Переступая черту

На день рождения Измайловой Ткачев не попал — в поисках очередного злодея пришлось срочно ехать в область, два дня убил на дорогу и поиски преступника, да еще невольно подставил коллег, забыв дома приготовленный заранее подарок. Уже предвидя, как будет бухтеть Ромыч, сразу с работы поехал в пансионат, где друзья проводили отпуск, но в номере ни Савицкого, ни Лену не застал и даже обрадовался: не придется выслушивать ворчание Ромы и подколы Измайловой. Оставил сверток с подарком на столике в гостиной, быстро отбил смс-ку Ромычу и уже хотел выйти из номера, но тут послышался торопливый перестук каблуков, хлопнула дверь, совсем рядом раздались шаги. Паша обернулся — и сердце стремительно ухнуло куда-то вниз. Перед ним стояла Ирина. Очень бледная, с забранными в высокую прическу огненными волосами, в каком-то легкомысленном платье — такая красивая, такая чужая и такая… несчастная.       — Паша… — произнесла одними губами, невольно отступая назад. А он застыл, не в силах двинуться с места или что-то сказать. Он готов был перерыть весь чертов город, чтобы найти ее — но, как ни старался, так и не смог. А теперь она в паре шагов от него — стоит, кусая губы и глядя на него настороженно-больными глазами подбитого зверя. Раненая лиса, ожидающая контрольного выстрела. Медленно, словно в тумане, шагнул к ней, с удивлением осознавая, что почти не чувствует злости — только что-то жгуче-жалостливое, нестерпимо-горькое — так, что даже дышать стало трудно.       — Ирина… Сергеевна… Сам вздрогнул от того, как хрипло прозвучал голос. Протянул руку, коснувшись обнаженного плеча — и будто обжегся, осознавая: ему не мерещится, это действительно она. Все еще не в силах поверить до конца, рывком притянул к себе, уткнулся губами в рыжую макушку — от волос веяло чем-то сладковато-терпким, волнующим, так знакомо, что перехватило дыхание.       — Ира… Одним хриплым рваным выдохом. А потом — еще ближе, осторожнее, и, не помня себя, подался к губам. Ощущая, что она не отталкивает, не протестует — только прижимается сильнее, вцепившись в его плечи.       — Ира… — повторил едва слышно, не разжимая рук. А она вдруг вздрогнула, напряглась, отстраняясь.       — Паш, ты что делаешь? У тебя же невеста, опомнись! Он изумленно замер.       — Откуда…       — Неважно, — бросила резко, вывернувшись из его рук. — Желаю счастья, — в нервической усмешке мелькнула горечь. Ирина уже повернулась к выходу, когда он тихо произнес ей в спину:       — Нет у меня никакой невесты.       — Ну, значит, уже жена? Поздравляю, — хмыкнула холодно.       — Ни жены, ни невесты. Мы расстались. Тонкая спина дрогнула. Голос подвел тоже — надломился, треснул битым стеклом.       — Почему? — выдохнула тяжело, медленно обернувшись.       — Да потому что мне, кроме тебя, нахрен никто не нужен, что тут непонятного! — сорвался, повысив голос. — Никто, понимаешь! Сглотнула. И взгляд изменился — из настороженного, почти испуганного стал растерянным, даже беспомощным — будто раскололся чернеющий в глазах застывший намертво лед. И за мгновение до того, как Ирина, опомнившись, отступила вновь, Ткачев рывком потянул ее за руку, прижимая к себе.       — Хватит, — выговорил, чувствуя, как бьет изнутри ледяная дрожь, — хватит от меня бегать. За что ты так со мной? Она содрогнулась. Заморгала часто-часто, глубоко и прерывисто дыша.       — Нет… ты не понимаешь… ты ничего не понимаешь, Паш… это я… я не имею права… я не должна… не имею права тащить тебя за собой… а по-другому жить не могу, не умею… Тебе нужна нормальная девушка, а не моральное чудовище… ты же нормальный, ты… Он не дал ей договорить. Ира дернулась — раз, другой, и вдруг как-то разом сдалась, отвечая на поцелуй. И за мгновение до того, как рухнуть в омут сладостного безумия, Ткачев подумал, что возможно только одно: он либо будет с ней, либо бесповоротно сойдет с ума. Иного не дано.

***

Паша проснулся с явственным, лихорадочно-жарким чувством полного счастья и долго лежал в постели, глядя в потолок и глупо улыбаясь. С усмешкой подумал о том, как выкручивался Савицкий, обнаружив, что номер заперт, — и не ошибся в возмущении друга, найдя в телефоне несколько сердитых сообщений, последнее из которых сводилось к тому, что он будет должен. Прикидывая, что по пути в отдел нужно будет заехать купить любимый коньяк друга, Паша быстро оделся и только тут обратил внимание на странную тишину в номере — ни из соседней комнаты, ни из душа не доносилось ни звука; вещи Ирины тоже исчезли. Рывком распахнул дверь ванной и замер, заметив только забытый на умывальнике тюбик помады. Ни записки, ни телефона… Что-то оборвалось внутри — так страшно и больно, что задохнулся. Стиснул руку в кулак, ударил размашисто, зло — стекло осыпалось крошевом. Привалился к стене, почти не чувствуя боли, оглушенный этим отчаянием, — будто разом выбили воздух из легких. Снова… Снова сбежала… И снова в груди — лишь осколки.