Святая Катерина

— Я вот думаю, может быть в чай что-нибудь подмешать?.. — В смысле? — не понял Малиновский. — Ну такое успокаивающее пыл средство, — туманно объяснил Жданов. Этим утром Пушкарева позвонила ему с утра и сообщила, что доберется сама. И вот — где-то болталась, хотя рабочий день уже семь минут как начался. Поскольку Кира подкараулила его ночью в собственной постели, у Жданова не было возможности объяснить Кате по телефону, что она не права и он все равно её заберет, и пришлось только буркнуть что-то согласное. Кира и без того выразила явное неудовольствие от того, что служащие беспокоят руководство в такую рань. Теперь они с Ромкой были вдвоем в кабинете, и требовалось очень много сил, чтобы не смотреть посекундно на часы. Может, ей нужно анализы было сдать? Или снова стало плохо? По утрам Катя частенько бывала в довольно плачевном состоянии. Однажды ему пришлось останавливаться под кирпичом, потому что ей потребовалось срочно выскочить из машины, и дело закончилось штрафом. Малиновский перестал бесцельно слоняться по кабинету и уставился на своего президента. — Теперь тебе понадобился бром, чтобы справиться с собственной невестой? А как же традиционная терапия? — Ну ты представляешь — я вчера возвращаюсь домой глубокой ночью, а Кира лежит в моей постели! Как ни в чем не бывало! — О как, — оживился Роман, — и откуда же ты вчера вернулся глубокой ночью таким уставшим, что Кира не вызвала в тебе ответной страсти? Как зовут эту причину? Беленькая, рыженькая? Жданов предпочел не отвечать на всякие дурацкие вопросы, продолжая размышлять о наболевшем. — Ну надо что-то решать! Как ты думаешь, один раз в две недели будет достаточно? — Позвольте узнать, вы о сексе? — заинтересовался Малиновский. — Я о Кире! Я чаще, чем один раз в две недели спать с ней просто не могу, понимаешь? Обрыдло! — Дважды в месяц? Конечно, это как получка с авансом. Охладит любого, — пробормотал Ромка удрученно. — Андрюх, ты совсем спятил так обращаться с собственной невестой? Шляешься черт знает где по ночам, откатываешь обязательную программу без всякого энтузиазма, я уж не говорю о произвольной, ходишь повсюду с такой кислой физиономией, как будто это у тебя токсикоз, и это не… Какой-то шум из коридора отвлек его от чтения нотаций. Заскучавший было Жданов встрепенулся. Он был рад любой возможности избежать заунывных напевов Романа: Кира, свадьба, совет директорв. Как будто барабаны били прямо в его голове. Как будто он и сам не знал, что нельзя плохо вести себя с Кирой. Как будто над всеми их ссорами не нависала зловещая тень её братца. Ромка был прав, и тем особенно неприятен. Вакханалия в коридоре имела под собой вполне конкретную причину: день рождения Пушкаревой. — С днем рождения, Катюша, поздравляем тебя! — пел коллектив. Раскрасневшаяся, смущенная, в своих косичках и очочках, Катя напоминала именинницу на утреннике в детском саду. Она была еще в пальто, и кажется едва вышла из лифта, когда женсовет выскочил из засады. Кто-то швырнул в неё букетом, как гранатой, и Катя довольно ловко его поймала. По крайней мере, этим утром её лицо не отливало тем нежным зеленым цветом, к которому Жданов уже почти даже привык. — Открыточку, — провозгласил Федор и едва не пришмякнул Пушкареву сверху картиной. — Счастья, жениха хорошего! Они что, совсем озверели? Еще не хватало, чтобы она тяжести по Зималетто таскала, как будто мало было ловли букетов. — Оставайтесь такой, какая вы есть, доброй, умной и хорошей, — тараторил Потапкин. Жданов, который уже был готов отобрать у Пушкаревой картину и всех тут разогнать, притормозил. Потапкин? Федор? Крики «поздравляем» и попытка троекратного «ура» смялись при приближении Жданова. — Простите, — сказал он, добавляя бархата в свой голос, хотя, конечно, хотелось рычать, — я не знал. Поздравляю, — и поцеловал Катю в щеку. — Я думаю, надо торт организовать, как-то отметить это событие, — предложил Жданов, пережив скептическое поздравление Киры и Милко. Зря он это: при упоминании торта Катю ощутимо перекосило. — А мы уже обо всем позаботились, — заверили Таня с Амурой, — всё будет проведено на высшем уровне — праздничный пирог, подарки. Лицо Пушкаревой становилось все зеленее. Черт, еще не хватало, чтобы ей стало плохо прям здесь. Облепили Катю со всех сторон, нелюди! Сами потом будут её водичкой опрыскивать! — Никаких пирогов, — являя чудеса логики, сообщил Жданов резко, — у Кати сегодня уже назначен деловой обед. И вообще весь день забит под завязку, так что постарайтесь не сильно задерживать Катерину. — Андрей Павлович, — с упреком начала было Таня, но он уже развернулся и направился к себе. Очень хотелось унести с собой картину, но коллектив, который и без того смотрел волком, вряд ли бы понял, если бы президент начал отбирать подарки у своих подчиненных. — Черт, только этого не хватало! Оказывается, у таких, как Пушкарева, тоже бывают дни рождения! Кто бы мог подумать, а? — влетев в свой кабинет, в сердцах сказал Жданов. — А что, а что ты думал, что у «таких» только один праздник: сдача квартального отчета? — рассудительно ответил Ромка. — Прекрасно! Прекрасно. Какой же ты жестокосердный, ты невнимательный начальник. У твоей помощницы праздник, а ты даже не удосужился ее поздравить. — Да я не знал! Она мне слова не сказала, хотя мы до часу ночи не расставались, — рявкнул Жданов. — А надо было читать по глазам, по улыбке, а еще лучше по личному делу, которое, между прочим, несложно взять в отделе кадров… — тут до Малиновского дошло. — Что ты делал до часу ночи с Пушкаревой? С Пушкаревой?! Ты от неё, что ли, к Кире приехал весь такой утомленный нарзаном? От ответа его спас звонок телефона на Катином столе. — Пушкарева, — буркнул Жданов, срывая трубку. — А вот и нет, — ответили ему, — вы не Пушкарева, вы Жданов. Перепутали? — Зорькин? — Я! — молодцевато ответила трубка. — Вы, наверное, звоните, чтобы поздравить Катю? Её пока поглотил спрут под названием женсовет. Кстати, Николай Антонович, а что лучше подарить Пушкаревой? — Командировочное удостоверение, — быстро ответил Зорькин. — В Тамбов? — от неожиданности брякнул Жданов. — Ну что же сразу в Тамбов, широка страна моя родная, можно и в Тулу, тоже на букву «т» начинается. Тут у нас такая похоронная атмосфера, что у Катьки уже нервы сдают. Валерий Сергеевич, конечно, пытается не наседать, но из него выходят лишь вздохи! Дверь открылась, и картина, пошатываясь, засеменила по кабинету. Катю за ней почти не было видно. — О господи, — вздохнул Малиновский. — Катенька, ну верните вы экспонат в Третьяковку! Что ж вы делаете? — Здравствуйте, Роман Дмитриевич, — пропыхтела картина. — Я пойду… посмотрю… последние… отчеты о продажах, — слинял Малиновский, начертав в воздухе нечто угрожающее. Оно означало примерно следующее: помни о Кире, а за ночи с Пушкаревой ты передо мной еще ответишь. — Перезвоните, — сообщил Жданов Зорькину и подхватил пошатывающуся картину, желая облегчить Пушкаревой ношу. Она продолжала стойко за неё цепляться, и теперь они вдвоем держались за раму. — Катя, а почему о вашем дне рождения я узнаю последним? — получилось слишком сурово, но она сама была виновата. Предупреждать же надо! — Андрей Палыч, последней узнала Кира Юрьевна, — выглянула из-за букета Катя. На её волосах были пушистые шарики мимозы. — Вы знаете, Андрей Павлович, у вас столько дел, а тут еще я с этим днем рождения. — Катя, я чувствую себя идиотом. Какие дела? О каких делах еще может идти речь? — Перестаньте. Этот день для меня совершенно… ни к чему все эти поздравления. Улыбаясь, Жданов пытался собирать цветочки с косичек. — Катя, я должен был подготовиться, — мягко заметил он. — Это совершенная ерунда. Ой, — картина начала заваливаться набок вместе с Катей, и Жданов перехватил их обеих поудобнее. — А для меня нет. — А для меня — да. — Кать, — поставив картину на пол, возмутился Жданов, — что вы со мной постоянно спорите?! Я это я, вы это вы. Вам это понятно?! — Пушкарева притихла, смотрела виновато, и он устыдился своего рычания. — Простите, вырвалось. Катя робко улыбнулась и подняла руку, чтобы стряхнуть мимозу с его волос. — Я не хотел на вас кричать. Просто я очень расстроен, — попытался объясниться он. — Простите, пожалуйста, — произнесла она почти нежно. — Это вы меня простите. У вас такой день, а я как упырь какой-то. — Совершенно обыкновенный день. Я никогда не отмечаю его. — Просто я начинаю нервничать, когда… если вы что-то скрываете от меня, — признался Жданов. — Да отдайте уже это произведение искусства, — он все-таки отобрал у неё картину и пристроил её к стене. Потом забрал букет и положил на стол. — Идите сюда, — усадив Катю на стул, он принялся аккуратно освобождать её волосы от цветов. — Я сказала вам, что это не важно, не для того, чтобы успокоить вашу совесть, — ответила Пушкарева, вертя головой. — А потому, что для меня эта дата действительно не имеет никакого значения. С чего тогда ей иметь значение для вас? — Как это она не имеет для вас значения? — удивился Жданов. Присев на корточки, он взял Катю за руки, заглядывая ей в глаза. — Поясните, а то я ничего не понимаю. — Андрей Павлович, когда у людей день рождения, они устраивают праздник. Они приглашают домой друзей. Но… мне никогда не хотелось устраивать ничего подобного. Единственный раз я праздновала день рождения ради своих родителей, это было на моё пятнадцатилетие. Мама предложила пригласить моих одноклассников, напекла пирожков, накрыла на стол. Колька повесил шарики. И никто не пришел. Никто из всего класса, — она говорила спокойно, ни на что не жалуясь, а просто объясняла ему, как он того и просил. — Поэтому больше я никогда не устраивала праздников на свой день рождения. Так что не беспокойтесь, Андрей Павлович. Он задумчиво разглядывал её. — Почему вас не любили в школе, Катя? — Некрасивая зануда-отличница, — пожала она плечами, — я не прогуливала уроки, не курила за гаражами, не подлизывалась к главарям класса. У меня всегда были выучены все уроки, учителя ставили меня в пример. Да вы бы тоже не любили меня, если бы учились вместе со мной. Вы-то, наверное, были самым популярным мальчиком в школе. Он засмеялся. — Катя, хотите в Тамбов? — В Тамбов? Вы меня в ссылку, что ли, отправляете? — В командировку, — пояснил Жданов. — Срочную. — Но у нас нет никаких дел в Тамбове, — с недоумением ответила Катя. — Вот так раз! В таком случае мы, конечно, туда не поедем. — Мы? — Мы поедем в Тулу. Тоже на «т» начинается. Она смотрела на него изумленно и доверчиво, как любопытный заяц.