Держава Детства

      Израиль решил никому не рассказывать о том, что произошло возле дома Третьего Рейха.       Давид зашёл в дом и уже привычно сообщил о том, что вернулся. Папа жарил картошку на кухне. Готовую еду он раскладывал по тарелкам и громко объявлял, что обед готов. Приходили несколько человек, получали тарелки и уходили в свои комнаты — кухня была слишком тесной.       — Привет, звёздочка. — папа снял фартук и повесил его на гвоздь на стене. Затем взял тарелку и поставил на буфет возле плиты. — Держи, поешь…       Папа устало упал на стул и уснул.       Израиль взял тарелку и ушёл к себе в комнату. На столе лежали «Денискины рассказы». Он взял книгу и лёг на кровать. Он читал стараясь не запачкать едой страницы. Папа всегда вкусно готовил, что бы это не было.       Закончив с обедом, Давид хотел дочитать книгу, но что-то внутри сказало ему, что нужно отнести тарелку на кухню.       Израиль всегда слушал свой внутренний голос и этот раз не стал исключением. Он вернулся на кухню, поставил тарелку и что-то внутри снова сказало ему: «Нужно взять с собой бутерброд».       Давид снова послушался. Сделал бутерброд с колбасой, завернул его фольгу, положил в контейнер для еды и убрал в портфель, достав оттуда все учебники. Закончив с этим, Израиль побежал на пустырь.       — Эй, ребята! — крикнул он, увидев своих двоих друзей.       — Даня! — Китай подбежал к нему.       — А мы что одни? — Давид огляделся.       — Нет, они в сарае. — Россия стал поправлять ему растрепавшиеся перья.       И точно — одноклассники высыпали из маленького домика на вершине небольшого холма.       Все как-то упустили момент появления Ливана. Он повалил Израиля на землю и придавил его ногой. Еврей заскулил от боли, из его глаз потекли слёзы. Россия столкнул араба, от чего тот упал на забор и свалил гнилую доску. Ржавый гвоздь разорвал его штанину, но, к счастью, не задел ногу.       Давид поднялся с земли и обернулся на Ливана. Тот продолжал сидеть на доске, осматривая порваные штаны, и хныча, говоря, что отец убьёт его за это.       — Лив… — Израиль подошёл к нему и присел рядом. — хочешь я помогу?       — Нет! Ты всё испортил! — араб поднялся и попытался убежать, но штаны зацепились за гвоздь и он упал на асфальт, порвав штаны ещё сильнее.       — Поиграем? — как ни в чём не бывало предложил Россия. Израиль смотрел в сторону убегавшего Ливана.       «Почему я не взял с собой швейный набор? — подумал он. — Я бы помог ему. Наверное…»       Они решили поиграть в пятнашки. Давид не присоединился к игре, вышел с пустыря, пока никто не видел, прихватив с собой портфель.       Вдруг его уши уловили что-то похожее на плач и он пошёл по направлению к звуку. Плач звучал из-под бетонного бордюра возле дома Третьего Рейха. Дирк крутился рядом с раздраженным видом.       — О, помеченый? — нацист указал пальцем на Давида и тут же подозвал его к себе. — А ну, иди сюда! Иди, иди, не бойся!       Израиль подошёл. Как бы он не боялся Дирка, ему хотелось помочь тому, кто сидел под бордюром.       — Залезь под фундамент и достань это. Ты мелкий, а у меня руки не пролезают. Эта Dreck меня достала!       Израиль лёг на землю и полез под фундамент. Там сидел маленький чёрный котёнок. Судя по звуку, кричал именно он. Давид попытался его вытащить, но котёнок залез ещё дальше. Израиль выполз из дыры и потянулся в портфель, развернул бутерброд, чтобы достать колбасу, и снова залез под фундамент.       — Иди сюда! Иди сюда! — Израиль с трудом просунул руку и поманил котёнка кусочком колбасы. Тот осторожно подошёл, Давид схватил его под передние лапы и вытащил.       — Что там? — спросил Третий Рейх.       Израиль поднялся и повернулся к нему с котёнком на руках.       Тут лицо «бесстрашного арийца» резко переменилось. Он завизжал, словно девчонка, подпрыгнул, казалось, на метр, а приземлившись, оказался не рядом с забором, а на середине дороги, к тому же приземлился не на ноги — Дирк поскользнулся и упал на асфальт. В глазах нациста отражался животный ужас.       — Убери, убери, убери его! — затараторил он, отползая от Израиля и котёнка.       — Что? Но это ведь просто котёнок! — Давид попытался подойти к Рейху.       Тот снова взвизгнул, отползая в сторону, с диким ужасом в глазах:       — Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет!!! Убери его! Умоляю, убери! Убери! Пожалуйста! Не надо! Не подходи!       — Я могу забрать его с собой? — спросил Израиль, вспоминая, что нацисты запрещали евреям иметь домашних животных.       — Забирай! Забирай! Забирай! Чёрт, забери его! Пожалуйста! — Давиду показалось, что Дирк почти плакал от страха. Но ведь это всего лишь котёнок!       — Хорошо. — он прижал дрожащего от холода котёнка к себе, взял портфель и направился домой. Уходя он обернулся — Дирк встал с земли, снова принял свой обычный облик и убрался во двор.       Котёнок дрожал и пищал, Израиль расстегнул куртку и посадил его внутрь, придерживая руками.       Вернувшись домой, Давид быстро метнулся к себе, спрятал котёнка и вернулся назад.       — Привет, пап. — он сел на табуретку и снял ботиночки.       — Привет. — папа уже готовил ужин. — иди в свою комнату, звёздочка, я позову тебя, когда закончу.       — Почему, пап? — Израиль наконец отважился спросить, почему должен проводить всё время в спальне.       — Ох… Наш дядя Серёжа… — папа стал поправлять его волосы. — Может тебе лучше прогуляться?       — Не хочу…       — Тогда, прошу, иди к себе.       — Можно я возьму с собой молока? — Израиль вспомнил о котёнке.       — Хорошо, но потом, пожалуйста, иди к себе. — папа ушёл на кухню, налил молока в стакан и вынес ему в коридор.       — Спасибо, папа… — Давид взял стакан и ушёл наверх.       Котёнок сидел на нижней полке стеллажа, дрожал и пищал.       — Я буду звать тебя… Дени! — доставая котёнка из-под фундамента, он заметил, что это мальчик. — смотри! — он вытащил из контейнера бутерброд, отдал колбасу котёнку, а в контейнер налил молоко.       Дени стал осторожно есть, потом начал пить молоко, часто немного поднимая мордочку. Израиль подумал о том, чтобы ослушаться папу и спуститься на кухню, но интуиция словно заслонила собой дверь. Через пару минут на лестнице раздались быстрые шаги. Потом щёлкнул внешний замок двери, ручка дёрнулась, затем что-то щёлкнуло и дверь двинулась внутрь. Звук шагов удалился к другой комнате и всё повторилось.       Папа зачем-то запирал двери комнат. На первом этаже кто-то возился, что-то упало, разбилось, кто-то закричал… Давид спрятался под кровать, тихо плача от страха. Дени пришёл к нему, лёг рядом и замурлыкал, тычась мордочкой ему в щёку. Тут Давид вспомнил слова Дирка: — "неизвестно, когда ему снесёт крышу" — сказанные сегодня же. Похоже, этот момент настал...       Кто-то затопал по второму этажу. Папа отпер дверь комнаты Израиля и втолкнул туда Бруно и Шмуэля.       — Тихо тут посидите. — сказал он и снова запер дверь.       Давид высунулся из-под кровати и мальчики посмотрели на него.       — Ты в порядке? — шёпотом спросил Бруно, подавая ему руку.       — Д-да, в порядке. — Израиль осторожно выбрался, обнимая Дени.       — Ой, это котёнок?! — Шмуэль взял Дени на руки и стал его гладить.       Они решили забраться под кровать и посидеть там, пока всё не утихнет. Как ни странно, у них это получилось, за счёт маленького роста всех троих. Дени лежал посередине и вылизывался.       Мальчики общались, рассказывали о новых одноклассниках. Бруно и Шмуэль учились в одном классе — 1В — всегда ходили вместе, сидели за одной партой, жили в одной комнате и даже стали носить одинаковую одежду. Все в школе считали, что они близнецы и искренне удивлялись, когда они узнавали, что один из них немец, а другой — еврей.       Их класс недавно водили в Дом Пионерии, где Бруно и Шмуэль записались в кружок «Я — исследователь». Теперь им предстояло ходить туда по вторникам, пятницам и воскресеньям. А Бруно записался ещё и в актёрский.       — Думаю, твоя бабушка гордилась бы тобой. — Шмуэль почесал за ушком Дени и прижал свои.       — Да… Думаю, да… — Бруно тоже опустил уши.       — Это всё очень грустно… — Израиль последовал их примеру.       — Когда дядя Серёжа успокоится? — спросил Шмуэль сам у себя.       — Может быть нам стоит выбраться отсюда и попробовать поиграть? — Давид вздохнул.       — Может… — за дверью раздался глухой удар. — не знаю… Я бы хотел, но мне страшно. — Бруно вздохнул. По нему было видно, что он всё ещё скучал по своей прошлой жизни.       — Надеюсь, папа сможет его успокоить…       — Дава, а покажи, что тебе подарила Германия. — попросил Шмуэль.       — Угу, секунду. — Израиль вылез, достал калейдоскоп и вернулся обратно. Они по очереди смотрели в него, передавали по кругу и как-то даже забыли о том, что происходит снаружи.       Давид вылез из-под кровати достал машинку из конструктора и снова нырнул вниз. Дени ловил машинку лапой, когда они запускали её. Вскоре за дверью зазвучал голос папы.       — Мальчики, вы в порядке? — спросил он.       — Да, папа. — все трое выбрались из-под кровати.       Он отпер дверь, зашёл внутрь и обнял их.       — Делайте уроки и ложитесь спать. — он поцеловал Израиля в лоб и ушёл.       Мальчики облегчённо вздохнули и разошлись по комнатам.       На другой день Давид шёл в школу, когда рядом с ним затормозил чёрный «Volkswagen».       — Давай сюда, помеченый! — Третий Рейх, сидевший за рулём, открыл окно и потянулся назад к двери. «Помеченый» — это прозвище, которым Израиля называли нацисты, за звезду на его лице.       Давид тут же рванул с места. Настроение у нациста бывает очень переменчивым и совсем не ясно, как он поведёт себя в эту секунду.       В школе Израиль стал свидетелем того, как Палестину загнали в угол и били ногами. Ваня взял друга под локоть и увёл в сторону.       Израиль несколько раз подтянул штаны, которые тут же сползали обратно. Германия, заметив это, вытащила из брюк ремешок и попыталась затянуть его на поясе Давида. Не вышло — на самой минимальной ширине ремешок также сползал вниз.       — Тебе надо верёвочку завязывать… — растерянно сказала Кайли. Израиль опустил глаза. — Ну, что ты?       Германия осторожно обняла его и стала разбирать его волосы. Давид оттолкнул её и убежал на своё место.       — Эй, лисёнок! — Кай подошла к нему.       — Да уйди ты! — Китай оттащил её назад, — Не видишь, он боится?       Германия опустила уши и ушла на своё место. Израиль выбрался из-за парты и подошёл к ней.       — Извини, Кай, ты не обиделась? — спросил он.       — Нет. — она говорила очень грустным голосом.       Израиль обнял её, пытаясь утешить и вскоре он оказался обвит руками Германии.       Их прервал звонок на урок. Давид ушёл на место. Он искренне ненавидел, когда его трогали. Прикосновения были неприятны ему — какой-то подсознательный страх сковывал его, каждый раз, когда его трогали.       Вера Филипповна дала задание — нарисовать свой дом. Израиль поднял руку.       — Извини, а можно я буду использовать карандаши? — весь класс тут же обернулся на него.       — Можешь, конечно! — Вера Филипповна улыбнулась. — Ребята, что происходит?       — А почему он зовёт вас на «ты»? — негодующе спросил Тарас.       — В еврейской культуре не говорят «вы», когда говорят с одним человеком. Например молодой паре говорят: «Вы пойдёте сегодня в кино?», но старушке мы говорим: «Ты пойдёшь сегодня в кино?».       — А почему так? — спросила Маша.       — Таковы правила речи и культурные особенности. А теперь вернёмся к рисованию!       Давид взял карандаш и раскрыл альбом. Тут помогла его хорошая память. В конце урока все подошли к учительнице, чтобы показать ей свои рисунки. Вера Филипповна встала из-за стола и подошла к Израилю.       — Это Алексеевский особняк? — спросила она. Улыбка медленно сползла с её лица.       — Что?! — Тарас даже подпрыгнул от возмущения. — Особняк?!       — Ничего сверхъестественного… Я расскажу вам на следующем уроке…       На перемену почти все ушли, глядя на Израиля с подозрением. С ним остались только его друзья и Германия. После следующего звонка Вера Филипповна начала рассказ.       — Алексеевский особняк был достроен Сергеем Алексеевым в тысяча девятьсот двадцать пятом году. Сергей приехал сюда после войны со Швецией и строил его сам. После Октябрьской Революции он договорился с товарищем СССР-ом о том, что почти весь свой дом он превратит в музей, а сам останется жить на первом этаже. После Последней войны Сергей встретил старого друга — Пауля Фенцеля и узнал о его делах. Пауль спасал евреев от нацистов. Сергей поселил в свой особняк всех, кого спас Пауль и переоборудовал свой дом в приют. Поэтому Алексеевский особняк был переименован в Фенцелев приют… — она замолчала, класс снова обернулся на Израиля. Тот опустил глаза, делая вид, что изучает букварь.       — Ты не говорил, что живёшь в приюте. — сказала Настя, подойдя к Израилю в столовой.       — Но я и не говорил, что живу не в приюте. — ответил он самым невозмутимым голосом, какой только мог изобразил, хотя на деле он был готов расплакаться и еле-еле держался.       — А я тоже живу в приюте! — громко заявил США, потом стал плаксивым голосом рассказывать о том, как ему плохо живётся в приюте. Весь класс тут же отвернулся от Израиля и стал поддерживать Джими       Давид тихонько встал из-за стола, отнёс грязную посуду и убрался из столовой. За ним никто не шёл — друзья, наверное, остались есть, а больше он никого и не ждал.       Он шёл по улице. Третий Рейх поджидал его на другой улице, не рядом со своим домом.       — Эй! — он дёрнул его за руку, — самочувствие in Ordnung?       — Угу… — Давид уже даже не пытался вырваться. Дирк в это время рассматривал его крылья.       — Красивые… Прям как в меня в детстве…       — В смысле? — Израиль неудачно дёрнулся и почувствовал боль в крыле.       — Я… Эх, ладно, забудь…       — У тебя были крылья?       — Я… — Третий Рейх внезапно замолчал и отвёл глаза. По его лицу было видно, что это была больная тема для него, — Я не хочу об этом говорить.       — Я понимаю… — Давид кивнул, обнимая себя за плечи.       Тут Дирк как-то засуетился — он явно не ожидал такого ответа, да ещё и от еврея. У нациста забегали глаза, он непроизвольно обнял левое плечо, опустил голову и как-то стушевался.       — Ну, знаешь… помеченый… — нацист задумался и быстро смылся оттуда.       Израиль пожал плечами и ушёл, но вопрос остался — что такого случилось у Третьего Рейха, что он не хочет об этом говорить?       Давид успел заметить, что и внешне нацист изменился со времён войны — он снял чёрную форму и сапоги, оставив только фуражку с черепом. Конкретно сегодня он был одет в серую кофту, темно-коричневые брюки и ботинки.       Наконец Израиль добрался до дома. Он зашёл на кухню, взял молоко и котлету (сегодня Пауль готовил гречку с котлетами) и ушёл в свою комнату. Он накормил Дени и сел за уроки — читать не хотелось, гулять тоже. Наверное, Израилю стоило бы пойти на какой-нибудь кружок, но он не знал, на какой. Оставалось искать занятие дома, но выбор был небольшой…       Игры со сводными можно было вычеркнуть сразу, ведь они всё время проводили с одноклассниками на улице. Около двадцати взрослых, спасённых Паулем, жили отдельно, иногда помогая с хозяйством, но и с ними говорить Израиль совсем не хотел. Оставался только один вариант — Давид взял книгу, учебники, сложил всё это в портфель и вышел из дома. Он снова шёл в библиотеку.       Там он спокойно смог доделать уроки, дочитать книгу и взяться за новую. Он заглянул и в детский уголок. Обувь нужно было оставить в специальном шкафчике. Только сегодня Израиль заметил там ещё чьи-то туфли и кроссовки.       И верно — на большом мягком кубике сидела девочка лет, может быть, двенадцати, а рядом с ней катал машинку восьмилетний мальчик, немного похожий на неё. Когда Израиль вошёл, они оба посмотрели на него и девочка стала вглядываться в его лицо.       — Ты…! — она назвала слово из трёх букв и подпрыгнула с кубика. Мальчик вскрикнул и спрятался за сестру.       — Дети не кричите! — строго сказала библиотекарь, заглянув в уголок.       Девочка села обратно, поджав ноги, а мальчик (Израиль решил, что он её брат) отполз в другой угол. Израиль пожал плечами, прошёл к шкафу с игрушками и достал кубики. Это был некий пазл — из кубиков нужно было составить картинку. Внезапно в ногу Давиду что-то врезалось. Он посмотрел в ту сторону — это была машинка, с которой играл тот мальчик.       Израиль поднял глаза — мальчик испуганно смотрел на него. Давид взял машинку, развернул её и толкнул в его сторону. Когда игрушка почти доехала до него, мальчик подпрыгнул и спрятался за спину сестры.       — Грета-а-а… — захныкал он. Девочка подошла у машинке, брезгливо оттолкнула её и дала ему другую игрушку. После этого он стал капризничать ещё больше.       — Но я хочу играть с той машинкой!       — Нет, Карл. Этот мерзкий — Грета обругала Израиля, указав на него, — дотронулся до неё.       — Вот ведь — Карл тоже выругался и кинул в Израиля другую игрушку.       Давид пытался игнорировать их, как мог, но внутри уже плакал от обиды. Он мысленно объяснял, что, вероятно, их отец научил их этому.       — Молодец, Карл! Так его! — крикнула Грета и тоже швырнула в Давида игрушкой.       — Дети не ссорьтесь. — сказала библиотекарь, которая проходила мимо.       — Но он — Грета снова выругалась.       Библиотекарь ахнула и стала отчитывать её. Израиль убрал кубики и смылся из библиотеки. Он вернулся домой, сел за книгу, но потом вспомнил о Дени и взял свою тетрадку, куда зарисовывал схемы самодельных игрушек для кошек.       Израиль спустился вниз и зашёл в кладовку. Там стояли стеллажи, на которых стояли коробки с разными вещами: карандаши (как простые, так и цветные), ручки, кисточки, тетрадки, краски, упаковки бумаги, цветная бумага, клей, пластилин… А ещё там были коробки с нитками. Израиль взял моток ниток и вернулся в комнату. Он взял листочек смял его в бантик и привязал к нитке.       — Эй, Дени! — он положил бантик перед ним. Дени схватил его лапкой…       Израиль играл с котёнком около получаса и его настроение заметно улучшилось. Вскоре к нему в комнату постучали.       — Кто это? — Израиль закинул бантик под кровать и Дени убежал туда.       — Дора… — раздался писклявый голос.       — Заходи.       В комнату вошла девочка, больше похожая на фарфоровую куклу: угольно-чёрные волосы, чёрные глаза, бледная, фарфорового цвета кожа.       — Что ты хотела Дарёнка? — спросил Израиль.       — У меня есть идея, но мне нужна помощь. — она поманила его из комнаты.       Израиль вышел, и пошёл с ней. Поднявшись на чердак, Дарёнка подбежала к какой-то заросшему пылью деревянному сундуку и достала оттуда куклу. Израиль подошёл к ней и заглянул в сундук. Там было ещё много кукол и других игрушек.       — Стой, Дава! — Дарёнка стряхнула пыль с сундука. На крышке была надпись «Сонечка и Ванечка»       — Интересно, что это за игрушки? — спросила она, — И кто такие эти «Сонечка и Ванечка»?       — Может дядя Серёжа знает? — предположил Израиль.       — Тогда сходи к нему и спроси, а я тут посижу.       — Хорошо.       Израиль спустился вниз и стал искать дядю Серёжу. Он сидел на крыльце и курил. На нём были только спортивные штаны, мятые, грязные, с кучей лишних швов. Дядя Серёжа был седым с повязкой на одном глазу и бородой, которую он никогда не брил.       — Дядь Серёж? — позвал Израиль. Тот обернулся. — Нам нужна помощь.       — Что такое? — дядя Серёжа затушил сигарету и поднялся с крыльца. На удивление, он всё ещё не был пьян.       — Мы с Дарёнкой нашли кое-что на чердаке.       — Что именно?       — Пойдёмте, я вам покажу.       Израиль пошёл на чердак и дядя Серёжа пошёл с ним. Когда он увидел сундук, он как-то печально усмехнулся.       — Хех… Сонечка… Ванечка… — он улыбнулся. — Я уже и забыл про эти игрушки…       — А кто это? — спросил Израиль.       — Соня и Ваня? — уточнил дядя Серёжа, — Это мои дети. Они родились где-то в веке восемнадцатом, может, девятнадцатом. Были двойняшками. Они ушли очень рано и я спрятал всё, что мне напоминало мне о них. А теперь я чувствую, что это было глуповато… Можете взять эти игрушки, ребята.       Дядя Серёжа снова улыбнулся. Дарёнка взяла одну куклу в старинном платье (время явно его не пожалело), Израиль достал из какое-то странное устройство.       — Ох, Дашенька, — дядя Серёжа обратился к Дарёнке, — У этой куклы есть приданное. — он достал сундучок и стал показывать ей лежащие в нём вещи, которые тоже потрепало время.       — Дядя Серёжа, а что это? — спросил Израиль, подняв найденную им штуку.       — Ооо, а это «Волшебный фонарь» — сказал он и взял игрушку, — где-то у меня были картины для него.       Он стал осторожно копаться в сундуке и нашёл в нём шкатулку, в которой лежали какие-то ленты с картинками. Дядя Серёжа осторожно вставил одну из них в «фонарь» включил его и направил на стену. На ней отобразился мультик, который был нарисован на этой ленте.       — Ого! И это в девятнадцатом веке?! — воскликнула Дарёнка.       — Угу… — Израиль печально кивнул. Он жил и в девятнадцатом веке, но из-за тогдашних антисемитских законов не мог иметь такие дорогие вещи — жизнь за чертой оседлости была совсем не сладкой…       Давид отмахнулся от этих воспоминаний и посмотрел на дядю Серёжу.       — Можно мне забрать его? — спросил он.       — Конечно забирай! Мне давно уже пора принять их уход…       — Спасибо. — Израиль взял «фонарь» и шкатулку с мультиками и они вместе с Дарёнкой пошли вниз.       — И передайте другим детям про то, что они могут взять эти игрушки. — крикнул им в след дядя Серёжа.       Израиль отнёс «Волшебный фонарь» в свою комнату и вместе с Дарёнкой рассказали всем о сундуке с игрушками на чердаке. Давид заметил, что, когда Дарёнка рассказывала про игрушки Бруно, он как-то странно смотрел на её куклу. Он позже спросил его об этом.       — Жуткая игрушка… — сказал Бруно. — Гретель коллекционировала кукол и их у неё было очень много. И они были жуткими…       — Может я отведу тебя к сундуку? — предложил Израиль.       — Нет, мы с Шмулем сами можем дойти.       Давид пожал плечами и ушёл к себе. Он закрыл шторы и попробовал запустить «Волшебный фонарь». Это у него получилось и на стене напротив двери отобразился мультик.