова фыркнула, все идя и идя. — Рыжей подружке своей помоги, — злобно кинула Селвин. — Притащи ее уже, ради Салазара, на поле свое, кинь в ее голову бладжер и пусть ее мозги вправятся. Джеймс нахмурился. — Ты поосторожнее со словами. — Это ты поосторожнее, а то вдруг она и тебя возьмет в плен, не давая покоя ни на гребаную минуту. — Знаешь, если Эванс возьмет меня в плен и не будет давать покоя, то это буквально воплощение моей мечты, — усмехнулся Поттер, но ответ был наичестнейшим. И тут Равенна остановилась, медленно оборачиваясь в сторону гриффиндорца. В голове так и позапускались салюты и громогласный граммофон все твердил: «ДА ЗДРАВСТВУЕТ ГЕНИАЛЬНАЯ МИСС СЕЛВИН». У бедного Джеймса от такой реакции аж улыбка спала с лица. — Слушай, ты ведь сохнешь по этой ненормальной, — кивала Равенна, игнорируя раздражительный взгляд от слова «ненормальной». — Давай махнемся? — Что? — Ну ты пойдешь в Выручай комнату к Лили вместо меня, такой весь романтичный, устроишь ей свой слюнявый сюрприз, а я пойду спать? И честно, Поттер даже не задумался, он просто чуть ли не взорвался от такой возможности и сразу помчался, даже не ответив ни слова. Да и ответ, в принципе, не нужен был — все и так было очевидно. В любом предложении, где есть имя Лили, он сделает все. В абсолютно разнообразном контексте. Хоть помрет, хоть убьет, хоть украдет, хоть засосет и… Ну много чего он сделает ради нее, в общем. — Это было легко, — хмыкнула самой себе Равенна, а потом повернулась снова в сторону лестниц. Да, нелегко теперь будет дойти лишь до кровати.***
У входа в Выручай комнату, 7:30 вечера Поттер чувствовал, что что-то меняется. В глазах Лили больше не было знакомого презрения, злобы или раздражительности. Щеки ее краснели, а взгляды друг друга встречались чаще, чем за все семь прошлых лет. Она все еще отталкивала, язвила и отмахивалась, но все это было не таким серьезным, а даже шуточным, забавным. Возможно, кого-то бы это и напугало, но Джеймс сиял, как вампиры на солнце. Улыбка не спадала с лица, а адреналина хотелось все больше и больше, риска все сильнее и сильнее, будущего все меньше и меньше. Он помнит, как сначала все так и пытались вдолбить ему в голову то, что Эванс — проигрышный вариант. Говорили, что полюбит и забудет. Утверждали, что детская влюбленность пройдет. Раздражались, что помимо Лили Джеймсу не нужен был никто (кроме Сириуса, конечно). Позже, все просто-напросто смерились, лишь устало закрывая глаза от очередного: «Эй, Эванс!». Он помнит, как родители по-доброму смеялись над сыном, а тот все умолял их уговорить маму Эванс, дабы рыжеволосая однокурсница приехала к ним погостить. Это был еще самый первый курс, на Рождественских каникулах. Но Юфимия Поттер только пожимала плечами, переглядываясь с хохочущем Флимонтом. Он помнит, как писал рыжеволосой письма не понимая, почему нет ответа. Вот только писем было по сотне в час. Он помнит ее самую яркую улыбку в первый день в Хогвартсе и самую печальную в последний день, когда всем уже приходилось уезжать на летние каникулы. Помнит, как боролся за нее с Северусом, как отмахивался от язвительных шуток Блэка, как просил помощи у Лунатика и получал восхищенные вздохи от Петтигрю. Палочка наготове, а заученное за десять минут заклинание повторялось и повторялось в голове, как сломанное радио. Из рук выпадала чуть ли не вся заначка, украденная из Сладкого Королевства с курса аж четвертого-пятого. Позади еще стоял мешок, в котором тоже были различные конфеты и сладости. Поттер лишь надеялся, что случайным образом не захватил собственно приготовленные конфеты с Мародерами, которые имели немного другой эффект после укуса: огромные прыщи размером с крыжовником или неприятный запах по всему телу, а еще изменение цвета волос, кожа в крапинку, одежда перекрашивающееся в розовый, ну и много чего другого. Да, пусть молит Мерлина, что все они только из Хогсмида. На этот раз плана никакого не было. Нужно было справиться с заклинаем Анфизи и, в целом, все. Взглянув на часы, а потом на пустующую стену, Поттер вздохнул. Ну может сегодня Эванс наконец поймет, что она — его, а он — ее? Закрыв глаза, и в мыслях, и наяву стена начала шевелиться, а после появляться детали, становившиеся с каждым разом все больше. Вырисовывалась дверь. Появлялась Выручай Комната. Обернувшись напоследок, дабы никто не помешал их и так редким встречам, тот отпер дверь, входя в комнату. Воцарилась непонятная темная мгла, от которой Поттеру пришлось воспользоватся Люмосом, чтобы увидеть хоть что-то. Он прошел чуть вперед, послышался такой же ваш вперед, но с другой стороны. Джеймс нахмурился. Может, Селвин над ним смеется? Он, что уж, был весьма снисходителен к этой девчонке. Только шестой день в Хогварстсе, а это слизеринка забирает у него и славу, и Лили. Но то, как она искусно надурила Сириуса — было похвально, хоть и за друга весьма обидно. Однако, талант имеется, с этим спорить было нельзя. В любом случае, суть другая, Поттеру нужна Эванс. Или он зря тащил этот мешок и учил заклинание? Точно. Заклинание. Джеймс поднял палочку в воздух, прошептав глухое «Анфизи» и вся комната загорелась, а стены покрылись лозами роз, сирени, орхидей. Кусты хризантем начали появляться почти на каждом шагу и даже люстра была покрыта красноватыми лепестками, отчего все освещение перешло от теплого-желтого в нежно-розовый, красиво сочетаясь с рыжими волосами Эванс, стоящей недалеко от гриффиндорца. С помощью заклинания Левиоса, из мешка закружились сладости, танцуя в воздухе. До этого темное помещение стало красиво гармонировала с холодными арками и колоннами, которые контрастировали с зелеными стеблями растений. На мраморном полу виднелись отражения, а потолок был красиво увешен свечами. Выручай Комната искусно подстроилась под фантазии радостного Поттера. Вот только Лили стояла в полном шоке, без возможности сказать ни слова. Джеймс развел руками, а хитрая улыбочка въелась на лице. — Так и будешь молчать? — издевательским тоном подначивал ее Джеймс. Рыжие локоны чуть закрыли ее глаза, а хрупкие руки подхватили опущенную голову. — Сохатый, ты идиот или да?! — внезапный мужской голос эхом пробежался по комнате, заставляя Джеймса искренне удивленно раскрыть глаза. Все просто махом обрушилось. Абсолютно все. Стоящая перед ним Лили говорила голосом, мать его, Сириуса. Что может быть хуже этого кошмара? Это ведь кошмар, да? Ну пожалуйста… — Бродяга? — выдавил из себя Поттер. — Ну а кто еще?! — раздраженно фыркнул Блэк в теле Лили, расхаживая по помещению. — Романтик нашелся! Все конфеты притащил сюда?! А что бы было, если бы меня не было? Может, еще бы нашу спальню сюда перетащил? — тараторил гриффиндорец. — Ты вообще, что здесь делаешь, придурок?! — крикнул Джеймс. — У меня тут свидание с Лили должно было быть! И чуть помедлив, добавил: — С настоящей Лили! Но Сириус только закатил глаза. — Здесь должно было быть занятие Эванс с этой драной Селвин, олень! А ты сюда приперся! Поттер снова непонятливо покосился на «Лили». — А ты откуда знаешь? — Да потому что я все это спланировал! — взвыл Блэк. — Заставил приготовить Хвоста Оборотное зелье, чтобы стать этой твоей любимой, позвал Селвин сюда в теле Эванс, назначил «занятие», которое должно было образоваться в розыгрыш! И тогда бы я выиграл, а она наконец осталась в дураках! Поттер стоял в шоке. В голове сыпались миллион ругательств, но открыть рот было, казалось, невозможно. Но он все же открыл. — Нужно меня было предупредить, безмозглая псина! — процедил Джеймс, садясь на пол, а комната постепенно начала обрисовываться в бар. Цветы пропадали, колонны тоже, да и мрамор со свечами. Остался лишь приглушенный свет и… разочарование. — Почему ты пришел сюда вместо Селвин? — буркнул Бродяга. Поттер вздохнул. — Потому что она сказала, что здесь будет Лили. Навела меня на мысль, чтоб я устроил Эванс «слюнявый сюрприз». Блэк фыркнул, закатывая глаза. — Купидон гребаный. Двое друзей сели за стойку, а «Лили» вытащила из сумки огневиски. Если бы это делал Блэк в своем теле было бы совершенно не странно, но… — Че так смотришь? — недовольно цыкнул Сириус. — Я не предполагал, что буду сидеть и пить со своим другом, который находится в теле девушки, что мне нравится. — Что ж, жизнь — боль, друг мой, — подытожил с хрипотцой Бродяга, передавая бутылку Поттеру. — Зато мы оба побывали в теле женщин. Джеймс злобно взглянул в ответ. — И опять же, ты в теле девушки, которая мне нравится, а я в теле старухи- преподавательницы. — И опять же, — пожал плечами Блэк, парируя, — жизнь — боль, друг мой. И кстати, — тот посмотрел на часы. — Через несколько минут расставленные здесь мины взорвутся и голый Филч посетит наше чаепитие. Сохатый только вздохнул, даже не интересуясь причиной. — Зае…