Семилистный клевер

      В парке всё цвело и пахло, от деревьев, розово-бело-жёлтых из-за цветов, до покрытых свежей краской скамеек. Энви нашёл самую просохшую и устроился под вязом. Они с Ласт условились встретиться в парке у Штаба, но сестра пока не пришла. Энви рассеянно вертел в руках сладкий пирожок. Есть не хотелось.       Его уединение нарушил рыже-белый голубь, который спланировал прямо под ноги и с интересом уставился на нетронутую выпечку. Энви оттолкнул наглую птицу ногой. Сердито курлыкнув, голубь вспорхнул на скамейку, а оттуда — на плечо гомункула.       Не успел Энви стряхнуть с плеча одну птицу, как к скамейке слетелись ещё пернатые. Четверо голубей беспокойно закружили у скамейки, раздуваясь друг перед другом, и Энви вдруг ощутил себя совершенно беспомощным перед твердолобыми птицами, которых ничуть не смущали вибрации философского камня. Какая им разница, что вместо одного человека по факту чувствуются десятки, если у него в руках еда?       — Птиц божьих прикармливаешь? — послышался за спиной голос Ласт.       Сестра обвила руками со спины, и нос защекотал аромат орхидеи с нотками цитруса.       — Ага. Посланников бога наглости, — фыркнул Энви, небрежным движением стряхнув со скамейки рыже-белого нахала. — А что с твоей птицей высокого полёта?       — Увы, он не хочет кормиться.       Запрокинув голову, Энви посмотрел ей в глаза. Сестра и правда выглядела расстроенной.       — Он приятный собеседник, но за черту приличия не зашёл, — вздохнула Ласт, перебирая пальцами пуговицу на его груди.       У Энви отвисла челюсть. На его памяти Мустанг был первым, кто отказывал Ласт в мужском внимании.       — Да ну, не может всё быть так плохо! В смысле, он сумасшедший или слепой? Что-то я за ним не замечал ни того, ни другого.       Энви в задумчивости посмотрел на пирожок, на Ласт и протянул ей выпечку, но сестра только качнула головой.       — Кушай, кушай. Пусть хоть кто-то из нас сегодня порадуется.       — Порадуется, да, — хмыкнул Энви, наблюдая за пернатыми, которые бродили у скамейки в ожидании подачки. — Прикинь, мелкий сегодня целую схему провернул, чтобы со мной договориться. Припёрся ко мне в слова играть, а потом как начал предложениями на листе строчи… Вон пшёл! — он махнул ногой на голубя, который недвусмысленно таращился на колени. — Так вот, ты слушаешь?       Она кивнула, зарываясь пальцами и носом ему в волосы, но почти сразу же отстранилась.       — Табаком пахнет, да? — понимающе усмехнулся Энви и разломал пирожок пополам, чтобы добраться сразу до яблок. — Это всё Хавок. Мне хватило просто рядом с ним побыть после его перекура. Он из шайки Мустанга, курилка тот ещё. И дурилка тоже. Картонная. По крайней мере с виду, так не знаю. Так вот, про мелких. Им нужны книги по алхимии. Я бы без проблем им всё передал, только за ними же Мустанг бдит… И мне он пока не очень доверяет. И я без понятия, что с этим делать.       — Не торопись. В конце концов, Назначенный День не завтра и не через месяц. Успеешь ещё расположить его к себе.       Энви ответил не сразу. Сладкие яблоки с корицей таяли во рту, и ему хотелось растянуть удовольствие.       — Я ему жизнь спас ещё в поезде, Ласт. Одно другому не мешает, как видишь.       — Дай ему прийти в себя после поездки, — сестра отщипнула немного от его выпечки и бросила крошки голубям. Птицы кинулись к подачке все разом. — А книги передай где-нибудь в другом месте. Если вокруг будет много народа, Огненный не успеет за всем уследить.       Энви присвистнул, про себя жалея, что не додумался до такого просто выхода сам.       Двое голубей вцепились друг другу в шеи, закружились на месте, хлопая крыльями по ботинкам. Драка сопровождалась яростным гудением.       — И ещё, Энви.       — Дась? — откликнулся он, наблюдая за голубиной дракой. Побеждала птица, которая габаритами и цветом больше походила на ворону, чем на голубя. Рыже-белый сновал рядом с ними, торопливо склёвывая крошки.       — Я страсть как хочу прогуляться среди такой толпы.       Энви кивнул, усмехнувшись. Ласт прекрасно знала, как поднять ему настроение и при этом только выиграть. Она могла обратиться к любому из своих кавалеров, и те сочли бы за честь бросить к её ногам пропуск в самые дорогие заведения, но Ласт выбрала его. Энви мог ей отказать, но они оба знали, что этого не случится.       — Будет тебе и толпа, и веселье. М-м, кстати, про развлечения. Я тут узнал, что Глаттони в Ишвар отправляется. Ты с ним или остаёшься тут?       Энви говорил с напускной небрежностью, а сам косился на Ласт. Сестра снисходительно улыбнулась.       — Прайд согласился присмотреть за ним.       — О? — Энви ненадолго даже про еду забыл, настолько его удивила эта новость. — Не поэтому ли… Ну, Расс сегодня немного не в себе был, знаешь? Интересно, он там Глаттони не покромсал часом, когда я ушёл?       — Энви, наш фюрер умеет держать себя в руках, — ему показалось, что сестра говорила с лёгким недовольством. — Он не станет обижать своего брата из-за плохого настроения.       — Как скажешь.       Энви не хотелось портить момент спором. Он по-мальчишески болтал ногами, расправляясь с оставшейся половиной пирожка, и думал о том, что всё в целом сложилось очень даже неплохо. Ласт оставалась в Централе, Прайда наконец припрягли к делу. Правда, Рассу из-за этого досталось от приёмного сыночка, в чьи обязанности не входила слежка за Глаттони. Жаль, что такое зрелище пропустил. Не каждый день увидишь, как грызутся двое самых «образцовых» отпрысков Отца.       Пирожок кончился. Стряхнув на асфальт крошки, Энви поднялся, но Ласт притянула его обратно на скамейку.       — Посиди ещё пять минут.       — Зачем? — Энви хмурился, но на самом деле он блаженствовал.       — Потому что я так хочу, — прошептала на ухо Ласт. — Твои смертные болванчики могут ведь подождать?       Энви глянул на карманные часы, которые успел создать по дороге, и с неудовольствием заметил, что перерыв подходит к концу.       — Увы, мне пора, — тяжело вздохнул он. — Не хочу портить всё опозданиями в первый же день. Я и так почти всё утро на Глаттони ухлопал.       Ласт бросила на него полный укоризны взгляд.       — Всегда ты так, вредина.       — Что поделать, — развёл руками он. — Долг зовёт.       Стоило Энви освободить скамейку, как сестра сразу же расположилась на его месте, стройная и гибкая, как ива. Откинувшись на ребристую спинку, сестра окинула придирчивым взглядом ногти на правой руке, когда рыже-белый голубь вспорхнул ей на колени и закружился, раздувая сизое горло. Улыбнувшись, Ласт положила руку так, чтобы накрыть птице голову.       Энви невольно засмотрелся на сестру. Проходи здесь в этот миг художник, он точно не удержался бы и написал портрет, обозвав его «Дама и голубь» или придумав ещё какую глупость. Если бы картину писал Энви, она бы не имела названия. Нет в человеческом языке слов, способных описать, как восхитительно сейчас в сестре переплелись вожделение и невинность. Увы, предел его художественных способностей заканчивался на каляках уровня наскальных рисунков, а художник не спешил появляться.       Энви пошёл по начисто выметенной дорожке аллеи, прямо по дрожавшей теневой ряби. В шелесте листьев слышалось цоканье белок. Грызуны перепрыгивали с ветки на ветку почти вровень с ним, то ли гоняясь друг за другом, то ли сопровождая его в ожидании подачек.       Энви показал им фигу.       Одна из белок заинтересовалась. Пушистый огонёк соскочил на нижнюю ветку, задёргал носом, но ничего не унюхал. Сердито прострекотав что-то на своём языке, грызун ловко вскарабкался по стволу и спрятался в листьях.       Энви был в паре шагов от Штаба, когда под ноги кинулся мальчишка в драной кепке.       — Сенсация, сенсация! — заорал он прямо в лицо, подпрыгивая на месте как ошпаренный.       Энви смерил его взглядом. На кепке красовалась потёртая надпись «газетчик», под козырьком блестели тёмные и круглые как орехи глаза, из-под кепки торчали рыжие вихры. Через плечо висела вместительная, видавшая виды сумка, куртка выглядела поношенной и слишком широкой в плечах, зато штаны, напротив, были уже малы. На обуви светлели протёртые пальцами дырки.       Голодранец из не самого благополучного района. Неудачник из неудачников, который пытался выживать.       Мальчишка затряс газетой перед самым носом.       — Премьера театра иллюзионистов, уже в этом месяце! — срывая горло, возбуждённо завопил он.       Эта порода была ещё хуже голубей. Энви уже понял, что от него не отстанут, и легче сразу отстреляться, чем устраивать скандал.       Мальчишка сцапал пару мелких монет, и в его взгляде так и мелькнула мысль: «Вот, сегодня-то точно себе куплю!»       Энви презрительно скривил губы, когда ему сунули газету. У него мелькнула мысль сразу же выбросить ненужную бумажку, но тут он вспомнил про театр с иллюзионистами и передумал. Может, в новостях найдётся ещё что-нибудь необычное?       Отдав ему товар, юный газетчик мгновенно потерял интерес к гомункулу и пристал к представительному мужчине с пенсне.       — Сенсация, сенсация! — надрывался голос за спиной.       Энви слышал его до самой двери, пока она не захлопнулась, отрезая гомункула от многоголосия внешнего мира. Приветливо кивнув военной на входе, он свернул в коридор. Мимо него туда-сюда сновали люди в армейской форме. Энви невольно ловил обрывки их разговоров и морщился: ничего путного, одни пустые «ля-ля-ля» про то, как у тётки из магазина на днях чуть не стащили кассу прямо из-под носа, про новый ресторан в другой части города, про задиру из соседнего отдела, который недавно был того же чина, а как повышение получил, так нос сразу задрал, и прочие сплетни, в которые даже вслушиваться не хотелось.       Энви толкнул дверь плечом, и его окутала невообразимая смесь из табака и запаха каштанов. Окно было нараспашку — видно, Фьюри оставил, когда уходил. Его стараниями получилась ароматическая химера, причём не самая удачная.       Походя швырнув газету на стол, гомункул подошёл к окну. Из всей команды он вернулся первым.       Забравшись на подоконник, Энви подставил лицо тёплому ветру. Он покачивался на самом краю, как кобра под пение дудки, пока идиллию тишины не прервал громкий звук.       Оглянувшись на щелчок двери, гомункул встретился взглядом с Фьюри. Проходя мимо него к своему месту, механик вежливо поинтересовался:       — Неплохой отсюда вид, да? У нас каштаны видно.       — Из Штаба любой вид будет хорош, — хмыкнул гомункул, с грохотом закрывая окно.       Энви подвинулся, чтобы Фьюри было куда сесть, и похлопал по подоконнику рукой. Хорошо, что из всех подчинённых Мустанга заявился именно он. Фьюри производил впечатление самого безобидного человека, и Энви очень хотелось узнать, насколько это ощущение лживо.       Фьюри недолго колебался. Преодолев смущение, он устроился рядом и чинно сложил на коленях худые руки. Взгляд гомункула невольно зацепился за пульсирующую на горле вену.       Фьюри даже не подозревал, что сидел бок о бок с чудовищем, так что беспечно смотрел в сторону. Одно движение — и механик рухнул бы без чувств или без головы.       Энви протянул руку к соблазнительно лёгкой добыче.       Фьюри вдруг повернулся к нему.       — Опять воротник, да? — механик склонил голову, пытаясь разглядеть, где он накосячил.       — Ага, пух тополиный прицепился, — соврал Энви, почти не изменившись в лице. Слава Отцу, что Фьюри в это время был слишком занят своим воротником, чтобы смотреть по сторонам.       Энви отдёрнул руку и заехал пальцами прямо по шпингалету. Боль вспыхнула по всей руке, будто чёртов шпингалет его укусил.       Гомункул обхватил пострадавшую ладонь, скрывая от глаз Фьюри разряды алхимической реакции, и вдобавок довольно громко выругался.       Фьюри коснулся его плеча. Его ладонь была такой маленькой и слабой, если сравнивать с когтистой лапищей боевого облика гомункула, а кости — настолько хрупкими… Энви не понимал, почему из-за безобидного прикосновения ему так захотелось сжаться. Это Фьюри должно было стать неуютно, а не ему!       — Да пустяк, уже всё прошло, — Энви выдавил из себя улыбку.       — Ну, хорошо… — вздохнул механик и обратил взгляд на его стол. — О, ты газету взял?       Соскользнув с подоконника, гомункул приблизился к своему месту. У него возник соблазн усесться на краю стола. Энви подавил это желание. Он сейчас не в кабинете фюрера, где можно творить что угодно, пока это не выходит за дозволенные Брэдли границы.       — Да мальчишка на улице пристал, — фыркнул Энви и, подражая газетчику, пискляво добавил: — Сенсация, сенсация!       Фьюри рассмеялся. Энви в довесок состроил такую физиономию, что механик согнулся пополам от смеха.       Надо же. Обычно юмор гомункула никто особо не ценил. Из людишек разве что Багровый Лотос выслушивал истории, которые высмеивали его же собратьев, остальные кривились и уходили под самыми различными предлогами. Впрочем, юмор самого Лотоса другие тоже не ахти как воспринимали, хотя Энви он казался остроумным.       Энви понимал, что Фьюри тоже скорее всего притворяется, но какая-то его часть верила в обратное. Перекинувшись с механиком парой ничего не значащих фраз, гомункул устроился на стуле и закрылся газетой.       На первой полосе красовался театр иллюзионистов, под ним сообщалось о премьере новой оперы, дальше шла чушь, в которую Энви даже не вчитывался, а на последней странице отвели колонку скачкам. Его взгляд зацепился за пару строчек, где говорилось про скакуна-метиса, созданного алхимией из нескольких зверей.       Энви в задумчивости перелистывал страницы туда-сюда. Где бы назначить детям встречу? Театр иллюзионистов не заинтересует кого-то вроде Эдварда, который с помощью алхимии творит настоящие чудеса, а вот скакун-метис… Уже ближе. Правда, Энви не обольщался. Издательство вполне могло слепить приманку для впечатлительных, чтобы загнать побольше народу на скачки.       Газету вдруг дернуло вниз.       — Что читаешь?       На него уставились голубые, как разведённая акварель, глаза. Энви скользнул взглядом по встрепанной челке младшего лейтенанта и вздохнул.       — Как сказа-ать, — протянул он, едва сдерживаясь, чтобы не ляпнуть гадость. — Новости, как видите.       Хавок облокотился на его стол.       — И что пишут?       — Да так… — Энви сделал рукой неопределённый жест. — О театре обманщиков, которых принято называть иллюзионистами, о конфликтах на границе. Ничего нового, в общем.       Как назло, Хавок продолжал топтаться у его стола. Энви закрылся от младшего лейтенанта газетой, но его похожий на прицел взгляд ощущался даже сквозь бумагу, не давая сосредоточиться.       Гомункул хлопнул газетой о стол и поднял глаза на Хавока, высоко вскинув брови. Кто другой смутился бы, но этот парень даже не подумал отвернуться или изобразить неловкость.       — В чем дело?       Вместо ответа Хавок протянул ему пачку сигарет. Энви даже колебаться не стал. Откинувшись на спинку стула, гомункул отчеканил:       — Благодарю покорно, но я не курю.       — Разве? — вытянув из пачки сигарету, благодушно поинтересовался собеседник, и убрал своё сокровище обратно в карман. — Ах да, ты же бросил… Ну, не куришь, так не куришь. Я слышал от Эдварда, ты по библиотекам ходить любишь?       В тоне младшего лейтенанта почему-то прозвучала жалость. Энви так резко дёрнул на себя газету, пряча за ней лицо, что порвал бумагу у края.       — Это какая-то проблема?       — Нет, просто… — Хавок наклонился к нему и, понизив голос, спросил: — У тебя нет девушки?       — Взаимный вопрос, лейтенант.       Хавок вздохнул так тяжко, что Энви без слов всё понял. Вот и нашлась больная мозоль. Как же всё просто.       — Ну, сейчас май, а это пора охоты и романтики! В это время распускаются не только цветы, но и…       — В большинстве случаев охота весной запрещена, — смирившись с тем, что толком почитать ему не дадут, Энви отложил газету в сторону и потянулся по-кошачьи грациозно. — Или вы браконьер?       Хавок завис на пару секунд, видно, решая, пошутил собеседник или воспринял все буквально, а потом усмехнулся.       — В каком-то смысле.       — М-м. Вы не увлекайтесь слишком. За такое и настучать могут. Правда, существует ещё вольерная охота… — гомункул с улыбкой глянул на помрачневшего Хавока. — Вам не нравится? Это же прекрасный способ получить адреналин, не рискуя получить по лицу.       Энви успел обрадоваться, что наконец заткнул младшего лейтенанта и выиграл себе хотя бы пятнадцать минут спокойствия, когда в их беседу встрял Фьюри.       — А у нас таких жизнекрадов не любили. Их даже в дома не пускали, когда они о помощи просили.       Худощавый механик сам выглядел, как без пяти минут подранок. Энви развернулся к нему и, сложив пальцы домиком, вкрадчиво спросил:       — А если его ранил, допустим, другой человек? Так и оставляли помирать на улице?       — По-разному, — пожал плечами Фьюри, поудобнее перехватывая инструмент. — Обычно с него брали обещание бросить это дело. Не все, конечно, соблюдали…       Хавок щёлкнул зажигалкой. Огненный язык лизнул воздух, коснулся сигареты и скрутился в её недрах, как в гнезде.       — Ну вы и тему для обсуждения нашли. Нет чтобы поговорить, не знаю, про погоду или какую-нибудь новость приятную рассказать.       Фыркнув, Энви выразительно закатил глаза:       — Про погоду? Как тривиально.       — Ну, этот красавец наконец подаёт признаки жизни, — Фьюри показал отвёрткой на прибор, похожий на маленькие часы. Энви попадались такие пару раз, когда он заменял союзников в высших эшелонах власти на собраниях и мерил часами-курвиметром расстояние на картах.       — Между прочим, девушки не любят такие темы, — заявил Хавок, пыхнув сигаретой. — Ты же не поливаешь цветок кипятком!       — Должен заметить, цветы тоже бывают разными, — забравшись на стул с ногами, заявил Энви. — Чёрт, вы слишком заразительно курите. У вас сигарет не осталось?       Энви протянул к нему руку, но Хавок отмахнулся от него, как от мухи, которая слишком настойчиво жужжит рядом с ухом.       По кабинету расползалась терпкая горечь дыма.