ИЗ ГОЛУБОЙ ЛАЗУРИ

Завтра будет свадьба Утро осветило комнату мягким светом. Что это так рано проснулись. Раньше будильника. Последние приготовления, волнительно. Начинался двадцать пятый день новой жизни — Эда, любовь моя, ты куда картину дела? — Спрятала. — Почему? — Ты же ещё не родился. И вообще ты вероломным образом напал на неё. И она тебе не понравилась. — Ты в своём уме, девочка? — Нет, в твоём, у меня своего нет. — Ты чего такая злющая с утра? — Я не злая, я сосредоточенная, готовлюсь к атаке. Разрабатывала тактику, стратегия уже готова. — И кого же ты собралась атаковывать? — Сейчас увидишь — она взметнула свою прекрасную ножку, как древко знамени и взлетев, победно уселась на мужа. — Ты мне сломаешь главного защитника рубежей, амазонка моя! Осторожней… — А чего он у тебя не в укрытии? — Он на изготовке, на страже рубежей — заключив в крепкие объятья атакующее звено, нанёс страстный, почти смертельный поцелуй. — Я беру тебя в плен. Моя тактика оказалась успешнее, моя страстная амазонка. На правах победителя проникаю на твою территорию, сдавайся! — Моя тактика сработала! Бери меня голыми руками, Победитель… Победитель подмял под себя агрессора и с победным Р-р-рыком нанёс последний удар. Победные салюты взмывали в небо, искрились и утомлённые падали на землю. — Чего ты подскочила в такую рань, раньше будильника? — Соскучилась, ты мне приснился. Сошёл с полотна и предъявил мне претензию, что я хуже рекламщиков исказила твой светлый образ, требовал неустойку. — Велика ли была сумма? — Миллион долларов или рабство. Я согласилась на рабство. — Я тебя за воинственную амазонку принял. А ты оказывается моя рабыня. — Ты же знаешь, что я разная. Была воинственной амазонкой, а теперь покорная рабыня, повелевай. — Первое: верни картину, буду привыкать к новому образу. Второе: поцелуй. — Второе исполню, первое — нет. — Неподчинение — будешь наказана. — Я перевоплощусь и обернусь опять амазонкой и захвачу в плен воина, ты им владеешь незаконно, он мой! — Я согласен на плен, сдаюсь. Что-то ты разбушевалась, давно не была такой, я скучал по твоему воинственному нраву, моя девочка. — А я по твоим восторженным глазам… — Как же я люблю тебя, моё сокровище. — Я сильнее. Серкан, позвонишь Хакану, когда тётю выписывают. — Позвоню после обхода, часов в девять. О, Руслан что-то купил, надо подтвердить. До чего разумный парень… — Весь в тебя. Мне так радостно, что он твой родной сын. Я могу представлять по нему, какой ты был в детстве, хотябы внешне. — Эда, прошу тебя, верни картину сюда. Я хочу поразмыслить, хочу лучше себя понять. Ведь я себя не знаю таким, честно, но если ты знаешь такого меня, я должен себя изучить. — А этот парень тебе что не нравится? — Если абстрагироваться, то очень нравится, я, наверное, таким больше Керема представляю, чем себя. Он свободнее меня. Раскрепощённее. — Скидывай свой саркофаг до конца, новая кожа тебе к лицу. Я тебя всякого люблю, но этот особенный, трогательный, светится. Может у меня и не всё получилось, я сосредоточилась на глазах. Я вижу там тебя. Когда это случилось, я обмерла, не могла шелохнуться. Как думаешь, мы положим её в загашник или найдём ей место. Но ты сам решай, не оглядывайся на меня. Подумай, где бы этот парень хотел быть. — Вот я и хочу присмотреться, а то там работа навалится. Вернёшь? — Конечно верну, что я мымра какая-то, я ведь твоя звёздочка… — А кто такая мымра? — Не знаю точно, по-моему — это кикимора болотная, короче чудище женского рода. — Смешно. Ты моя золотая рыбка, живет только в кристально чистой живой воде. — Эх-х! было бы так, я бы исполняла все твои сокровенные желания. — Ни одна фея и золотая рыбка не смогли бы исполнить мои сокровенные желания, только тебе это удаётся, Эда, я на полном серьёзе говорю. Вот разговариваю с тобой, а в сердце трепет, и он практически не утихает, когда ты рядом или, когда я касаюсь тебя своими мыслями. Не знал, что так бывает. Мне тебя всегда не хватает. — Мне тебя тоже. Мы же не сумасшедшие? — Может и сумасшедшие. Но Лика рекомендовала с него сойти. Похоже мы с тобой хорошие ученики. Как думаешь? — Думаю, что ты со своего ума не сходишь, а вбираешь в себя мир или миры, в своё огромное, пламенное сердце. Мне Лейла многое о тебе рассказывала, Джерен тоже. — Когда успели? Вроде не видел тебя на девичьих посиделках? — Мы же девочки, понимаем друг друга по одному намёку, много времени нам не надо. — Я вот даже не могу тебя представить за болтовнёй с девчонками, только со мной. — Так и есть, ты моя лучшая подружка, подарок Небес. Я всегда была ужасно упрямая и молчаливая. Тётя говорит, что у неё был для меня особый метод воспитания: позволяла мне делать всё, что я захочу и самой нести за это ответственность. А я думаю, что у неё просто не было выхода, и она смирилась, потом нашла этому обоснование. Слегка гордится собой, а я понимаю, как ей со мной было трудно… — Будем сегодня знакомиться. — Она тебя уже заочно любит. Хакан рекламу загрузил ей, выписал твой образ прекрасного принца на белом коне. — Мне такое нравится. — Я тоже себе такую загрузила. Все мои Гигабайты сожрала, не оставив места даже для малости какой-либо. — Мы с тобой когда-нибудь наговоримся? — И не мечтай, ты выбил пробку из моего кувшина, теперь терпи. — Всю жизнь готов слушать тебя, малышка, не могу оторваться от тебя. Вот сын прислал сообщение, что уехал в школу, краны проверил, дверь закрыл. Тоже подарок небес. Он так всегда радуется, когда я тебе что-то хорошее делаю, подарки или обед и прочее. Настоящий мужчина растёт. — Ты для него пример для подражания, Счастье иметь такого отца. — Я его не имел, не знаю, какие они бывают. — Пойдём чего-нибудь поедим. Ты что-то хочешь? Давай яичницу сделаем и огурчики. — Вчера Сейфи вкусный хлеб принёс, я про него забыл. — А хочешь омлет приготовлю? — Буду рад. — Тогда иди в душ, а я после тебя, пока омлет будет готовиться, я душ приму. — Я так понимаю, что это вечная тайна омлета. — Ты правильно понимаешь всё, мой принц. Омлет был наивкуснейшим, чай с лепёшками с маслом. Завтрак. Но был ли он просто завтраком? Они продолжали свою тихую беседу, насыщая сердца взаимным проникновением. На клеточном уровне. Такое хорошее утро. — Какие славные дни нам выдались, жена. Ты моя жена, я твой муж. Сын с нами. Просто идиллия. Так бы месяцок пожить. Наверное, люди не зря придумали свадебные путешествия. — Наверное, но мне вполне достаточно нашего дома, сюда словно весь мир закачали. — Вот ещё твоя мастерская появится и новый тренажёрный зал, будет здорово. — Пойдём посмотрим детские, я ещё там не была и в гостевом санузле. — Я буду экскурсоводом. Пойдём, малышка, думаю тебе понравится. Светло серая плитка с металлическими горизонтальными прожилками гостевого санузла сочеталась по стилю со входным холлом. Сверкающие холодным блеском металла аксессуары украшали небольшое помещение. Никаких тканевых полотенец; белые бумажные рулоны одноразовых полотенец не делали его казённым, а только подчёркивали стерильность. Белизна фарфоровых раковины и унитаза-биде современной лаконичной формы делали его совершенным. Только флакон жидкого мыла нарушал своим ярко зелёным цветом идиллию бело–серого, подчёркивая её. — Очень красиво и стильно. Кто это всё выбирал? — Перил. — У неё отличный вкус. — Да, она профессионал-трудоголик. — Мне она нравится, хотя она ко мне настороженно относится, но я её понимаю. Они же подруги с Селин. — Уже бывшие. Перил не простила ей всех кульбитов по отношению ко мне. Она бескомпромиссная. — Так они с Энгином женаты? — Собираются. Энгин наконец-то сделал ей предложение через десять лет влюблённости. Он её побаивался. Говорит, что наши с тобой космические скорости его вдохновили. Скоро, наверное, свадьбу сыграют. — Так.Следующие три помещения. Это холл. Здесь надо подумать о каких-то шкафах для игрушек, будем баловать наших двойняшек. Это гардеробная, скажу Перил, чтобы шкафы разработала, чтобы деткам было что-то доступно, а верх, уже будет нашей заботой. — А может я распланирую. — Если захочешь. У тебя сейчас учёба начнётся, и работа по отелю, нагрузки не хилые. Левая комната, думаю будет для дочки. Здесь, пока подрастут дети, пусть Бюрсины останавливаются. Ты согласна? — Конечно. Я очень рада. А когда дети переедут в эти комнаты, они смогут в мастерской жить, только надо будет им диван поудобнее купить, или вообще эту кровать поставить, а это идея, жалко с ней расставаться. Какой цвет интересный ты выбрал нежный пудрово-розовый, сложный цвет, играет ещё за счёт тонировки окна. Я люблю этот цвет. Знаешь, а белая кровать с этим бледно бежевым покрывалом такое сочетание гармоничное создали с цветом стен. У тебя очень хороший вкус. Картина моя как вписалась. Эта комната особенная получилась. Почему ты Керему с Ханде такую мебель купил, вроде совсем не в твоём вкусе. — Именно потому, что это для Керема покупал. Я же тебе говорил, что на портрете, что ты мне в подарок приготовила, я будто Керема вижу, таким свободным, раскрепощённым, готовым носить одежду пудрово-розового цвета, вот и комнату так покрасил. А строгая кровать по типу моей, теперь нашей, ему явно не подходит. Именно эта резьба изголовья соответствует многогранности его натуры. Его весёлость мне кажется не то что напускной, но скорее скрывающей его глубины, а белый цвет, он вмещает всё. Вот поэтому такая кровать. — Серкан, мне так интересно, как ты мир воспринимаешь, по глубинному наполнению, учитывая и открытую видимую всем палитру. Муж мой драгоценный, я не ошиблась в своём восприятии тебя, просто вы с Керемом, как двухсторонняя рукавица, Вывернутая, как бы на изнанку, открывает скрытое в другом. Какая красота в этом вашем альянсе. Мама моя родная! Прямо открытие века! Вы представляете из себя одно и тоже, только создатель с вами пошутил, не заморачивался, а вывернул на изнанку и окунул в жизнь. Серкан стоял, оперевшись на дверной косяк, скрестив руки на груди, смотрел пристально на Эду. — Ты сама понимаешь, что сейчас говоришь, что ты произносишь слова, которые никак не могли родиться во мне, витали, касаясь сознания, но я никак не мог уловить сути, а ты одним взмахом своих крылышек, разрешила мои все недоосознанные ощущения, всё срослось. Я блуждал вокруг да около. Чувствовал эту свою идентичность с Керемом при явной почти противоположности. — Иди ко мне, чудо моё, открытие, так открытие! Как же ты легко это делаешь, фея моя. Когда я увидел картину, во мне сразу появилось чувство, что в ней я что-то найду. Даже не себя другого, как ты меня видишь, а более глубокий смысл. Давай посидим, что-то коленки подламываются. Дай, обниму. Получается, Керем актёр, открытый людям весельчак, с изнанки носит меня, а я, наоборот, внутри, как ты увидела, вполне себе живой и улыбающийся «активист». Да, создатель любит пошутить… — — Я думаю, что и с вашей с Ханде одинаковостью не всё так просто. Ты знаешь, что такое лист Мёбиуса? — мне кажется, что это что-то из этой сферы. Мы обязательно с этим разберёмся. Какое же счастье, что ты у меня есть. Ну, что пойдём заглянем ещё в одну комнату, комнату младшего сына. Комната была пуста. Стены мягкого бледно жёлтого цвета, с еле заметным лимонным оттенком были очень приятны глазу. — Очень красиво, это камелия, цвет камелии, я очень его люблю, часто использую в картинах — сказала Эда. Мне кажется, что этот цвет очень подходит нашему сыну, Альпу, каким я его видела в своём сне. Какой же ты у меня чувствительный. — Это я обогащаюсь твоим светом, мы с тобой уже на одной волне, жена моя. Сокровище моё. Да, сегодня прорывной день, мы к нашей свадьбе подошли в новом качестве. Я это хорошо ощущаю. — Я тоже. — Хакан звонит. Слушаю тебя, хорошо, я понял, после шестнадцати часов, мы подъедем. Ты ещё будешь там, или уже уедешь. Ну мы тогда чуть пораньше приедем, чтобы Айгюль без костылей увидеть. До встречи. — Пообедаем и поедем за тётей, до этого заскочим к Хакану, он Айгюль гипс снимает и снимки будет делать. — Серкан, я обещала тёте, что заеду в её квартиру за туфлями ей, впишемся по времени? — Давай ей новые туфли купим. Ты знаешь её размер? — Размер-то знаю, но новые туфли всегда сначала тяжелы для носки, а я хотела для праздника что-то подобрать для неё. — Мы ей купим что-нибудь из мягкой кожи, ей ведь не нужны высоченные каблуки пока. — Так и сделаем, померим в больнице, если будет неудобно в них, то заедем на обратном пути. — Так и сделаем. Пойдём обед готовить. Ты со мной посидишь. — У нас же суп остался, доедим его. — Пусть так. Время обеда ещё не наступило, поэтому они пошли в чертог. Серкан открыл ноутбук. Малышка, иди сюда садись ко мне. У меня идея. Я тебе говорил, что наш дом сам себя строит. По-моему, у него гениальная идея. У моего проекта есть одно серьёзное упущение. В нём нет гостевой комнаты. Раньше я не заморачивался, ведь две комнаты пустовали. Теперь же, когда численность населения подрастает, этот мудрый дом подкинул мне идейку. Смотри. — Рядом с твоей мастерской и оранжереей получилась рекреация, углубление, которая вполне может заполнится гостевой комнатой. Вот так: одна стена — это стеклянная стена оранжереи, она с северной стороны и не добавляет особо света его достаточно попадает через стеклянную крышу и стеклянную стену с южной стороны. Растения посажены таким образом, что вся эта северная стена увита вьющимися растениями. Поэтому в гостевой комнате будет зелёная стена, скрывающая внутреннюю жизнь. Вторая стена под прямым углом к мастерской будет с выходом на террасу. Из мастерской и гостевой можно выходить на посиделки. А основной вход в комнату будет из оранжереи. Там и так есть дверь. поэтому из основного дома можно будет проходить из нашей приватной зоны в оранжерею и справа вход в гостевую. — Какова идейка! Бюрсины или вдвоём или по одному могут здесь жить, сколько душе угодно. Ведь маршрут уже проложен. — Серкан, наш дом весь в тебя. Он гениален! — До чего же я его люблю! Рамазан сказал мне, что возможности этого дома ещё далеко не исчерпаны. И он прав. А я собрался строить новый дом. Но в этом нашем доме так всё дорого, в нём наша семья родилась. И если мы с тобой продолжим размножаться, он нам предложит свои варианты. Уже даже вижу в каком направлении. — Серкан, ты что хочешь ещё детей? — Подняла на мужа свои глаза–озёра, часто моргая, словно желая проснуться. — Конечно, любимая, у нас с тобой это очень неплохо получается. Он подхватил её на руки и смеясь завалил на постель, впиваясь губами в розовые лепестки губ жены. — Но придётся подождать с годик, наберусь терпения и начну всё заново, они, уверен, ждут своей очереди… — А как ты думаешь, в этой очереди они опять попарно дожидаются? — за обедом задала вопрос Эда, размышляя о словах Серкана. — Думаю, они нас известят, чтобы мы успели дом нарастить — улыбнулся ей муж. — Ух-х-х, — глубоко вздохнула жена — как же интересно жить… с тобой, мой мечтательный робот. — Поехали! — Поехали. В торговом комплексе Эда подобрала туфельки для тёти из мягкой кожи коричневого цвета на небольшом каблучке со съёмной брошью из камня похожего на яшму. И празднично, и изящно. То, что надо. В больнице Айгюль бросилась на шею Эды с объятьями уже освободившись из плена «костяной» ноги. — Как же рада тебя видеть, моя подружка, и тебя Серкан! Завтра у вас свадьба! Так хочу увидеть вас в этот торжественный день! — Прекрати прыгать, женщина! — Ох, и строг же этот мужчина! — с улыбкой сказала Айгюль, и понизив голос шепнула: — я его не боюсь — весело засмеялась. Перекинувшись взаимными радостными приветствиями и привычными: «как ты?» Болаты отправились за тётей, а Хакан и Айгюль домой, который готовился стать семейным. — Здравствуйте госпожа Айфер, рад, наконец познакомиться, — пожимая руку женщине похожую на его жену. — И я рада, Серкан, но, пожалуйста не зови меня госпожой, мы же теперь родня. — У вас все документы на руках уже? — Да, все у меня. — Тётя примеряй туфельки, если не подойдут, то мы домой к тебе заедем. — Какие красивые! И удобные, будто в них родилась. Спасибо ребята, мне очень понравилось всё, что вы купили для меня. — Ну, тогда едем, пощебечите в машине. Мама вас уже ждёт. — Серкан, одна просьба: давай будем с тобой на «ты»? Я не такая уж и старая. — Конечно, я только за, ты очень молодо выглядишь. — Спасибо. Поехали. Я готова. В машине Эда с тётей потихоньку переговаривались, иногда их смех доносился до Серкана. Громкое восклицание Айфер насторожило, но он быстро понял, что жена оповестила тётю о беременности. «Пусть радуется, пока внуки в своём инкубаторе, ещё дадут жару» — подумал он, будто уже не один раз проходил этап воспитания детворы. Сам себе улыбнулся. Ведь он уже их в своих мыслях не единожды кормил, купал, пел им песенки, одевал, провожал в школу, играл им на рояле, поздравлял с получением дипломов и даже выдавал, скрепя сердце, дочь замуж и мечтал о прекрасной невесте для младшенького (так он его называл про себя). Отправил сообщение матери, чтобы встречала родственницу. Айдан с Сейфи были на изготовке. Объятьями с активными приветствиями тётя Айфер была захвачена и изолирована от молодых. — Пусть идут к себе, нам надо с тобой много о чём поговорить, завтра свадьба, я тебе всё расскажу, ты только сиди и слушай. Айфер умоляюще оглянулась на племянницу, но та с милой улыбкой и воздушным поцелуем помахала ей рукой. Аналогично поступил муж. — Мне стыдно — призналась мужу Эда в машине. — За что? Радуйся, что у тебя есть такой защитник твоих интересов. Мама ведь знает, что силёнки твои надо поберечь, вот и старается. — Серкан, я так люблю и уважаю маму, нашу маму. — Я знаю, моя малышка, я тебе очень благодарен, она с большим теплом и любовью к тебе относится и обучает меня, как стать идеальным мужем и отцом, ведь ей этого не выпало в жизни, но мечты за годы отфильтровали всё самое ценное. Я тоже её очень люблю, но никогда не баловал своим вниманием. Она меня прощает и любит, прощает, потому что любит. — Я забыл тебе сказать, что завтра к маме в дом приедет команда визажистов и стилистов к двум часам, имей в виду, я не смог тебя отстоять. — Но ведь свадьба же будет здесь. — Тебя проводит господин Кемаль до мостка и сдаст тебя в мои руки. Я не властен внедриться в эти ритуалы, прости меня, я слабый человек. Но ты мне задолжала, натиск что я принял на себя, отбиваясь, как мог и то, что тебе изложил — это моя победа. — — С тебя три страстных поцелуя, моя малышка. — А четыре можно? — Я рассмотрю твою заявку. Но боюсь, что после трёх я не выдержу. — Я тоже погорячилась, мой Лев. — Придумывай ужин. — Давай рыбу запечём, за ней хоть приглядывать не надо и салат порежем. — Хорошо ты рыбу подготовь, а я салат порежу, у меня красивее получается. — Сколько лет ты тренировался? — Один месяц, а что мне было делать кроме работы и чтения книг, вот я и нашёл себе развлечение, но быстро научился и потерял интерес к готовке. Ел еду «От Сейфи». — Я так скучаю по жареной картошке… — Вот родишь, буду иногда баловать тебя. — Так славно прозвучало: — «вот родишь» — мурашки по коже. — У меня у самого. О, Аллах! Что ж так долго -то… А тебе, когда к Бабульке? — Двадцать девятого сентября. — Меня еще не пустят в офис, вместе поедем. К которому часу? — К двенадцати. — Бюрсины в любом случае уже уедут. Они не знают, что мы им уже дом придумали. — Я представляла себе эту твою задумку, когда в машине ехали. Очень красиво получится. Стена стеклянная будет сплошь увитая зеленью, волшебно, а с другой стороны тоже прозрачная стена на террасу со ступеньками и выход из мастерской тоже на неё. Я уже там с ними и с тобой. Если Ханде забеременеет, а Керем не будет активничать со съёмками, то они смогут подольше и почаще у нас быть. — Хорошо бы. Мы им уже всё спланировали, они и не догадываются, смешно. — А когда стройку начнёшь? — Сразу после свадьбы. Твою мастерскую и гостевую. Такой интересный фасад получится. — Серкан, а кто ухаживает за оранжереей? — Садовник, он за маминым участком и за нашим приглядывает. — У мамы там, конечно, всякого хватает, а на нашем только оранжерея и газон стрижет, площадь его не так велика, а остальное травой засеяно низкорослой по участку. Мне этого хватало. Лес с соснами создаёт природный первозданный вид, и ухода такого не требуется, как на мамином участке. А тебе хотелось бы многообразия? — Нет, мне очень нравится участок, его изысканная простота. Он похож на тебя, мне это мило. Небо, вековые сосны и чудо-дом с облаком в виде крыши. — Ты посчитала белый выступающий парапет облаком? — Это Дом так посчитал. ОН прихватил своими тремя тонкими серыми пальцами–колоннами Облако, думая, что он его поймал, а Облако думает, что зацепилось за эти колонны, чтобы заглядывать как тут живут люди. Наблюдает. — Это ты об этом думала в наш первый день, разглядывая дом? — Да. — Честно скажу тебе, моя девочка, что до тебя мне не приходило в голову вступать в контакт с силами природы и с так называемым «неживым» миром при проектировании. Всё подчинялось другим законам, но теперь, немного узнав тебя, обратил свой взор на взаимодействие с некими течениями, не видимыми мной ранее. Стал улавливать ранее ускользавшее, и этот мир для меня слегка ожил, и то, что я считал твоей фантазией становится очевидным. Очень явно это случилось с нашим домом. Не я его вёл, а он меня. Просто чудеса. Спасибо тебе. Я уже дал себе задание отслеживать твои тонкости. У меня иногда получается. Как с тем «утром», когда Керем с Ханде к нам переправились. Я часто думаю о том якобы сбое понедельников. — Теперь в психушке вместе лежать будем. Не скучно. — Согласен. — Я достаю рыбу, поставь мне блюдо. — Клади, у меня салат готов. Сейчас тарелки достану. — Как бы мне научиться так резать овощи. — Не парься, у тебя есть я. — Ладно, согласна, а то чему я буду завидовать. Красота какая. — Скоро Руслан придёт. Он теперь под натиском двух любящих женщин, наверное, уже стонет. Давай его до конца недели дома придержим, а то он с ума сойдет. А может я и ошибаюсь, сейчас мама завладеет тётушкой и уравновесится всё. Серкан набрал сообщение сыну. — Что пишешь? — Чтобы сюда пришёл. — Правильно. — Через час будет. Видно якорь поднять не может, руки связаны. — Поиграй что-нибудь мне на рояле. — Всё, что захочешь сделаю для тебя. И двоих малышей. — Ты их уже фасолинками больше не называешь? — Они же взрослеют. — Скоро в школу пойдут… В какую отдадим? — К Омеру. Так заканчивался двадцать пятый день новой жизни, они ещё поиграют на рояле с сыном, почитают Таис афинскую и благополучно уснут на третьей странице. Доброй ночи. Время перевалило за заполночь. Сегодня будет свадьба. Сегодня день рождения главного, обожаемого хозяина дома. Утро терпеливо выжидало нужного часа. Волновалось. И наконец осветило комнату мягким светом, сторона — то северная. А Солнце-то как старается в честь праздника, как-нарядилось-то… Начинался двадцать шестой день новой жизни.