Оля

Оля застегнула пуговицы на рубашке, только сейчас обратив на это внимание. — Может, ты уже скажешь, что происходит, а? — не мог усесться в кресле я. — Первый шаг принятия — отрицание, — холодно проговорила она, не поворачиваясь ко мне. — Какое принятие? А-а-ай, к чёрту тебя… — махнул рукой на неё я, уже не в силах ничего изменить и повернулся к окну. За стеклом мелькали домики старой части города, плотность которых всё падала… Вдалеке показался большой заросший отвал, на котором выступало несколько маленьких обмёрзших деревьев, весь в белую снеговую крапинку. Через несколько минут и его уже проехали. Дальше начинался лес… длинный, заросший, в котором ещё, казалось, сохранилась февральская зима, несмотря на плюсовую температуру на улице. Многовековые сосны скрывались где-то высоко-высоко, что даже из салона автобуса нельзя было увидеть их верхушек. За окном шумел сильный ветер, а по небу двигались густые серые тучи, причём по форме и цвету они были похожи на снеговые. — Оль, смотри, кажется, сегодня снег, а ты так одета… — указал я на её юбку и рубашку. — И ты не лучше, — сказала девушка, намекая на мою белую футболку и джинсы. — У меня хотя бы куртка есть. Она молчала, находясь в том же положении, котором сидела с самого начала. — Ты когда расскажешь о планах? — спросил я её, положив руку на её юбку. — Не здесь, — сказала она и отдёрнула мою руку. Повернувшись к стеклу, я начал медленно засыпать. Первые переживания пропали. Мне удалось смириться с той мыслью, что уже могу никогда не увидеть родителей, школу и вообще Сатку. Прошлый побег от всего мира провалился, да, и Оля вполне правильно подметила, что тогда «это были лишь одни детские мечты». Учитывая, с какой серьёзностью она относится ко всей этой ситуации, я понял, что ко всему подготовилась очень глубоко, и навряд ли нас уже найдут. Например, мы поехали именно в общественном транспорте, и не давали паспортов при покупке билетов, чтобы нас труднее было найти. Я не знал, что творится у Оли дома, но мои родители узнают о моей пропаже только вечером, когда вернутся с работы, а если позвонят учителям, то те скажут, что мы на пути в Казань, и тогда появится плюс-минус ещё один день в запасе. Только сейчас начал понимать всю Олину схему… С такими мыслями я заснул. Мои сновидения были неразборчивыми, расплывчатыми. Передо мной стояла Оля в чёрных очках, окруженная мистическим туманом. Она попробовала снять их, но ничего не получалось. Тогда пальцем она обвела вокруг лица и через секунду сняла его. За ним находилась истинная Оля — почти сгнившая, опустошённая рожа, не имеющая ничего общего с той маской, которая стояла до этого. Я проснулся от этого кошмара. Автобус почему-то не двигался, а Оли и части пассажиров не было в сиденьях. Встав и осмотревшись, я подумал: «Не сон ли это?». Ущипнул себя — больно, значит, не сплю. Выйдя из транспорта через открытую дверь, я увидел небольшую двухэтажную кафешку — наша небольшая остановка. Среди пассажиров искал Олю. Небо вплотную закрыли снеговые тучи, которые могли в любой момент ударить снегопадом. На земле находилась одна сплошная грязь и лужи. Походя немного вокруг да около, нашёл за девушку за кафешкой. В правой руке у неё между пальцами была сигарета, которая продолжала тлеть. От самой Оли несло табачком с ароматом арбуза. — Ты куришь?! — чуть ли не крикнул я. — Да, — ответила она, делая очередную затяжку. Она длилась несколько секунд, и сделана была так, как будто Оля являлась опытным курильщиком. — Я не верю, — сказал я и оторвал у неё сигарету. Внимательно осмотрел её, искал изъяны, пластик — что угодно, чего нет в нормальной сигарете. Потом посмотрел на Олю — у той изо рта вышел табачный едкий дым. Я бросил сигарету в лужу. — Не может быть… — прижал руки к голове я и стал ходить из одной стороны в другую. В ту минуту мне трудно было поверить, что она курила, ведь мы вместе отрицали до этого все подобные привычки, — Вот, кто тогда курил на балконе… — Когда? — проявила впервые какой-то интерес Оля. — В ту ночь, когда я от родителей сбежал. Она достала новую сигарету. — Не надо, пожалуйста… — Уже год курю, мне трудно бросить, — подметила девушка, — В результате первой попытки продержалась два месяца, до дня рождения нашего. Тот день мне и вспоминать не хотелось. — Ты осознаёшь, что делаешь? — спросил её я. — Хм… — задумалась она, будто бы специально, чтобы подразнить меня, — Да. Вполне осознаю. Это позволяет немного расслабиться, и это повышает твой авторитет. — Какой авторитет? Тот факт, что другие курят, не значит, что и ты должна это делать! — Спокойнее как-то. Растворяешься в толпе. — В какой толпе?! — не мог успокоиться я. — Толпе тех, кто стремится к свободе. Все стараются проявлять свою индивидуальность, а в итоге уходят в эту толпу живых трупов, которые одинаковыми методами делают это. Спокойнее на душе как-то, — сделала последнюю затяжку девушка, бросила сигарету в урну и направилась к автобусу, у которого уже скопилась толпа, чтобы войти внутрь. Мы с Олей зашли последние и сели снова в свои сиденья. Немного несло табаком, а вместе с привычном запахом кофе и молока отчего-то я странно близко почувствовал себя с отцом. Автобус двинулся снова в путь. — Сколько ещё осталось? — спросил я у Оли, которая продолжала также упорно смотреть в одну точку, положив руки на ноги. — Около пятидесяти километров, плюс-минус час пути, — сообщила она. Уже как-то не спалось. Я погряз в глубокие мысли о том, что сейчас думают родители и учителя, друзья, которых почти не было. Родители равнодушно официально пойдут в полицию только для того, чтобы их не лишили родительских прав и им продолжали выплачивать пособия, от которых я и рубля не увидел. Только Ирина Николаевна будет серьёзно переживать, потому что без Оли Сатка, да и область в целом лишилась своей звёздочки… Почему девушку не устроило это? Довольно быстро показалась в окне дорожная табличка «Челябинск». Вдалеке виднелись многоэтажки, мосты, машины, фонари. Мы медленно погружались в атмосферу большого города, где каждый как в муравейнике выполнял свои задачи, чтобы поскорее прийти домой и отдохнуть на уютном диване. Скоро за окном замелькали дома вблизи, торговые центры, светофоры, люди… Оля была здесь довольно часто, но я только несколько раз за всю жизнь. И всё казалось необычным. До сих пор не мог поверить, что теперь мы будем здесь жить. Автобус остановился, но девушка никуда не двигалась. — Оль, выходить надо… — Мы до конечной, — сказала она. Некоторые пассажиры вышли, часть осталась. Ещё минут десять ехали по каким-то ухабам, вдоль дороги стояли дачные домики. Эти последние моменты движения для меня стали самыми тяжёлыми. К горлу подступало всё, что сегодня ел и пил, и рисковало выйти наружу. Очень невовремя к голове приходили ужасные мысли о том, что мы одни в большом городе, где никого не знаем, и нас никто не знает. Я свернулся в кресле в комочек, но девушка даже и глазом не моргнула, хотя через очки этого нельзя было увидеть. Когда автобус остановился, я ещё какое-то время приходил в себя. Оля достала весь наш багаж, подождала меня, и мы вышли на вокзал. У платформ стояло столько народа, сколько я видел обычно на праздниках в сквере у нас в городе. Все они обнимали приехавших родственников и друзей не только из Сатки, но и из Екатеринбурга, Троицка и других городов. По небу витали те же самые тучи, что и в 200 километрах отсюда, но снега ещё не было. Приподняв свою сумку и прижав поближе к телу, я медленно шёл за Олей, протискивающейся в толпе в сторону торгового центра. Поднявшись наверх по ступенькам, мы оказались рядом с кассами. У одного магазинчика стояли небольшие пластиковые стулья, на которые мы сели. В центре находилось множество мелких бутиков и лавочек, потолок был где-то на высоте нескольких этажей и подсвечивался белым. На эскалаторах люди поднимались с пустыми руками и спускались с полными пакетами. Оля продолжала сидеть в примерно похожей позе, что и в автобусе, только в этот раз она о чём-то думала. Так сильно, так долго, что вспотела, а лицо приняло красноватый оттенок. Я ей решил не мешать и просто осматривал новую местность, придерживая сумку в руках. Девушка спустя полчаса достала какой-то кнопочный телефон. — Ага, у меня, значит, симку уничтожила, а ты… — хотел сказать я, как меня перебила Оля. — Это не мой. Кому-то набрав, она долго молчала, потом хмыкнула, сказала «да, на первое время» и бросила трубку. Встала, пошла из здания, будто меня и не было. Бросился за ней. На улице медленно шёл снег. Люди вокруг только и ахали: «Конец апреля, а тут…», «Вот тебе и конец весны», «С новым годом!». Как неуловимая, Оля шла, ловко обходя всех людей. Мы зашли за угол и пошли у большой трассы, от шума которой я даже немного оглох в начале. Быстро дошли до дальней остановки. За ней стоял огромный железнодорожный вокзал, возле которого находилось множество такси и людей, докуривающих свои пачки перед отъездом. Оля последовала их примеру и тоже достала сигарету и зажгла её розовой зажигалкой. Я не мог смотреть на это зрелище и просто продолжил глядеть на падающий снег. К небольшому железному навесу и скамейкам подъезжало множество маршруток, но, кажется, не они были нужны нам. Когда подъехал какой-то зеленоватый большой автобус, Оля встала и направилась к нему. В нём было очень много людей, которые толпились и не давали долго зайти. Крики, ругательства, тарабарщина — всё это было внутри, но войти со всем багажом всё-таки удалось. Я стоял между какими-то девочками, одетыми в жёлтые дождевики. Они смеялись, и мне от их смеха потеплело. Оля всё дальше отдалялась от меня. При движении автобус несколько раз опасно покачивался. — Водила, не дрова везёшь! — крикнул какой-то старик. Девушка уже почти скрылась за каким-то бабушками, и я в последний момент взял её за холодную вспотевшую руку. За спинами показалось её лицо. Она припустила очки, и я впервые за сегодняшний день увидел её сиреневые глаза. В них выражалось отчаяние, грусть, тоска, хотя любой-другой мог бы этого и не заметить. Мне стало её жалко. В этой толкучке и духоте мне неожиданно открылась искренняя Оля. Настоящая, которая пряталась под очками — опустошённая, действительно «живой труп», как себя называла… Ни у что олимпиада её так выморила? Стало гораздо легче через остановок шесть, когда мы с Олей стояли рядом, отойдя к окну, за которым мелькали заснеженные улицы. — До куда мы едем? — спросил я у неё. — До остановки, — холодно пошутила она. Только сейчас обратили внимание, как странно на нас смотрят пассажиры. Подростки с большим багажом, в чёрных очках (я даже не заметил, как в толкучке они оказались на моём носу), в одежде, совершенно не соответствующей погоде, холодно молчат и ни о чём друг с другом не разговаривают. «Людей в чёрном пересмотрели» — говорил кто-то. Но мы также холодно смотрели на двери автобуса, пока не настала наша остановка и мы не вышли. Оказались у какого-то большого магазина. Рядом с ним стоял небольшой рыночек, на котором под навесом металлистов, несмотря на плохую погоду, бабушки торговали квасом и различными травами, выращенными дома. Оля продолжала вести меня, я взял один из её чемоданов. Вокруг нас стояло множество девятиэтажек, которых в Сатке можно пересчитать по пальцам двух рук. Мы были такими маленькими на фоне величественных домов, при падающем снеге создавалась особенная атмосфера потерянности. По дороге ездили и гудели машины, врубившие фонари, свет от которых сливался в одни сплошные полосы, расплывавшиеся перед глазами. Когда Оля повернула во дворы, мне стало ещё более пусто и холодно на душе — разрушенные скамейки, качели валялись на грязной земле, дороги в дырах и ямах. Мы подошли к одному из подъездов какой-то пятиэтажки. Оля позвонила ещё раз по новому телефону. — Мгм, хорошо, — ответила она и бросила трубку. Во дворе было совершенно пусто и уныло. — Что там? — Ждём, — сказала Оля. — Чего? — Хозяйку. Я положил один из чемоданов на землю и сел на него. Хоть и был в белой футболке, и снег падал на мою голые руки, но я не ощущал холода или мороза, наоборот — жар разливался по всему телу. Впервые за долгое время мы были одни, но поговорить с Олей хотелось именно дома, если туда ещё попадём. Через минут десять к подъезду подошла какая-то девушка лет двадцати с каштановыми волосами под каре. В официальном костюме, она, кажется, прибежала откуда-то из офиса. — Привет, дорогуша, — проговорила тенором она. Затем эта девушка открыла дверь в подъезд, мы поднялись на третий этаж. Мимо нас пробежало два мальчика: один, похожий на меня, такой же в очках и такими же волосами, другой чуть смугловатый, с множеством родинок на лице. Они бегали и смеялись. Мне бы их радость… Девушка остановилось у железной двери под номером «8». Покрутив ключами в замке, она открыла её. Сразу же повеяло гостиным запахом чужой квартиры. Внутри было довольно серо — узкий коридор, одна комната, рядом другая, кухня, ванная… Напоминало мою квартиру, только на одну комнату больше. — 900, — сказала девушка в пиджачке. Оля ей протянуло холодной рукой сжатые в кулачок бумажонки. Поблагодарив, девушка положила ключи на полку и ушла.