* * *
Путь от дирижабля до самого центра холодной столицы России вышел утомительным. Более того, они приехали под вечер, потому шансы на то, чтобы найти нормальные гостиничные дома, были не так велики. И, не обладая здешним языком, можно было легко потеряться, но господин Хон, который очень даже пригодился своими годами жизни и широким познанием во многих сферах, спас дам от растерзания морозами. Но этим днём юная госпожа была особо грустна. Она всячески старалась оттянуть тот момент, когда вместе с кумихо пройдёт к алхимику, будет ожидать вместе с ним младшего брата Джису, встретится лицом к лицу со своей обидой на него за жизни людей в королевском поезде, а потом ей придётся отпустить Джису. Господин Хон заметил, как сменялись эмоции на её чарующем личике, но даже не мог предположить, что сам являлся этому причиной. Потому он старался развеселить изобретательницу своими долгими беседами, не подозревая о том, что делал так только хуже. Ей разговоров будет не хватать, а мысль о том, что в скором времени расстанется с лисом, затмевала всё солнце её счастья. Она уже не радовалась тому, что прокаталась на дирижабле, должна будет через три дня представить своё новое изобретение, очутилась в стране северных ветров, покрывающих кожу холодком, но с невероятной архитектурой, которой так продолжала удивляться Эри. Она даже нашла себе собеседника, с которым поехала изучать все достопримечательности и впитывать в себя новые красоты, открывающегося мира перед ней. Одна Джихо, передвигаясь вместе с Джису по улицам, выражала всю свою печаль на лице. — Говорят, — начал Джису, чтобы разбавить напряжение и тишину между ними, — этот человек волшебник. Возможно, он сможет сделать что-то и с вашей рукой, — он с беспокойством посмотрел на неё, но когда увидел в ответ прицел серьёзных глаз и нахмуренные брови, понял, что неправильно выразился. — С моей рукой ничего не нужно делать, — проговорила девушка и, вздёрнув подбородок, прошла дальше мужчины, надеясь, что не испепелит его в своей внезапной ярости. И почему каждый руку нечеловеческого вида, механическую считал чем-то странным, от чего нужно немедленно избавиться? Слова Джису задели за живое. — Она моя особенность и то, чем я готова гордиться всю жизнь. Я висела на волоске от смерти, благодаря своей руке ещё как-то не упала и даже спасла женщину. Так вы считаете, что от неё нужно избавиться, господин Хон Джису? — и не смогла стерпеть, остановиться от того, чтобы вылить поток всех слов. Не думала, как обычно, говорила сразу же в порыве. — Это равносильно тому, что отрезать ваши хвосты! — Госпожа… — только и мог проговорить Джису, но юница прервала его непрекращающимися речами. — Я понимаю вашу заботу, но, отнюдь, вы сделали только хуже. А мне и без того было плохо и без ваших разговоров о руке. Давайте же скорее дойдём до алхимика и найдём вашего брата. Может быть, так вам станет легче, — принятие дальнейшего с грусти сменилось на раздражение, Джихо уже не могла остановить себя от этого, как бы стыдно не становилось перед мужчиной. Она, взяв подол своего платья, чтобы не испачкалось в октябрьской грязи, шла вперёд, даже не обращая внимания на лиса, которого вина за сказанное сжигала. Он больше ничего не говорил ей, боясь, что этим только больше расстроит. И самому тоже было грустно прощаться с ней, но её слова о Чанмине били прямо в грудь, лишали тех надежд, которые вселяли в него силу. Через несколько минут они уже нашли дом Михаила Юрьева. Он был совсем старым, с отпадающими кусочками штукатурки, но самым его чудом было то, что стены второго этажа, где находился балкон, обвивали розы. Можно даже было сказать, что сад прекрасных бутонов прорастал прямо из самих комнат. Джихо с восхищением смотрела на алые цветы, вдыхала их яркий аромат и не могла насытиться им. Всё то напряжение, которым она жила последние несколько часов, наконец спало, и она ощущала себя в убаюкивающем спокойствии. Она вместе с кумихо ступила по лестнице, постучалась в деревянную дверь. Хозяин дома не заставил себя долго ждать. Перед ними появился пожилой мужчина с поседевшими волосами, множеством морщинок и неровностей на лице, очками на переносице и в домашнем виде. Это можно было сказать по клетчатым штанам, больше похожим на пижаму, кардигану, накинутому сверху, из которого торчал циферблат часов, прицепленной тонкой цепочкой, и домашним тапочкам. Он оглядел своих прибывших гостей, изумился руке Джихо, а затем спросил: — Чем могу помочь? — Михаил Юрьев? — спросил Джису, акцент всё же был слышен, но мужчина даже не поморщился. Он привык к тому, что иностранцы часто заглядывали к нему, наслышанные о том, что помогал справляться людям с болезнями с помощью магии, да и являлся он человеком учёным. — Да, — кивнул, — проходите. Дела не решаются на пороге, — он раскрыл дверь своего дома, приглашая путников войти. Чему последовали мужчина и Джихо. Хоть девушка совсем не понимала языка, она всё же с интересом слушала, иногда понимала и по взгляду, манере и тону говорящего. Они вошли в гостиную, заваленную бесконечным количеством книг, что даже диван и кресло рубиновой обивки не было видно. Можно было разглядеть, что в доме давно не наводили порядок по пыли, толстым слоем лежащей на обложках, полках, да и паутинкам в углах. Непонятно было, как среди такого беспорядка алхимик выживал. Если бы тётушка Эри была тут, она непременно отругала бы его за бездействие перед самыми настоящими врагами человечества — ленью и безразличию. Но больше всего юную изобретательницу напугало то, что она застала на стенах. Картины людей с движущимися глазами, что взором очерчивали новых гостей. От страха она вцепилась в бархатный пиджак кумихо, подходя к нему ближе и ощущая сейчас в нём свою единственную защиту. Джису заметил холодные капельки пота, выступившие у неё на лбу, и тоже обратил внимание на предметы боязни госпожи. Только ничуть этому не удивился. — Живые картины, — проговорил он, — не волнуйтесь, госпожа. Не тронут, — более мягко произнёс, но от того, как она руку не убирала, ему желалось только улыбнуться. Джихо была мила и очаровательна. Так как они рассматривали обстановку маленькой комнаты, то не сразу заметили того, за кем был проделан долгий путь. Чанмин сидел на мягком диване и растерянно смотрел на старшего брата, явно не ожидавший его визита в скором времени, да и Джихо удивляла не меньше. По его расчётам, девушка должна была погибнуть в королевском поезде, брат приехать уже тогда, когда он не будет здесь, и в голове Джи они уж точно не должны были быть вместе. — Я догадывался, зачем вы пришли, — в комнату вошёл Михаил Юрьев. — Считаю, что вам стоит поговорить с братом. А юную леди я попрошу выпить со мной гранатовый чай, — тепло улыбнулся старик, приглашая Джихо на свою кухню. Девушка не поняла его просьбы, потому непонятливо уставилась на Джису, ожидая его перевода. — Извините, госпожа, не могли бы вы пройти вместе с ним на кухню? Он просит вас попить с ним чай, я желаю поговорить со своим братом, — промолвил Джису, а Джихо заметила, как потускнели его глаза во множество раз. Вероятно, его одолевали в этот момент всевозможные чувства, сплетавшиеся непонятным клубком, но Джихо ничего не сказала. Кивнула и отошла. В комнате на несколько минут повисло молчание. Джису устало потёр свои веки, прошёл ближе к брату и сел напротив него в мягкое кресло. Так много кружилось в мыслях, он даже не знал, что сейчас ему сказать. Всё это время, пока искал его, придумывал всевозможные фразы, репетировал их каждую ночь, а сейчас даже не знал, что можно было озвучить. — Ты её спас? — первым начал Чанмин, голову отвернув. Чтобы не видеть этого устало взора Джису, не чувствовать свою вину. — Да, — кивнул старший. — Не нужно было устраивать пожар, — он тяжело вздохнул, испытывая сожаление перед людьми, которых не уберёг от брата, не воспитал нормально, что остался тот хитрым лисом, не знающего ничего, кроме собственных чувств. — Люди погибли. — Ты нашёл бы меня быстрее. Я бы не успел сюда, — ответил ему Чанмин, всё же повернувшись к Джису, взгляд, полный грусти, отражая. Сейчас это притворством не было, всё из чистого сердца лилось, да и перед братом скрывать всю боль ни к чему. — Зачем он тебе? — Вернуть тебе зрение, — признался честно, раскрыл все свои карты, и в голосе его слышна была такая безнадёжность, отчаяние, что сердце у Джису протыкалось иголками, словно оно было футляром для них. У Чанмина от напряжения в уголках глаз слёзы скопились, безмолвно покатились по щекам, ощущал он себя тем ещё ребёнком, но запрятать все эмоции глубоко в себя уже не мог. — Знаю, как тяжело тебе приходится с одним глазом, вот и сорвался сюда, когда услышал от других, что он сможет тебе помочь. Ты всё равно догадался, зачем тогда меня спрашивать? — он шмыгнул носом, обиженно продолжая смотреть на Джису. Его младший брат. Действительно ещё совсем ребёнок. Джису от этого хотелось только улыбнуться, в объятиях крепче сжать, а все обиды, злость на него за то, что сбежал из родного края, в мгновение забылись. — Но он сказал, что твой глаз, который забрали магией, уже не вернуть. Потому он бессилен, как и многие, — Чанмину расплакаться ещё сильнее от жестокой правды хотелось, ведь он всей душой хотел сделать для брата что-то полезное, освободить его от незрячести, вернуть больше жизни. — Мне с глазом удобно, Чанмин, — мягче проговорил Джису, садясь ближе к нему, а затем его тёплые ладони взял в свои, утешая этим жестом. — Я благодарен за твои старания. Но тебе не стоит переживать о таком. Я более счастлив, когда ты со мной рядом, а не теряешь свои силы, путешествуя по местам, что так далеки от нашего дома. — Я знаю, как ты волнуешься об этом… но, — Чанмин постарался свои слёзы утереть тыльной стороной ладони, а Джису подал ему белоснежный платок с вышитой лисой. Он от погибшей матери достался, семейная ценность, не утратившая сквозь время своей любви, — ты всегда заботишься обо мне, а я не могу дать тебе ничего взамен. И я решил, что если найду какое-то решение, то помогу. — Ты уже помог, Чанмин, — тот ему тепло улыбнулся. — Я понял, что важнее тебя мне нет никого. Ты моя семья. Ты мой младший брат. — Мне тоже, — Чанмин потянулся к нему и крепко обнял, тем самым оставив влажный след на одежде Джису, но тот на это ничего не сказал. Значимее сейчас были эти действия со стороны младшего, которых так не хватало ему в последнее время. Джису мог нечасто его понимать, Чанмин взрослел, менялся, часто мог что-то скрывать от мужчины, но оставался всё таким же ребёнком для него, только для Джису. Остальным не хотелось показывать свой невинный характер, ранимость, то, что справиться иногда с проблемами сложно и не под силу. Наконец, когда он успокоился, то тихо проговорил: — Ты можешь позвать господина Юрьева? Мне нужно с ним поговорить. — Да, сейчас. Джису встал со своего места. Понимал, что тому хотелось бы незаметно вытереть слёзы, поговорить с алхимиком о своём, о чём Джису не знал, но и вторгаться в личное пространство брата не желал. Он прошёл на кухню, где Джихо и мужчина пили гранатовый чай молча, не разговаривали, так как языков друг друга не понимали. Хон попросил того подойти к Чанмину, а Михаил в ответ сказал, что гости могут посетить второй этаж, его сад алых роз. Чему Джихо была приятно удивлена, и потянула за собой кумихо. Потому они в небольшой комнате, где в больших горшках цвели и благоухали цветы с нежнейшим ароматом, смотрели на прекраснейший вид пунцового заката, открывающийся с высоты балкона. Джису нашёл старый проигрыватель, осторожно провёл по нему подушечками пальцем, чтобы стереть пыль, а затем нашёл и несколько пластинок. — Классика, — довольно проговорил лис, повернувшись к Джихо, спросил: — Не желаете ли вы потанцевать со мной, госпожа? — он подал ей свою ладонь, и изобретательница, улыбнувшись, протянула её, позволяя увести себя в медленный танец. Мужчина положил другую руку на талию девушки и вёл уверенно, закружил в вальсе, подхватываемый порывом струнной мелодии. Джихо нравилось то, как нежно он обращался с ней, смотрел на неё с блеснувшим солнцем в глазах, как розы раскрывались сказкой, украшая этот момент, но разговор вести за этим занятием хотела. — Что сказал ваш брат? — с любопытством спросила она, с лёгкостью кружа вместе с ним по комнате. Джису на это улыбнулся. — Что хотел узнать, как вернуть мне зрение. Вы можете не волноваться, мы всё разрешили. — Тогда… — Джихо на миг запнулась, с неземной печалью обеспокоенно смотря на девятихвостого кумихо, — это наш последний день? Вы уедете? — Мы вынуждены отправиться этим вечером, — опустив голову, он тихо произнёс эти слова, не желая сталкиваться с грустью в карих глазах девушки. Чувствовал такие же распирающие чувства, покидать её не желал. Джихо в его сердце розы прекраснее, чем эти, распустила. — Если не поспешим, нахождение в городах может повести за собой смерть. — Мне вернуть вашу бусину? — она чувствовала, что слёзы начинали ручьями бежать по мягким щекам, верить не желала, что конец подошёл так быстро. — Но я не знаю, как этого сделать. — Вам не стоит этого делать, — хихикнул он, а в этот момент для него самого словно все звуки затихли, существовала одна лишь девушка, чей вид был несравним с чудесами той природы, что ждёт его в родных лесах. — Как я уже говорил, благодаря ей вы будете знать, жив ли я. Её тепло будет в вас, пока последний вздох не сойдёт с моих уст. Джихо не просила его не уезжать, знала, насколько их миры отличались друг от друга, но всё же потянулась к своему платью, из кармана которого достала маленькое механическое сердце. — Это обычная безделушка, — слёзы её блестели при слабом свете алого неба, солнца, покидающего своё место и отдающего его одинокой луне, а у Джису все внутренности сжимались от того, как хотел бы он прижать её к себе, обещать, что найдёт в скором времени. Но поселять мнимые надежды не хотелось, — но могли бы вы взять её с собой? Хранить у себя и вспоминать обо мне, смотря на неё? И Джису кивнул, обещая, что самое драгоценное ни за что не утратит. Сказание о королевском поезде вечность будет храниться в сердцах, юная госпожа будет ведать его своим детям и внукам. О том, как повстречала однажды лиса с серебряными хвостами.Глава 3. Алкая сад роз
15 мая 2022 г. в 16:49
— Как же чудесно! — госпожа Эри не могла скрыть своего невероятного восхищения, смотря на пёстрый вид местности, открывающейся с борта воздушного судна. Они наконец очутились на дирижабле, миновав при этом столько полей и лесов на повозке, прежде чем добраться до торговой точки в Китае, где собиралось множество людей, настоящий поток, схожий с ручьями чистых вод. — Удивительное летательное средство! — вновь поразилась женщина, не переставая наслаждаться красотами природы с высота птичьего полёта.
Джихо хоть и половину её слов не могла расслышать, улыбнулась тому, какая радость, подобная детской, охватывала её тётушку, она даже чуть не перевесилась через борт от желания лучше разглядеть рыжеватые деревья, украшающие улицы китайских провинций. Дирижабль плыл по светлому небу, шумя своими двигателями и винтами так громко, что не было слышно свиста встречных потоков воздуха, других звуков. А сама юница с блаженством смотрела на закат, небосвод, становившийся постепенно алым, и проплывающие пушистые облака. Вид, действительно, был поразителен. Господин Хон, сложив руки за спину, вместе со своими собеседницами вторил их эмоциям искреннего счастья. В полётах открывалось всё самое прекрасное человеческому глазу.
«Дирижабль Дель Луна» почти ничем от корабля не отличался, разве что плавал он по воздуху. Сейчас у штурвала стоял боцман, пока капитан, добавляя табака себе в трубку, разговаривал с остальным экипажем, бурно обсуждая их предстоящий маршрут.
— Нам предстоит около двух дней лететь, — проговорил Джису, внимательно наблюдая за чарующей местностью за бортом и слушая речь капитана. Джихо видела, как его девять хвостов интересно покачивались, словно с любопытством ловили каждую фразу мужчины недалеко. А ещё говорил ей о том, что не зависят от эмоций! Напротив, хвосты полностью имитировали чувства, танцующие в груди кумихо. Она этому слабо улыбнулась. — И всё же на дирижабле куда лучше, чем в поезде. Куда быстрее.
— Да, — кивнула ему изобретательница. Она не представляла, что было бы, если бы они не нашли гостиницу так скоро. Вероятно, пришлось бы ещё столько дней путешествовать по хвойному лесу и не давать себе отдыху. Тело и сейчас давало о себе знать, мышцы ног словно тянуло от тяжести, для юной госпожи казались такими свинцовыми, что еле поднимались. Потому она была бы рада, если бы тут оказалась скамья или мягкое и удобное кресло. Но Дирижабль Дель Луна таким комфортом не располагал.
Очертания улыбки на лице кумихо не заставляли себя ждать. Ему было приятно проводить этот миг с Джихо, как и их долгие беседы, тянущиеся с самых первых лучей солнца и до появления звёзд на небо. За эти дни они достаточно сблизились, разговаривая друг с другом на самые разные темы и лис не мог не ловить себя на мысли, что давно такого не было. Давно он не делился своими раздумьями или переживаниями и не получал за это взгляд, полный презрения. Джихо всегда его понимала, иногда даже подхватывала ту волну веселья, когда Хон о чём-то увлечённо говорил. И они могли бесконечно спорить о разных книгах, но при этом со звонким смехом на устах, могли вместе читать легенды о девятихвостых, а после лис всегда опровергал какую-то информацию из того, что было написано на желтоватых листах. И эти крохотные мгновения были такими драгоценными для Джису, он готов был хранить их хрусталь вечно в своём сердце.
— Ночь близится, — произнёс Джису и взглянул на Джихо, у той огоньки в карих глазах загорелись.
— Только не говорите мне, что вы собираетесь на лисью охоту, — хихикнула она. — Я читала легенды, ночь для вас самое приятное время.
Джису подхватил её смех.
— Никак нет, госпожа, — промолвил он. — До встречи с господином Михаилом Юрьевым осталось совсем немного. Нужно будет набраться сил, — и перевёл свой взор на коридор, в котором располагались каюты. Джихо стало немного грустно от того, что приходится прощаться с ним на эту ночь и впервые не проводить её за сказочными беседами, но виду госпожа не подала. Ему действительно стоит отдохнуть. Потому юница одарила его своей улыбкой и чуть громче, чтобы кумихо услышал, сказала:
— Спокойной ночи.
— Благодарю, — он кивнул ей, — и вам.
Джихо отвернулась, решив провести остаток этого дня вместе с тётушкой за наслаждением нежностью природы. Только Эри сразу же приметила её испортившееся настроение, меланхоличный взгляд, которым она оглядывала виды, больше никак не восторгаясь. Джихо часто уходила в свои прекрасные миры, когда ощущала грусть, а тётушка, как и всегда, чувствовала её, понимала. Тут и слова не нужны были. Если человек любит, он всегда заметит. Так и Эри всегда замечала любую эмоцию своей племянницы, беспокоясь о том, что могло случиться. Но так как она была догадлива, то вслух предположила:
— Это ведь из-за господина Хона?
Джихо на неё удивлённо взглянула, тут же принявшись отрицать. Но глупо это было с её стороны не признавать такого. Ведь от одной мысли о том, что придётся отпустить лиса, ставшего таким значимым для её сердца, становилось плохо и невыносимо печально. Она никогда не встречала тех, кто с таким бы интересом слушал её, заботился о чувствах, принимал её сторону в их разных спорах, и кого она с таким же замиранием сердца всегда слышала. Каждая история, рассказанная кумихо, заставляла воспарить птицей к небесам, прочувствовать всё до мельчайших деталей и понять, насколько же особенна она стала для него. Ведь не каждому захочется ведать о своей жизни постороннему, а значит, девушка занимала какое-то место среди всех частиц светлой души мужчины. Она не желала с ним прощаться, не так быстро. И была бы счастлива, если бы путешествие затянулось на ещё несколько дней, только бы провести их с кумихо. Но понимала, дороги разные. У него вселенная составляла большие холмы, цикады в звёздные ночи, свежий воздух и растительность, распространяющаяся с приходом весны, а Джихо полной его противоположностью была, интересовали её больше механизмы, паровые технологии, открывающиеся миру с каждой секундой всё быстрее.
— Из-за него, — вздохнула девушка, делясь своей откровенностью со старшей. — Просто… не хочется расставаться. Боюсь, он не поймёт моих чувств.
— Ох, милочка, — с теплотой в глазах, улыбке и тем, как ласково она называла её, Джихо становилось легче. Женщина, как и всегда, забирала все её несчастья, превращала их в своё собственное волшебство и всегда делилась позитивом, — юность всегда такова.
— Я не влюблена в него, тётушка, не подумай, — промолвила она, зная, как та любила фантазировать в своей голове мыльные оперы. Ветер продолжал блуждать по её лицу и подхватывать волосы, вьющиеся на концах, подобно стеблям цветов. — Он один из тех людей, кто мне искренне интересен. Хотелось бы с ним и дальше делиться впечатлениями и проводить всё своё время, — она устремила взор вдаль, распознавая на порозовевшем небе виднеющиеся звёзды, и на несколько минут девушке показалось, что по борту дирижабля пробежался аромат алых гиацинтов, вторящих самой весне в эту холодную погоду. — Было бы хорошо, если бы он сопровождал меня всю жизнь. Но господин Хон из другого края, очень далёкого от нас. К тому же нам уготованы разные судьбы, — получилось совсем грустно, хоть Джихо не желала вкладывать столько серых чувств в свои слова. Она опустила голову, смотря на свои коричневые туфли на палубе воздушного судна. Больше не интересовали паровая труба, крылья этого корабля, размером с драконьи, как и хвост, пропадающий в туманностях. Дирижабль был неизведанной ранее птицей, укрывающей города колыбельными темноты, которая так и манила к себе, но теперь всё это не имело значения для девушки. Когда до прощания с Джису остаётся так немного, уже не значимо было представить своё изобретение, скорее покорить воздушные потоки на борту и попробовать ухватить себе облака. Все эти грёзы размывались, их выбивали мысли о девятихвостом лисе.
— Ты ещё совсем птенчик, — промолвила Эри, успокаивающе поглаживая племянницу по спине. — В твоей жизни будет ещё много людей. Красивых, интересных, дурных, злых и влюблённых. И тебе предстоит с ними всеми познакомиться.
А Джихо была уверена, что такого, как Джису, не встретит никогда. Он в груди отдавался неземными чудесами, теми самыми полянами с мириадами цветов, где люди остаются наедине с природой, между ними никто не встревает, не отбирает из мыслей красоты и не толкает в городской поток. Холодный, без летнего солнца и с ледяными бурями. Именно так начала думать девушка об обществе, в котором она жила. А смотря на свою руку, обрамлённую металлическими узорами, ещё больше убеждалась — зимы в мире сейчас свои колыбельные распевают. Та тонкая грань раздумий, что она познала в это мгновение разорвал восхищённый вздох Эри, когда она увидела вдали большой и красивый монастырь.
— Я очень рада, что отправилась вместе с тобой, — проговорила женщина, счастливо и с блеском в глазах смотря на племянницу. — Тут столько всего красивого, не насмотреться.
Джихо улыбнулась её восторгу. Знала, какую тяжёлую познала она жизнь в публичном доме, вокруг мужчин, забавляющихся женским обществом, струнами традиционных инструментов, рисового вина, которое из сосудов лилось и так часто попадало на лицо Эри. Разъярённые господа часто могли поливать кисэн напитком, вонзать свои оскорбления и испытывать, омрачая их дни. Эри так жила. Сезоны сменялись, а эмоции на её лице нет. Оставалась раздавленной под их взглядами, речами, полными злобы, и сгораемой в том, за что виновата никогда не была. Её освобождение пришло, когда с годами лицо покрылось морщинами, и выпустили они её словно птицу из позолоченной решётки. И сейчас она старалась изо всех сил закрыть глаза на прошлое, следовать за красотами этого мира и ни в чём себе не отказывать. И Джихо искренне верила в то, что счастье теперь будет Эри обволакивать в свои нежные объятия.