Часть 3.3 (продолжение)
5 февраля 2024 г. в 01:54
Примечания:
Девочки: прекрасные авторы и просто любимые читатели! Да, понимаю, что сейчас сериал достигает дна, что его уже смотреть неинтересно, что мы все разочаровались, опустошились, устали и уже не хотим ничего. Но, авторы, помните, что Ваши работы – это всё Ваше, там от сериала только антураж и внешность героев. Идея, смысл, эпизоды и история – всё Ваша фантазия, которая к сценаристам не имеет никакого отношения, да к самому сериалу в том числе. На загоняйте себя в депрессию, не накручивайте себя до тошноты, что аж писать невозможно.
РАЗДЕЛИТЕ ПОНЯТИЕ, где сериал – это просто тупо сериал, который Вы не обязаны смотреть, принимать близко к сердцу тот бред и разочаровываться. Даже эпизоды можно не смотреть для вдохновения. А вот Ваша работа – это тот интерес и вдохновение, что держит всех нас тут на фикбуке. Так что не забрасывайте, пжл, работы. Давайте сделаем все вместе так, чтобы наш корабль по имени Кайсун несмотря ни на что плыл дальше в ту сторону и ту страну, в которую хотим попасть мы, а не сценаристы этого днищевского дна.
***
Больничная палата делилась на две койки, где в одном углу лежал высокий мужчина ближе к пятидесяти годам, одетый в грязную, местами порванную одежду, и привязанный к этой железной кровати жёсткими ремнями. Его звали Джихан. Мужчина до сих пор пытался сопротивляться, чтобы спастись из больницы и снова окунуться в мир грёз с помощью алкоголя, но сил у него для этого уже было мало. Система, которую поставили медсёстры для облегчения его состояния, приносила свои результаты. Рядом с ним на неудобном деревянном стуле сидел мужчина младше него примерно на пять – семь лет в пальто цвета жжёного песка, который опустил голову от усталости. Его звали Аслан. Насколько поняла Суна, это был младший брат Джихана, который и привёз его, чтобы вывести из долгого запоя. Суна сидела с вытянутой по струнке спиной рядом с мужем в другом углу небольшой комнаты. Из обрывков громких отчаянных фраз, которые долетали до неё, она поняла, что срыв старшего брата был связан с годовщиной смерти его горячо любимой жены. Джихан каждый раз кричал, то шёпотом, то слишком громко, пытаясь выдернуть руки, перетянутые ремнями, и рискуя перевернуть кровать. Он просил, умолял Аллаха забрать его к жене на небо, чтобы, наконец-то, встретиться с ней и быть уже навсегда вместе. И Аслан, слушая всё это, каждый раз сильнее опускал голову, обвиняя себя в том, что три года подряд никак не мог помочь своему брату в эти дни не находиться на грани между мирами. Кайя находился в полусознательном состоянии из-за лекарств, которые ему вкололи. На слишком громкий крик Джихана, Кайя резко дёрнулся и застонал от боли, сильнее вцепляясь в ладонь Суны, которая аккуратно придерживала его руку для системы, которую ему капали. Рентген показал, что лёгкое он себе не пробил, но ушиб знатно. Бровь латать не пришлось, но на руку наложили несколько швов и сказали, чтобы он её не напрягал. Вдруг что-то упало и громко разбилось, разлетевшись на миллион маленьких осколков, разрезая эту гнетущую тишину не только стонами. Суна слишком сильно вздрогнула от неожиданности, испуг заполонил её большие глаза, а сумочка, которую она держала на своих коленях, свалилась с громким стуком на кафельный пол. – Не пугайтесь, я просто разбил пустой флакон из-под лекарства, – громко произнёс Аслан, поднимая руки вверх. Он заметил не совсем адекватную реакцию девушки, поэтому поспешил её успокоить. Сейчас, если она закатит истерику, то Джихана могут перевести на принудительное лечение в наркологическую клинику, откуда брата просто так уже не вытащить. Осознав слова мужчины, что ничего страшного не произошло, Суна лишь заторможенно кивнула в ответ, так как на большее сил у неё не хватило. Мозги у Суны плавились, мыслей в них не было. Пустая голова, и состояние было близко к обморочному. Раньше, когда происходили такие сложные моменты в жизни, Суна спала. В доме в Антепе она ссылалась на простуду или головные боли до тошноты. Ей повезло, что это подтверждал доктор семьи, аккуратно пряча в глазах жалость к маленькой избитой девочке. Поэтому Суна проводила пару дней в кровати, укрывшись с головой одеялом, зажмуриваясь до боли и чёрных кружочков, чтобы не видеть больше страшного ремня отца, который полосовал её по спине и другим частям тела, не чувствовать запах солёной крови. Чтобы вообще ничего не чувствовать! Хоть отец и считал, что его старшая дочь притворяется, но давал передышку на пару дней, как будто зная, что, если Суна перейдёт грань, последствия будут необратимыми. Когда Суна переехала в шумный Стамбул, отец после любых истязаний часто запирал старшую дочь в наказание в выделенной для неё комнате, поэтому она могла восстанавливаться через сон. Хотя она никогда не была расслаблена и приучила себя к тому, что даже в самом глубоком сне могла услышать на расстоянии шаги отца, его шарканье, которое больше слышалось от правой ноги, и то, как он подходит к двери. Суна за несколько секунд поднималась, опуская голову и принимая позу смирения и покаяния, при этом пытаясь унять своё слишком сильно колотящееся сердце и подрагивающие пальцы рук, которые всегда сцепляла в замок, чтобы не было заметно напряжения и неконтролируемого страха. В особняке же для неё всё было намного проще. Суна, находясь в браке с Кайёй, могла себе позволить делать то, что она хочет. Он ей ничего не запрещал и даже иногда по– доброму подтрунивал, что бывают дни, когда Суна из сказочной Феи превращается в спящую красавицу. Хотя девушка и пыталась контролировать свой сон, но не всегда у неё это получалось, если учесть, что каждый день в особняке – это то ещё испытание нервов. Если Кайя находился рядом, старалась быть поблизости с ним, но, если случалось что-то страшное и тяжёлое дня неё в течение дня, ей обязательно, просто необходимо было поспать пятнадцать – тридцать минут, чтобы разгрузить голову. А если такой возможности не было, то она могла заснуть и стоя. Суна понимала, что это ненормально, но поделиться и спросить у кого-то про её реакцию у неё не было возможности. Ненормальная! И сейчас снова Суне отчаянно хотелось спать, глаза слипались, а тело ощущалось деревянным и переставало слушаться. Но, как правильная порядочная жена, она обязана следить за мужем и его состоянием здоровья, держать его руку с капельницей. Доктор, который привёл их в эту палату, извинился, сказав, что сегодня слишком большой наплыв пациентов, и раз господин Ферит попросил нигде не указывать, что они находятся в больнице, поэтому для них доступны лишь такие условия. Суна коротко кивнула в ответ, крепче сжимая ладонь мужа, словно даже в таком бессознательном состоянии он был для неё защитой, которой ей так не хватало. Несмотря на сопротивление, глаза девушки сами собой закрывались, и она не заметила, как впала в какое-то забытьё, не обращая внимания на стоны и крики с другой части палаты. Кайя давно не спал, наблюдая из-под пушистых ресниц за своей женой. Бледная, измождённая, её красивое аристократичное лицо осунулось, и было такое чувство, что Суна ещё больше похудела. Его маленькая девочка, очень красивая, стойкая и сильная. Как она сегодня защищала его перед Феритом, это очень подкупало и вселяло в него надежду, что Кайя ей тоже нужен и всё-таки дорог. Но история с этим никчёмным водителем всё равно разбила на мелкие кусочки ту непрочную основу, на которой муж и жена стояли вместе и пытались строить свой замок из песка. Да, он понял, что Суна не виновата, что подстроила всю историю его мать, но принял ли он это, услышав настоящие мысли по поводу этого грёбанного водителя? Нет, не смог. Что-то внутри него так сильно надломилось, и пока это не получилось собрать снова воедино. Да и нужно ли было это делать? Да, в больнице Кайя сыграл свою роль очень хорошо, даже доктор почти ничего не заметил. На самом деле весь алкоголь вышел наружу в туалете того самого бара, капельница лишь сейчас допромывала желудок. Снимать интоксикацию было не нужно, Кайя уже был в порядке, потому что стресс, гнев и злость, которые почти перешли грань дозволенного, где ещё чуть – чуть и чёрная пелена заволокла бы глаза, мозг полностью бы отключился, и тогда бы Кайя не смог бы сдержать своих внутренних демонов, и они точно бы выбрались наружу. А значит водитель мог бы умереть, и плевать было бы на последствия. Нет, Вендетта должна была бы быть свершённой, но водитель должен закопать себя сам, разрывая полностью связи с Корханами. Кайя начал пить с четырнадцати лет. В первый раз это случилось после того, как отец в очередной раз пришёл и избил своего сына за то, что его ненаглядный дедушка Халис закрыл ему доступ к продаже своей винной продукции зарубеж, снова все проблемы из-за него! Сдачи давать запрещалось, потому что взбешённый и взмыленный отец мог пойти и избить мать до полусмерти, и именно поэтому парень просто лежал, защищая руками свою голову, глотая в череде злых оскорблений свои солёные слёзы. Много раз на собраниях анонимных алкоголиков он рассказывал, какой был этот первый раз, когда он выпил. Обрывки памяти подкидывали воспоминания, что он увидел эту стеклянную почти литровую бутылку с большой красивой этикеткой из-под скотча, которая случайно закатилась в угол комнаты после очередного дебоша отца. Очнулся Кайя, когда понял, что почти залпом без остановки выпил эту янтарную жидкость, почти не морщась от горького вкуса, который опалял рот, и к телу поступило спасательное тепло. Оно расслабилось, боль потихонечку спадала, а голова погрузилась в спасительный туман, где не было видно уже съехавшего с катушек отца, мать с её сумасшествием и умирающую бабушку, которая держала его руку перед своей смертью пару лет назад. Она с каменным лицом и недовольно поджатыми губами преследовала его каждый раз, когда парень закрывал глаза перед сном, а сейчас спасительная дымка от алкоголя защитила его ото всех. После того раза всё и пошло наперекосяк. Кайя начал пить всё чаще и чаще, и уже к шестнадцати годам он был запойным алкоголиком, который не мог прожить ни дня без бутылки. Он мог выкрасть деньги у отца или снять их с карточки матери, украсть бутылку в маленьком магазинчике, стоящем на краю соседней улицы, или заставить мелких пацанов приносить ему дань в виде алкоголя. А сколько приводов в полицию у него было за дебоширство и пьянство, где большая часть из них попадала в мусорное ведро, так как его жалел старший полицейский – бывший одноклассник мамы, который за решётку приносил парню его любимую еду – рис с кетчупом, и разговаривал с ним часами. Нет, не про то, как воздействие алкоголя плохо влияет на организм. Они обсуждали всё на свете: новый фильм братьев Вачовски, что Led Zeppelin никак не выпустят новый альбом, хотя столько лет обещают, и вообще, если бы он участвовал в соревнованиях в школе и занимал призовые места, то ему легче было бы поступить в университет. И именно эти разговоры за решёткой как-то держали Кайю на плаву и не давали спрыгнуть с моста в самые тяжёлые дни, потому что он обещал мистеру Филлипсу высказать своё мнение на прочитанную книгу русского классика Достоевского «Преступление и наказание», а мистера Филлипса подводить нельзя. Сейчас, по прошествию пройденного времени, Кайя признался сам себе, что за решётку он попадал специально, чтобы лишний раз поговорить с полицейским и почувствовать себя нужным и не одиноким. В этот момент воспоминания Кайи прервала высокая девушка с длинными волосами пшеничного цвета, которая аккуратно приоткрыла дверь и осторожно зашла в палату, направляясь к мужчине в длинном пальто. Судя по тому, как она его обняла, а он головой уткнулся в её живот, это была его женщина. Их взгляды с Кайёй встретились, и они оба одновременно кивнули друг другу в знак приветствия. Брат Аслана, кажется, впал в какое-то спасительное забытьё, потому что он что-то тихо бормотал, никак не напрягая уже никого вокруг. Данная идиллия в палате была прервана громким треском и криками. Что- то железное упало в коридоре, и этот звук, который разнёсся ураганом по палате и выдернул всех из своего забытья, напряг до беспамятства. А скрипучий голос, который эхом отдавался в голове у каждого: «Ты сделаешь из меня убийцу, дочь, ты сделаешь из меня убийцу!», будто это сумасшедший Казым бей пожаловал в больницу за старшей дочерью, чтобы снова избить её и поставить на правильную дорожку. Непонятно, Ферит что ли сдал? Суна резко открыла глаза, не понимая, где находится. Мозг ещё находился на грани бессознательного, а тело, оно сработало на автомате. Девушка тотчас встала по струнке смирно, вытянувшись вверх до предела и опуская голову вниз, фокусируясь на грязном пятне, что находилось под железной кроватью. Услышав в голове злой окрик отца, Суна никак не могла воспринять реальность, что находится в больнице, а не дома, что никакого Казым бея нет рядом и ей ничего не угрожает. Ужас и оцепенение сковали её тело, страх полностью затопил её разум. Это её конец, точно, конец! Девушка понимала, что сейчас её изобьют со всей силы за такой позор, который она кинула огромной чёрной тучей на семью Шанлы. Зачем она разрешила Абидину себя обнять, будучи замужней женщиной? И почему это грязное пятно, похожее на чернильную кляксу, до сих пор никто не вымыл? Суна даже не поняла, что произошло, она была в своих мыслях, обдумывая, что пятно уже давно засохшее, ему пару дней, и, если присмотреться, оно похоже на ёжика с острыми иголками. Но при этом ступор сковал её тело. Да, скорее всего, после такого ей не выжить. Сжав пальцы сильнее до хруста в замок, Суна с какой-то радостной обречённостью подумала, что наконец-то всё закончится. Не нужно будет ни перед кем оправдываться, что-то доказывать, страдать. В ушах зазвенело, а на лице появилась спасительная улыбка. Тело переставало её слушать. Вот и всё, скоро всё закончится и пятно останется на том же месте, потому что никто про него не знает, кроме Суны. Воздуха в лёгких перестало хватать, глаза застила чёрная пелена, и последней мыслью, что пробежала где-то на задворках отличающегося сознания было то, что Суна смертельно устала, и если бы была такая возможность, то не хотела бы просыпаться вновь, чтобы про неё все забыли, так же как забыли оттереть это грязное пятно под кроватью. Суна находилась в спасительной темноте, когда кто-то настойчиво решил, что хватит наслаждаться тишиной, нужно возвращаться в этот небезопасный мир. Она почувствовала влагу на своём холодном лице, словно на неё неаккуратно вылили прохладную воду. – Суна, Суна, Вы меня слышите? – незнакомый женский голос вытаскивал девушку из забытья. – Откройте глаза. – Ммм? – промычала Суна тихо, не разжимая глаза, чтобы не вырваться из своего безопасного места. Почему-то в её голове она увидела яркую картину: зелёная поляна с большим количеством посаженных деревьев. А дальше – обрыв, у кромки которого стоял одинокий могучий дуб. Он был таким старым и сильным, словно ему было больше тысячи лет, а его длинные тяжёлые корни то вздымались, то утопали в земле, придавая устойчивости самому дереву. Что самое интересное, на дереве было гнездо, где находилась мама птичка и её ребёнок, а старая нахохрившаяся птица сидела неподалёку от них и с неодобрением наблюдала за девушкой. Суне до ужаса захотелось подойти и прикоснуться к этому дубу, обнять, чтобы почувствовать себя его частью, важной частью дерева. Чтобы этот дуб её обласкал и принял как часть своих могучих ветвей, и чтобы она тоже смогла стать птичкой и летать! Но как бы она ни пыталась дойти до этого дерева, корни не давали ей этого сделать. Вырываясь из-под земли, они больно хлестали Суну по ногам и спине, её безмятежному лицу, больно тянули за волосы и закрывали дорогу, отшвыривая назад, словно против было не дерево, а сам отец наказывал её за все грехи и промахи девушки, исключая её из собственного рода. Суна будто бы уже отчаялась и готова была сделать тот самый важный шаг в пропасть, чтобы перестать чувствовать толчки и боль от могучего дуба, ведь именно его ветви привели её к обрыву. Может именно так можно стать птичкой и в полёте наслаждаться свободой? Нужно собраться с силами и сделать этот шаг, но вдруг с правой стороны её спасительно обняла ель, оберегая своими зелёными иголками и мягко укрывая от необдуманного шага, притягивая все ближе к себе, к центру своего ствола. Дерево было молодым, не таким ещё высоким и пушистым, но в его ветвях находится было комфортно, безопасно и никуда не хотелось уходить. – Суна, девочка моя, вернись, прошу тебя! – Кайя... – Суна резко подалась вперёд, открывая глаза и видя перед собой в паре сантиметров бледное лицо мужа. Здоровой рукой он придерживал её за спину, а на лбу выступила испарина. – Отец, где отец? Он сейчас вернётся и убьёт меня, да? И повинуясь сиюминутному порыву, словно она ещё была в своём сне, а Кайя был тем спасительным деревом с иголками, девушка обняла его, пытаясь прочувствовать всю ту безопасность и защиту, что была в её видении. Она потёрлась носом об небритую щёку своего мужа, вдыхая аромат смешенного алкоголя и почему-то перечной мяты, оставляя лёгкий поцелуй в районе его уголка губ. – Нам нужно бежать. Отец убьёт, не пощадит, – обречённость в её голове достигла максимума. – Нужно спрятаться и переждать пару часов, пока он будет искать меня. Ты сбежишь, а дальше за пару часов он остынет и изобьёт меня не так сильно, как обычно получается, когда отец в горячке. – Словно маленькому несмышлёному ребёнку втолковывала Суна, мягко водя ладонью по щеке Кайи. – Может даже синяки сойдут меньше чем за три недели, и я смогу поехать на экскурсию с классом. Я люблю путешествия, жаль, что мне мало удаётся выезжать, но каждый выезд за пределы Антепа – это море впечатлений! Кайя ошарашенным взглядом смотрел на свою жену и не понимал, что происходит. Какой отец, куда им бежать и прятаться. Да про какую, блять, экскурсию она говорит? – Суна, возвращайтесь пожалуйста, – молодая женщина, сидя на корточках, растирала ладонь девушки, приводя таким образом её в чувства. – Меня зовут Девин, Девин Акын. Я психолог и веду практику в этой клинике. Я хочу Вам помочь, – Девин внимательно смотрела на девушку, не отводя взгляд отмечая, что заторможенность Суны начинала потихоньку сходить на нет. – Вы сейчас находитесь в больнице, куда положили Вашего родственника... – Мужа. – Хорошо, мужа, – согласилась Девин, кивая головой. – Как я поняла, ему было плохо из-за алкоголя, и, чтобы облегчить ситуацию, ему поставили капельницу, – заметив напряжённый взгляд Суны, которым она смотрела поверх её головы, Девин продолжила. – Не переживайте, сзади стоит мой муж Аслан, он не причинит Вам вреда. Вашего отца нет в палате, он не причинит Вам никакой боли и не посмеет Вас избить. Мы все Вас защитим. – Точно – точно? – ответила Суна, словно ей было не двадцать с чем-то, а всего лишь пять с половиной лет. – Да, Суна. Вас никто не тронет пальцем. Но нам с Вами нужно подняться и пойти к раковине, – повернувшись к Кайе, Девин уже начала втолковывать ему. – У Вашей жены случилась паническая атака и сейчас её мозг, чтобы вытеснить страх избиения отцом, погрузился в воспоминания детства, когда она чувствовала себя в безопасности. Хорошо, что Вы для неё являетесь якорем защиты и спокойствия, видите, как она в Вас вцепилась, – Девин взглядом показала на ладони Суны, которые вцепились в его шею. – Но нужно её привести в чувства и вернуть ей ясность, для этого давайте подведём её к раковине и засунем её руки под холодную воду. Она их должна будет продержать там в течении пяти минут, осознание кто она и где находится должно вернуться. – Хорошо, как скажете, – проглотив вязкий комок, который подступил к горлу, тихо произнёс Кайя. – А дальше, я хотела бы с ней поработать. То, что она упала в обморок от панической атаки и откатилась назад в детство – это очень плохой знак, – с большим беспокойством в голосе проговорила Девин. – Ей нужно помочь, или с каждым последующим разом её всё сложнее и сложнее будет возвращать обратно, и в какой-то момент она просто застрянет в детском возрасте и больше к Вам не вернётся. Кайя не смог ничего выговорить, только легонько кивнул в ответ на предложение психолога.
Примечания:
Лично мне каждый абзац данной части давался настолько тяжело, что я писала её в три раза больше по времени, чем обычно. Выбрала слишком сложные и тяжёлые события, которые описать и правильно подать очень сложно. И да, простите что так мало, но если я сейчас это не выложу, я зароюсь дальше на долгое время. Потому что я параллельно пишу ещё две части, и те мне даются намного легче, чем эта, надеюсь, читабельный учебник по психологии :)