***
Спустя чуть больше недели Тистелла совсем привыкает к новой странности Бранденбурга: держать её за руку, когда она отчитывается о работе. Ради этого он обходит стол, опирается на него, берёт руку Кирс в свою и держит вплоть до её ухода, аккуратно поглаживая большим пальцем тыльную сторону ладони. Иногда процесс задерживается — вот как сейчас, — и они просто молчат друг напротив друга. Заксен смотрит на неё часто, а Кирс предпочитает смотреть в сторону, но сейчас она решается посмотреть на их руки. Рука Заксена ожидаемо больше её, это Кирс поняла ещё в первый раз, и грубее. Она думает о том, что, возможно, даже в Верхнем мире командир не был аристократом. А ещё его касания нежнее, чем она ожидала, и ей нравится, как он гладит её. Конечно, сначала Тистелла всеми силами не признавалась даже себе, что прикосновения Бранденбурга были не только терпимыми, но и приятными. Потом она подумала о том, как свободно ведёт себя командир, и решила быть честной хотя бы с собой. Ей нравится. Быть может, она даже ждёт вечера сдачи отчётов. Кирс прикусывает губу. Даже со всеми допущениями она здесь слишком задерживается. — Разрешите идти, сэр? Бранденбург медленно поднимает на неё взгляд, чуть сжимает руку и кивает, выпуская её ладонь.***
Ральф подлавливает её в коридоре, крепко обнимает и немного кружит. Кирс улыбается, привыкшая к таким выходкам друга и интересуется, в чём же дело. Парень ставит её на землю, хватает за обе руки и радостно провозглашает: — Элли устроит нам романтический ужин! Самый настоящий романтический! Со свечами, вкусной едой и вином! — Это чудесно, Ральф, — Кирс улыбается, привыкшая к тому, что не всегда понимает точный смысл фраз Ральфа. Главное, что она улавливает суть. — Ты приготовишь подарок? — Подарок? Какой? — Ральф теряется и беспомощно смотрит на подругу. Тистелла высвобождает руки и поправляет хвост. — Например, цветы. Мама говорила, что все девушки их любят. Парень расцветает прямо на глазах, в очередной раз благодарит Кирс и в спешке убегает, желая найти лучшие цветы в этом городе. Тистелла, мягко улыбаясь, смотрит ему вслед, поправляет меч на поясе и идёт в комнату за отчётом. Кирс понимает, что что-то совершенно точно не так, когда Бранденбург даже не поднимает головы от бумаг, когда она заходит. Она чувствует себя виноватой, хотя совершенно точно ничего не нарушила, и неловко отчитывается перед командиром. Заксен с ней общается лишь однозначными жестами и кивками. Настроение значительно снижается. — Отчёт закончила, сэр. — Кивок. Кирс заминается, переступает с ноги на ногу: отчего-то не хочется уходить просто так. — Разрешите идти сэр? — Снова кивок. Она сдерживает грустный вздох и бросает неуверенный взгляд на командира. Очки чуть съехали вниз, дотлевающий окурок в правой руке и ручка в левой, которой он одним движением подписывает какие-то документы. Окно позади него всё же приоткрыто. Кирс сжимает руки в кулаки и делает шаг вперёд. Заксен замирает, когда она неуверенно касается его волос и осторожно поглаживает. Его волосы мягкие, приятные и притягивающие. Убирать руку совсем не хочется. — Не забывайте отдыхать, — она замолкает, но тут же вспоминает о правилах. — Сэр. Добрых снов, сэр. Она отдаёт честь и уходит. Кажется, ещё не скоро сумеет забыть о его волосах. Заксен смотрит на удаляющуюся спину и тихо хмыкает.***
Финн ожидал своего приговора в камере двенадцать дней, в Нижнем мире так и положено, если Бранденбург не нарушает все уставы в очередной раз. В этот раз он проявляет неожиданное терпение и следование правилам, когда разбирается с этим делом. Кирс слышит обо всём этом в штабе, но старается заглушить каждое слово. Будь её воля, она бы предпочла, чтобы бывший напарник просто исчез, испарился прямо из-за решётки и больше никогда не тревожил её жизнь. И, сдавая отчёт после ночного дежурства, Тистелла всё же спрашивает командира о деле Финна. Бранденбург поднимает на неё взгляд, но контакт их рук не меняется. Он продолжает аккуратно поглаживать большим пальцем её белую кожу, и от этого она отчего-то чувствует в себе больше уверенности. — Финн. Твой жалкий пёс, — он растягивается слова, наблюдая за её эмоциями. Кирс почти кривится от его слов, и уголок губ Заксена едва приподнимается. — Он не мой, — говорит Кирс и думает, как легко может Бранденбург увести её от её же вопроса. Как легко может зацепить. — Конечно, конечно, — иронично соглашается он. — Я ещё не решил. Что думаешь ты? Тистелла хмурится и смотрит ему в глаза. Это не похоже на разговор с потерпевшей, а в вынесении вердикта она не имеет права участвовать, как лицо заинтересованное. Это ведь одно из самых основных, а потому простых, правил. И она уже хочет выложить все свои замечания по поводу его несоблюдения уставов, но вспоминает кто перед ней, и осекается. Чуть сжимает его руку, переводит взгляд на волосы. Здесь нужно следовать его правилам, верно? Она облизывает сухие губы. — Я бы хотела… — Извините за вторжение, сэр, но дело срочное. Попытка бегства, — новый заместитель врывается в кабинет неожиданно и выглядит немного взбудораженным. Тистелла тут же замолкает и отступает на шаг, освобождая свою ладонь от руки командира. Астор запоздало приветствует Кирс кивком, продолжая что-то говорить. Бранденбург цыкает, поднимается и в пару шагов покидает кабинет. Тистелла неловко улыбается Астору, бросившему на неё взгляд перед уходом. Дверь закрывается. Кирс с нелепыми красными щеками остаётся стоять посреди кабинета. Командир ведь не отпустил её? Но когда он вернётся и вернётся ли вообще? Стоит ли ей оставаться здесь? К тому же отчёт она закончила, а после ночного дежурства невыносимо хочется спать. Она оглядывает кабинет, скользит взглядом по бумагам на столе, двум аккуратно лежащим ручкам, выдвинутому стулу командира, приоткрытому окну, которое показывает неизменное серое небо, — а иногда она ловит себя на мысли, что ей хочется увидеть, как ласково будет скользить свет заходящего солнца по лицу Заксена, какой оттенок будет у его глаз, — здесь солнца нет. Раздумывает Тистелла недолго — шагает к двери, поворачивает ручку и понимает, что дверь захлопнулась. Она хмурится, поворачивает ручку ещё несколько раз и несётся к столу. Ключа ожидаемо нет ни в одном из ящичков. Кирс цыкает, садится на стул командира и снова оглядывает кабинет, натыкаясь взглядом на кресло. Что ж, по крайней мере на нём сидеть будет удобнее и мягче, чем на стуле, а что ждать нужно долго, Кирс не сомневается. Она поднимается со стула, стягивает с волос резиночку, цепляя её на руку, и плюхается в кресло, не удерживая довольной улыбки. Кресло удобное, что и говорить. Ей кажется, что оно даже мягче её кровати здесь, но отчего-то она всё же слабо думает о том, что было бы хорошо, если бы Заксен спал не на нём, а в своей кровати. Хотя мысль поспать на столь мягкой мебели волнует её. Быть может, она даже согласилась бы обменять кровать на это кресло. Кирс не решается забраться на него с ногами, но голову на мягкий подлокотник кладёт. Она дождётся командира и пойдёт спать к себе, а сейчас просто немного отдохнёт. Что она открывает глаза уже ближе к вечеру, Кирс замечает по теням на стене. Скоро будет смеркаться. Она слышит звук пишущей ручки, по холодному носу ощущает прохладу в комнате, по чёрному пиджаку понимает, что вероятнее всего её не ждёт смертная кара. Или любая другая. — Такого себе ещё никто не позволял, — тон Бранденбурга непонятен. Кирс глушит желание притвориться спящей и усердно не обращает внимания на горящие щёки и уши и быстро стучащее сердце. — Я, — голос со сна хрипит, Тистелла прокашливается. — Простите, сэр. Когда она, растрёпанная и чуть заспанная, решается выглянуть на командира из-за широкой спинки кресла, тут же натыкается на его внимательный взгляд и отворачивается. Бранденбург хмыкает. — Ты в какую сторону дверь открывала? — Кирс напрягается. С этим вопросом что-то не так. — От себя, сэр, — неуверенно произносит она, вспоминая, как не смогла выйти. Осознание собственной глупости бьёт в голову одновременно со смехом Заксена. — О нет. Она подскакивает к двери, поворачивает ручку, толкает — дверь всё ещё закрыта. Поворачивает ручку снова, тянет на себя. — О нет, — тихо повторяет Кирс, чувствуя себя глупейшим на свете созданием. Она вдруг хмурится. — Но ведь ваш кабинет в ваше отсутствие всегда закрыт, сэр. Я не смогла бы закрыть его без ключа, поэтому осталась. Сэр. Блеф. Чистый и искренний. Тистелла вспоминает о чёрной форме в руках. Командир за столом сидит в одной рубашке. — Достаточный повод уснуть, — не скрывая иронии соглашается Бранденбург. Ему совершенно точно весело. Она долго смотрит на пиджак. Задумывается. — Вам снова нужно его надеть, сэр? — она вытягивает руку с формой. Заксен внимательно смотрит на неё. Время растягивается. Чиркает зажигалка, и командир глубоко затягивается. Тистелла подходит к столу, не выпуская из рук пиджака. — Так что же ты хотела? Кирс не сразу понимает, что он имеет в виду Финна, и снова чувствует упущенную утром атмосферу чего-то личного между ними двумя. Она не хочет обманывать себя, напоминает, что перед ней командир, но не может не видеть Заксена. Кирс облизывает губы, поправляет пиджак на руке. — Я бы хотела, чтобы он исчез. Чтобы его никогда не существовало, — она сжимает кулаки, хмурится в попытке сдержать набежавшие слёзы, переступает с ноги на ногу. — Чтобы я никогда не знала, не видела его. Бранденбург молчит, выдыхает дым в сторону, даёт время вновь собраться. Кирс почему-то думает, что командир наверняка хочет его казнить. — Вы казните его? Бранденбург не отвечает. Тистелла, наконец, чувствует голод, одновременно с урчанием своего живота. Краснеет. — Разрешите идти, сэр? Она оставляет пиджак на кресле и уходит. Кажется, почти впервые Заксен не бросает ей вслед каких-то странных фраз.