Вина (рут Миши и продолжение плохой концовки Шизуне)

Не могу заставить себя не забить на послеобеденную учебу. Если учитель увидит, что я иду просто так по школьным коридорам, пока все остальные на занятиях, то, думаю, что у меня будут проблемы, но сейчас меня это не волнует. Я не могу никак осмыслить то, что произошло. Она не сделала никаких попыток доказать, что я не прав, а просто взяла и выгнала. Она отказалась спорить. Она сдалась… как и в прошлый раз. Шизуне, которую я знаю, так никогда бы не сделала. Шизуне, которую я знаю… или думаю, что знаю? Я больше ни в чем не уверен. Может быть… пришло время пересмотреть мои знания о ней, начиная с самого начала. Когда я приехал в Ямаку, именно Шизуне и Миша первыми подошли ко мне. Тогда было трудно отличить их друг от друга, поскольку все, что говорила или думала Шизуне, могло дойти до меня только через Мишу. Я думал, что розоволосая девочка с завитушками была более беззаботной, а очкарка-президент — более строгая, и то, как хорошо они работали вместе, независимо от того, что хотели. Неудивительно, что мое понимание этих двоих было поверхностным. Тем не менее, я считал их обеих привлекательными по-своему, и, думаю, на каком-то уровне я знал с самого начала, что они пытались мне помочь, и так я и обнаружил, что меня тянет к ним. Потом был фестиваль. Фейерверки осветили небо. Миша заснула, я чувствовал себя подавленным, а Шизуне встала, широко раскинув руки. И я влюбился в этот образ. Тем не менее, он казался обоснованным, даже если смотреть в ретроспективе. Я начал посещать уроки языка жестов и впервые смог поговорить с ней, с той, которая оказалась намного более приятной как человек, чем можно было бы подумать, изначально. Я почувствовал, что мое понимание ее выросло, как и мои чувства. В конце Танабаты я попросил ее стать моей девушкой. А затем что-то пошло не так. То, как Шизуне вела себя во время нашей летней поездки, оставило у меня вопросы, на которые я не могу ответить по сей день, а тот момент, когда мои руки привязали к стулу, только еще больше запутал меня. Вероятно, она не хотела именно этого, но, тем не менее, получилось то, что получилось. Как странно. Не то чтобы я осознал эту проблему только сейчас, но все же кажется, что сейчас я впервые по-настоящему признал ее существование. Я помню, как хотел поговорить об этом с Шизуне, но потом началась подготовка к выборам, и… я не знаю. Будто вокруг нее было какое-то поле искажения реальности, которое заставляет забыть обо всех своих заботах и ​​просто сосредотачивает тебя на текущей задаче. Или на следующих. Танабата, отчеты, выборы в школьный совет… Некогда заниматься личными вопросами. И она не замечает... черт возьми, да никто на самом деле не замечает, как они просто накапливаются, пока в один прекрасный день все это не упадет на нас и не придавит. И, конечно же, упало. И теперь, когда это случилось, я не могу обращать внимание вообще ни на что. Все в точности, как говорила Миша: она подпускает к себе людей, и затем отталкивает. Сама Шизуне недавно призналась мне в этом, но сей факт не приблизил меня к пониманию того: почему, как и зачем. В конце концов, это все не является гравитацией, которую мы принимаем как должное. Мир не может быть настолько простым. Мне думалось, что я лучше стал понимать ее мысли, когда понял, на что она разделяет свою жизнь, но это объяснило только то, почему люди с ней не ладят. Ничего не говорится об изоляции от общества по прихоти. Мм-дааа, это начинает звучать горько. Но это ли не то же самое, что она делает сейчас? Она могла прятаться за разглагольствованиями о том, как она облажалась и как это будет лучше для всех, но факт остается фактом: она огородилась от социума, и ей плевать на наши чувства. Так все и будет, не сомневайтесь . Я думал, что она помутилась рассудком из-за возможности потерять друга, потому как она не доверяла даже мне, ее вроде бы парню. Эта мысль теперь выглядит даже забавно. Шизуне помутилась рассудком? Чтобы это стало возможным, ей хотя бы надо кому-то довериться. Но не думаю, что это происходило. Когда-либо. Знаешь что, Шизуне? Я знаю, ты просто боишься. Ты боишься того, что может произойти, если ты кого-то подпустишь к себе слишком близко. Ведь они могут увидеть то, что ты не горишь желанием показывать; думаю, что твои парни будут, в этом плане, ещё опаснее. Может ты и предпочитаешь больше отношение к ним, как к равным, чем как к подчинённым, и, если не по иной причине, то по той, что ты нуждаешься в них также, как и они в тебе. Жизнь с меньшим числом споров, но с компромиссами? Боже упаси. Этот страх в ней сильнее всего на свете. Судя по всему, даже больше, чем размер ее эго или дух соперничества. … … … а может я тоже боюсь. Несмотря на это, я знаю, что совершил множество ошибок, пару очень значительных при том, но, оказывается, мне не очень-то хочется с ними сталкиваться. Я бы предпочел, чтобы кто-то другой убрал весь этот беспорядок. Думать о том, что я уже упустил свои шансы исправить ситуацию самому, слишком легко. Ладно, если «дискуссия» с Шизуне и научила меня чему, то только тому, что я знаю — этого никогда не случится. Она уже сдалась. И если не я возьму все в свои руки, никто не возьмет. Вздохнув, я начинаю смотреть в большое прямоугольное окно рядом со мной; отсюда на третьем этаже территория школы выглядит красиво залитой дневным солнцем. Насколько красиво, настолько и одиноко. Все-таки, там очень пусто. Голос в моей голове говорит обдумать все, прежде чем что-либо предпринимать. Спешка может только ухудшить ситуацию. Я думал долго и упорно о том, что бы сказать Шизуне, даже поискал несколько слов в словаре языка жестов. И чего я добился? Ничего. Мы стали друг от друга даже дальше, чем раньше. Шизуне может и по кайфу, но мне нет. У меня было достаточно отговорок, притворства и бегства. Время смотреть правде в глаза: если я облажался, то это стоит принять. С такими мыслями я направляюсь к выходу, последний урок заканчивается, и Ямаку наполняется жизнью.