***
Темное помещение тускло освещала одна единственная свеча с полу потухшим пламенем. Языки полыхавшего огонька продолжали поплясывать на плоскостях стены и лицах сидящих. Мужчина молчал уже около пяти минут, а пожилая женщина не стала его перебивать. Да и незачем, нужно дать время, что бы собраться с мыслями и продолжить свой рассказ. Гадалка не могла даже представить что будет дальше, хоть и догадывалась, ну, а как же иначе? Естественно, догадывалась. Мужчина шумно вздохнул и откинулся на спинку стула. Сейчас свет от свечи не доставал дальше его подбородка, поэтому лицо собеседника полностью скрылось в тени. Оно к лучшему, кажется, сейчас ему вспомнился не особо приятный фрагмент, поэтому, помедлив, тот вернулся в исходное положение, подпирая подбородок одной рукой, а другой — тянясь к чашке с чаем. Сделав несколько довольно слышных глотков, мужчина продолжил дрожащим голосом: — Знаете, я не люблю дождь, да и солнце мне не по душе. Снег вообще терпеть не могу, а слякоть… Одним словом, прогулки не для меня. В любую погоду. Но за последние пару лет я очень много времени пробыл на улице. Особенно в солнечные дни, тогда, когда ярко светит солнце, золотое солнце… — И что же вы не сказали ей об этом? — Я… Я не знаю… Тц, не знаю. Отвратительное слово! Впоследствии я слышал его слишком часто, да и сам в своих размышлениях приходил к нему. — Это нормально… — Это не нормально! — он резко встал со стула и стал ходить от одной стены к другой. — Такого еще никогда не было, если я думал достаточно долго, то я всегда находил верный ответ и истинную причину! Но… Но как тогда, так и сейчас, я просто не смог понять в чем дело… Было сотни вариантов, но ни один не вел меня к нужному исходу. — Вот как… Вы говорили о том, что не выносите золото, тогда почему же продолжили оставлять ее подле себя? — Она сама осталась и не отлипает. А отгонять даже рука не поднимается… — А вы изменились. — Не то слово. — Ну хорошо, а как насчет ветерка? Встретить его в дождь или же в снег есть больше вероятности, так как в солнечный день ты на него просто не обратишь внимания. — Да… Я все больше убеждался, что стоит мне выйти куда-то в дождь или снег, особенно ночью, я обязательно наткнусь на нее, — он глухо рассмеялся, но после улыбнулся, и серые с ноткой лилового глаза заблестели. — Поздняя осень, как раз сезон Байлу был в самом разгаре, а мне не спалось. Обычно я прогуливаюсь по Пристани или же сажусь за документы, ну или, кхем… Читаю… Но отчего-то тогда потянуло куда-то за. За горизонт, за эту водную гладь, за… Туда, куда я еще не ходил. Луна… Не помню, окружение… Не помню. Но… Переливающиеся капли дождя сверкающие в воздухе, как капающие лучи лунного светила отразились в памяти ярко, ярко, ярко…***
Небесные капли стеной сходили с облаков и, достигая земли, мешались с грязью. Дождь, шурша листьями, орошал лесную траву, поливая деревья, что уже готовились к зимовке. Пространство пронзил хлюпающий звук копыт по грязи и еле слышные восхищенные вздохи. Человек без зонта, улыбаясь, скакал по лесу, широко раскинув руки в стороны, как бы обнимая весь мир. Всадник наконец опустил голову и открыл глаза, рванул лошадь за уздечку, резко останавливая ее. Серые очи в удивлении распахнулись и тут же, спускаясь, человек стал извиняться. Светлые одежды девы в цитре с ног до головы покрылись грязью. Она смотрела испуганно на мужчину и только и смогла выдавить из себя нервную улыбку. — Господин Ли, к-какая встреча неожиданная. — П-простите! Простите! Простите! Я не специально… — паникующее, как неуверенный подросток, протараторил Чэн, маша руками и думая как же быть. — Д-да ладно, — отмахнулась грязным рукавом дева, и капелька попала на щеку Ваньиню. — Ох, извините, у-у меня есть платок, сейчас, — она двумя чистыми пальцами достала цитровый платок расшитый лиловой глицинией и утерла им щеку мужчины. — Так-то лучше. Что ж, я пойду, до свидания. — А… Госпожа Мейфенг, тут недалеко резиденция Главы клана и есть теплый источник для адептов, вы можете там отмыться. Глава против не будет. — Что вы, я до туда и дойти не смогу, недалеко это не то слово. Двадцать ли* для меня непосильное расстояние, — она улыбнулась грязной мордашкой и развернулась, шагая глубже в чащу. Цзян Чэн схватил ее за тонкую испачканную кисть и отвел взгляд. — Я же сказал, что доведу вас, Жемчужинка — послушная лошадь, сильная и выносливая. Да и в этой ситуации виноват я, поэтому прошу принять мою помощь.***
Звеня грязными бубенцами на подошве, дева стеснительно прохаживала по пурпурной ковровой дорожке средь грандиозных высоких стен резиденции. Всюду горели огни, несмотря на то, что все спали. Мужчина уверенно вел ее за собой, минуя поворот за поворотом. Спустя время он вошел в комнату и протянул ей сверток с лиловыми одеждами адепта. — Переоденьтесь в это, одежду вашу отстирают и отдадут вам, — он вышел и закрыл за собою дверь. Дева пожала плечами и, хихикнув, скинула с себя грязное платье и то со звоном рухнуло на пол. Легко ступив в воду и погрузившись по плечи, девушка слегка поежилась. Горячая вода щипала почти зажившие шрамы на спине, но при этом снимала усталость и согревала душу и замерзшие ноги. С каждой секундой пребывания в воде хотелось остаться подольше, окончательно расслабится и забыться, забыть обо всем и обо всех. Забыть, что через каких-то семь часов ей нужно будет вновь оказаться в темном душном павильоне. Изолированным от всех, зарытый в тысячу женьшеней, от запаха которых уже тошнит. Снова слышать ненавистный смех и шепотки прислуги, пронизывающий даже стены, игнорировать ехидный взгляд сестры и забыться, забыться, забыться. Спрятаться и никогда не возвращается. Скрыться и растаять, растворится в этом холодном тумане, подобно Богине Байлу. Найти того, что останется подле, пройдя все невзгоды, как Фенг. Послушать тысячи историй и легенд в исполнении озорного и веселого Юаньдао, водного демона, что прожил не одно столетие и расскажет свою жизнь в красках и мельчайших подробностях. Найти любовь, пусть и мимолетную, пусть приносящую боль, но хоть раз почувствовать себя свободной, значимой, словно сама являлась Му Юэ. Дева на мгновение застыла и призадумалась. Искаженный рыжими огнями лунный свет озарил ее лицо, а от температуры округлые щечки пылали. Мокрые волосы струились по плечам и спине прямо в теплую жидкость, скрывая значительную часть лица. Нефритовые глаза смотрели в дальний угол на занятное дерево без листочков, но с цветами. Нежно-розовые цветы отражались в ряби воды. — А может… Эту историю закончить хорошо? Может, восстание Богов закончится не столь плачевно? Может, Му Юэ сможет ее спасти? Может… Они все же смогут жить счастливо? Это вообще возможно?.. Капля с волос девы вернулась в источник, с характерным звуком сиганув с конца пряди. — Как искупались? — спросил Ваньинь, встречая заблудившуюся деву. В руках у него был тот самый зонт с бубенцами, а на губах несвойственная ему улыбка. — Не хотите чаю, пока ждем, когда высохнет ваша одежда. — Не откажусь, — Мейфенг вытирала мокрые волосы полотенцем, на чистом личике без хуа-дяня появилась привычная вежливая улыбка. Одна сережка в виде цветка звякнула, когда дева резко повернулась и прошествовала за мужчиной. — Еще раз большое спасибо за ту книгу, и вы забыли зонт. — Ох! Вы его хранили?! Большое спасибо. Книга, не за что, я в любой момент могу написать ее заново. — Написать? — Переписать, оговорилась, я переписываю романы. Неужели вы думаете, что все копии книг делает автор? Конечно же нет. Писатель делает одну копию — максимум, а так, в основном, только оригинал. — А куда девается эта копия? Ее продают по удвоенной цене? — Иногда, но в основном все копии от авторов хранятся у мастера. — Мастер? — Тот, кто распространяет копии с разрешением автора. Все с продаж идет ему, он же делит выручку с автором и платит нам, тем, кто делает копии. Иногда может устроить аукцион и содрать с трикороба с богачей желающих оригинал издания. Но им выдаются только те самые копии, так как оригиналы хранятся либо у мастера, либо у автора, а он сам думает как ними распоряжаться. Фон Хуан Хон Хэй все оригиналы хранит у себя. И насколько я знаю, часто подрабатывает, переписывая чужие издания или дублируя свои. Та книга, которую я вам давала является подаренной мне копией, мы с ней работали какое-то время. — Я вам верну ее! — Не стоит, — дева замахала руками, вежливо улыбаясь, прикрыв глаза. — Но ведь ее вам подарил сам автор… — Вам она явно нужнее. Мне она ни к чему. Я же говорю, знаю ее наизусть. — Вы не любите работу этого автора? — дева застыла, вопрос застал ее врасплох. Цзян Чэн огорченно ожидал ответа. — Люблю. Но зная, каким трудом Фон Хуан Хон Хэй это пишет, бывает страшно открывать эти произведения. Каждый рассказ каждого автора, это не просто плод его фантазий — это то, что происходит в душе у автора, воплощенной в живые образы и трудности, которые проходят эти же самые образы. Она улыбнулась, допивая чай. Уже расцвело, и солнце золотыми лучами осветила все в округе. Мейфенг дернулась и, извинившись, пошла переодеваться, вежливо отклоняя все уговоры Ваньиня остаться. Переодевшись в еще слегка мокрое платье, дева, звеня бубенцами, прошествовала обратно. Чэн грустно улыбнулся и провел ее к воротам. Посадив ее на Жемчужинку, Глава Цзян, улыбаясь, погнал лошадь к тому лесу. Ветер колыхал многослойные одежды, развивая длинные волосы и путая в них лепестки. Мелькнуло что-то красное, Ваньинь быстро миновал ворота, мостики и подгоняемый девой в цитре за несколько минут добрался до леса. Чащу уже осветили лучи жидкого золота, и, попрощавшись, Мейфенг скрылась из виду в этом лесу. Он долго смотрел ей в след, вслушиваясь в эхом разносящийся звон бубенцов, пока тот окончательно не растаял в шуме листвы и ржания черной любимой лошади. — Интересно, что еще скрывает эта дева без фамилии. Кто знает, может, она как то самое Божество из романа. Или ниспосланный мне ангел в ответ на все мои молитвы…
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.