Переступая черту

Такой уничтоженной, беспомощной и разбитой Ирина не чувствовала себя никогда прежде. Словно что-то жутко и безвозвратно надломилось внутри — и это было даже страшнее, чем все, произошедшее в день казни Лаптева. Хотя в тот день с ней рядом был Паша… Сейчас же рядом не было никого. Почти никого. Сыну она строго-настрого запретила говорить хоть кому-нибудь, что с ней произошло — так что ни мама, ни Измайлова, ни кто-то еще из бывших коллег не знали, что полковник в больнице с подозрением на сердечный приступ. Новые коллеги тоже не рвались навещать начальницу — да и неудивительно, если учесть, что работала она в новом отделе всего ничего, сойтись ни с кем не успела, да и не испытывала, честно сказать, такого желания. Только единственная подчиненная, знакомая Карпова, опер Катя, заглядывала пару раз, приносила фрукты, книги, с какой-то совсем не ментовской аккуратностью спрашивала, не нужна ли какая-то помощь. Ирине было непривычно, неуютно и странно от этой сдержанной вежливости — капитан всегда твердо держала дистанцию, в подруги не набивалась, была деловита и отстраненна — и вдруг визиты в больницу… Ира даже подумала сначала, что это Карпов по старой памяти решил очень своеобразно проявить заботу, отправив к ней свою подружку, но, позвонив Стасу, поняла, что он впервые слышит о случившемся с ней, и окончательно перестала понимать хоть что-либо. К тому же Сашка, не то в связи с обстоятельствами, не то под влиянием новой знакомой, стал просто шелковым, а однажды, когда они вдвоем пришли в очередной раз навестить Ирину, и вовсе выдал:       — Теть Кать, если б вы были лет на десять моложе, я бы в вас точно влюбился.       — Саша! — возмущенно осадила Ира, удивляясь тому, как иронично-холодная Екатерина всего за несколько встреч сумела так очаровать ее сына. Сашка сделал невинные глаза и, прихватив пакет, убежал мыть фрукты. Едва за Александром закрылась дверь, Катя пересела на стул поближе к кровати и каким-то странным напряженно-тихим голосом спросила:       — Вам точно не нужно никому позвонить? Мне кажется, ваши близкие должны знать, что с вами случилось. Ирина привычно вздернула бровь.       — Сашка в курсе. Катерина чуть заметно качнула головой, усмехнувшись уголком губ.       — Я не про сына. Друзья, подруги, любимый человек… Ира, вздрогнув, зажмурилась от разом нахлынувшей боли — снова вспыхнула перед глазами встреча в супермаркете, растерянное лицо Ткачева, его глаза… глаза, в которых она за долю секунды успела считать, увидеть так много — злость, непонимание, горечь, боль… больше, сильнее, страшнее всего — боль. Господи, что она сделала… с ним, с собой…       — У меня никого нет, — отчеканила, не сразу узнавая свой металлически-резкий голос и даже дернулась, едва не сорвав пластырь с иглой от капельницы — Катя вовремя придержала ее за плечо.       — Так не бывает, — сказала тихо.       — Зачем тебе это все? — Ирина криво усмехнулась, вглядываясь в светлое лицо. — Мы же даже не подруги. Катя таким привычным жестом заправила за ухо золотистую прядь, как делала всегда в моменты волнения, раздражения или задумчивости. И ответила как-то очень просто и растерянно, будто сама стеснялась своего порыва:       — Мне просто показалось… что вам помощь нужна. Ира едва не рассмеялась, обожженная нелепостью ситуации. Знала бы ты, девочка, кому предлагаешь помощь… Вряд ли бы смотрела с таким сочувствием, зная, что перед тобой убийца. Небось вместо того, чтобы таскать ей в больницу яблоки, землю бы рыла, чтобы доказать виновность и посадить, это не глуповатая нытичка Русакова, если что-то решила — пойдет напролом, но принципам своим не изменит. И как только Стасика угораздило…       — Тебе показалось, — проговорила холодно. — Мне не нужна никакая помощь. А уж жалость тем более.       — Извините, видимо, мне действительно показалось, — в тон льдисто и сухо отозвалась Екатерина и почти бесшумно вышла из палаты, тихонько притворив за собой дверь. Ира устало закрыла глаза, чувствуя, как горло сдавило спазмом, а под веками стало невыносимо горячо. Никогда, никогда она не позволяла никому себя жалеть. Почти никому… Стоя в холле возле самого выхода, Катя набрала в списке контактов один номер, который сохранила лишь чудом. Надо же, никогда бы не подумала, что ей может понадобиться телефон бывшего пациента психбольницы и оборотня в погонах…       — Станислав Михайлович? Я по поводу Ирины Сергеевны. Мне кажется, вы можете ей помочь…