Природа

      Одним чудесным осенним днём Кефеусу приснился сон. Хотя спустя десятки лет он утверждал бы, что это видение. Он увидел мать, она держала в руках посох, один конец которого венчал огромный изумруд. Мария стояла на каменном выступе, позади неё виднелись сосны. Кефеус уже после сна подумал о горе Персефоне. Глаза матери отливали зелёным ярким пламенем, да они будто пылали. Насколько Кефеус помнил, её глаза всегда были тусклыми, немного мутными, но сейчас...       Сон дал ему искорку надежды — то, чего Кефеус ждал несколько лет. Он так и не смог поверить, что мать бесследно пропала.       Всё упиралось в Персефону. Хотя Кефеус там никогда не был, других похожих мест он не знал.       Не мешкая он задумал путешествие. А до зимы оставалось всего несколько лун, ибо утром на траве стал скапливаться иней. Да, вылазка крайне опасная, но, к счастью, гора славилась необычно тёплыми ветрами. Так говорили.       Выпал первый снег.       Кефеус складывал необходимую провизию в кожаный тюк, который изготовила Офелия по его просьбе. Она по началу отговаривала его от такой глупости, как взбирание на гору, считала это явной смертью. Но Кефеус не слушал. Никто в деревне так и не смог его образумить. Кефеус не говорил о причинах, по которым ему тут же понадобилось в гору. Лишь пару раз выпалил, что в горах наберётся необычного опыта и что-то, связанное с охотничьим мастерством. Но Тэрон ничего такого не знал, однако не препятствовал парню, скорее наоборот, отчасти поддерживал его мысль, хотя и перевёл её на свой лад: «Охотнику следует быть единым с природой».       Наступил день, когда Кефеусу надо было идти. Провожала его, на удивление, вся деревня. Офелия, не выдержав, бросилась к нему, вся в слезах, упала перед ним на колени и схватила его за ноги.       — Нет! Кеф… ты не можешь… Одумайся!       — Прости, тётушка, но я должен, — спокойно сказал он, поднимая её со снега. Она неутомимо рыдала.       — Прощай.       — Я жду тебя к рыбалке, — сообщил Нереус, муж Офелии. — Как только на озере станет лёд.       Все махали ему в след. По мере того, как Кефеус удалялся вперёд, они становились всё меньше и меньше, пока вовсе не исчезли с горизонта.

***

      Он шёл, не спеша, пробираясь через поваленные старые сосны, покрытые толстым слоем мха, а сверху снегом. Иногда он останавливался, пытаясь увидеть Персефону, ведь она времена пропадала из виду, скрываясь за широкими кронами деревьев.       Несколько раз Кефеус встречал белок, тащащих семена соснового кедра или другие орешки в просторное дупло. Кажется, эти трудяги не перестанут запасаться едой до серьёзных морозов. Где-то поблизости завыл олень. Птицы подхватили его мотив и продолжили сочинять собственную композицию. Из-под снега были видны алые шапки довольно часто встречающихся мухоморов. Попадались и другие грибы, но мухомор занимал лидирующие позиции. Влажный морозный воздух говорил о скорых холодах. Однако прохлада пока благоприятно сказывалась на вспотевшем Кефеусу, ибо тот, не жалея себя, беспрерывно продолжал путь.       Приближаясь к горе, Кефеус чаще встречал причудливые гигантские гладкие валуны, разбросанные то там, то здесь.       Наконец он дошёл по подножия Персефоны. Древесный массив резко прерывался, а валуны остались. К ним прибавились острые каменные выступы.       Кефеус всё же решил сделать привал, перекусив вяленным мясом в прикуску с хлебом, да запив всё ягодным отваром, плескавшемся в бурдюке.       Необходимо продолжать путь. Надо как можно скорее подняться в гору до наступление сильных холодов, а потом… А что потом? Об этом Кефеус не подумал. Где он будет искать мать? Гора-то не маленькая. Но пути назад уже нет. Стоило попытать удачу.       Немного взобравшись, Кефеус заметил тропу, на ней были ещё свежие следы, точно волчьи. Надо быть аккуратнее, не хотелось бы сейчас повстречать горных волков. Он пошёл вдоль тропы. Дорожка петляла из стороны в сторону, словно пытаясь запутать путника. И вот она уже проходила в шаге от крутого обрыва.       Кефеусу стало не по себе. Он аккуратно ступал по снегу, не желая поскользнуться и свалиться в бездну.       Не смотря на все трудности, Кефеусу нравилось небольшое путешествие. В особенности одиночество. Рядом никого не было, никто не кричал, не ругался, не пел песен и в целом не шумел. Так тихо, спокойно, умиротворяюще. Его на миг потянуло в сон. Но он встряхнул головой, отогнав сонные наваждения. Да и неожиданно появившаяся вонь, доносившаяся вроде бы с бездны, отбила всякое желание отдохнуть.       Завыл ветер, посыпал снег. Постепенно слабый снегопад превратился в снежную бурю. Снежинки больно царапали лицо, словно осколки стекла или драгоценных камней.       На тропе стали появляться новые следы, бравшие начало со стороны бездны. На каждом следе, оставленном неким существом, были заметны отпечатки трёх длинных когтей. Немного погодя к следам прибавилась кровь. Сначала маленькие капли, мгновенно заметавшиеся снегом, а потом и кровавые следы. А ещё какая-то жёлтая жидкость, быстро превращающаяся в лёд из-за холода и ураганного ветра.       Кефеус едва пробирался через снег. Сугробы становились всё выше и выше, почти доходя по колено. Следов уже не было видно, а кровь и нечто жёлтое заметались снегом.       Кефеус шёл вслепую. Куда? Он сам не знал. Наверное, стоило где-нибудь остановится, сделать привал, укрыться от бури. Но никаких каменных уступов поблизости видно не было, а оставаться под открытым небом бессмысленно.       Послышалось волчье рычание и какое-то клокотание, вперемешку с шипением и подобием рёва.       Кефеус ускорил шаг.       Пройдя мимо небольшого каменного массива, он вышел на просторную местность. Сквозь сильный снегопад он едва разглядел белого волка, окруженного чёрными тварями. Волк был ранен, у него струилась кровь, сразу же превращаясь в лёд. Бестии же спокойно стояли, видимо, ожидая, когда силы окончательно покинут огромного волка. Одна из них подошла слишком близко, поэтому волк ударил её лапой, слегка вспоров шкуру. Но Кефеус и глазом не успел моргнуть, как рана затянулась, оставил на снегу небольшой жёлтый след. Он вспомнил слова из легенды, рассказанной бабушкой Мартой: «Но не боялась она ни огня, ни топора».       Кефеус решил, что надо что-то предпринять, нельзя, чтобы они убили волка. Он достал длинный охотничий нож, который взял с собой, и подкрался к твари.       На удивление, бестии его не замечали.       Кефеус подошёл к твари вплотную. Она шипела, но не на него, а на волка. Размером она была с рысь. Уши у неё отсутствовали, но были небольшие дырочки на том месте. Зато нос нервно втягивал воздух, будто тот должен закончится. Гладкая чёрная кожа блестела, шерсть полностью отсутствовала.       Рывком вперёд Кефеус перерезал бестии горло, хлынула желтизна. Однако нож упёрся в нечто очень твёрдое, наверное, кость. Несмотря на всю остроту ножа, Кефеус так и не сумел закончить дело до конца. Тварь отскочила, развернула к нему морду. Порез медленно уменьшался, пока вовсе не исчез.       Бестия зарычала. Она не шипела, а рычала, причём грознее волка. Она явно была сильно разгневана. Она бросилась на Кефеуса, прижав его к холодному снегу. Одним ударом лапой, распорола кожаную куртку, полоснув когтями грудь.       Мелькнул зелёный свет. Красный. Синий. Фиолетовый.       Что-то откинуло тварь от Кефеуса. Но тот неподвижно лежал. Он замёрз и устал. Да ещё и рана…       — Орест, сзади! — послышался женский голос.       Какой-то странный звук.       — Благодарю! — ответил мужской. — Эй, Орфей, ко мне! Мария, осторожно!       Казалась, шла битва. Кефеус видел только ураган из различных цветов, сиявших тут да там.       Снежный волк, прихрамывая, подошёл к нему, пролез мордой по ним так, что Кефеус оказался у него на спине. Он пошёл, уставший, раненный, хромающий, полуживой, и понёс такого же Кефеуса.       Они медленно отдалялись от необычного сражения.       А голоса до сих пор доносились:       — Мария! Орфей! В кольцо.       — Их сотни!       — Не отступать!       — А у нас есть выбор?!       Волк, привыкший к снегу и горам, хоть и больной, но быстро донёс Кефеуса до деревни. Жители повыходили, снимая шапки и дивясь этакому чуду.       — Вот и свиделись! — сказал Тэрон.       Волк нежно опустил Кефеуса на сугроб, а сам пошёл в лес. Народ не отрывал от него взгляда, а когда тот пропал из виду, все вспомнили о Кефеусе.       — Эй, Кеф, ты как? — первой подбежала тётя Офелия.       Он что-то простонал.       — Дух ты мой, — она провела рукой по меховой куртке. — Кто его так?       Подошла Марта.       — В избу! Скорее! Чего ж ждёте, глупцы?!       Нереус подхватил парня и понёс в тёплый дом. Там его уложили на скамью, поверх которой постелили самую мягкую и тёплую меховую шкуру. Рану вымыли. Размололи какие-то травы, смешали с тёплой водой и обложили этим рану. Марта принялась что-то читать, положив ему руку на грудь и сильно покачиваясь из стороны в сторону. Потом его оставили одного, чтобы не мешать поправляться.