Кафе на мосту

Войдя в кафе, Мартин увидел незнакомку, державшуюся скромно в конце зала. Она непринужденно сидела и смотрела поверх людей. У него сложилось впечатление, что она где-то не тут. Что сейчас в мыслях она совершенно в другом месте или ситуации. Может, она пришла в это кафе так же, как и он, скрыться от чего-то? Ее взгляд парил над залом, а поза, в которой она сидела, скрестив руки и ноги, делала ее неучастницей тех событий, что происходили в кафе. Общее веселье и шум, разбитые кружки и тарелки, пиво на полу рядом с одним из столов неподалеку — ее не интересовало ничего. Она неотрывно смотрела в одну точку, и ничего не могло вывести ее в эту реальность. Мартин решил, что самым лучшим моментом будет подсесть к ней сейчас. Он не мог объяснить, почему он хотел сесть именно к ней. Но его влекло, тот самый образ ее отчужденности манил его. Что-то было в этом жесте, напоминавшее его самого. Его сидение на вокзале. И такое же безразличие к слонявшимся людям и чужим жизням. Она пребывала в легкой меланхолии и отчужденности. Мужчина сделал резкий шаг и пошел к ней. Она, то ли по причине своей заторможенности, то ли по той причине, что в кафе был слабый свет и куча свечей на столах, что не помогали освещать все помещение, не сразу заметила, что к ней за столик приближается мужчина. На миг ее взгляд перестал уплывать, и, медленно посмотрев на него, она произнесла: — Вы желаете погадать на картах? — и потянулась к колоде, лежавшей у нее под рукой. — Знаете, нет. Я хотел бы просто посидеть в кафе, так как свободных мест нет. Если вы не против, я останусь тут. — Мартин был очарован девушкой. Он присел, почти не подвинув стула. Между ними был метр. Она повела себя не как другие девушки. В ее движениях читалась грация и легкость, сама она была наполнена силой и достоинством, без спешки и лихорадки, и не было ничего тяжелого в ее движениях. Легкость, только легкость. — Вы не верите в карты? — Вопрос был абсурдным в сложившейся ситуации, но мужчина, желая провести этот вечер здесь, а не в одиночестве на холоде, приятно удивился, когда ему подвернулся момент развить их беседу. — Не то чтобы я не верил. Я предпочитаю верить себе. Не люблю втягивать других людей в свои проблемы. А через гадалок проходит много народу. Порой они могут рассказать больше, чем службы безопасности. Если они вообще работают. Девушка не без любопытства взглянула на его позу. Свободно сидевший Мартин смутился под ее взглядом, но, не поменяв позы, тоже стал смотреть на нее. Их пинг-понг взглядами мог продолжаться до бесконечности. Но девушка прервала его: — Вы считаете, они бесполезные? И мы зря их содержим? — Девушка покосилась на стоявшую рядом с ней чашку и, взяв за ручку, слегка отхлебнула. И поморщила нос. Кофе остыл. Ее этот факт не радовал. Заказывать новую она не хотела. Да и денег не было. А давать мужчине платить за нее было чем-то новым, что ускользало от ее миропонимания и чего она не могла так просто принять. — Нет, я не считаю, что мы зря их содержим. Но я думаю, они лучше бы интересовались не гражданами, а действительно угрозой, если она существует, как они передают. — Мартин подозвал официанта. — Вот как. А с чего же быть угрозе? — Незнакомка непринужденно поправила свои короткие волосы, ровными прядями спадавшие вниз. Мартин отметил для себя, что незнакомка была одета совершенно не по моде. Еще одна деталь, выделяющая ее среди других. Пальто черное с поясом, нежно-розовое платье под ним и высокие армейские сапоги, а сверху платья пояс с пряжкой. Что было написано на пряжке, Мартин так и не разглядел, да и незачем это было. — Угроза есть всегда, на этом построен этот мир. Если нет угрозы, то получается, что больше половины мира живет неправильно. Или по крайней мере так, как видит бессмысленным житье другая половина. — Мартин вынул пачку сигарет. — Ну а что для вас есть угроза? — медленно произнесла незнакомка и допила кофе, поморщив лоб и барабаня пальцами по столу легкую мелодию. В ее голосе читался интерес к его персоне. Она чувствовала, что энергия, исходящая от него, подавляет все, что кажется ей угрозой. Это был мужчина с холодной энергетикой, но при этом за ним точно было безопасно спрятаться в случае чего. — Ну, угрозы могут быть разными, но, наверное, это прежде всего угроза бытию человечества, — Мартин сделал паузу, обдумывая каждое слово. Наверное, ему не стоило грузить молодую особу такими взрослыми размышлениями. Хотя она казалась ему вполне взрослой. — Если человеку не угрожает ничего извне, то он начинает искать эту угрозу рядом с собой. — Человечества? Ну да, вы правы, ведь если не будет народа и людей, кем будут руководить другие люди? На чем вообще будет построен мир, если мы исключим какую-то часть нашей иллюзии и решим, что больше не надо ничего завоевывать? Если мы, например, скажем, что пусть каждый живет как хочет? Это будет разрушать мироздание и нарушит вселенную и порядок, который работает на уравновешивании двух сторон. — Никем. Собой руководить слишком скучно. Если учесть, что ты обычный человек. — Мартин вынул из зубов сигарету и окрикнул старенького официанта, которого знал еще с детства. Тот медленно побрел к ним через толпу людей. — К тому же зачем миру герои, если не будет злодеев? Как мы поймем, что слезы — это плохо, если не будет смеха? Если один человек будет играть разные роли, он свихнется. Ведь нельзя играть множество ролей. — Да, я вас слушаю, — официант наклонился над ними. — Принесите этой даме кофе, и хорошего вина нам, пожалуйста, и с сырной тарелкой. Официант удалился, а девушка продолжала смотреть. — С чего вы решили заказать мне кофе? — Она мешала карты и что-то на них смотрела. Мартин не знал в точности что, но судя по тому, как она была увлечена этим процессом, что-то интересное для нее. — Я заказал вам кофе, потому что не хочу, чтобы вы пили свой. Он остыл, и лицо у вас было такое, что вы были крайне огорчены тем фактом, что не допили его раньше. — А зачем вино? Я не собираюсь с вами пить. — Но я-то с вами хочу выпить. Как вас зовут? Незнакомка молчала. И только и делала, что смотрела на него. — Я не скажу вам до тех пор, пока вы не назовете мне свое имя. Мартин счел это справедливым, если учесть тот факт, что он сам первый сел к ней. — Меня зовут Мартин, я люблю смотреть на картины и пить по воскресеньям в этом ресторане вино, а еще я люблю одуванчики. Незнакомка захохотала, откинувшись на стуле. Казалось, она не слышала ничего более бредового, чем это куча фактов из разных областей его жизни. Но она была рада, что он не сказал ей по накатанной пленке и не стал вещать сразу все, ограничиваясь лишь тремя фактами. Сделай он все наоборот, она бы тут же встала и вышла из-за стола и сочла бы этот час в ее жизни и дне полупустым. — Почему именно про одуванчики? — Незнакомка искоса обратила на него свой взгляд. Мартин пожал плечами. Он и сам не мог сказать об этом. Просто он считал, что важнее сказать человеку про одуванчики, то, что ты любишь, и то, что радует твою душу, чем про работу и будние дни, от которых порой тебя самого тошнит. Зачем это говорить другому человеку? — Не знаю. Теперь ваша очередь. Им принесли бутылку вина, кофе и сырную нарезку. Мартин налил себе вина, поставив сыр на середину стола вместе с сигаретами и картами. — Меня зовут Полин. Это португальское имя. Его дала мне моя мама. Она родом из тех краев. Я прихожу в это кафе, потому что я очень люблю здешнюю атмосферу. И еще я очень люблю тишину. Дни тишины. — Девушка начинала говорить, а Мартин слушал и не перебивал ее, желая слушать ее тихий и мелодичный голос всегда. Он странным образом успокаивал его, и теперь кафе и вправду казалось ему каким-то светлым и спокойным, несмотря на то, как оно выглядело в действительности. Серые стены и куча разных плакатов на них из разных лет и столетий. Старая военная форма, ружья, повешенные на стены, пистолеты. Платья, висящие как манекены и говорящие свои истории, обшарпанные столы, подвешенные старинные телефоны для сообщений и машинка для печатанья писем. И тут же недалеко находилась почта, с которой их и отправляли. Нельзя сказать, что все в этом кафе его раздражало. Но и не все его устраивало. Но теперь, когда Полин сказала про то, как это кафе прекрасно, Мартину и правда показалось, что это место не такое уж и плохое. Обрывки фраз долетали до него. А он не знал, что ответить, ведь он тоже может рассказать про многое, и во многом с ней найти общее. — Еще я люблю кофе по вечерам, а по утрам горячий чай. И вечером я обязательно люблю качаться на качелях. — На качелях? — Удивленно переспросил Мартин. Он впервые встретил человека, который с такой жизнерадостностью говорит о качелях. — Ну да. А что тут такого? Или вы считаете, что девушки в двадцать лет не могут качаться на качелях? Полин уже приготовилась отстаивать свою точку зрения про качели, но Мартин быстро сдался: — Нет, нет, что вы, я считаю, что качели лучше телевизора. К тому же качели на открытом воздухе. А большинство вашего поколения сидят в домах, с проигрывателями и, еще хуже, телевизорами. Эта коробка хуже всего на свете и бесполезнее всего. — А сколько вам лет, если вы делите нас с вами на разные поколения? Мартин допил остатки вина из бокала и хотел налить себе еще, но остановился. — Мне тридцать пять. Смотрите так, как будто надеетесь, что вам никогда столько же не будет. Будет, не переживайте. — Мартин откинулся на стул. — Нет, я знаю, что мне будет и тридцать пять, и сорок, и семьдесят. Но просто почему вы делите поколения на наше и ваше? Разве сильно ли они различаются? — Теперь уже да, — вздохнул Мартин, оглядываясь назад и понимая, как пронеслась жизнь. И как она и дальше ускоряется с геометрической прогрессией. А люди за ней не поспевают. — Что значит теперь? — Лет тридцать назад поколения могли понять друг друга и поговорить о жизни. А теперь на это понятие слишком с разных берегов смотрят, и не понимаешь порой, то ли это ты состарился, то ли это нынешнее поколение поменяло понятие о жизни и перевернуло все с ног на голову. Раньше человек в тридцать пять считался наученным жизнью, и мудрым, и образованным. А сейчас в тридцать пять человек считай только из образования выбрался. И то считается, что ему еще нужно доучиться. — А какой смысл в образовании, если ты все равно выходишь дураком? Мысль была не свежая, она приходила в его голову уже давно, но Мартин почему-то отмахивался от нее, как от назойливой мухи, когда после армии пошел учиться, а потом вернулся в родной город. — Ну как же, чтобы быть образованным, — на автомате, как его учили в школе, сказал он. — Быть умным? — Полин повторила, как бы попробовав фразу на вкус. — Но это не так! — Девушка заявила об этом и в доказательство своих слов стукнула кулаком по столу. — Ведь быть умным — это не означает знать предметы из школьной программы. Ты никогда не получишь знания всего мира, и это факт, однако ты можешь сам решать, что тебе изучать. Ты не можешь изучить все. Как бы правительства мира ни старались впихнуть все в программу, нельзя этого делать. Ты можешь изучить минимум. И точка. А дальше дело только твое, что изучать, а что не изучать. И только когда в одной сфере ты станешь разбираться, то ты можешь считать себя умным. Но не во всех. Если ты будешь распыляться на все, то тебе жизни не хватит, ведь человечество столько всего придумало. И не все питает твою душу, и не все питает тебя. — Как ты зарабатываешь на жизнь? — Ой, только не этот вопрос! Ты испортил мне настроение. — Полин с разочарованием посмотрела на него. Видно было, что ее бесят такие вопросы. Мартин усмехнулся. — Я могу ответить на какой угодно вопрос, но только не о деньгах. — Почему? — Полин принялась смотреть на себя в маленькое раскладное зеркальце с пудреницей. — Обычно людям задают такого рода вопросы самыми первыми. Это говорит о человеке многое. — Многое? — Девушка рассмеялась. — Нет, он не говорит ни о чем. Например, я знаю мужчину, который работает на пятой улице в адвокатской конторе. Но при этом то, что он юрист, не говорит о его небрежности в вещах или о том, что он совершенно не разбирается в женщинах, и у него нет вкуса. В нашем понимании если человек обладает какой-либо определенной профессией, то за ним обязательно должно закрепиться какое-либо поведение или же какой-либо образ жизни. Мы думаем, что если человек — спортсмен, то он ведет здоровый образ жизни, но многие спортсмены курят. Мы считаем, что хирурги или врачи — это люди святой профессии. Но никто не догадывается, что они могут пить беспроводное и быть жадными. Мы считаем, что в домохозяйки идут те женщины, у которых нет ни на что больше таланта, хотя каждая может дать сто, а то и больше очков вперед любому мужчине. Я не люблю, когда меня спрашивают про профессию, потому что тебе ничего не скажет обо мне то, что по профессии я повар. Но я не готовлю абсолютно. Потому что находиться на кухне — это не мое. Мартин представил ее режущей лук на кухне и захлебывающейся в слезах. — Хорошо, тогда давай погадаем на картах. У меня появился вопрос, который я хочу задать тебе и твоим картам. Девушка улыбнулась: такой подход ее больше устраивал. Ей не нравилось, когда задают конкретные скучные вопросы, это ее бесило. К тому же наступала ночь, посетителей находилось в ресторане много, и хозяину пришлось открыть второй зал. Девушка присмотрелась к своему собеседнику. Он был интересен, но слишком холоден и обособлен от людей. Он закрывался от этого мира, готовя ружье, лежавшее у него на плече. Он был солдатом по натуре. Уставшим от боев и захотевшим теплой жизни. Однако войну в своей жизни он так и не отпустил. Как и она, сбежавшая на другой континент. За окном шумели машины, застряв в снегу, люди заходили с холода и, поняв, что мест нет, разворачивались и уходили в другие места. Полин смотрела на настенные часы, и время почему-то сегодня тянулось очень медленно, без каких-либо загвоздок и колебаний. Как резинка. Нельзя сказать, что девушку это расстраивало, наоборот, она любила такие моменты. Моменты уединения со вселенной и с самим собой. Мартин же думал о своем прошлом. Об отце, что одиноко лежит в могиле, об аптекаре, что сегодня отрабатывает последнюю смену, о снеге, о своей собеседнице, что незнакомым ему до этого момента образом стала проникать в его душу. Она действовала медленно, но верно, он и понять не успел, как за их столь непринужденной беседой он почти открыл ей душу. Тепло ее души и тепло в кафе клонили его в сон. Ему хотелось прилечь, но он держался и, допив вино из бокала, стал размышлять над вопросом, что ему задать. Что он может еще ей поведать? И насколько сильно гадалки смотрят нам в душу? Кто-то скажет, что гадалка — шарлатанка и вымогательница денег и нет ничего магического в ее профессии, но другие скажут, что само по себе изобретение карт решало многие важные вопросы в истории людей и много в чем еще. Казалось, что сама вселенная сосредоточилась в руках незнакомки, когда та взяла колоду в руки, казалось, что, мешая карты, она как бы проникала еще глубже в его душу, стремясь завладеть ею всей. И все же гадалки были удивительный народ, и нельзя было отнести их к простым людям. Они были как кошки, вечно блуждающие меж двух миров.