Нет. Не выдержал.
То нога затекла, то лежал неудобно, то подушка слишком холодная, то другая пахнет Ингрид. От безысходности даже хотелось завыть. Но он обязан справиться! Он — Харгривз! А Харгривзы со всяким дерьмом справлялись!Не справился.
***
— Что за?.. Дабы мать не сбежала и ничего не учудила, Долорес решила "вспомнить детство" и разделить с ней кровать. Благо Ингрид без лишних слов и пререканий нашла сменную одежду и, нырнув под одеяло, быстро уснула. Но для Дол ночь выдалась неспокойной, так как её разбудил странный шорох. На локтях приподнялась и посмотрела на мать, что мирно спала. А потом на отца, что сидел на полу у кровати и пристально смотрел на рыжий затылок. Не заметив чего-либо странного сквозь пелену сна, легла обратно. Но мозг всё же щёлкнул. — Ты чего здесь делаешь?! — как можно тише и недовольнее прошипела Долорес, подрываясь с места и устремляя взор на незваного гостя. Пятый приложил палец к губам и шикнул. — Не шикай на меня! Какого чёрта ты тут забыл?! — Не могу уснуть... — признался он. — А ну живо свалил к себе! Ты всё больше тянешь на маньяка! — Можно я хотя бы на полу у вас посплю? — Пошёл вон! Что-то недовольно пробубнив, он встал на ноги и телепортировался к себе. Сон как рукой сняло. В общем-то, как и желание вообще что-либо делать.***
— Выглядишь отвратно. Пятый оскалился, когда на кухню спустились жена с дочерью. Не сказать, что ему было в новинку не спать, но буйный куст вместо привычной прически и затёртые дёргающиеся глаза выдавали с потрохами. Да и агрессивное постукивание почерневших пальцев по столу было не на пустом месте. — Как спалось, мой свет? Ингрид всегда была отличным провокатором. Могла как обозлить на весь мир, так и возбудить до состояния, что можно хоть на месте к стенке прижимать. И именно на второе она давила с особой силой: мило улыбалась, касалась непривычно маленькими ладошками его плеч, тихо смеялась за спиной. — Прекрасно, милая, — процедил о сквозь зубы. — Я рада, — она чмокнула в щеку и села за стол, когда Долорес поставила тарелки с овсянкой и чашки с чаем. Завтрак прошёл в гробовом молчании и негромком звоне посуды. И Пятый был бы только рад, чтобы до вечера всё так и прошло — без лишних звуков. Но не учёл того факта, что Ингрид могла чудить без слов, оттого, якобы случайно, потерлась о его ногу своей. — Гри, — сдавленно прохрипел Пятый, громко отставляя кружку. — Прекрати. — Я же ничего плохого не делаю, — она обиженно надула губки, — или что, мне уже нельзя к тебе прикасаться? Если скажет, что нет, нельзя, то потом она специально начнёт обходить его стороной ещё с неделю. А если скажет, что пусть трогает, то самолично повесит на шею табличку с ненавистным прозвищем. Лучше было б игнорировать данное поведение, но тяжело и вымученно вздохнул, когда по пухлым губёнкам скользнул кончик языка. Тут и стрёмно и красиво, чёрт побери! — Ты же понимаешь, что она тебя провоцирует? — обеспокоенным шёпотом поинтересовалась Долорес. — Папочка прекрасно это понимает, — лукаво улыбаясь, ответила за супруга Ингрид, наблюдая, как тот всё сильнее начинал нервничать. — Не называй меня так в этом теле, — он попытался утопить взгляд в кофе, да только рука его тряслась, а лицо постепенно наливалось краской. — Как? Папочкой? Пятый поперхнулся горячим напитком, после чего грозно взглянул на нарушительницу спокойствия. Его буквально трясло от каждого слова, которое она произносила. Ведь если раньше Ингрид заводила такую сомнительную игру, то он мог всё это быстро закончить — с огромным удовольствием сдавливал ей глотку и перемещал в спальню. Сейчас же делать подобное было чревато. Но как же хотелось затащить её на стол... Нельзя, Харгривз! — Приятного аппетита! — прорычал он перед тем, как встать с места и покинуть кухню.***
Пришлось терпеть многозначительные взгляды и прикосновения ещё пол дня. И как бы не старался, у Харгривза никак не получалось побыть в тишине и покое. Правда не потому, что рыжая извращенка, дышащая в пупок, ходила за ним по пятам. Тут быстрее он начинал преследовать — за столько лет отношений глупо говорить о том, что он не привязался к ней. Пусть и иногда их связь походила на петлю на шее, но Пятый никогда не был противником асфиксии. А Трафэл в радость его выводить, оттого нашла старую школьную форму дочери с гольфами и во всём этом щеголяла по дому. Специально обращалась не по имени, а "папочка". Ну а если тот усаживался в кресло с книгой или бумагами, то она демонстративно залезала к нему на колени, прижимаясь к груди спиной. Но больше всего в доме страдала Долорес, которая не по своей воле становилась свидетелем сомнительных соблазнений. Но она же была тем спасительным кругом и якорем, что помогал обоим родителям до победного конца держать себя в руках. Ей даже стало как-то жалко отца, не желающего окончательно пасть в её глазах. А вот за мать было стыдно. Очень. — Когда тебе уже вернут тело?! — сорванным голосом поинтересовался Пятый, когда во время готовки негодяйка решила попробовать салат и чересчур вызывающе облизнула ложку. — Спасибо что напомнил, папуль, — придерживая юбку сзади, Ингрид подпрыгнула, чтобы поцеловать мужа в колючий подбородок, и в припрыжку пошла собираться. Как только совратительница ушла с кухни, Пятый сполз на колени к холодному полу, закрыв лицо руками, и протяжно завыл в истерике. — Крепись, отец, — не слишком утешающе произнесла Долорес, хлопая по плечу. — Она меня в могилу сведёт! — Быстрее приведёт тебя к эрекции, с которой ты сам не справишься. — А-а-а-а-а!!! Ты не помогаешь!***
Она пришла домой, благополучно вернув своё привычное взрослое тело, чему Пятый, несомненно, был рад, потому томительно ожидал её у дверей. Но толика разочарования всё же мелькала в его грустных глазах. Какого-то чёрта на ней было здоровенное пальто. И эта печаль не скрылась от Ингрид. Мягко улыбнулась и медленно, с явной интригой, принялась расстёгивать пуговицы снизу вверх. — Всё восстановили. Перенос прошёл успешно. Вот только... — Она отвела в сторону низы верхней одежды, показывая максимально короткую юбку, которая совсем недавно ей была ниже колена. — Сменку забыла. — Дол, — протянул Пятый и, не глядя на дочь, всучил ей свой бумажник, — у тебя есть две минуты. — О чём ты? — замешкалась Долорес, не понимая, почему отец дал ей деньги. Потому перевела взгляд на мать, что скинула пальто и стояла в той самой школьной форме. — Папочке пар спустить надо, — усмехнулась Ингрид, протягивая дочери кожанку. — И ждать он уже явно не хочет. Когда же до неё дошло, а от предоставленного времени терпения оставалось чуть меньше минуты, звонко закричала, услышав командный тон отца, что уже начал расстёгивать ремень. — Живо! И да, я извращенец!