Бытовые проблемы Комиссии

      Последние несколько дней Ингрид нездоровилось. Частенько употребляла те фрукты и овощи, которые прежде терпеть не могла, а от любимых продуктов её стало тошнить, как и от различных, казавшихся резкими, запахов: лекарства, постиранная одежда, излюбленный одеколон супруга. И постоянно скрывалась в ванной, пока однажды, после очередного очищения желудка, она не вышла в спальню и не посмотрела на Харгривза блестящими глазами, полными влаги.       — Что случилось?       Пятый мигом переместился к девушке и прижал к себе. Тряслась, хныкала, а в руках держала странную маленькую вещицу, которую не сразу заметил. Но потом опустил взгляд. Затрясло самого.       — Я... — голос предательски охрип, по щекам побежали тёмные слёзы, но губы её, чуть покрасневшие и опухшие, вытянулись в радостной улыбке. — Я беременна...       Резко открыл глаза. Чёртов потолок, погружённый в тень от плотных штор. Тихое, мирное сопение под боком. А по собственному лицу и телу стекал ледяной пот. Харгривз вырвался из плена сна, что своей несбыточностью и радостью волновал в разы больше, чем любой другой, даже самый жуткий и реалистичный, кошмар. Сердце сжималось больно, вынуждая жмуриться и стискивать зубы. Голова гудела. А стоило сесть на кровати, то окружение тут же расплылось.       — Твою ж...       Вымученно вздохнув, усиленно принялся тереть глаза, стараясь прогнать дурное наваждение. Но десяти минут было мало, чтобы отвлечься от сновидения. Сложно забыть радость, которую пара испытала в то короткое мгновение. Такое невозможно забыть. Пятый же признавался, что отдал бы всё на свете, лишь бы его малышка Гри почувствовала себя матерью, что с удовольствием бы наблюдал за ней, заботился, потакал её капризам. Но знание правды можно сравнить с удавкой, покрытой стальными шипами.       — Пять? — Ингрид нарушила тихим шёпотом немое волнение, аккуратно накрыв трясущуюся ладонь своей. — Опять кошмары?       Ничего не ответил. Молча перевёл на неё взгляд. Заспанное лицо, на щеке виднелся отпечаток от складок подушки, веки ни в какую не желали приподниматься. Ингрид толком не проснулась ещё, но отреагировала на волнение супруга. Промолчи лишние секунды — вновь сладко засопит. Потому и продолжал сохранять тишину, надеясь, что он сможет прийти в себя сам, да только держала любимая за руку крепко.       — Всё хорошо, — ответил непривычно сипло, притянув к себе её ладонь и поцеловав выпиравшие костяшки пальцев.       — Врёшь же.       Ласково улыбнувшись, потянула на себя, желая уложить обратно, а Харгривз, не способный унять внутренний холод, не понял, как поддался и придавил её к постели. Но сонный и запуганный мозг заработал, когда губы коснулись кончика носа.       — Это всего лишь дурной сон.       — Да, — на тяжёлом выдохе согласился, пусть и наивно всё ещё надеялся, что однажды, ну хотя бы раз, произойдёт чудо.       Впервые захотелось, чтобы "дурной" сон стал явью. Чтобы слёзы с улыбкой озарили нежный лик любимой жены. Потому и погрузился вновь в эту тоскливую грёзу, ещё и утонув в лазури глаз. Не слышал тихих отвлекающих шуток и хриплое хихиканье. Он думал о чёртовом сне. О дурацком тесте. О всей ситуации в целом. Может, всё изменилось? Они же давно не употребляют таблеток, физическое тело меняли несколько раз. Может, получится? Может, есть смысл попробовать?       — Ты... что делаешь? — Ингрид упёрлась руками в грудь, когда сорочку пожелали нагло стянуть.       — Я соскучился, — прорычал Пятый перед тем, как грубо поцеловать и ухватиться за мягкие бедра, давно позабывшие о синяках от пальцев.       Пыталась сопротивляться, дабы известить о возможном присутствии дочери дома, но все её попытки провалились, ведь таяла она под натиском человека, выучившего за долгие годы брака все чувствительные точки. Да и Харгривз не был так глуп и ослеплен страстью — успел глянуть на часы и удостовериться в том, что, по времени, Долорес давно должна была быть на работе.       Опьянённая ласками, отключила сознание, дабы в полной мере насладиться приливом желания. В то время как Пятый был пьян от мысли, что в этот раз всё должно было получиться. Долго верил. Не один и не два дня, а на протяжении недели: видел один и тот же сон, вскакивал и подминал под себя, недолго сопротивляющуюся, супругу, а потом, не желая выпускать из объятий, просил не убегать от него в ванную. Благо она за всё это время ни разу не поинтересовалась, каким таким демоном был укушен муж, что после двух недель воздержания как с цепи сорвался.       Но результата по прошествии месяца так и не было. Ингрид не тошнило по утрам, не тянуло на странные продукты — понимал, что не со всеми происходит именно так, однако полагался на данные признаки. А сны продолжали давить. Их причиной были путешествия с помощью куба. О которых Харгривз не должен был знать. Хах, он не просто узнал. Увидел собственными глазами ту реальность, которую частенько посещали без него. Реальность, где они были простыми людьми. В мире, где не существовало реальных героев и отъявленных злодеев, где не было Комиссии. Они там — обычная семейная пара. Им не больше тридцати, а малютке Дол от силы года три, и вся такая беззаботная, счастливая. Пятый работал простым программистом, в руках держал лишь пистолет игрушечный и то, на ярмарке. А другая Ингрид... Именно она будоражила сознание киллера и метафизика. Но не своей профессией или поведением. Одним своим видом и жестом, наполненным невероятной нежностью и трепетом. Она гладила округлившийся живот. Носила под сердцем малыша, что со дня на день должен был родиться. Мальчика.       По возвращению назад, в свою реальность, в груди саднило чувство, оседавшее горечью на корне языка. Пятый завидовал. Пятый хотел так же. Пятый хотел, чтобы в их с Ингрид жизни появился ещё один важный член семьи. Он мечтал о ребёнке и про себя грел мысль, что супруга тоже об этом грезит, ведь прекрасно помнил, как ещё молодая и неопытная учёная на пьяную голову призналась, что хотела бы стать матерью, как минимум, троих детей. Но у судьбы, чтоб её, были свои планы и отвратительное чувство юмора.       Попытки пришлось отложить, поскольку в жизни семейства действительно появился новый участник. Вот только никак не планировалось и не хотелось, чтобы в их доме слышался топот маленьких кошачьих лапок.       Всё произошло в тот день, когда Клаус очень долго пытался дозвониться до брата. Подобную настойчивость мужчина проявлял, наверное, лишь в попытках поговорить с Дэйвом из шестидесятых. Потому Пятый и удивился, когда на телефоне высветился сорок один пропущенный вызов. Конечно же пришлось перезванивать — мало ли что могло случиться. Но, как потом выяснилось по короткому разговору, нарушитель спокойствия успел созвониться и договориться с крестницей, которая, в отличие от её отца, ответила сразу и уже поехала на встречу. Спустя час привезли хвостатого засранца. Эту наглую пушистую морду, возомнившую себя хозяином их дома.       По началу всё было более или менее спокойно. Дол с удовольствием играла с котёнком, расчесывала, тискала. Даже просто следить за поведением и действиями четвероногого гостя ей было по-детски интересно. Пятый же был нейтрален к существу, всячески порывавшемуся поточить когти о любимое чёрное кресло и скинуть с полок и без того редкие семейные фотографии.       А позже явилась Ингрид. Первые минуты она спокойно подходила к пушистому гостю, давала обнюхать пальцы, а как только её приняли, ласково боднув головой выставленную ладонь, она подхватила того на руки и прижала к груди. Случилось то, чего так боялся Харгривз, ведь его жена — жуткая кошатница.       — Какой же ты сладкий милашка, — приторно нежно произнесла девушка, коснувшись щекой рыжей макушки.       — Нет...       Его малышку Гри похитили, как и её сердце. Теперь восхищение и любовь в лазури принадлежали усатому ублюдку, что громко мурлыкал и сминал лапками свитер. Нежные слова, мягкие поцелуи и объятия более предназначались не Харгривзу. А какому-то, мать его, коту.       — Да ладно тебе, — начала успокаивать Долорес, отмечая злобный отцовский взгляд и светлую улыбку мамы. — Это просто котёнок. Да и пробудет он у нас всего день, пока дядя Клаус уехал в соседний город.       — Это не "просто котёнок", уж поверь мне. И вообще, какого чёрта он потребовал привезти этот мешок шерсти к нам? Денёк посидел бы один. Не сахарный, не помер бы!       — Давай тебя денёк без жены оставим?       Ревность бывшего Куратора неприятно поражала тем, что она могла вспыхнуть в любой момент и по любому поводу. Благо вслух не произносил какой-то глупости, так как сам понимал, что всё это дерьмо было беспочвенным. Но оказался прав — кот приносил свою угрозу и дискомфорт. Долорес чуть позже сама поняла, почему у отца была такая реакция.       Самый настоящий соперник, забиравший себе всё внимание Трафэл, а она с удовольствием это самое внимание дарила животному. Играла, обнимала, целовала, валялась, расчесывала. Её поведение было таким, каким родную дочь одаривали до её тринадцатилетия.       — Она со мной так не сюсюкалась, как с этим... — обиженно заговорила Дол с отцом. — Да она с тобой даже так не сюсюкалась!       С дочуркой себя так вёл Харгривз. Холил и лелеял своё крошечное, но бесценное счастье с кукольными глазками. Он был тем самым родителем, что купал в своей безграничной заботе. Ингрид же такой радости удостоилась спустя время, которое, увы, не позволило ей в полной мере раскрыть себя, как мать, которой она так мечтала стать. Долорес слишком быстро повзрослела. Потому и отросли ноги у этой странной любви к коту, засыпавшему в прохладных ласковых руках, а если его опускали, то он сам вился под ногами и звонко, пискляво так, мяукал. Да, домашнее животное, в какой-то мере, тот же младенец, которому нужно сто процентов внимания хозяина-родителя. Но Пятый этой меры не понимал.       Ночью возненавидел кота ещё больше. Аж захотелось заорать во всю глотку. Наглая рыжая морда пришла к ним в спальню и, протяжно мяукнув, взобралась на кровать. В момент, когда супруги решили предаться очередной нежности, — в этот раз инициатором стала девушка! — и, целуясь, наслаждались друг другом. Недолго.       — Приветик, мой сладкий, — прошептала, отвлекаясь от ласк на четвероногого гостя.       — Нет... — тихо завыл, утыкаясь в девичье плечо носом, Пятый. — Мой свет, прошу...       — Я не могу при нём, — призналась, глядя то в грустные янтарные глаза кота, то в ещё более печальные изумрудные глаза мужа.       — Но это же всего лишь животное, которому...       Не успел договорить, потому как Ингрид, недовольно фыркнув, высвободилась из крепких объятий и легла на спину, после чего похлопала ладонью себе по груди, тем самым приглашая ночного посетителя занять удобное место. И, конечно же, довольно мявкнув, ночной нарушитель интима и гармонии забрался на девушку, за что получил мягкий поцелуй в лоб.       — Доброй ночи, — нежно и ласково обратилась к коту, что уже свернулся калачиком и, мурлыча, заснул.       Харгривз был таким, когда малышка долго плакала — укладывал её рядом с собой, мило что-то нашептывал, спинку гладил, да временами уходил в другую спальню. Но Ингрид же так остро не реагировала. Да, выказывала недовольство, но никогда так не злилась. Может, Пятый не готов к кому-то новому в семье? Не готов к тому, что всё внимание любимой супруги будет уделено малышу, который, вполне вероятно, будет таким же наглым, требовательным, громким? Нет, тут было что-то другое. Мысль о том, как его милая Гри засыпала с ребёнком на груди невероятно согревала, улыбку вызывала. Фантазии о том, как она, вся такая счастливая и светящаяся от любви, возилась бы с сыном, целовала в маленькие лоб и нос, лепетала милости... выворачивали душу наизнанку. Нет, питомец и ребёнок совершенно разные понятия.       Утром же, не обнаружив тел на соседней части кровати рядом, он не стал долго думать и тут же позвонил брату, чтобы тот скорейшим образом косматого соперника забрал обратно. Клаус бы мог с ним поспорить, упрекнуть в глупости и собственническом чувстве, мол, Трафэл имела полное право любить кого-то ещё кроме своего упрямого мужа. Но к разговору подключилась ещё и племянница, недалеко ушедшая от своего отца.       — Какие же вы ревнивые идиоты! — усмехнулся мужчина. — Я хотел его подарить Ингрид на день рождения.       — Придумаешь что-нибудь другое! — одним голосом говорила сварливая родня. — И ничего мы не ревнивые!       — Ещё какие ревнивые, — стоя за спиной гостя, голос подала Ингрид, вернувшаяся с магазина. Голубое небо заволокло свинцовыми тучами. Обиделась. — Но да ладно... Приятно было с тобой познакомиться, малыш.       Перед уходом, Клаус вручил котёнка девушке, чтобы она могла обнять пушистый комочек на прощание. Он ластился, громко мурчал, потираясь о подбородок. Словно маленький ребёнок. А стоило отнять его и посадить в мягкую переноску, то жалобно замяукал. Надрывно так. Будто у матери отняли. Его увезли. Какого чёрта Пятому стало дурно? Почему руки затряслись у него самого?       — И вот что мне с вами делать? — грустно вздохнув, Трафэл прошла между супругом и дочерью, потупив глаза в пол и зашагав на кухню. Дрожащей рукой сжимала ткань светлого свитера на груди. Обиделась сильно.       Не было ничего такого великого и важного в рыжей усатой моське, но произошедшее всё же оставило свой след. Два дня подряд девушка спала в отдельной от Харгривза спальне, ела раньше или позже остальных. Временами просто запиралась в лаборатории и сидела там часа два или три.       Такое состояние не могло не волновать. Конечно же, на конец вторых таких тихих суток Долорес, сев подле матери в гостиной, искренне извинилась за своё глупое поведение и ревность, которую распалил отец. Поступила правильно, признав неправоту. А ещё верным способом подкупила Ингрид — ласково, чуть виновато, потёрлась щекой ей о плечо, на которое положила голову, и обняла за руку, скрепив свои и мамины пальцы в замок.       — Всё хорошо, куколка, — спокойно и очень тихо тогда ей ответили. Нежно погладили по голове и поцеловали в макушку. Но тучи не сходили, хоть и дождь обрушивать не собирались — тонкие полоски вен разбежались по белкам глаз ещё прошлым вечером.       Харгривз с повинностью подходить не собирался. Не в гордости или упрямстве было дело. Разрывался от собственный мыслей и сожалений, потому что слышал ночью тихие всхлипы, видел искусанные губы, ощущал жар куба, который использовали из раза в раз. Она думала о том же, что и он сам. Хотела того же, но не говорила напрямую.       Ещё два дня в молчании. Дол даже записки им подкидывать начала, чтобы они хотя бы вместе на кухне посидели, пусть и в тишине. Но стоило после ужина Ингрид громко скрипнуть стулом, — словно раскаты грома прошлись, — и развернуться, Пятый не выдержал.       — Долго планируешь на меня обижаться? — Долорес аж поморщилась от того, как грубо и даже злобно прозвучал отец.       — Я не обижаюсь, — ответила Трафэл тихонько, прикрыв рот рукавом, которым быстро решила утереть шмыгающий нос. — У меня просто нет настроения.       — Нет настроения из-за какого-то кота, — съязвил так, что сам кислоту на языке почувствовал. Горько ему. Самому больно. — Зачем он тебе?       — Любить... — сказала слишком легко, непринужденно. И пошла дальше, держа путь в спальню. Но остановилась в шаге от лестницы, потому как Пятый мигом переместился и встал перед ней.       — Меня с дочерью стало мало?       Ингрид подняла глаза на супруга. Полные боли и такой тоски, что волком выть захотелось. Губы скривились, словно попыталась улыбнуться, но вышло в край неудачно. Тяжелый, какой-то даже болезненный вздох выдала, пока собиралась с силами.       — Нет. Всего лишь хотела с ним играть, ухаживать, заботиться... И он такой маленький...       Дрожащая ладонь потянулась к низам свитера. К животу. К месту, которое буквально зудело от старого шрама, от которого давно и следа не осталось, но он всё равно ощущался. Шрам внутри остался. И сейчас он кровоточил.       — Мам? — тихо за спиной подала голос Долорес, но проглотила язык, когда, обернувшись, на неё перевели горький взгляд.       — Прости, что меня не было рядом, когда ты родилась... Когда была такой крохой... прямо как тот котёнок... — До боли непривычно было видеть мать такой разбитой. Как и слышать слова сожаления. — Но ты так быстро выросла...       — Мам... Ну хочешь мы...       — Что? Пересадите себе кошачьи уши и хвосты и будете мяукать, — хрипло рассмеялась Ингрид, да тут же затихла, стоило Пятому приблизиться и на полном серьёзе выдать глупость, которую сейчас и придумал.       — Это был запасной план.       — Запасной? — Боялась оборачиваться к супругу. Боялась смотреть на него. Боялась услышать что-то в край неприятное. Ведь он мог, раз так среагировал на неожиданное прибавление в семействе. — А какой тогда был план "А"?       — Второй ребёнок. — От слов она дрогнула. — Гри, я не слепой и не глупый. Я прекрасно вижу, что тебя так мучает. Ты хочешь второго ребёнка. Сына.       Повисло неловкое, чересчур давящее молчание. Ингрид наконец-то обернулась. Серые глаза округлились. Затряслась как от озноба. Раскрывала, но тут же закусывала губы, будто хотела что-то сказать, но то ли потеряла дар речи, то ли в горле слова вставали комом. И крепко сжимала ладонь дочери, которую Дол сама протянула, стоило тишине затянуться, а волнению распространиться по всему телу матери. Шок, непонимание. Не могла осознать сказанное.       — Но... — выдавила из себя, чувствуя, как глотку раздирали невидимые когти. — Ребёнок и питомец не одно и тоже...       Вновь молчание. Трафэл не могла даже двух слов в голове связать, а стоило заметить, как странно заблестели глаза напротив, то и вовсе стало дурно, что аж ноги подкосились. Он знал правду и, судя по тону, давно. Но все никак не могла понять, хотел ли он сам этого или нет. Ещё и чёртов страх мешал ей признаться. Страх, задевавший нутро обоих.       — Пап, она права, — сместила на себя внимание Долорес. Жаль, так себе вышло.       — Погоди минуту, — Харгривз занервничал столь сильно, что кусок иссушенной губы содрал себе. — Ты хочешь любить кого-то ещё, кроме меня и дочери.       — Я не совсем то...       — И хочешь наверстать упущенное. Ты хочешь стать матерью для ещё кого-то. Но почему не хочешь этого признать?       Теперь обида настигла его, но быстро переросла в злость, из-за которой Номер Пять стискивал зубы так сильно, что можно было заметить всё по напряжению челюсти. Почему она не решалась сказать правду? Почему с самого начала утаила свои посещения другой реальности? Почему смотрела так, будто верила, что он будет против? Ведь он всё прекрасно помнил: её мечты о большом уютном доме, счастливой семье с детьми, о сыне. И если бы только попросила, он бы сделал всё возможное, чтобы эти мечты стали явью. Если бы просто намекнула — он бы всё понял! Но сейчас, глядя в мелькнувшую за скопившимися слезами лазурь, он видел смятение и неуверенность, а её поведение ощущалось неприятным отказом.       — Я помню практически все записи, которые ты тогда делала. Мы можем попробовать.       — Что?.. — голос от волнения сел так, что её можно было и вовсе не услышать. Схоже на скрип. Но, шумно и с трудом сглотнув, продолжила. — Даже... Даже и так, у нас всё равно нет оборудования...       — Заберу из Комиссии.       — Пап, — вновь вклинилась Долорес, но на неё никто не обратил внимания.       — Нас трое, мы вряд ли...       — Те метафизики всё ещё работают. Позовём их, — срывал глупые оправдания сразу, как только слышал их. Он всё давно продумал, всё взвесил.       — А если повторится?! — вырвалось надрывным рыком из девичьей глотки, но вся суровость испарилась, оставив после себя место страху. Сжалась комочком, что был способен лишь шептать. — Или кого-то из вас заберут у меня?! Или убьют... — Долорес чувствовала жуткий холод, что накрыл дрожащую руку матери. Вот чего Трафэл боялась на самом деле.       — Я в состоянии защитить тебя. Нашу семью. Если кто-то чужой рискнёт переступить порог нашего дома — я его убью.       — Эйдан... — Сломалась, оттого и заплакала. Смотрела то на Харгривза, надеясь, что он сбавит обороты, то на чадо, в лице которого искала защиты.       — Ты же мечтала об этом. Разве нет?       Обида в глазах загорелась сильнее, ведь в ядовитый огонь подлили неожиданное и чересчур горькое чувство. Что-то схожее с разочарованием.       — Может дашь ей время подумать! — не сдержавшись и выступив вперёд, к Дол вернулась сталь, — Куратор проснулся, — хотя стоило отдать должное её коленям, что ходуном ходили от тяжести отцовского взгляда.       — Я долго не раздумывал, когда ты впервые заговорила о ребёнке. Я ничего не боялся. И я сделал всё для того, чтобы ты...       — Эйдан, прошу... — перебила жалобной мольбой, надеясь хоть немного вразумить.       — Скажи мне, что теперь не так?!       — Да прекрати ты! — Кровь ударила в голову, стоило услышать отцовский крик, граничащий с рыком. Дол, наплевав на разницу в росте, грубо схватилась за грудки тёмной водолазки и резко, что было сил, тряхнула. — Ты хоть понимаешь, насколько серьёзно всё это?!       Помогло. Действительно помогло, потому как с глаз и разума будто сошла пелена ядовитого гнева. Накрыло просто так, ни с чего, словно осадок из таблеток дал о себе знать, и вынудил сорваться на любимую. До горьких чернильных слёз, которых допускать очень не хотелось. Давно не видел её такой... разбитой. Плакала, закрывала лицо руками, тряслась, словно сама стала маленькой девочкой. И сейчас её жалостливый вид разрывал на части всё естество Пятого.       — Гри... — Выглядел и звучал потеряно. Очень виновато. — Прошу, прости меня... Я... Я вспылил...       — Мы заметили, — Долорес ослабила хватку, но сразу рук не убрала — почувствовала, как того повело в сторону.       — Не знаю, что на меня нашло, — признался он, хотя самому тошно было произносить эти слова. Казалось, будто не надавил на старую рану, а сковырнул её так, что ни одним прочным швом это дело не исправить. — Давай заберём котёнка у Клауса!       — Лучше уж питомник купить, — съязвила Дол, отстраняясь и обнимая уже мать за плечи.       — Если это её успокоит, то и питомник куплю! Прошу, мой свет, перестань плакать...       Рвано вздохнув ртом, Ингрид стёрла следы чернильных слёз рукавом. С силой кусала уже не нижнюю губу, а под ней, да так, что на бледной кожей быстро образовались кровавые точки. Долго старалась избегать виноватого взгляда, но она всё же посмотрела на Пятого. Его повело сильнее — очень сильно задел за живое. Проблески лазурного неба среди свинцовых туч. Видел этот взгляд однажды. Когда впервые её попытались остановить от "безумного эксперимента".       — Гри... — Запнулся и занервничал сильнее, когда осознал всю свою беспомощность. — Моя дорогая, милая Гри... Я сделаю всё...       — Ты действительно хочешь этого?       С трудом получалось верить собственным ушам и глазам. Какими-то неправильными показались робкие и мягкие улыбки, неуверенный кивок. Раскатом грома послышался тихий, сквозящий радостью, шепот.       — Очень...       Кто на самом деле не был готов и даже не задумывался о прибавлении, так это Долорес. Стоило родителям успокоиться и принять, что их желания схожи, какая-то странная паника осела на другую тёмную голову. Но Пятый не считался бы заботливым отцом, если бы не заметил неловкие объятия самой себя за плечи, нервную улыбку и запуганный взгляд. А странный смешок подтвердил догадку:       — Да-давайте лучше к-кота! Я могу д-договориться с дядей!       Как же хотелось кинуть проклятье на старый дефект речи, выдававший с потрохами девичье волнение. Невольно закралась мысль отмотать время, да сделать так, чтобы этот конфликт и разговор вообще не произошёл. Дрогнувшие ладони накрыло голубым светом. К коту Долорес могла привыкнуть. Легко бы приняла сюсюканья в адрес домашнего питомца. Но ребёнок... Брат?! Жуткий ворох мыслей закружился в тёмной голове, стоило только представить, как в их семье появится ещё один человек. Ладно бы это был Клаус — ему нужна забота, но крёстный не стал бы претендовать на любовь. Младенец — это совершенно другого плана разговор.       Как бы не отнекивалась, как бы не пыталась казаться взрослой и самостоятельной личностью в свои двадцать пять, она оставалась непутёвым подростком, который остро нуждался в родительской любви. Пусть выказывала недовольство по отношению к отцовской гиперопеке, но на деле обожала, когда Харгривз проявлял к ней заботу. Любила их внимание, которого, как оказалось, всегда было недостаточно. Увы, но гордость, доставшаяся от родителей, была значительно сильнее её искренности. Как и желание быть любимой.

Свечение стало сильнее

      — Так, стоп. — Отцовский голос заставил мотнуть головой и вырваться из мутного водоворота мыслей, а холодные ладони матери обратились спасательным буйком, за который было жизненно необходимо держаться. — Лисёнок, только ты не плачь.       — Я и не... — Подавилась собственными словами — от двух обеспокоенных взглядов вряд ли можно было что-то скрыть. Способность сбилась.       — Милая, — успокаивающе зашептала Ингрид, притягивая дочь в крепкие объятия, и поцеловала в висок. — Если ты думаешь, что второй ребёнок изменит наше отношение к тебе, то это не так.       Трафэл ласково гладила рукой стройную спину. Прижималась бледной щекой к пульсирующему виску. Чувствовала, как неуверенно цеплялись за свитер у лопаток. Долорес смотрела за плечо матери в пустоту, надеясь, что не даст волю эмоциям и слабости, но стоило уловить напев старой мелодии, не сдержалась и прильнула к родителю всем телом.       — Как мы вообще умудрились сойти с темы домашней животины и обиды на разговоры о прибавлении в семье? — с очередным смешком всхлипнула Дол, когда к объятиям присоединился отец.       — Без понятия, Лисёнок. Без понятия.       — Сказал тот, кто и начал первым вслух рассуждать о детях, — слабая, но всё же претензия, как и косой взгляд, мигом обратились на супруга.       — А можно вы пока с этим повремените?       Ингрид тихо засмеялась, коснувшись чуть покрасневшего личика чада. Понимала. Прекрасно понимала волнение. И чувствовала это нежелание с кем-то делиться "своим". Надо было успокоиться. Крайне резко всё это всплыло и смешалось в огромный ком.       — Никто не говорил, что ребёнок появиться здесь и сейчас. — Аккуратно огладила щеку дочери, убирая тёмные волосы и стирая влажные дорожки. — Мы все на эмоциях, а это дело требует, как минимум, спокойного и взвешенного разговора. Кто знает, может мы...       — Всё же заберём у Клауса кота и нам так понравится, что мы забудем обо всём! — перебил Пятый, думая отшутиться, но тут же прикусил язык, когда в него метнули не привычным лазурным неоном, а сразу двумя жесткими взглядами.       — И не мечтай Харгривз, — схватившись за воротник и резко притянув к себе лицо супруга, отчеканила Трафэл, после чего мягко улыбнулась. — Раз ты всё помнишь, то, для начала, не помешало бы тебе переписать все формулы и вычисления.       Может и засмеялся несколько натянуто, но смена тоски и обиды в боевой настрой не могла не радовать. Он сам выдал эту информацию. Сам подтвердил своё искреннее желание. И если Гри ответила взаимностью, то оставалось лишь выполнять собственные обещания. Сделать всё, ради её счастья. А для своей принцессы — с утра вызвонить любимого крёстного, которому та раскрыла бы все свои мысли и тревоги и расслабилась.

******

      — Они хотят чего? — удивился всё ещё немного сонный Клаус, приехавший после первого же сообщения брата.

«Ты сейчас нам очень нужен. Ты нужен Долорес.»

      Пока парочка взрослых сидела в лаборатории и возилась с восстановлением материалов, внимание и состояние младшего члена семьи на себя взял Номер Четыре. Показалось, что они скинули на него всю сложность разговора, но и сам прекрасно понимал, почему именно он должен был поговорить с крестницей. Они друзья, связь которых до сих пор скреплена маленькими детскими колечками. И рядом с другом она могла раскрыться полностью. Правда мужчина никак не ожидал, какой именно будет причина волнений.       — Второго ребёнка, — тихо, себе под нос, буркнула Дол, медленно прокручивая чашку с горячим кофе.       — А разве твоя мама... — было неловко об этом говорить даже ему, казалось бы, взрослому человеку, повидавшему всё на свете. — Ну...       — Они хотят его создать, как меня когда-то.       — Куколка, — Она поежилась, когда увидела восторженную улыбку, в которую вытянулись тонкие губы. — Но это же прекрасно! Будешь с младшей сестрёнкой в одинаковых нарядах...       — Они хотят мальчика.       — Допустим! Дол, просто представь себе это.       Ещё один. Клауса порадовала новость о том, что брат с его супругой решились на такой важный шаг. Даже глаза загорелись. А так хотелось верить, что дядя не проявит энтузиазма. Что поддержит мнение о странности и неожиданности идеи. Все взрослые, что ли, повёрнуты на детях?       — Не могу... — неохотно призналась она, концентрируя взгляд на тёмной жидкости. — Не получается у меня испытывать такую же радость.       — Потому что ты ревнуешь. — Верно... Даже отрицать не хотелось. — Причём слишком рано и без явного повода. Но не пытаешься подумать иначе.       — Иначе?       — С братьями и сестрами часто такое бывает. Кажется, что тебя будут теснить, забирать себе всё внимание. Но так бывает не у всех. Иногда случается, что пробуждается самая настоящая любовь. А с учётом того, что ты вся в Пятого, то я ставлю две сотни, что ты малого своего из рук не будешь выпускать, когда он появится.       — Хах, с чего ты решил? — Слова собеседника и в самом деле забавляли, пусть и затерялось веселье от продолжения общения.       — Из разговоров человека, что души в тебе не чает. Твой папашка любит тебя чуть ли не до гробовой тоски! А ты, между прочим, его вылитая копия. Будете с ним вдвоем милыми надоедливыми курочками-наседками.       — За отца и я не сомневаюсь... Я боюсь, что мама...       — Перестанет обращать на тебя внимание? — Долорес неуверенно кивнула. — Вот в чём дело... Ах, дорогая. Но разве ты не хочешь, чтобы она стала ещё счастливее?       — Хочу...       — Твоя мама пережила многое. Да, ты и Пятый приносите в её жизнь очень много радости и тепла. Но иногда... некоторым людям необходимо быть родителем. Быть всем для кого-то, кому будут жизненно необходимы защита и то безграничное чувство, которое, увы, вы с отцом не способны поглотить в полной мере. — Она перевела чуть удивленный взгляд на дядю. — Согласись, между вами нет такого, что она может просто подойти и начать тебя целовать, обнимать и прочее.       — Я терпеть не могу... — Дошло. — Мне оно нужно, но не в такой мере, которую мама хочет мне давать. Поэтому она с отцом такая любвеобильная.       — Молодец.       Могла казаться холодной, строгой, отстраненной, настоящим гранитом! Но всё это были лишь маски и облики, за которыми Ингрид скрывала нежность и свет таких масштабов, что все эти тёплые чувства могли ослепить и задушить любого. Но ей нужно было делиться с кем-то этим: взрослая дочь продолжает купаться в заботе — между прочим от двоих родителей сразу, — до сих пор, хоть и делает вид, что ей это не нужно; не будь супруг сам "голодным", то давно бы захлебнулся и пожаловался на переизбыток чувств. В Трафэл было слишком много любви, которую, к несчастью, сначала задавили болью, а теперь некому было отдать ещё. А вот будь второй ребёнок...       — Не могу... — набрав побольше воздуха, заговорила Долорес спокойнее. — Пока что, я не могу полностью принять факт того, что в нашей семье появится кто-то ещё. Но мне понятны причины этого желания.       — Это ты готовишься к разговору с родителями? — Кивнула. — Что ж, тогда мы можем идти к ним.       Руки тряслись как у припадочной, оттого и были скреплены замком из пальцев за спиной. В висках отзывалась давящая боль. Лишь сердце одно не бушевало, билось размеренно. А позже сорвалось на бешеный бит, когда Дол заметила в лаборатории мать с отцом, вместе что-то записывающих на листах, да живо что-то обсуждавших.       — Имей в виду, память у меня отличная, но я могу допустить ошибку.       — Ты напиши основу, а там я уже дальше... — Ингрид затихла, увидев за спиной супруга дочь с её крёстным. Пятый, почувствовав волнение, развернулся.       — К-короче, — хотела начать по-другому, но предательское заикание и волнение спутали не только язык, но и мысли. — Скажу честно — я не хочу, чтобы вы создавали второго ребёнка.       Клаус, стоявший за крестницей, скривился и тихо, несколько обреченно, засмеялся. Вот чего-чего, а такого резкого выпада никто из взрослых не ожидал, как и чересчур грозного вида. Супруги напряглись — понятно было по аккуратно сжатой Пятым ладони.       — Хорошо, мы... — как можно спокойнее начала Ингрид, но опешила, когда перед ней выставили вперед руку, требуя молчания.       — Я не хочу, чтобы в нашей семье появился кто-то ещё. Сестра, брат, кот, не важно. Но... это сейчас. А ещё... — тяжёлый вздох, — ...я не имею никакого права запрещать вам что-либо, как ваша дочь. Вы взрослые люди, способные принимать взвешенные решения. Если вы хотите этого, то я не буду вас останавливать, потому что понимаю, что для вас обоих это значит.       В глазах неприятно защипало после собственных слов. Какое-то неправильное чувство она испытывала. От того, что сама говорила. От взглядов, устремленных на неё. Полных медленно нарастающей благодарностью. Будто теряла связь с ними. Глупость какая-то. Но иначе Долорес не могла объяснить эту колючую проволоку, самым неприятным образом сдавившую всё внутри.       — Как Ку-Куратор Комиссии В-Времени, — Всю суровость растеряла так не вовремя, — предупреждаю вас, что если информация об очередном эксперименте д-дойдёт до Совета Директоров, то я ни-ничем помочь не-не смогу.       — Ты не обязана нас прикрывать, — ответил Пятый, но и его попросили помолчать.       — Я п-постараюсь сделать так, чтобы информация до них не д-дошла. Не обещаю, что у меня п-получится, но я постараюсь. И направлю к вам тех метафизиков.       — Лисёнок...       — Я всё сказала! — выпалила Дол, закрыв лицо руками. — Я сделаю всё, чтобы вы были счастливы! Но пожалуйста, не делайте так, что вы будете любить этого мелкого засранца больше, чем меня! Мне много не надо! И... чтоб вас! Сейчас я очень хочу, чтобы вы меня обняли!       Думала, что первым с желанными и очень тёплыми объятиями переместиться отец. Нет, первой подлетела мама. Стискивала крепко, очень бережно.       — Как нам тебя, такую замечательную, не любить, куколка? — пролепетала мягко Ингрид, вновь на груди ощущая влагу, а шёпотом, сдерживая собственный порыв сорваться на счастливые слёзы, добавила. — Спасибо...       — Вы меня так раздражаете! — хныча, прижалась к матери всем телом.       — Ну что за детский сад, — послышался тихий смешок от Клауса, готового тут же нагнуться и увернуться от братского удара. Но не ожидавшего, что Пятый аккуратно сожмёт его плечо.       — Мы твои должники. Опять.       — Повтори, пожалуйста, я на диктофон запишу, — пошутил мужчина, вынимая из кармана телефон. — А то один раз ты забыл об этом.       — Запиши ещё кое-что...       Отведя брата в сторону, Пятый, нервно потирая то шею, то щетину на подбородке, явно хотел что-то сказать. Что-то такое, что самому было крайне тяжело и неприятно говорить.       — Это не моя просьба, а Ингрид, — заговорил странно тихо, словно и не Трафэл вовсе об этом просила. Нет, о таком могла попросить только она. — Когда мы создавали Долорес, множество экспериментов проходили неудачно.       — Не тяни кота, пожалуйста, — нервозность родни добралась и до Клауса.       — Если мы провалим три попытки... — видел, как брату было сложно произносить просьбу любимого человека. — Не дай мне настаивать на продолжении эксперимента.       — Что? Нет! Я не буду!..       — Об этом тебя прошу не я! — зашипел Пятый чуть громче, стараясь не привлекать к себе внимание, общающихся между собой, девушек. — Когда мы начнём, нам грозят частые срывы... И Гри сама не хочет отыгрываться на нас. Да и... Сам понимаешь, на что могут походить подобного рода провалы.       — Да чтоб вас... Хорошо. — Впервые, за долгие годы хорошего общения, Клаус соврал.

******

      Как и предвещала сама Трафэл, не столько рабочий процесс занял уйму времени, сколько подготовка. Пятый чуть ли ни с неделю не вставал изо стола — сутками напролет строчил на листах всевозможные формулы, которые очень долгие годы хранил в голове. Это несмотря на то, сколько всего он пережил, сколько всего пришлось запомнить с появлением в их с супругой жизни дочери. Может, помнил и не все наработки, показатели и прочие цифры, иногда что-то резко зачеркивал, но даже в такие моменты он продолжал писать. Каково же было удивление Ингрид, стоило ей увидеть лабораторию, увешанную записями, и стопку старых методичек, в своё время испещренные мелким почерком мужа — Харгривз умудрился и их унести с собой в тот злополучный день, после чего спрятал в дальнем углу чердака.       — Пять, — тихо смеялась девушка, прижимаясь к его спине. — Ты безумец. Но ты потрясающий и удивительный безумец...       — Оставим нежности. — Потирая жутко красные глаза, притянул к себе стул и похлопал по сидушке. — Нам ещё работать и работать.       — Ты прав, — как-то быстро согласилась она, усаживаясь рядом. Но Пятый упустил момент, что прохладные пальцы зарылись ему в волосы и принялись мягко массировать голову. — Как всегда чертовски прав, мой невероятный свет.       — Коварная лисица... — Быстро понял, что вытворяла Ингрид, но не смог противиться приятным касаниям, потому и начал клевать носом.       — Но я думаю, что пока справлюсь без тебя...       Негромко засопел. Оставшись ровно сидеть, Харгривз склонил голову и погрузился в долгожданный и такой необходимый сон. И лишь через несколько минут, когда неторопливый массаж уже был не нужен, а в сопение переросло в тихий храп, учёная, не желая тревожить, медленно откатила его на стуле и, как можно аккуратнее, уложила на диван, укрыв старым детским одеяльцем.       Ещё дней восемь, если не больше, было убито на то, чтобы проверить всю сотню исписанных листов, сопоставить значения, вывести в стройный ряд формулы, чтобы алгоритм сработал. Поломать голову пришлось знатно. Но, к счастью или сожалению, отоспавшись почти двое суток, Пятый вновь полез помогать, хоть и устранял более мелкие и незначительные ошибки.       Долорес же в бумажные дела родителей не лезла. У неё была своя задача, которую, временами, может и хотелось бы провалить, но видя, как загорелась пара... Она не могла их подвести. Должна показать, что выросла и, подобно отцу, готова на всё ради семьи.       Пришлось лгать, ухищряться, шантажировать некоторых работников — чаще всего страдали операторы Коммутаторов Вечности. Благо до убийств ещё пока не доходило. С шестёркой метафизиков, управляющей лабораториями до выбора нового руководителя отдела, оказалось куда проще договориться. Почти.       — Почему я не удивлён? — произнёс мужчина в красном противогазе. — Ваши родители, конечно, прекрасные люди. Они открыли нам путь для многих опытов и проектов...       — Да, если бы не они, то вы бы вряд ли получили такую роскошную возможность создать с нуля человека. Но вы не упустили свой шанс и создали что-то поистине невероятное. Вы — выдающиеся учёные Комиссии Времени.       Метафизики, это те самые люди, что безумно любят, когда им льстят, когда ими и их достижениями восхищаются. Долорес запомнила отцовский совет, а потому и стала заливать чужие уши похвалой, пусть и слова её не были пустым трёпом. Этих людей она действительно уважала и ценила — они приложили руку к созданию нынешнего Куратора. Вдобавок, помимо рабочих моментов, мужчины часто помогали по доброте душевной. Некоторые из них даже выступали няньками для ещё маленькой девочки в розовом платьице. Они были ценны и почитаемы в Комиссии не просто так.       — Поэтому только вы можете помочь в создании...       — В этот раз угроза куда выше, — перебил учёный в синем противогазе. — Мисс Ингрид повезло сослать всех нас в другое время на настоящее повышение квалификации. Нас могли убить. А сейчас вы хотите подвергнуть нас ещё большему риску.       — Да, я понимаю.       — К тому же, работать придётся у вас дома, а это значит, что мы не только лишаемся возможной защиты Агентов, но и можем в щепки превратить жилое помещение.       — Я понимаю...       — В домашней лаборатории вряд ли найдётся всё необходимое оборудование, — вступил в разговор зеленый противогаз. — А из Комиссии мы вряд ли перевезём технику к вам. Совет Директоров узнает наверняка, и тогда нас сотрут с лица этой реальности.       — Да, вы правы...       Долорес, исподлобья глядя на собеседников, нервно сжимала карандаш, медленно трещавший от напряжения и готовый треснуть в любую минуту. Слишком много нюансов было в деле, которое так толком ей и не удалось самостоятельно спланировать. Даже отцовский совет не помог, хоть и поверила, что смягчить и умаслить собеседников всё же удалось.       — Дорогая, — дрогнула, услышав по правую сторону от себя знакомый голос, — прости, что прерываю вашу беседу.       — Мистер Номер Пять! — сложно было понять по подскочившим тональностям, испуг или радость испытали метафизики от появления в кабинете бывшего Куратора.       — Что ты... Что вы здесь делаете, мистер Харгривз? — постаралась выдавить строгость, но про себя сдерживала ликование от беззаботного вида и улыбки отца.       — Решил лично переговорить с давними коллегами. Время.       Долорес сжала руки в кулаки, фокусируясь на команде. Рядом с родителем заморозка времени, больше походившая на сильное замедление, давалась куда проще и легче, потому и затормозила ход всего окружения. Стрелки на часах застыли, как и птицы, видимые из окна, в небе. Снующие туда-сюда менеджеры по скорости уступали теперь даже улиткам. Лишь шестерых учёных и двоих киллеров способность не тронула.       — Что ж, а теперь поговорим серьёзно, — Пятый сел на краю стола, как делал раньше, будучи начальником, и осмотрел присутствующих строгим, пугающим и ядовитым взглядом. Но выдал то, что заставило мужчин переглянуться друг с другом от удивления. Даже Долорес поразилась такой смене настроения. — Мне, как и вашей бывшей руководительнице, которой вы служили долгие годы, нужна помощь. Вы одни способны справиться с этой задачей. И вам шестерым моя жена доверяет.       — Это всё приятно слышать от вас, мистер Харгривз, но...       — Совет Директоров не узнает, уж поверьте. Вас самих никто не тронет, ну кроме, собственно, моей жены, и то в случае, если вы серьёзно накосячите.              — Не слишком обнадеживает, — нервно рассмеялся учёный в желтой маске.       — Что же получается? Не такие уж вы и выдающиеся метафизики, раз не готовы рисковать ради очередного достижения? И это с учетом того, что вы и из Солнца энергию брали... — хмыкнул разочарованно Пятый, вставая с места.       — И неужели вы не хотите вновь поработать с человеком, которым долгое время восхищались? — поинтересовалась уже Долорес, заставляя коллег поерзать на местах.       — Да, один раз вы создали человека. Идеального человека. — Время чуть ускорилось. Незначительно, да и не так страшно. Но сердце встрепенулось в груди, когда бывший Куратор перевёл на неё нежный и заботливый взгляд. — Но разве вам не хочется повторить и закрепить такой ошеломительный успех, которым можно вновь всколыхнуть эти старые стены?       Минутное молчание. Тихие переговоры между собой. Утвердительные кивки от всех шестерых учёных. Отлично. Оставался открытым вопрос оборудования, ведь была своя правда в том, что габаритные колбы и многие химикаты "просто так" сложно вывести из лабораторий. Там почти тонна выходила из металла, проводов и жидкостей. Подобного масштаба перевозки совершались в очень редких случаях.       — Глава три, раздел первый техники безопасности для работников отдела метафизики? — резко выдал Пятый, не скрывая опасной улыбки.       — Во время стажировки лаборанты не имеют права подходить к оборудованию, — шестёрка противогазов ответила в один голос первую строчку своего рабочего устава.       — Ну так подпустите новичка. Хотя бы раз.       — Но у нас уже как два года новеньких нет, мистер Харгривз!       Пятый выудил из внутреннего кармана тёмной джинсовки, очень походившей на обычный пиджак, сложенный вчетверо документ, который любезно развернул и аккуратно положил на кураторский стол. Это была не простая бумажка с каким-то текстом, это был договор на принятие в ряды ученых нового лаборанта, что должен с сегодняшнего дня приступить к стажировке.       — Будет у вас нарушитель спокойствия, не переживайте.       — А если он испортит нужное оборудование так, что оно не будет подлежать восстановлению? Или вообще создаст взрыв! — возмутился мужчина в оранжевой маске.       — Ингрид, конечно, любит придавать всё огню и наблюдать за тем, как разрушаются здания, но не в этот раз. Она всё сделает правильно. За работу, господа.       Время продолжило свой ход. Стрелки часов вновь забежали. Сотрудники-муравьи забегали по офисам. А в кабинете воздух сотрясался от волны, появившейся после резкой телепортации. Короткий обмен информацией по адресам и времени, и метафизики стройным рядом вернулись в свой корпус с огромным желанием отыскать новенькую, скрывавшуюся за светлым париком и серым массивным респиратором. Отыскать, а потом специально пропускать мимо себя все проделки "непутёвого лаборанта". Часа хватило, чтобы бывшая руководительница отдела вывела из строя три огромные колбы, предназначенные для выращивания и сохранения различных эссенций и материй, испортила несколько метров шлангов и проводов одним своим острым каблуком, — никто же не сказал, что шпильки в таких помещениях лучше не носить, — больше от скуки, чем из надобности, разбила парочку камер, а чтоб никто ничего не понял, во время эксперимента что-то не то сунула под руку учёным. Взрыв, паника, толпа кричащих белых халатов, семеро человек, делавших вид, будто они очень раздосадованы происходящим, и одна Куратор, скрывавшая смешок, пока глядела на творившийся бедлам из окна своего кабинета.

******

      Лишь по прошествии ещё целого месяца чета Харгривз-Трафэл и компания метафизиков, усовершенствовав домашнюю лабораторию, восстановив необходимое оборудование и приведя в порядок расчеты, принялись за работу. Машины гудели, по огромному дому все двадцать четыре часа кто-то что-то делал, ходил и частенько ругался. Как и двадцать пять лет назад, Пятый сменял супругу по ночам, днем же бразды правления брала Ингрид. Иногда, оставаясь сторонним наблюдателем или являясь "мальчиком на побегушках", рядом находился Клаус, приносивший всем на коротких перерывах кофе и хоть какую-нибудь еду. Долорес же засиживалась в офисе, разгребая документы и всё обыгрывая бумагами так, словно линия времени ни разу не накренилась, будто группа безумцев не решила подарить миру очередную аномалию. Но в Комиссии её одолевали мысли, что всё происходящее — ошибка. Закрадывалось липкое и мерзкое желание, чтобы у родителей ничего не получилось. Только в маленькой комнатушке с четырьмя стенами она позволяла странному яду сочиться внутри. И эта жуткая смесь вскипела сильнее, когда от одного из подставных операторов Коммутаторов пришло сообщение.

«Поступил сигнал о нарушении. Успели перехватить!»

      А потом ещё одно. Ещё. Процесс сдвинулся с мертвой точки, и, следовательно, линия времени стала меняться сильнее. Может, стоило бы рассказать Совету правду? Прервать эксперимент? Всё предотвратить? Не потому, что Долорес не хотела видеть кого-то другого рядом с родителями, а из-за страха, что ещё не появившийся засранец приведёт мать с отцом к смерти. Ладно, из-за первого момента тоже... Но среди десятка сообщений от своих работников, мелькнуло одно очень важное и нужное сейчас послание.

«Я приготовил пасту и купил мороженое. Мятное с шоколадом.»

«Ждём тебя дома, лисёнок.»

«Твои папа и мама. И Клаус.»

      — Отключи свою дурь, Дол. Быстро. Перестань думать о таких ужасных вещах! Они любят тебя, а ты любишь их. — Нарочито строгим всплыл в памяти голос подруги, часто повторявшей эти слова. Наверное, будь Кармэн рядом, она бы тоже поддержала её родителей в их странной затее. Ладно, не такая уж она и странная.       Провозившись лишнее время с бумагами, Долорес, как можно скорее, отправилась домой. Пусть было давно за полночь, но свет всё ещё горел во многих комнатах первого этажа. А как переступила порог, то удивилась, что гул техники стих. Непривычно тихо, ведь с самого утра по дому сновали девять человек.       Метафизики сидели все вместе за одним столом и что-то между собой живо обсуждали. Матери рядом не было, как и дяди. Только отец, уставившись в один из нескольких экранов и обхватив голову руками, находился с учёными в лаборатории.       — Пап? — начала она тихо, приближаясь к Харгривзу.       — О, Дол, привет.       Пятый выглядел каким-то замученным. Очень усталым. Опустошённым. Но старался улыбаться при дочери, что вернулась с работы и точно не хотела бы из одного омута забот и проблем перепрыгивать в другой, домашний. Но он мог ничего не говорить, потому как всё читалось в раскрасневшихся, с лопнувшими капиллярами, глазах. Провал. Не принёсший той радости, которую надеялась испытать несколько недель назад. Стало больно.       — Ты, наверное, очень голодная, — как-то неуверенно встав с кресла, парень сделал пару шагов, но остановился перед Долорес, успевшей взять его за руку.       — Думаю, ты тоже проголодался и очень устал. Составь мне компанию.       Пусть ещё теплая, но паста не приносила привычного удовольствия. Как и кружка свежего горячего кофе. Не настраивали они Пятого на разговор, а вот Дол не хотела в очередной раз надолго растягивать тишину, оттого задала вопрос в лоб.       — Первый блин комом? — Вздохнув, отец кивнул. — Мама сильно расстроилась?       — Очень. Понадеялись на то, что в этот раз всё получится без провалов. А тут ещё и такое...       — Я у вас тоже не с первого раза получилась, — попыталась приободрить она, легонько пихнув собеседника плечом. — Продолжайте пробовать.       — Ты права, милая. Просто...       Видимо произошло что-то из ряда вон, раз Пятый так покривился. Слишком неприятное и тяжёлое. Всегда уверенные и крепкие ладони тряслись, немного мотал головой, словно старался отогнать недавнее происшествие.       — Что случилось?       — Чтобы понять, верно ли протекает процесс, первое, что должно произойти — забиться сердце будущего малыша. Мы столько раз мечтали услышать твоё сердечко... — улыбнулся с умилением, приятной нежностью, но вновь вздохнул. — Сегодня мы услышали...       — Но?       — Прошло чуть меньше часа, а оно остановилось.       Проблеск надежды, тут же утонувший во тьме. Понятно, почему матери не было рядом, почему отец сам никакой. И в Долорес не было ни капли радости от провала. Был страх от картины, вставшей перед её глазами, да мерзкий звон в ушах, оповещающий о смерти ещё не сформировавшегося толком создания. А новое сообщение со старым текстом заставило подскочить на месте.

«Поступил сигнал о нарушении. Успели перехватить!»

      — Пап... тут такое дело, — она неуверенно протянула телефон. — Это из других штабов. И далеко не первое.       В лице Пятый ничуть не изменился: всё такой же замученный, бледный, с огромными тёмными кругами под глазами. Лишь взгляд поменялся от слабого ядовитого блеска. Он что-то задумал и точно давно всё спланировал.       — У вас на следующей неделе будет собрание?       — Д-да. — Дошло не сразу, почему отец об этом поинтересовался, но всё стало немного понятнее, когда Харгривз сжал левую ладонь несколько раз. Потому и вспылила. — Ты не пойдешь их убивать!       — Надо, лисёнок. Не переживай, я всё сделаю так, что никто даже не поймёт, чьих именно это рук дело. Я обе...       — А ну завались! — грубо перебила Долорес. — Я не позволю тебе вломиться на собрание и всех перебить! Ты уже несколько раз вытворял подобное, а с тех пор охрану у членов Совета усилили! Тебя поймают и убьют!       — Я постараюсь этого не допустить.       — Да твою мать! У нас одинаковая способность! Дурак поймёт, кто припёрся на собрание и всех убил!       — А если с винтовки?       И в самом деле давно всё продумал. Пятый, как никто другой, отлично знал расписание собраний. Да и более-менее осведомлён, где теперь происходили важные рабочие встречи. Ему просто нужно знать точную дату. Спланировал ещё до того, как они принялись создавать ребёнка.       — Всё с тобой понятно, — очередь Долорес уныло вздыхать. — За день я напишу тебе дату и место, где всё это произойдет.       — Спасибо, милая.       Накрыв отцовскую ладонь своей, она легонько погладила чуть выпирающие костяшки давно почерневших пальцев. Неприятно поражали и восхищали его самоотверженность и готовность сделать для семьи всё самое невозможное. Харгривза нельзя переубедить — уж слишком серьёзен он был. Потому оставалось подыгрывать и помогать.       — В меня выстрелить не забудь, — Пятый нахмурился. — Будет видимость, что покушение было совершено на всех. А то так тоже все всё поймут.       В назначенный же день Ингрид не стала расспрашивать супруга о том, куда он собрался с утра пораньше с часами для перемещения и винтовкой в чехле. Пара успела обсудить опасные моменты, поэтому единственное, что могла девушка сделать, так это вручить любимому нагрудный доспех и поцеловать напоследок в уголок губ.       — Вернись ко мне живым, — ласково гладила большими пальцами по щекам и не сводила тоскливого взгляда. — Понял?       — Обязательно. Обещаю.       — И ради всего существующего вне пространства и времени, не убей нашу дочь.       Харгривз лишь хрипло рассмеялся — да он быстрее пристрелил бы комара в полёте, чем решился бы навести оружие на дорогую сердцу дочурку. И, конечно же, Долорес предупредила мать о том, что любимый и пока всё ещё единственный ребёнок может вернуться домой после "неожиданного" нападения на Совет в бинтах и на костылях.       — Самому бы потом себе что-нибудь не прострелить от вины... — Легонько шлепнули ладонью по груди. — Мы оба вернёмся живыми. И ты нас будешь лечить от физических и душевных ран.       — Дурак...       — Я люблю тебя, мой свет.       — А я люблю тебя.

******

      Оставаясь в огромном доме в одиночестве, — метафизиков на три дня она распустила по разным точкам, чтобы сохранить видимость командировки, — Ингрид самостоятельно разбиралась в бумагах и пыталась выявить ошибки. А ещё, очень хотела найти тот самый просчёт, когда-то совершенный супругом. Была чересчур большая вероятность, что одна глупо пропущенная цифра или не там поставленная запятая могли привести к колоссальному успеху. Но все значения расплывались перед глазами, принимаясь отплясывать странные танцы. Как бы сильно Трафэл не хотела создать второго ребёнка... он бы не вылечил пустоту, которая способна была развиться, если бы мрачные мысли обрели реальную оболочку. Ни от Пятого, ни от Долорес не было сообщений. Ни одного.       Становилось страшно в ночи закрывать глаза. Волнительно и больно разжимались пальцы, сжимавшие несчастный телефон. Одиноко лежалось на огромной двуспальной кровати. И пустой дом, лишенный каких-либо прочих звуков, давил своим молчанием. Одна была отрада в этих днях, тянувшихся мучительно долго — рядом всегда был Клаус, что всячески старался отвлекать от дурных дум. Он помогал отключать голову, пока рассказывал забавные случаи из детства, делился кулинарными советами или событиями прошлой недели. А в иной час заставлял задуматься и предаться иным размышлениям.       — Я понимаю, что это не моё дело, — помешивая ложкой сахар в чае, начал мужчина. — Но скажи, пожалуйста, почему вы решили именно создать ребёнка?       — Потому что как тогда, так и сейчас, я и Пятый хотим своего малыша. — Голос от робости дрогнул. Когда-то она это объясняла самому супругу, а теперь заинтересовался и его брат. Не так уж и больно об этом говорить, сколько неприятно осознавать собственную... ущербность. К которой много лет назад сама же и пришла. — Суррогатное материнство может привести к любви чужой женщины к нашему ребёнку. Усыновление — уже сам понимаешь.       — А почему вы сами не можете... ну... как по старинке?       — Ты же знаешь...       — Вы ментально стары, а не физически. К тому же, как я знаю, ты сама несколько раз меняла тело, так почему не получается?       Хороший вопрос. Чертовски хороший и колючий. А ответ на него, увы, слишком заумный, сложный и длинный, чтобы выдавать его при обычном мирном чаепитии. Проблематично объяснить человеку, непосвящённому в таинства материи и бытия, как именно он устроен с точки зрения метафизики. И куда сложнее описать обычными словами, насколько сильно изранена её душа, что сейчас мечется из стороны в сторону. Как тело не меняй, внутреннее составляющее, эссенция естества самой Трафэл — это не кристально чистая вода, а испорченная субстанция, что ядом своим портит любой, даже самый крепкий и идеальный сосуд. И она будет видоизменять под себя тело, портить, лишать чего-то очень важного, ведь запомнила страшное облегчение, которое ощутил носитель после пилы в собственной плоти.       Ингрид помотала головой. Это было в прошлом, вся та боль оставила свой след, но сейчас... всему этому не должно находиться места. Как тоске и страху. Она слабо, надломано так, улыбнулась и произнесла самое простое, ей казалось, объяснение.       — Куда не переливай сильную кислоту, она разъест всё.       — Я... попробую понять твои слова, солнце, — Клаусу такой ответ показался странным, но по тому, как дергались уголки девичьих губ, осознал, что не самое лучше время он выбрал для таких расспросов. — И прости, что заставил тебя об это говорить.       — Ничего страшного, — тихо рассмеявшись, махнула рукой. — Пусть и неприятно о многом вспоминать, но что поделать... Таковы мои история и путь.       — Часть которых ты прошла не одна, милая, — мягко улыбнулся мужчина, глядя за спину своей собеседницы. — И ещё очень долгий путь тебе предстоит с этим чудаком.       Затылком почувствовала всполохи энергии от способности. Кто-то переместился очень близко и, сжав дрожащими руками открытые тонкие плечи, уткнулся в рыжую макушку лицом. Почерневшие пальцы и серебряное кольцо на безымянном.       — Я дома, — просопел Пятый, глубоко вдыхая родной и любимый запах сирени. — Долорес приедет завтра.       — Задел сильно? — обеспокоенно спросила Трафэл, поглаживая горячие ладони.       — Не я. Бестолковый Агент, не додумавшийся прицелиться перед выстрелом как следует.       — Наберут же идиотов себе в конторы, — обреченно вздохнула она, после чего встала с места и посмотрела супругу в глаза. — Но Долорес же жива?       — Конечно.       — Стоп, — вмешался Клаус, — кто-то попал в нашу куколку?!       Мужчина не был детально посвящен во все планы, но знал, что брат его явится по души личностей, желающих помешать сотворению новой жизни. А потому и вспылил, когда узнал, что его драгоценную крестницу и племянницу ранили.       — Успокойся. Все уже мертвы, — Пятый занес чехол с винтовкой над своей головой, чтобы Клаус не смог дотянуться и не решился всадить в трупы ещё с десяток патронов. — А те, кто жив, не считая нашей принцессы, лежат с сотрясениями.

******

      Прострелили бедро. Пуля задела мышцы, не разорвав сухожилия, однако вернулась Куратор хромой. Пусть заботливая мама давно всё исправила и подлечила, выходить на работу Долорес не захотела. Устроила себе больничный, потому как имела на него полное право, и который решила полностью посвятить семье. Ночами сидела с отцом, что всё ещё чувствовал себя виноватым за прокол другого непутёвого Агента, а она так и хотела отвесить ему подзатыльник.       — Нормально всё! Ты поступил правильно! Зато вопросов будет меньше к вам и ко мне!       — Ты права, принцесса, — чмокнул Пятый дочь в лоб и протянул ей чайник с остатками ещё теплого кофе. — Будешь?       — Давай, а то опять весь следующий день как зомби будешь ходить! Иди спать.       Активная жизнь подростка "дом-школа-балетная студия-Комиссия" сточила внутренний будильник так, что теперь хватало и трёх часов, чтобы последующие сутки быть активной и бодрой. Выспаться она ещё успеет. А потому днём, после короткой дрёмы, Долорес уже помогала матери в лаборатории. Не понимала многого, но старалась сделать всё, что было в её силах. До конца не принимала пополнение в семье, но она хотела помочь, потому что старалась верить — поступала правильно.       Дол была нужна своим родителям. Она их опора и поддержка. И в момент очередного провала одна она оказалась способной встряхнуть встревоженного отца и раздосадованную мать. Лишь одна Долорес могла заметить то самое значение, которое необходимо было исправить. И не важно, что это знание стоило не только вновь занывшего бедра, но и вздутых вен на больных висках.       — Стойте, — резко выдала она, не давая возможности старшим начать новую попытку. Забрав нужные бумаги из рук одного из метафизиков и схватившись за карандаш, Дол принялась менять значения, а за ними и последующие вычисления. — А что если так?       — Хм... — Ингрид бегло изучила листок, после чего перевела взгляд на дочь. — Можно попробовать, но почему ты думаешь, что здесь была ошибка?       — Доверься мне.       Учёные, получив указания, мигом принялись вносить изменения во все алгоритмы. А семья ждала, когда же наступит очередной раз жать на кнопки, наблюдать за тем, как тёмная субстанция пузыря в колбе наполнится пахучей голубой жидкостью через острые иглы, следить за ростом и метаморфозой чего-то абстрактного в подобие эмбриона. И выжидать того самого заветного звука, что будет слышен не просто в течении шести месяцев, а на протяжении нескольких десятилетий. Ждали покорно, терпеливо, лишь Трафэл изредка отвлекалась на дочь, что успела за несколько мгновений осунуться, побледнеть, да обрести мигрень. Обязательно спросит, сколько попыток потребовалось им на самом деле, но позже, когда Долорес перестанет делать вид, что её осенило. После того, как стихнет их с Пятым трепетное и счастливое волнение. У них получилось.       Сердцебиение. Чуть сбивчивое, но уверенное и очень громкое из-за колонок. Пробирающее до нутра всех.

******

      — Уже не спишь? — поинтересовалась Ингрид, заходя в лабораторию.       — Доброе утро.       Судя по слипающимся векам и чересчур заметным пятнам под голубыми глазами, Дол и вовсе не ложилась спать — головная боль мешала заснуть. Не самое удачное время для разговоров. Стоило бы напоить каким-нибудь успокаивающим отваром и уложить в кровать. Учёная так и хотела поступить, но не успела даже предложить напиток, как дочь, сидящая на полу прямо напротив огромной колбы с эмбрионом и постукивающая пальцем по стеклу, призналась в том, что её терзало до сих пор.       — Это нормально, что я... ничего не чувствую к нему?       — Вполне. — Не ожидала услышать что-то подобное. Как и то, что мать подсядет рядом, взяв за руку. — Чувства просто так никому не навяжешь, дорогая. И то, что странная субстанция в жидкостях не вызывает у тебя трепет — нормально.       — Просто комок... чего-то. — Ингрид хрипло рассмеялась.       — "Просто комок чего-то". Интересная интерпретация и обозначение для младшего брата, — учёная не старалась уколоть, как и не собиралась усмехаться над мнением. Понимала, что юная собеседница иначе видит вещи и происходящее. — Кто знает, может для тебя он таким и останется. И в этом нет ничего предосудительного. Ты сама ещё ребёнок. В моих глазах, как и для папы, ты всегда будешь маленькой очаровательной крошкой...       — Мам, перестань, — не сдержала смущенного смешка Дол, когда мать прижалась к её руке и быстро зашлепала губами рядом с щекой, планируя поцеловать.       — Но двадцать пять лет назад ведь и ты была обычным комочком из пустой материи, биологического материала и кучи жидкостей. И даже в таком виде мы представляли милую малышку. Сейчас же, в новом комочке, лично я вижу забавного мальчика, что будет смотреть на свою старшую сестру с восхищением и любовью. Малыша, что станет вызывать улыбку всякий раз, как он засмеется или посмотрит на тебя. Вызовет восторг от того, что он назвал скомкано твоё имя.       — Даже не знаю...       — Я знаю. Мы с твоим папой это знаем. Потому что мы так реагировали на тебя.       Долорес вновь рассмеялась. Но уже тише, тоскливее. А через мгновение затаила дыхание от маминых слов. В них не было злости, разочарования или чего-то подобного. Волнение. Ингрид искренне переживала... Не за неродившегося малыша. За обоих своих детей.       — Ты отматывала время? Только честно.       — Д-да...       — Сколько раз?       — Четыре, с разрывом в три месяца... — Было слышно, как Трафэл шумно сглотнула.       — Сколько мы сделали попыток?       — Как ты и планировала — три... — Клаус признался чуть ли не на следующий день. — Но не вышло. Ты не плакала. Просто оставила всё. Попыталась жить как раньше. Забыла про эту идею...       — Почему тогда мотала время?       — Потому что... — Аж дурно стало от воспоминаний. — Вы с отцом просто замкнулись в себе. Ты ничего не делала, но срывалась на него, когда он продолжал пытаться. На десятой попытке у него получилось, а ты хотела ему помешать... Вы...       — Разругались в пух и прах?       — Ага.       — Понятно.       — Но он появился. Вы были такими счастливыми, вот я и... сделала.       Внутренний холод отступил, уступив место приятному теплу. Поначалу Ингрид очень переживала, потому что не могла понять до конца мотивы дочери. Трафэл видела, как её девочка, узнав о возможном прибавлении, хотела отмотать время, как избегала разговоров о новом ребёнке, как старалась скрыться на работе. Даже сейчас не воспринимала здраво идею о создании нового человека. И всё же... Долорес старалась сделать так, чтобы мать с отцом продолжали свои попытки. Чтобы они, именно в первую очередь они были счастливы, а Дол бы постаралась привыкнуть.       — Я люблю тебя, куколка, — обняв за плечи, Ингрид притянула её к себе. — Ты наше маленькое сокровище.       — А я люблю вас.       — Знаешь, твой папа, когда ты только-только развивалась в колбе, частенько читал тебе сказки.       — Правда? Я ж ничего не слышала и не понимала тогда, — хотела прыснуть со смеху от нелепости услышанного, но не решилась, особенно в момент, когда мать усадила к себе на колени и, устроив тёмную голову на своём плече, прижалась прохладной щекой к открытому лбу.       — Ты всё слышала. Потому, будучи маленькой, была так привязана к папе. Даже ревновала меня к нему. — Недоверчиво вскинулась густая почти чёрная бровь. — О да, ты даже как-то за нос меня попыталась укусить.       — Прости...       — Но это было даже забавно. И вела я всё же ни к этому. — Долорес не сразу поняла, как её стали укачивать. Почувствовала себя вновь малышкой, что сладко спала в холодных, но невероятно заботливых руках. — Думаю, тебе стоит тоже, хотя бы чуть-чуть, начать общаться с братом. Рассказывать ему сказки.              — У меня туго... — Зевок. — ...с фантазией.       — Зато ты прекрасный музыкант и певица. Ты могла разучить для него колыбельную. Сама знаешь — из меня посредственная исполнительница.       — Неправда...       — А вот ты бы очень помогла мне с песенкой. Какой-нибудь простой, милой... Про крепкую дружбу например.       — Что-то вроде... — Вновь зевнула, прикрыв глаза. — ..."Я твой хороший друг" из мультика?       — Отличный выбор, милая. Я знала, что ты что-нибудь придумаешь, ты же умница... — Дол одобрительно и сонно мурлыкнула, после чего, уткнувшись носом в плечо, сладко засопела. — И ты станешь самой замечательной сестрой.

******

      Больничный решено было продлить — списали всё на потрясение и ещё хромую ногу, в которой чувствовалась резкая боль. Может всего и на недельку, но этого времени было достаточно, чтобы, сидя в лаборатории по ночам вместе с Пятым, переложить мелодию милой песенки из мультфильма на синтезатор и гитару. Долорес подбирала ноты, пока Харгривз сидел за пультом и наблюдал за малышом. Уже развились ручки и ножки.       — Он правда услышит? — зачеркнув партию в тетрадке, она обратилась к отцу.       — Сейчас вряд ли, — Пятый посмотрел на календарь, убеждаясь в скором переходе на второй триместр. — А вот недели через три или даже две — он будет слышать.       — Отлично.       Снова наступили рабочие будни. Вновь пришлось следить глазами подставных сотрудников за новыми директорами. Благо новички пока не в полной мере были посвящены в тонкости своей должности и не знали очень многих нюансов. Дни буквально пролетали мимо: она просыпалась, убегала в офис, потом прибегала домой, чтобы, находясь рядом с колбой, репетировать колыбельную, — хотела вызубрить песенку от и до, — и засыпать в обнимку с синтезатором, а потом опять просыпалась уже у себя в кровати. И так по кругу.       Хотелось быть примерной дочерью, а не прям уж сестрой. Хотелось помогать, хотелось проводить время с Пятым и Ингрид, чем с малышом, который уже много больше напоминал маленького человечка. Но, когда она в очередной раз прогоняла мелодию, тихо распевая слова, её внимание впервые полностью проглотил младший брат.       — Милая... — тихо позвал Харгривз, не отрывая взгляда от сына. — Лисёнок!       — Погоди, пап, я сейчас...       — Продолжай играть и петь, но просто подними глаза!       Недовольно фыркнув, Долорес, дальше перепрыгивая пальцами с клавиши на клавишу и произнося текст, подняла взгляд на младенца. И застыла, округлив глаза.       — Он...       — Он пошевелился, — подтвердил Пятый догадку дочери. — Потому что услышал тебя.       Неожиданно стало плевать на работу, на завалы документов, на недовольство сотрудников, которое быстро подавляла запугиванием в стиле прошлого Куратора. Плевать было даже на собственный день рождения, в честь которого родители с дядей подготовили праздничный стол, букет из любимых маков и банановый торт. На подарки, о которых она раньше мечтала. Важен был только малыш в жидкости, забавно дрыгающий ножкой исключительно от её пения.       Произошло то, о чем говорил Клаус.       — Вот и проснулась та самая любовь, — с умилением хихикнул мужчина, стоя рядом с братом и его женой, и вместе с ними наблюдая за тем, как Долорес с увлечением что-то рассказывала карапузу.       — Ну ты глянь на дуб, с которого жёлудь упал, — поддержала скромное веселье девушка, взяв за руку супруга, смотревшего глазами, полными нежности и тепла, на своих детей. — Поплыл усатый.       — И ничего я не поплыл, — лишь спустя минуту отреагировал Пятый, да вновь затих, не забыв нахмуриться от двух одновременных голосов, попросивших не врать.       — Кстати, а вы определились с именем мальца?       — Мне нравится имя Фроуд. Ему, — легонько пихнула мужа в бок, — больше по душе Роланд. Но, честно, второй вариант кажется мне глупым. Роланд Харгривз-Трафэл.       — У пацана будет двойная фамилия? Не как у Дол?       — Кто-то забыл упомянуть мою фамилию в документах, — попыталась в недовольство Ингрид, но действительно считала, что дочери подходит фамилия отца. — В случае же с сыном — он больше в меня. Поэтому и Харгривз-Трафэл.       Малыш и в самом деле, будучи уже сформированным грудничком, походил на маму забавным рыжим пушком на крошечной макушке. Да и что-то внутри, — родительская чуйка, однозначно, — подсказывало, что сынишка станет копией учёной. Может Ингрид откровенно и не признавала, что хотела таких схожестей с одним из своих детей, а вот Пятый грел в душе мысль о возможной несносности, любознательности и желании познавать удивительный огромный мир у мальчика.       — Если уж говорить откровенно, то и Фроуд Харгривз-Трафэл как-то странно звучит, — помозговав, признался Клаус, да тут же язык прикусил, когда рядом с ним появилась Долорес и ткнула пальцем в бок.       — А почему бы не назвать Фроуд Роланд Харгривз-Трафэл? — поинтересовалась она у родителей, заставляя их своим вопросом переглянуться.       — Он нас проклянет, — произнесли и сразу же рассмеялись в один голос взрослые.       — Но мне нравится твоя идея, милая, — ответила Ингрид, погладив дочь по голове. — Звучит интересно.

******

      Пока неслась домой, не глядя под ноги, Куратор буквально задыхалась и была готова заскулить от усталости. Но нельзя. Нельзя было сбавлять скорость! Она обязана была сейчас оказаться дома, а способность, как назло, из-за расшалившихся нервов, дала сбой. Долорес бежала, стирая подошву любимых кед, да поскальзываясь на недавно выпавшем снегу. Бежала, чувствуя, как горели легкие и глотка, как мороз щипал щеки. Но сожалеть она, возможно, будет чуть позже, а сейчас хотелось выломать входную дверь родного дома и наконец-то прокричать, что есть мочи:       — Я дома! Мама! Папа!       — Тихо ты! — шикнул с порога Клаус. Сам был взволнован и не мог скрыть лучезарной улыбки.       — Уже?!       — Две минуты назад. Пошли, куколка, тебя ждут.       Слышала собственное сердце в ушах. Ладони онемели и вспотели от волнения. От предвкушения встречи. Всего две минуты назад официально на свет появился тот, ради кого долгие дни и ночи родители не смыкали глаз. Тот, ради кого готовы были уничтожить всех и вся, лишь бы семья стала чуточку больше. Тот, кому хотели подарить нескончаемую любовь, заботу и свет. Сегодня родился малыш Фроуд.       Долорес, крепко держа дядю, пулей влетела в лабораторию. Пахло чем-то химозным и кислым, но это было не так важно, как Пятый, не желавший выпускать из объятий любимую супругу и скрывавший в её волосах лицо, успевшее раскраснеться от радостных слёз. Как Ингрид, на лице которой виднелись следы чернильных дорожек и сияла нежная улыбка. Как сверток из голубого одеяльца, что бережно держали и чуть покачивали.       — Привет, дорогая, — робкий мягкий шёпот отца отозвался приятными мурашками по телу.       — А вот и сестрёнка твоя пришла. — Трафэл мило лепетала, аккуратно поворачиваясь с малышом к дочери, что стала неуверенными шажочками приближаться к семье. Даже на расстоянии удалось заметить чуть сморщенное розовощекое личико. — Хочешь подержать?       Услышав вопрос, Долорес чуть ли не проглотила язык. Страшно и волнительно. Переживала, что не так возьмёт, или младенец заплачет, не признав какого-то ментального родства. Снежным комом смешались все мысли, а вокруг всё расплывалось и замедлялось. Коротко кивнула, протянув дрожащие руки.       Маленький, приятно тёплый, забавно кряхтящий человечек ощущался необходимой странной тяжестью. Жизненно необходимой. Наконец-то ком спутанных эмоций растаял, оставив после себя одно самое важное чувство. Она была счастлива видеть своего младшего брата.       — Он не кусается, — отозвался Пятый, крепче прижимая к себе супругу и с удовольствием наблюдая за детьми.       — Пять, несколько минут назад у тебя была схожая реакция, но в отличие от тебя, Дол... — Ингрид на мгновение смолкла, после чего не сдержала тихого смешка умиления. — Вся в тебя.       Подобно отцу, она просто заплакала, бережно прижав к груди малыша. Слабо потряхивало от счастья, глупо улыбалась и заливалась слезами, целуя крошечный, ещё пока пахнущий химикатами, лоб. Такая странная лёгкость почувствовалась внутри, а за спиной словно крылья раскрылись, которыми хотелось укрыть и согреть, когда ладонью ощутила биение маленького сердечка. Это был он — искренний восторг. Долорес Харгривз поняла и с удовольствием приняла замечательный факт того, что она, наконец-то, стала сестрой.       — Привет, братик...