ИЗ ГОЛУБОЙ ЛАЗУРИ

Сегодня свадьба Сегодня день рождения обожаемого хозяина дома. Утро терпеливо выжидало нужного часа. Волновалось. И, наконец, залило комнату мягким светом. А Солнце-то как старается в честь праздника, как-нарядилось-то… Начинался двадцать шестой день новой жизни. Эда потихоньку выскользнула из объятий мужа, крадучись вышла из комнаты, одевшись в рубашку мужа и легинсы, побежала к сыну во флигель. Он её уже поджидал. Они закрепили пять воздушных разноцветных шарика к раме картины. Руслан взял свой подарок для отца, и они направились поздравлять отца-мужа с днём рождения. А он уже шёл им навстречу в оранжерее — я вас обыскался, не надо так пугать! Эда тебе не надо таскать такие тяжести, что ж ты такая непослушная! Давай это мне. Понимаю, что это поздравительный кортеж. Куда пойдём? — В гостиную — в два голоса заявили домочадцы. — С днём рождения, отец, вот мой подарок, обнимая Серкана и доставая нечто из подарочного пакета. Очевидно, что это нечто было хрупкой вещицей, судя по тому, с какой осторожностью извлекал Руслан подарок. Папиросная бумага постепенно открывала скульптурную композицию. Изъятая, она была установлена на крышку рояля, мягко соприкоснувшись с поверхностью приклеенной фетровой подложкой. Это была композиция из трёх фигурок, которые с явным интересом заглядывали в детскую двухместную коляску. — Это мы? А они уже там? — указывая на коляску задался вопросом именинник. — Загляни. — Ты взгляни Эда — там два милых младенца! Как филигранно всё выполнено! Сынок, это ты так уже овладел мастерством? — Мне учитель помог с коляской и малышами. — Ты мне подарил семью, нашу семью. Спасибо тебе, сынок. Этим подарком ты одарил меня и знанием тебя. Это очень ценно, горжусь твоими достижениями в такой короткий срок. Это бесценный подарок… Эда сидела на крутящемся стуле у рояля и вглядывалась в миниатюру: — Всё так тонко выполнено и вполне узнаваемо. — Я сначала хотел сделать композицию в белом цвете, но учитель сказал, что такие мелкие детали лучше подкрасить. Мы это вместе делали в выходной. Дядя Муса ездил за ней вчера. — Серкан, мне кажется я нашла место для картины. Ты сам, конечно, решай, но рассмотри и моё предложение. Вот смотри. Стена за твоей спиной, когда ты сидишь за роялем. В углу стоит большой фикус, он яркий, является зрительным акцентом, и рядом если повесить картину, это будет, как твоё второе «Я», без привычного саркофага, как бы вписанное в природную среду. — Сынок, придержите с мамой картину, я взгляну. Очень хорошо смотрится и по габаритам, и по цветам, и по смыслу. Просто чудесно! Ты молодец. И мы с тобой здесь рядом с природной зелёной листвой не смотримся инородным, случайным объектом. — Иди посмотри, я подержу, и ты сынок. Оцените. — Какая красота! Как она вписалась. — Папа, это настоящее рождение, какие вы с мамой здесь! Они уселись втроём на диван, обнимая так счастливо тридцать лет назад родившегося главу их дружного семейства. — Вот почему я никогда не праздновал свой день рождения, я родился только сегодня, любимые мои, благодаря вам, вашим сердцам. Спасибо. Это слово мало что выражает, но оно наполнено настоящим счастьем. У нас не просто семья, у нас союз душ, дарованных друг другу. Надеюсь, что вот эти два пакетика с сосками в коляске пополнят наш союз трёх. Станет союзом пяти. Хорошее число. Пять лучей. Перекрещивание лучей пяти величин большой смысловой нагрузки. — Как-то по-научному звучит. — А что я зря астрономию изучал, знания иногда пригождаются. Пойдём сынок, займемся сверлением стены для нового обитателя нашего салона. Надеюсь мы шарики отпустим на волю, а то ещё улечу нечаянно. — Пусть пока обозначают праздник своим многоцветьем. — — Кто за яичницу на завтрак? — Поднятые руки означали согласие. — Я в душ, а ты после меня. — Не согласен, у меня же праздник, хочу ещё подарок — озвучил желание Серкан, целуя жену, после того, как сын убежал к себе. — Как я могу отказать этому красавцу в его тридцатилетие, достигшего небывалых высот в столь молодом возрасте. Они дарили друг другу наслаждение, упивались напитком любви, напитком счастья. Небеса ждали их, почти небожителей, ведь они уже хорошо им знакомы… Завтрак в кругу семьи казался наивкуснейшим, даже если это была просто яичница. Эда не дала мужу ни готовить завтрак, ни мыть посуду, а он воспользовавшись привилегированным положением, уселся напротив картины и изучал её с особым вниманием, ведь важно знать каков ты с изнаночной стороны, на которую вывернула его смелая художница. Зарядившись новой для него внутренней силой Серкан решил связаться с Керемом. — Доброе утро, брат—близнец, готовы к путешествию? У Ханде всё нормально, как настроение? — Доброе утро, у нас все замечательно. Вот формируем образы для сокрытия правды. Вроде неплохо получается. — Когда будете готовы к отбытию? — А когда надо? — Да хоть сейчас, вы решите сами, когда вам удобно. — Не хотелось бы у вас под ногами путаться в ваших приготовлениях. — Да у нас всё готово, только одеться. Эда в два часа пойдёт к маме в дом, там свора стилистов-визажистов на неё нападёт, не знаю, что можно два часа делать, но мамин энтузиазм невозможно одолеть. Сочувствую жене, но помочь ничем не могу. Так что я в два часа почти холостяк до четырёх часов. — Давай, мы тогда к двум часам соберёмся. — Нам надо будет что–нибудь перекусить. Если мы приготовим манты из заморозки на пару годится? — Мне пофиг, Ханде всеядна, мы живём, как кочевники на съёмках, так что твои манты будут праздничным блюдом. Надеюсь на свадьбе чем-нибудь накормят? — И даже напоят. Так что я как Эду провожу, наберу тебя, тогда до встречи. — Так ты значит после двух холостяк? — задала вопрос жена. — Ну, да, ты разве не знаешь, что если жена отошла на десять шагов — уже холостой. — Значит и я свободная женщина через десять шагов? Муж озадачено почесал затылок: — про жену не знаю постулатов, но ты нет, не свободная, у меня сердце чувствительное, а я ревнив и опасен в гневе, так что… И зачем я это сказал? Совсем думать разучился. Надо с этим что-то делать. Можешь побить меня. — Ты такой смешной, ты бы себя видел! Побью завтра. У тебя сегодня день рождения. — Я не смешной, я глупый. Слова стали вылетать раньше мыслей, это что-то новенькое. — А мне нравится, я сама такая, это лучшая моя черта. Если бы из меня тогда не вылетели слова про твоё отцовство, ты бы ещё года два подбирался к этой теме, а так уже вон сколько дней счастливы. — Тебе идёт быть такой легкой на слово, но я же мужчина вообще-то у меня это как-то глупо получается. Ты меня заразила. — Глупостью? — Нет, лёгкостью. Эда, прости меня, это какая-то абракадабра, я сомневаться стал в общепризнанном уме Серкана Болата. По-моему, это вон тот парень шалит с твоей картины. Он подхватил жену на руки и закружил её по комнате, целуя. Ты меня одёргивай, а то я могу утратить имидж. Нам же хуже будет. — Хорошо. Я буду приглядывать, а то не равён час останемся без куска хлеба. А здорово этот из «рукавички» вступает в свои права. Они смеялись, завалившись на диван, на сердце было легко, свободно, по-новому. Утро задалось. — Малышка, возьми с собой свой шампунь и духи. А то они опрыскают тебя какой-нибудь новомодной «тенденцией». Я так люблю твой аромат, а то я боюсь, что я не узнаю тебя визуально, но хотя бы по запаху опознаю. Согласна со мной? — Согласна. Я сама их боюсь, а то нанесут мне красоту, сама себя не узнаю. Но вообще-то я буду отбиваться и донесу до тебя свой светлый образ, обещаю. А у тебя всё готово? Я плохая жена, не забочусь о тебе, но ты всегда так элегантен, что я к тебе как бесплатное приложение. Вернее, платное. — Такое приложение ни за какие деньги не купишь, ты подарок небес. А на счет дел, мне останется только ещё разочек душ принять и побриться. Мама до меня не дотянулась с визажистами. Хотя предлагала, но это она так, на всякий случай, вдруг получится. — Серкан, а ты умеешь танцевать? — Что именно? — Вальс, например. — Когда-то учили в колледже. — Тело обычно не забывает такое. Давай попробуем. — — Считаю: раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три… О! Да ты мастак! — Я хорош во всём! — Ты совершенство… — Я готовился к встрече с тобой, моё чудо. — Поиграй что-нибудь, ещё только десять. — Подскочила ни-свет-ни-заря. — Волновалась… — Чего вдруг? — Ты родился, замуж выхожу… — А ты будто не замужем — Не верится до сих пор… — уткнулась Эда в плечо Серкана, шмыгая носом. — будто сплю, я так тебя люблю, аж кости ломит… — Что ты, малышка, что случилось? — Плакать хочется, причину не знаю, вернее знаю, были бы живы родители, папа бы меня сегодня передал тебе на вечное хранение… Мы, когда регистрировали брак с тобой, я не впадала в уныние, не заморачивалась, всё так быстро было, а теперь, все эти ритуалы, чувствую себя управляемой марионеткой с подставным отцом. — Так, девочка моя, я все отменяю. Стилистов-визажистов, подставных отцов и всех исполнителей не нужных нам ритуалов. — — Ты совершенство, красоту твою невозможно преумножить. Скажу сейчас Сейфи, чтобы принёс твоё платье, если будет необходимость Ханде тебе поможет. Выйдем из дома под руку, как нормальные люди, зачем нам играть ненужные роли жениха и невесты, когда мы уже целую вечность женаты. Так пойдет, звёздочка моя? — Я так тебя люблю! Ты, как джин из кувшина все мои желания исполняешь. — Эда целовала мужа во все попадавшиеся ей места, а он смахивал слезинки со столь любимых глаз. — Ты перепутала, я не джин из кувшина, я просто самый обыкновенный волшебник. — И правда… — улеглась на плечо мужа жена — какое же счастье быть замужем просто за обыкновенным волшебником. — Мама, поздравляю тебя с моим днём рождения и хочу получить от тебя особо ценный подарок. — Серкан звонил матери, поставив телефон на громкую. — Слушаю тебя внимательно, поздравляю тебя с тридцатилетием, сынок, что случилось? — У меня тут жена рыдает на груди, не хочет участвовать в свадебных ритуалах, моё решение такое: отменяй всех стилистов-визажистов, пусть Сейфи принесёт обмундирование её, всё надуманное мы отменяем, ведь мы с ней уже вечность женаты, будем праздновать другую историю: наше состоявшееся счастье. Мы тебя не обидим этим? Я на громкой. — Эда, дочка, я всё сделаю, как ты хочешь, лишь бы тебе было хорошо и спокойно, не плачь, мы очень, очень тебя любим и хотим только лучшего. Я всё передам, не волнуйся. — Мама. И ещё просьба ты сможешь встретить гостей или мне надо будет это делать? — Сделаем так: Сейфи передаст все списки с номерами столиков на твою проходную. В два часа приедут организаторы, будут накрывать столы, вешать фонарики, не обращайте на них внимание, спрячьтесь поглубже, чтобы наша девочка успокоилась, и мы вам позвоним, когда можно будет выходить к людям. Хочу, чтобы вам было комфортно, мои дети. — Мама, спасибо — дрожащим голосом почти прошептала Эда, — очень ценю, что ты для нас сделала. — Девочка, моя, тебе нельзя волноваться, отдыхай, пусть малыши тоже будут спокойны, целую тебя. — Ну вот всё устроили. Так пойдёт? — Угу. Спасибо тебе, любимый. — И тебе спасибо, если честно, и меня всё это слегка напрягало. Надо было поговорить об этом, а мы всё хотим, как лучше сделать друг другу, а попадаем пальцем в небо. — Но видишь оно нас любит, не даёт ошибиться. — У тебя с ним давняя связь, а я только учусь. — отправляйся в чертог, я пойду проверю у сына одёжку и приду, поспим может быть, или почитаем. Хочешь я тебе разглажу ножки и спинку. Они лежали обнявшись, не хотелось даже говорить, слова были сказаны, сердца отлажены, веки смыкались и сонное блаженство накрывало невесомым покрывалом. То, что нужно. Это было их время, перед тем, как открыться людям в самом сокровенном. — Эда, Труба зовёт! Пора просыпаться, уже два часа. Будем Бюрсинов катапультировать. — Да, я готова. А где они появятся? Ведь там снаружи люди суетятся. — Да, ты права, попробую сразу в дом, ведь у нас же с офисом тогда получилось. Давай в гостиную. — Керем, вы готовы? Тогда жму. — Пойдём посмотрим, как это происходит. Они не успели, гости встречали их в гостиной. — А тут здорово! Привет, молодожены! Проходите, будьте, как дома. — Как вы быстро! Не успели добежать, а вы тут, как тут. — Руслан, приходи в гостиную, гости прибыли. — Как у вас красиво! — после объятий восклицала Ханде. Керем открыл крышку рояля и сходу заиграл бравурный марш — — какое звучание, классный агрегат! Серкан придвинул стул и включился в тему знакомого марша, они быстро уловили каждый свою партию и поглядывая друг на друга с высокими взмахами рук играли в унисон со счастливыми улыбками на лицах. Руслан, появившийся в проёме дверей полностью готовый к торжеству, оказался тем, кого приветствовали музыканты. Трое аплодировали, а музыканты отвешивали поклоны. Праздник начался! — Здравствуйте, я Руслан. — Мы помним, дружок, прекрасно выглядишь! Я Керем. — Привет Руслан, я Ханде, ты просто красавец, тебя прямо не узнать! — Вас тоже. — Ну да, сыграем в игру: узнай меня. Керем, иди сюда. — Керем приобнял жену. — Ну как удалось нам замаскировать ваши-наши прекрасные лица? Керем с рыжей шапкой волнистых волос в очках слегка дымчатого цвета больше походил на художника или музыканта, особенно, когда кланялся, а волосы рассыпались ореолом. Рядом Ханде — та еще штучка, чёрный парик в длинном каре, с челкой почти до глаз, закрывающей брови. Глаза, тонущие в коричневом макияже «смоки айс» и губы с нежным бледно коралловым блеском. Она была прекрасна, но совсем иная, чем в прошлый раз. На ней было ярко оранжевое платье с длинным рукавом и достаточно глубоким декольте, на шее красовалось ожерелье с синим сапфиром на крылышках из белого золота, на ногах голубые легкие высокие сапоги. Образ был дерзкий и чертовски привлекательный. Керем любовался на свою жену. Сам, облачённый в терракотовый пиджак свободного покроя без подчеркнутой линии плеч поверх белой футболки и в белых джинсах. Богема! — Ханде, у тебя такой красивый макияж, кто тебе делал, очень профессионально. — Эда, вот эти ручки — она покрутила ручками с яркими оранжевыми ноготками, — они всё умеют. Пятнадцать минут и я на съёмках, я визажистов не терплю, правда бывают неплохие, но это редкость. Серкан сказал мне сейчас, что вы прогнали визажистов и стилистов, мы всё с тобой устроим. Твой нежный образ зазвучит, как ваш прекрасный рояль. Ты мне покажешь платье и никаких проблем. — — Эда, платье в которое ты меня нарядила тогда оказалось таким счастливым, у нас всё прошло, как по маслу. Я могу тебе вернуть его, но если честно, оно мне стало так дорого, я его уже в Нью-Йорк брала, каюсь. Словила множество хвалебных комплиментов. — Ты специально это при мне говоришь, душа моя, я знаю. И спокоен, как слон. Со мной никто не сравнится в этом искусстве комплиментов, можешь не дразнить меня. — включился в разговор Керем. — Сын, не рано ли ты оделся, ещё полтора часа до праздника. — Папа, скоро Айлин приедет, не буду же я при ней одеваться. — Кто такая Айлин? — Невестка наша. — Папа! Зачем ты так! — Не злись, я провидец, она нам с мамой очень нравится, да мама? — Лишь бы сыну нравилась. — Так, гости, мы сейчас заправим манты в пароварку и салатик порежем. Пить будем? По чуть-чуть за нас, а то потом все нападут, не до того будет. Что-то подрагивать начинаю. — Пойдём, я помогу, пусть девушки посплетничают, а мы по рюмки треснем. Позвонил Сейфи, принёс для Эды, то, что собрала Айдан. Эда приняла от Сейфи чехол с платьем и большой пакет неизвестно с чем, поблагодарила Сейфи и побежала в чертог. Серкан и Керем накрывали на стол и разрабатывали легенду для Керема и Ханде на случай любопытства гостей к появлению на празднике столь яркой пары. Остановились на том, что они актёры из Лос-Анджелеса, друзья знакомые через десятые руки с виновниками торжества. Серкан, якобы, проектировал Бюрсинам особняк, так как родственники их живут в Турции. Решили, что большей информации не потребуется. — Пойдём я тебе что-то покажу позвал Керема Серкан. Он подвел Керема к картине, которая нашла своё скромное место в тени листьев фикуса. — Скажи, брат, кто это по-твоему? Керем задумался. — Я бы сказал, что это ты, но другой, и на меня похож больше, чем на тебя. Серкан вкратце рассказал историю создания полотна и об «открытие века», что слегка сделала его жена. Мы с тобой ещё об этом подумаем, а сейчас не парься. — Пойду позову девушек. Керем остался у картины. — Обедаем. Потом Ханде будет потихоньку приводить мою жену в нарядное состояние, хотя мне и так всё нравится. А где сын? — Руслан, обедать пора — полетело сообщение мальчику. После обеда Серкан с Керемом решили попробовать наиграть что-нибудь из знакомого на рояле, может вечер предложит им какую-то совместную программу. Импровизации сразу подчинились полёту фантазии, и они решили не заморачиваться, а пойти по этому пути. У ростового зеркала в чертоге, которое так и осталось после примерки беременных одёжек, теперь колдовала Ханде над подругой. Из её огромной сумки был изъят органайзер со всеми прибамбасами для макияжа. Волосы Эды Ханде собрала в свободный пучок и обвила их жемчужными бусами по всей длине. Аккуратная жемчужная диадема удерживала бусы. Получилось очень красиво. Эда мысленно благодарила Айдан за предусмотрительность, прислав в пакете несколько вариантов украшений. Скромная жемчужинка улеглась в ложбинку прекрасной шейки. — Так, теперь личико. Ручки Ханде летали без устали, всё, что надо подчёркнуто легкий слой пудры придал слегка искрящееся сияние, чуть–чуть румян, ресницы подвластные кисточке взметнулись к чёткой линии бровей. Блеск или помаду? Спросила Ханде. — Нам же целоваться… — Тогда блеск нюдовый. Как тебе идёт Эда. Ты настоящая фея. А туфельки какие? — Вон у кровати стоят с моей стороны. — Какая красота! — Одевай, и платье. Хорошо, что его можно через ноги одеть. У меня прямо всё трепещет. О, Аллах! Серкан в обморок упадёт. Что мы с ними творим… Эда стояла перед зеркалом. Почему-то хотелось плакать. Ханде, спасибо тебе, подружка. Ты волшебница. — Не выдумывай, у тебя всё своё, ты ангел. Так, мы сейчас с тобой пойдём к ребятам, чтобы и ты и они привыкли к тебе слегка, а то Серкана твоего надо будет собирать по частям, могут расхватать, он завидный мужчина — хохотала Ханде. Ханде выводила Эду из комнаты, бросая на неё восхищённый взгляд. — Как же тебе идёт это платье… — Она торжественно открыла двери. Но… в гостиной никого не было. — Где же их носит. Пойдём назад. Нет, вот в эту дверь. здесь ближе. Она затащила Эду в детский блок и стала набирать Керема. — Любимый муж, где вас черти носят? — Уже бежим, моя маленькая чертовка. Тебя кто-то кусает? — Нет, но тебя сейчас сама покусаю. Мы вас уже час ждём. — Надо их слегка завести, — объяснила она свою стратегию. А то Серкан волнуется. Пусть отвлечётся. Услышав мужские голоса. Ханде быстро завела мужчин в гостиную, закрыв дверь, побежала за Эдой. — Так, собралась. Пойдём. Открыв створки дверного портала Ханде, чуть пропустив Эду вперед, потихоньку её подтолкнула, на всякий случай держа её за поясницу. Эда, глядя Серкану в глаза, слабо улыбаясь уголками губ, сделала два несмелых шага вперёд. Остановилась. Он, тоже сделал навстречу два шага и тоже остановился. Он не улыбался. Он моргал. Так они стояли глядя друг другу в глаза и только через некоторое время молчаливо протянутая рука Серкана была сигналом на возможное сближение в пространстве, где для них уже никого не существовало. Только Он и Она. Время остановилось. — Голубой дымок… — прошептал Серкан. Он раскрыл свои объятья, но не смел оторвать глаз, не смел сделать ни шага и только распахнутые руки говорили, но Он боялся, что сейчас дымок рассеется, если он прикоснётся… Очнувшись: — ты не испаришься, словно мираж… мой голубой дымок… она слабо покачнулась, Он, взлетев, подхватил её, прижал трепетно к груди, поднял на руки, и тихо закружил в странном танце: — раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три… — долетал тихий шёпот. Она положила голову на грудь, а Он что-то продолжал шептать, как заклинание: мой голубой дымок –долетело до свидетелей. — Серкан, мне уже лучше, стыдно, давай сядем. — Керем сел за рояль, стал что-то наигрывать, чтобы дать возможность брату очнуться, а Ханде облокотилась на рояль и время от времени поглядывала на подругу, которая была бледнее стены. У Серкана завибрировал телефон: — да, мама, мы через десять минут выйдем. Всё хорошо. Керем понял, что нужно отвлечь этих двух сумасшедших, не дать утонуть в захлестнувшей волне чувств. Он пошёл в комнату временного проживания, которую ему назначил Серкан. Достал из сумки большой альбом и вернулся в гостиную. — Я вам что-то покажу. Это альбом с фотографиями о нашем-вашем сериале. Полистаете на досуге, может найдём совпадения. — Ну, как ты сестрёнка? — Уже хорошо. У меня шкала деления не как у нормальных людей, а с метровыми промежутками, ухаю как в яму. Простите. — Эда, за что ты извиняешься у тебя там дети весь твой боевой запас нейтрализуют. Вот уже молодец. Я тоже мудак, растерялся, увидев тебя в этом дымке. — Видишь, подружка, как мы правильно всё отрепетировали, а то бы лежали там прилюдно в обмороке. Нельзя быть такой сильно «фейной». Люди пугаются. — Ты умная, моя спасительница. — Эх-х, я просто опытная. — Ну, что выходим? Вроде румянец появился. Держись за меня. Эда держась за руку мужа, взглянула на него, — не беспокойся, я собралась. Они вышли. Чуть поодаль пошли Бюрсины. Гости сидели за столами и, увидев виновников торжества дружно поднялись. Словно ветерок колыхнул воздух, восхищённые тихие восклицания единым хором возникнув, улеглись, рассыпались в воздухе. Серкан в строгом синем костюме и такого же цвета бабочкой под воротником белоснежной рубашки, с держащейся за локоть мужа Эдой в колышущемся воздушной многослойной юбкой платье с открытым лифом на едва заметных тоненьких лямках, плыла, словно сказочное существо, лёгкая невесомость. Зрелище было достойно отдельной песни. Зазвучала виолончель, мелодия лилась нежная, тонкая, чистая, проникновенная, соответствовала моменту, сопровождая медленное движение пары. Лирично. Волшебно… Они поднялись на импровизированную сцену. Микрофоны были установлены со всех сторон и в том числе на лацкане пиджака Серкана. Он проверил работу микрофона, заговорил. — Дорогие друзья, именно так, в таком составе мы сегодня собрались. Здесь присутствуют только наши родные, близкие и все те, кого мы считаем своими друзьями. Так случилось, что мы с Эдой познакомились первого сентября и сегодня двадцать шестого совершенно случайно в день моего рождения празднуем заключение нашего союза. В этот день у моего, нашего друга Хакана именно сегодня выходной, он хирург и график операций очень плотный, поэтому так сошлось, дату задал его график. Я никогда или почти никогда не праздновал свой день рождения, не считал это знаменательным событием для человечества, но сегодня могу сказать, что это мой настоящий день рождения. Судьба распорядилась так, что мы с Эдой, помолвленные с третьего дня нашего знакомства, а в законном браке уже с четвёртого дня. Вот такие скорости. Причины можно было бы называть разные, но скажу кратко, это любовь, любовь с первого взгляда, и она и только она открывала нам все двери и наши сердца. — — Долго не хотел говорить, но жене обещал, что в день нашей свадьбы открою одну тайну, поэтому, любимая, это откровение для тебя и перед моими друзьями, близкими и коллегами я делаю признание. — — На второй день после нашего знакомства, а именно второго сентября, когда я торопился забрать Эду из маминого дома для разных срочных дел, отъезжая от офиса я возрадовался, что у меня есть целых сорок минут времени в плотном графике, когда я могу себе позволить думать о своей фее. Так я её для себя именовал ещё в первый день. — — Мой мозг стремительно возвращал образ девушки, как только нить натяжения с рабочими темами начала ослабевать. Я понял, что эта легкая воздушность её образа наполняла его деликатно, не привлекая внимания, всё это время. — — Мне вспомнился опыт, который, будучи студентами, мы проводили в лаборатории. В макеты домов или отдельных помещений запроектированных объектов, запускался газ, подкрашенный голубым красителем. По движению потока этого голубого газа определяли вихревое или равномерное распределение воздушных масс. — Меня пробило. Я вдруг увидел явную аналогию: вот, эта девушка была таким прекрасным голубым невесомым дымком с ароматом жасмина и ещё каких-то неведомых мне цветов, который, не нарушая жёсткости и прочности моих внутренних конструкций, не ущемляя подвижности и, будучи почти незаметным, наполнял всё смыслом, не познанным ранее. — Этот образ объял всё моё существо, он был сродни полёту мысли, вдохновению, рождающему прекрасные идеи, он неотступно был со мной, во мне. — Вот так, моя фея, прости, но мой роботизированный ум выдал такую технократическую идею. Я достаточно долго питал себя этим образом, и он казался мне совершенным. И сам не заметил как внутри меня стали происходить преобразования. Я их не замечал. Но коллеги и друзья намекали мне на это. — Жена моя, ты мой преобразователь, алхимический элемент моего сердца. В знак благодарности прими от меня это кольцо, встаю перед тобой на колено, как и положено, давай одену тебе на пальчик. Он достал из коробочки кольцо с бриллиантом в виде цветка, одел его и поцеловал её ручку. — Сегодня на мой день рождения жена написала и подарила мне картину, где изобразила нас с ней. Сказала, что она знает меня таким. Я ей безгранично верю, но я себя таким не знаю, а если это так, если во мне есть хоть что-то от этого парня, то, могу сказать, что это всё голубой дымок, результат преобразований, химическая реакция или что-то вроде того. У любви, у нашей любви такой небесный цвет. А картина, она вот на мольберте. Керем, будь добр, сними эту занавеску. Потом произведу опрос на соответствие. И последнее. Извините, что так длинно всё. — Сынок, поднимись к нам с мамой. Познакомлю вас с нашим сыном. Это Руслан, не смотря на свой юный возраст философ, скульптор и музыкант. И коли меня сегодня потянуло на откровение мы с Эдой через некоторое время станем родителями двух малышей, что носит под сердцем моя жена. Вот такая любовь. — Перил, — обратился, Серкан к подруге, — спой нам, душа моя, у тебя волшебный голос, а я покружусь с феей в её голубом вихре. Перил, взволнованная, подошла, смахивая слёзы: — ребята, вы такая пара! Серкан, очень рада за тебя. Эда, ты точно с небес ему в руки упала, люблю тебя и ценю, как дизайнера. Вы достойны друг друга. — До всех донеслись её слова, ведь микрофон все еще был включен на лацкане у Серкана. Перил поднялась на сцену, подошла к микрофону. — Я готовила другую песню для вас, но вижу, вам нужен вальс, будет вам вальс. Она повернулась к Кену, сидящему за электропианино, показала что-то на пальцах. Он заиграл. Изредка вплеталась виолончель Эке. Перил запела.* Серкан вывел Эду в центр площадки специально оставленным свободным для танцев. Он, послушный музыке, вёл свою Эду легко, словно только и делал всю свою жизнь, что танцевал. Сложные движения с резкой сменой положений и направлений. Он то обвивал стан девушки её руками, то раскручивал, отпуская в свободный полёт, резко возвращая её в свои объятья, кружась, словно увлекаемый порывом ветра, приподнимая фею над землёй, то склонял голову на плечо девушки, то давал ей свободу для изгибов хрупкого тела. Она, послушная рукам мужа, улавливая малейшую фантазию чуткого музыкального слуха мужа, летала подхваченная его ветром и волны голубого одеяния взмывали в воздухе. Они неслись на крыльях взаимного чувства, ведь они дышали синхронно, сердца бились в унисон, глаза научились видеть, то, что сокрыто для других. Они Любили. Они парили. Музыка смолкла. Онемевшие зрители готовые разразиться аплодисментами не решались нарушать волшебство момента. Серкан склонил голову к ушку жены: — ты в норме, не слишком я тебя закружил? Она, тихо ответила: — готова кружиться с тобой всю жизнь. Ликование было взрывным, восторженные крики, аплодисменты не смолкали долго. Неужели это их Серкан, их брутальный шеф, робот и беспощадный критик их работы, рвущий в клочья работу многих дней за малейшую ошибку — это он? Это он летал по сцене с дивной девушкой в руках, это ему доступны такие метаморфозы? Как же мало знают они, работающие с ним рядом годами этого многогранного и часто сурового человека. О, Аллах, позволь этим двум быть счастливыми, а они, ставшие свидетелями потрясающего танца, волшебного действа, по-новому будут смотреть на босса. Ведь очевидное не всегда правдиво. — Опять застыли. Расслабьтесь. Пейте, ешьте, танцуйте, ведь это праздник! — — Пойдём, любимая употребим чего-нибудь, мы сядем с Керемом, не хочу возле сцены, уже навыступался. Эда, ты так прекрасно танцуешь, у нас теперь большой зал. Будем с тобой танцевать, я испытал блаженство. — Ну как вы тут, не заскучали — обратился он к Бюрсинам. — С вами заскучаешь! Брат, Эда очень правдиво изобразила тебя, но это ещё не твои пределы. Спасибо, что пригласил нас, до твоего образа трудно добраться, усилия требуются недюжинные. Да, Хандемий? — Серкан, я в шоке, хотя видела, понимала, что ты чудесный человек, но душа твоя приоткрывает свои окна осторожно, словно не позволяет другим увидеть её богатство. Ты скряга Болат! — Да, есть такое. Есть одна фея, которая проникает без опаски быть уличённой в этом, да любимая? Эда улыбнулась ему, оставив без ответа вопрос, ведь он всё знает, их окна уже распахнуты, только они так высоко, что другим не дотянуться, но не потому, что высокомерны их владельцы, а потому, что цена деления инструментов разная, часто ошибочная, шаблонная. А у её Архитектора набор, даренный небом, им тоже только познаётся, главное, что он уже научается владеть инструментом познания и это — Любовь. Серкан увидел Руслана, пробегавшего с Айлин недалеко. Сынок, — позвал он детей — Здравствуй, Айлин –давно тебя не видел, ты просто красавица, тебе идет жёлтый. Позови мне отца, пусть подойдёт. — Здравствуйте, дядя Серкан. Вы имеете в виду дядю Хакана? — Ну, да. — Я его пока ещё не называю папой, ведь они с мамой ещё не поженились. — Это вопрос скорого времени. Можешь начинать, скажи, что я разрешил. — Спасибо, я Вам благодарна, а то мама стесняется. — У мамы свои мотивы, а ты же смелая девочка. — Смелее мамы, это точно. — Позовёшь? — Бегу. А можно узнать Ваше имя — обратилась девочка к Ханде. — Я Ханде, а ты Айлин? Рада знакомству. — Я тоже. Вы такая красавица, самая эффектная женщина, каких я видела. Я прямо обомлела! — Спасибо тебе, солнышко, а ты как настоящее солнышко светишься. — Спасибо! Побежала звать папу. — Это девушка нашего сына, улыбаясь пояснил Серкан, он у нас влюблён. — Как ваш мир богат, не налюбуюсь. Раздался звук постукивания по микрофону. На сцене стоял Талгат — ведущий архитектор компании «Artlife» — прошу внимания. Он обратился к Серкану: глубоко уважаемый Босс, скажу мягче, Серкан, спасибо, что пригласил, что дал увидеть тебя другим, это очень значимо для всех нас. Кстати, наша Эда и по счастью твоя жена, чему мы очень рады, так вот она на этой картине видать тебя вскрыла, как консервную банку, прости за грубость шутки, почему-то сегодня захотелось нарушить некоторые рамки, ты не волнуйся, мы их знаем и завтра они будут на месте. Правда уже не ранее возведённые, а уже прозрачнее что ли. Думаю, работе это не помешает, а может только поможет. Как ты говорил развитие — это хорошо. Ты нам запретил появляться на вашей свадьбе с подарками на твой день рождения, но наш изощрённый ум предложил изысканный способ решения вопроса. Сейчас на сцене, на этом столе увидите некое творение великих архитекторов Эды и Серкана, рождённое в стенах «Artlife». Мы ждали, когда стемнеет. — Открывайте. Включайте. Почти в высоту человеческого роста возвышался макет эко- отеля. Вернее, два макета. В Летнем дневном и Зимнем ночном варианте. Сияющие, ожившие макеты, творение искусных рук архитекторов, инженеров, дизайнеров, макетчиков, всего коллектива были прекрасны! — Когда успели подпольщики, ночами что ли… Эда вытолкнула Серкана к сцене, он упирался, но захваченный Талгатом и окружённый мужчинами был подхвачен сильными руками, Серкан взлетал в воздух, а дружные голоса хором вели отсчёт: тридцать — сорок — пятьдесят — шестьдесят — семьдесят — восемьдесят — девяносто — сто-о-о-о-о! Бархатный баритон Серкана срывался в криках: бандиты, у меня же дети… он едва был слышен…. — Это мы на столько рассчитываем быть под твоим руководством. — обнимая шефа пояснил Талгат. — Бандиты, натуральные психопаты, когда успели ночами что ли, поправляя костюм и приводя причесанные волосы в порядок, потом расшебуршил шевелюру и широко улыбнулся — да-а-а по почте такое не вернёшь. Спасибо! — он рукой поманил девушек, стоящих в сторонке идите сюда. Спасибо вам. Всех уволю, видно не велика нагрузка, коли такое успели сотворить, он расцеловал девушек, не пропустив никого и даже Мерьем досталось, которая содержала офис в идеальной чистоте. — Лейла, ты знаешь, что ты продолжение моего ума — мне жена подсказала, я рад иметь такой живой ум! — Господин Серкан вы явно тронулись умом! — Твоя правда, но мне это нравится! Спасибо. Но расследование проведу. Талгат опять подошёл к микрофону: глубоко уважаемый господин Фикрет! Спасибо Вам за такой интересный объект — он будет жемчужиной Стамбула. Однако просим прощения, эти макеты мы изготовили для шефа ко дню рождения в тридцать лет стать признанным архитектором мирового масштаба это дорогого стоит, мы счастливы учиться у него. Особым его успехом стал союз с ландшафтным архитектором, нашей Эдой, покорившей сердца всех и каждого в нашем коллективе, редкая девушка, мы счастливы за них. Идея дома-сада, как вы знаете принадлежит ей. У меня для Вас, господин Фикрет, есть и плохая и хорошая новость. Начну с хорошей мы изготовим для вас такие макеты. Теперь плохая: за отдельную оплату, в договоре у нас не обозначена такая работа. Мы не хотим подводить шефа и снижать себестоимость проектирования. Поэтому, зная «доброе» сердце шефа, просто предупреждаю, мы выставим охрану к макетам. К микрофону подошел улыбающийся заказчик — господин Фикрет: — Не переживайте, можете снимать охрану. А макеты конечно закажем. Я счастлив работать с вами, это особое удовольствие. Рад был ближе познакомиться. Поздравляю Серкан, поздравляю Эда. Вы прекрасная пара. Любви вам на долгие годы. Негромкие голоса, прерываемые весёлым смехом раздававшемся то тут, то там, танцы под прекрасную живую музыку профессионалов мирового уровня, пение Перил, отменные напитки, вкуснейшая еда, всё было на высоком уровне. Серкан и Эда присели за столик, где Айдан, Кемаль, Айфер и Сейфи вполне весело праздновали два великих события в их семьях. — Мама. Ты не обижаешься, что мы не с вами сегодня, спасибо тебе от нас с Эдой за столь прекрасно организованный праздник, мы ещё поговорим об этом. Айфер, ты не скучаешь в этой нашей резервации, прекрасно выглядишь. — С вашей с племянницей помощью. Мне здесь замечательно, спасибо, что не позволили мне заточить себя в пустующем доме. Я счастлива. Ромашка моя, как ты? Я вижу все тебя любят, и это счастье для меня, рядом с тобой достойный человек. Спасибо, Серкан за Эду. Её родители радовались бы за вас. Будьте счастливы. Какой у вас славный сынок! — Серкан, а с кем вы сидите за столом? — заинтересовалась Айдан. — Это наши американские друзья, они турки. но с рождения живут в Америке, я Керему проектировал особняк, так и познакомились. Они прилетели на нашу свадьбу, остановились у нас. Никого не знают, поэтому мы не оставили их одних за столом. — А ты не мог бы нас познакомить? — Керем, Ханде, подойдите — махнул рукой Серкан. Бюрсины не заставили себя ждать. Серкан представил их своим близким. Айдан острым взглядом оценила друзей сына: вы эталонная эффектная пара. Вы актёры? — немного снимались, сейчас у меня своё продюсерское агентство, жена мне помогает, так сказать, семейный бизнес. — Ханде, вы очень эффектная красавица. — Благодарю. — Вам сниматься в кино, мир покорите. — Госпожа Айдан, сниматься в кино не самое лёгкое и благодарное дело, это в прошлом, сейчас мы с мужем занимаемся тем, что нам интересно. — Конечно это, пожалуй, самое важное, очевидно Ваш муж счастлив с Вами. — Надеюсь на это. — Подтверждаю. Не будем мешать вашему время провождению, счастливы были познакомиться. — Жалко, что мы не допущены к вашему многообразию. Но с нами наиярчайшие представители его — сказала Ханде. — Керем. Ты играешь ноктюрн Шопена номер два? — Давно не играл, но знаю. — Хотел с тобой в четыре руки, есть задумка. — А ноты есть? — Есть. — Тогда давай прогоним, улучим несколько минут. — Хорошо. Хочу познакомить тебя с моими самыми близкими друзьями. Вы не против? — С превеликим удовольствием, да Ханде? — У меня давно не было такого праздника, Керем, спасибо тебе, что мы сейчас здесь. — Пользуйся мной, пока жив, жена моя. Серкан отозвал Сейфи в сторонку, увидев его поблизости. — Окажи мне услугу. У тебя список гостей с собой? — — Да, вот он. — Я тебе пометки делаю, пусть они, ну не одновременно, как-нибудь их распредели. Попроси их подойти ко мне, не хочу привлекать внимание. — Возвращая список, говорил Серкан. — Всё будет исполнено в лучшем виде. — Не хочу Эду оставлять одну, свадьба всё-таки. — Вы очень чувствительный человек, господин Серкан. — Опять ты за своё! — Мне так приятнее, не лишайте удовольствия. — Я как-нибудь побью тебя, сразу его лишишься. — Сочту за особое внимание к моей персоне. — Ладно, Аллах с тобой! Жду ребят. Спасибо за помощь. Вернувшись за стол и обнаружив, что Эда так и не съела ничего из того, что он заботливо накладывал ей в тарелку, учитывая её предпочтения в еде, вздохнув, взял её вилку и решил насильно загрузить в милый ротик хоть какую-то малость. — ты опять лишаешь детей пропитания. Ну, как с тобой управляться, девочка моя, шептал он ей. — Ничего не лезет. Я сок пью, пытаюсь протолкнуть, а оно назад просится. — Может тебе тортик принести? — А можно? — Сейчас сделаем. — Он отлучился ненадолго, вернулся с тортиком и чашкой чая. — Давай, малышка, а то опять обмякнешь. Тебя что-то беспокоит? Может хочешь полежать? Сейчас съешь это и полежи пол часика, я за тобой приду. Договорились? — Спасибо тебе мой волшебник. Такой вкусный тортик… Стали по очереди подходить друзья из списка у Сейфи. Серкан рад был, наконец, перемолвиться с каждым, приглашая на «закрытую» музыкальную вечеринку в музыкальный салон, после того, как гости начнут расходиться. Переговорив со всеми, он, проверив жену, сладко спящую в чертоге, вернулся за стол к Керему и Ханде. Народ не собирался расходиться. — Вы тут не скучаете? — Мы отдыхаем, наслаждаясь отсутствием внимания, чего так не хватает в нашей с Мий жизни. Очень душевный праздник. Где Эда? — Спит. Переволновалась. — Прошлый раз, когда мы здесь были, она такая деятельная была, я думала она всегда такая. — Она разная — так она про себя говорит. Праздники — это не для неё, она, как камерная музыка, не оркестровая. Я сам одиночка, нашёл себе напарника, нам хорошо вдвоём. Хорошо, что работаем вместе, а то сбегал бы с работы, притяжение оказалось сильнее трудоголизма. Она вообще-то тоже трудоголик. Я её до свадьбы на три дня отправил с работы, чтобы сил набралась, беременность, дополнительная нагрузка на организм. Так она вцепилась в мольберт, вся перемазанная в краске с горящими глазами, была заряжённая, как энерджайзер. Отдыхала на полную катушку. Не ела, не пила. — Я её понимаю, сама такая. Перед мольбертом словно луч опускается, заряжает. Такая картина её проникновенная, смотрела бы и смотрела. Надо будет занести в комнату, вдруг дождь пойдёт. — Думаю, может нам слинять по-тихому, или неудобно? Подождём с пол часика. Ханде, пойдём потанцуем, а то Керем сидит, словно приклеенный к стулу. — Это мы не выпячиваемся, затихорились. — Пойдём, Ханде, музыка прекрасная. — Спасибо, Серкан. Керем сегодня в задумчивости. Я ему не мешаю. Он изменился. После регистрации мы не хуже вас с Эдой вцепились друг в друга, он даже хотел забить на дела и лететь со мной. Я его таким не знала. Затих как-то. Вообще всё изменилось. Я прошлась граблями по своей жизни, столько сорняков нарыла. Я брошу сниматься, точно решила, хочу быть с мужем, стать настоящей женой. Буду с ним ездить на съёмки, кормить его. Мне кажется, что это такое блаженство. — Ты ему говорила об этом? — Нет, храню молчание, сейчас договор с агентством закончится, продлять не буду. Серкан, всё то время, что мы не были с Керемом вместе, во мне всё сжалось в один ком, который лежит на сердце камнем, смогу ли его растворить, не знаю. — Вы всё сможете вдвоём, даже не сомневайся, дорогая Ханде. Ваша любовь сильнее молекулярного сцепления любых камней, даже следа не останется, если вместе, открыто друг перед другом. Мы тоже через многое прошли, ты видела. — Спасибо Серкан. А я смогу одна к вам перемещаться? — Думаю, что да. Я изучу, опробуем. Пусть Керем свяжется с Ликой, она подскажет. Музыка закончилась. Спасибо за танец. — А я и забыла, что мы танцуем. Тебе спасибо. С тобой так спокойно. Народ потихоньку стал рассасываться. Подходили к Серкану, прощались, благодарили, признавались в любви и верности на всю жизнь. Все были обласканы искренней улыбкой Серкана, Сейфи помогал неустойчивым добраться до автобусов. У проходной ещё дежурили два автомобиля, чтобы доставлять до места назначения. К Серкану подошли Кен и Эке. — Серкан, спасибо тебе, что пригласил. У тебя жена сокровище. Видела она очень волновалась. Глаза как звёзды. Очень за тебя рада. Печалилась о тебе, но ты умудрился выплыть из пучины, расправил крылья. — Спасибо Эке за правильные слова. Так хотел, чтобы мы побыли в тесном кругу… — Рано улетать, вещи сложила, посплю тройку часов и в небо, концерт в Баку. Обещаю, что обязательно приму твоё приглашение, хочу познакомиться с твоей звёздной женой. Как вы танцевали, сколько в тебе загадок, друг. — она поцеловала Серкана, получив ответный поцелуй от давнего друга. — Доволен инструментом? — Поинтересовался Кен. — Это не то слово, я «тащусь», так это теперь называется? Моя пожизненная благодарность. У нас теперь и сын играет. — А Эда не играет? — Нет. Она считает, что клавишные и гитара мужские инструменты, у неё на всё особый взгляд. Она поёт, но ни разу не слышал, может сделает мне подарок добровольно, у неё тонкие настройки, не поддаётся давлению. — Осторожно, ты сумеешь. Твой взгляд многое может растворить. — улыбаясь сказала Эке. — Спасибо вам, мои любимые «Экешки» приезжайте, вспомним молодость. Пока. — Пока. Проводив друзей, Серкан вошёл в гостиную, которая была полна самых близких друзей. Керем что-то наигрывал на рояле, Ханде, зайдя за инструмент угнездилась на стуле рядом с ним, наблюдая за живым разговором, изучая внимательно каждого. В проёме двери появилась могучая фигура Музафера в обнимку с хрупкой белокурой девушкой. Серкан расплылся в улыбке — ну, привет, брат, ты где-то прятался не видел тебя — обнимал друга Серкан. Как же рад видеть! Познакомишь с девушкой? — Знакомься: Эмине, моя невеста. — Оу! Как радостно слышать! Я Серкан, Серкан Болат. Я вас видел… у Музафера на фото. Вы ещё красивее в жизни. Очень, очень рад. Друг, твоя невеста такая хрупкая, ты рядом с ней вообще медведь. Вы его не боитесь? — Это он с виду такой, а вообще очень тонкий, — смутившись сказала Эмине, опустив глаза. Но тут же взмахнув ресницами, залилась весёлым смехом, — вспомнила, как филигранно он заплетает мне косички для моего сценического образа. — Сценический образ? И где мы это можем увидеть? — Я балерина. Преподаю детям, в основном девочкам. Мы даём концерты. Музафер мне плетёт косички иногда. — А что, мне интересно, у меня хорошо получается. В зелёных глазах Эмине играли смешинки, она склонилась к могучей груди Музафера: — очень хорошо, спасибо тебе. Серкан изумлённо вскинув брови любовался на гармонию отношений при явной нарушенной пропорции — и так бывает — подумал он. — А где жену прячешь? — Сейчас принесу! Зайдя в чертог увидел, что его девочка просыпается, пытается понять в каких пределах находится. — Ты в порядке? — В полном… Гости ещё не разошлись? — Кое-кто остался. Держи туфельки. — он подхватил жену на руки и не дав ей опомниться быстро доставил в салон. Оказавшись пред улыбающейся публикой зашипела на мужа, — ты что творишь, пусти стыдно же… — Тут все свои, любовь моя. Ты не знакома только с Эмине, опуская жену и выставляя перед ней туфельки золушки, как сказочный принц — не примерите ли, госпожа? — Ты просил одёргивать тебя, это тот самый случай смеясь, подавая поочерёдно ножки. — обращаясь к друзьям: — ну, вы видели это? — Это круто! Я на правах первого твоего друга буду тебя открывать миру. Кто не знает, я Энгин, друг Серкана со времён колледжа. Зайду с козырей. Прошу бокал. Я являюсь хранителем… Серкан ты можешь садится, возьми её на руки или подвиньтесь там. Так вот, я являюсь хранителем одной тайны, сейчас вскроюсь. Первый год нашего пребывания в колледже, а мы жили с ним вдвоём в комнате, я не смог убедить директора (по требованию Серкана), что я его ненавижу и прочее, чтобы оставить его одного. Так нас связала судьба. Этот милый рыжий кучерявый мальчик ночами тихо рыдал в подушку, а я улучая момент на следующий день бегал к кастелянше и каждый раз менял её на сухую и новую. Та женщина каждый раз меня спрашивала почему я не могу воспользоваться писсуаром, ведь это совсем рядом и не верила мне, что можно столько наплакать. Вот такая моя с Серканом тайна. Прости, друг, если бы я признался тебе наедине, ты бы меня побил, ведь ты думал, что я не слышал твою тоску. — Энгин, только ты, наивный мой друг, можешь так мужественно хранить то, что я знал с первого дня, уж извини, это я тебе мстил за то, что поселился со мной. Они залились истерическим смехом, и вся компания заразившись им, держась за животы, уже икая и кашляя судорожно дрожала. Только потихоньку все начали успокаиваться, как Энгин заговорил: — Кастелянша каждый раз мне говорила: кончай ссать в подушку, нажалуюсь, тебя выгонят. Но я тебя не выдал, мой самый лучший друг на всей планете! — потекли слёзы, ведь выпито было не мало… Серкан взял подушку с дивана и запустил ею в самого лучшего друга на планете, годами скрывавшего страшную с первого дня разгаданную тайну. — Писсуар за стенкой… — Новый взрыв хохота накатил на компанию… Они давно знали друг друга, любили друг друга, ценили друг друга. Керем установил ноты ноктюрна и тихо заиграл. Ханде поднялась со стула, уступив место Серкану, который вступил в свою партию, куда ткнул пальцем Керем, и они играли с упоением, наслаждаясь музыкой и дружескими взглядами людей, объединённых синхронностью дружбы. **Под музыку, за тихими разговорами в какой-то момент на средину комнаты босая вышла Эмине, созвучная в движениях музыкальным пассажам. Керем, кивнув Серкану, вернулся к началу ноктюрна, и девушка скользила по полу, усиливая волну единения собравшихся. Керем с Серканом переглядывались и уже не заглядывая в ноты играли, отдаваясь прекрасной музыке и единому настрою. Гости потихоньку стали расходиться, пока совсем не опустел салон, став таковым сегодня, получив слушателей и исполнителей. Так заканчивался день двойного праздника, завершившего двадцать шесть дней с начала новой жизни Серкана и Эды. Их жизнь взрослела, мужала, готовилась принять две новые жизни, прекрасных двойняшек, а они готовились слышать своих маму и папу, и прекрасную музыку, под которую будут засыпать в своём уютном тёплом мамином домике, пока не наступит срок взглянуть на новый мир, созданный их родителями Серканом и Эдой. Двадцать шесть дней разных, но всё равно счастливых, подошли к концу. Завтра наступит двадцать седьмой день. Он уже почти наступил, ещё чуть-чуть. Но это будет другая история. Ночь. Она распахнула им свои закрома. Серкан и Керем, Эда и Ханде. Это будет их ночь.