Святая Катерина

— Катенька, вы сегодня неуловимо иначе выглядите, — заметил Малиновский, услужливо помогая надеть ей пальто. Жданов посмотрел на Пушкареву — Катя как Катя. Карамельного цвета пальто из мягкого кашемира было вполне в духе её любимых шинелек, просто чуть-чуть нежнее. Оно хорошо контрастировало с темно-зеленой длинной юбкой и такого же цвета береткой, выполненной небрежной крупной вязкой. Хорошая такая Пушкарева, только слегка напряженная от любезностей Малиновского. — Ну, мы идем наконец? — спросил Жданов. Дверь открылась, и вошла Кира. — Андрюш, я хотела тебя позвать на обед, — сказала она почти ласково. Бросила пренебрежительный взгляд на Пушкареву, и её брови с недоумением сдвинулись. — Прости, мы обедаем с Катей и Романом, — сухо уведомил невесту Жданов, все еще не оттаявший после вечернего скандала, — у нас деловая встреча. — Ну разумеется, — моментально согласилась Кира и выскочила из кабинета. — Катенька, вы заметили, как похолодало вокруг? — спросил Малиновский. — Подернулась морозным узором физиономия нашего президента. Андрюша, ты на новогодних утренниках снежинками не наряжался? Пушкарева оглянулась на Романа, и её лицо озарила улыбка. — Не знаю, как насчет снежинок, но образ Чио-Чио-сан у Андрея Павловича получился ошеломиссимо. — Ох, не сыпьте мне соль на сахар. Никогда не прощу себе отсутствия в тот вечер в Москве. Скажите, Катя, а из Андрюши получилась просто красивая женщина или очень красивая? — Сложно было разглядеть за блестками и пудрой, Роман Дмитриевич. Жданов вздохнул. Если эти двое найдут общий язык — хана ему. Зорькин ждал их возле входа в ресторан. — Ну, Катерина, ты и обрушила вчера бомбу, — сказал он вместо здрасти. — Водородную! Надо было издалека начинать — пестики там, тычинки. — Как там дома? — спросила его Пушкарева встревоженно. — Валерий Сергеевич еще рвется кого-нибудь убить, а Елена Санна вяжет пинетки. Малиновский крутил головой, переводя взгляд с одного на другого. — Я один ничего не понимаю? — спросил он, и тут до Жданова дошло, что он так и не рассказал Роману о вчерашних злоключениях. Вместо того, чтобы изливать душу лучшему другу, он все утро изводил Пушкареву жалобами на свою жизнь — невеста стерва, а компания заложена. Катя не была расположена пылать сочувствием и отвечала ему ехидными репликами, от которых удивительным образом улучшалось настроение. Нет, все-таки, без перегородки его кабинет стал гораздо лучше. Не успели они расположиться за столиком и сделать заказ, как к ним подошли Кира и Клочкова. — Какое совпадение, — воскликнула Кира, глядя на папку с документами, лежавшую возле Зорькина. — И вы здесь. Не помешаем? И они без лишних церемоний уселись за их столик. Малиновский послал Жданову многозначительный взгляд. Тот ответил ему страдальческим. Пушкарева опустила вниз глаза, внимательно разглядывая салфетку. А Зорькин с беззастенчивым восторгом уставился на Клочкову. Так вот какого сорта девиц вы предпочитаете, Николай Антонович? — Это Николай Зорькин, финансовый консультант, — заговорил Жданов, — он дает нам некоторые рекомендации по государственному субсидированию. Кира, моя невеста, и Клочкова, моя секретарша. — Виктория, специалист по связям с общественностью, — машинально поправила его Клочкова, жадно припадая к меню. — Москва такая крохотная, — заметил Малиновский насмешливо, — очень сложно не столкнуться лбами над одной тарелкой. — Ну, не так уж и много заведений, куда ходят люди нашего круга, — беззаботно воскликнула Кира. Зорькин перестал топорщиться на Клочкову и насупился. — А вы какие, титулованные, потомственные или столбовые? — брякнул он. — Простите? — Ну дворяне, — пояснил Зорькин свою мысль. Нет, Жданову определенно нравился это тип. Он говорил то, о чем Пушкарева молчала. Кира выразительно оглядела дешевый наряд Зорькина и весь его непритязательный внешний вид и не сочла нужным отвечать. — Николай Антонович, — предложил Жданов, полностью игнорируя тот факт, что Кира и Виктория пытаются сделать заказ, — вы можете ввести нас в курс дела? Судя по всему, нашим дамам не терпится погрузиться в завораживающий мир экономики. Тем более, что Виктория Аркадьевна закончила два курса МГИМО и сможет вас поправить, если вы ошибетесь. — Медиум велл, — говорила в этот момент Клочкова. — Андрюша, — улыбнулась Кира, — ну может мы сначала спокойно пообедаем? Господи, дай же ему терпения! — Кирюша, — улыбаясь доброй крокодильей улыбкой, начал Жданов, твердо намеренный поставить дорогую невесту раз и навсегда на место, но тут его кто-то пнул под столом. От изумления он сбился и, повернув голову, увидел, как Катя аккуратно разглаживает салфетку плавными движениями. Так она могла бы гладить его по рукаву, успокаивая. Завороженный движениями тонких пальцев, он произнес куда мягче, чем планировал: — К сожалению, у Николая Антоновича не так много времени, чтобы его бездарно тратить. — Что? Да, — Зорькин встрепенулся, — конечно. Ни одной свободной минуты. И он затараторил содержимое своей папки, бойко рассыпая постановлениями, параграфами, налоговыми льготами, рефинансированием, процентными ставками и прочей тарабарщиной. Слушать его было приятно хотя бы потому, что лицо Киры становилось все более и более кислым. В те минуты, когда Зорькин замолкал, чтобы схватить со своей тарелки кусочек еды, в разговор вступала Пушкарева, таким образом эта парочка так плотно заполнила собой все время, что никто другой и слова не успевал вставить. Клочкова погрузилась в радости чревоугодия, а Кира изнывала. Кто знает, чего она ожидала, последовав за ними в ресторан. Что Жданов прямо тут, на столе, разложит любовницу, а то и двух? Киру клинило так капитально, что это всерьез начинало тревожить. Даже во времена Лариных-Изотовых она не вела себя столь параноидально, как сейчас, когда он был совершенно чист. Мрачно разглядывая Киру, Жданов кивнул официанту на Катин пустой стакан, и тот быстро принес еще один персиковый сок. Пушкарева сделала большой глоток и облизнула пересохшие губы. Она снова едва заметно бледнела, и Жданов подцепил с края своей тарелки с салатом из телятины и груши свежие листики мяты и положил их на Катину тарелку. Она немедленно закинула листики в рот и принялась медленно жевать. Зорькин подсунул подруге апельсинку и снова ринулся в гущу цифр и терминов. — Катя, вы что, больны? — резко перебила его Кира. Пушкарева так растерялась, что на это было больно смотреть. — Авитаминоз, — жизнерадостно объявил Малиновский и, в свою очередь, пополнил Катину тарелку сладким перчиком. — Пушкарева и три мушкетера, — так же резко сказала Кира. — Катя, вы думаете, что это внимание, и дорогой ресторан, и дорогие бренды на вас как-то изменят тот факт, что вы простая наемная служащая? — Дорогие бренды? — переспросила Пушкарева озадаченно. — А что плохого в том, чтобы быть наемным служащим? — нахохленным воробьем-забиякой встрял Зорькин. — Не велика заслуга родиться акционером. При всем восторге перед Клочковой, он, кажется, не испытывал ни малейшего пиетета перед Кирой — она-то не была ему ни начальником, никем. Совершенно посторонняя, высокомерная женщина, цепляющаяся на ровном месте к его подруге. Робость забавно перемежалась в Зорькине с дерзостью, и было видно, что он привык защищать Катю от всевозможных насмешек, и это давно не вызывает в нем яростного протеста, а просто включает привычный режим «сам дурак». Такой вшитый в сознание инстинкт. Кира посмотрела на Жданова, явно ожидая, что он поставит выскочку на место, но тот только пожал плечами. Его и самого временами забавлял снобизм Воропаевых, невесть откуда проросший в российских реалиях. Можно было подумать, что у каждого из них было по замку в предместьях Лондона и длинная череда предков-аристократов в анамнезе. — Спасибо, Николай Антонович, за столь подробную консультацию, — сказал Жданов, не желая влезать в затеянную Кирой свару, — дальнейшую реализацию ваших предложений возьмет на себя Екатерина Валерьевна. Я даю ей полный карт-бланш в этом вопросе. Если все это выгорит, вы оба получите солидный бонус. Зорькин расцвел от удовольствия, а Катя серьезно кивнула. — Мы все сделаем, Андрей Павлович. — Не забывайте, Екатерина Валерьевна, что за каждый свой шаг вы будете отчитываться не только перед Андреем Павловичем, но и советом акционеров, — произнесла Кира. Как же она иногда похожа на своего братца! — Ничего подобного, — возразил Жданов, совершенно выведенный из себя, — Катя отчитывается исключительно передо мной, а я — перед советом директоров. — Дорогой, тебе не надоело со мной спорить? — воскликнула Кира, которая тоже была уже на грани. — Надоело, — ответил он так жестко, что Кира сразу замолчала. Малиновский, конечно, распереживался из-за того, что затянувшаяся ссора с Кирой может привести к отмене свадьбы и потере воропаевской лояльности на следующем совете акционеров, который предстоял быть не просто сложным, а очень сложным. Но Жданов от него отмахивался: у него еще будет время на перемирие, например, во время новогодних каникул, а пока ему нужна передышка. — Мне надоело, что она набрасывается на Катю безо всякого повода. — Так уж и без повода? — усомнился Малиновский. — Жданов, я конечно сам просил тебя позаботиться о Пушкаревой, но даже с моей точки зрения ты перебарщиваешь. Заставь дурака богу молиться… — Что значит — перебарщиваю? — Ну для начала тебе надо перестать подвозить её по утрам. Все Зималетто уже вам косточки перемывает. — Перестану, как только у Кати закончится токсикоз. — Ну ты только послушай себя, — взвыл Малиновский с отчаянием. — Ты хоть представляешь себе, как это выглядит со стороны? — Как? — с искренним интересом спросил Жданов. — Знаешь, что самое лучшее в Пушкаревой? Что ни одна, самая смелая фантазия не сможет приписать тебе с ней интрижку. Поэтому сотрудники считают, что ты её эксплуатируешь с утра до вечера. Эксплуатируешь на завтрак, обед и ужин. Вот почему Пушкарева такая бледная и замученная! — И это прекрасно, — благодушно отозвался Жданов. — Пусть лучше я буду эксплуататором, чем станет известно, что Зималетто принадлежит Пушкаревой. В конце концов, все, что я делаю — это исключительно ради компании. Не думаешь же ты, что мне доставляет удовольствие думать о таких вещах, как токсикоз? Да мне эта её беременность поперек горла! Кстати! Знаешь, что заявил её отец? Что отец этого ребенка из Зималетто. Мол, кроме работы Пушкарева и не видела ничего. — Из Зималетто? — поразился Малиновский и задумался. — Потапкин? — наконец, выдал он. — Фу, — содрогнулся Жданов. — Федор? Урядов? Иван Васильевич? — Ну хватит говорить глупости, — разозлился Жданов. — Катя бы и близко не подошла ни к кому из них. — Ты говоришь о Пушкаревой так, будто у неё есть выбор! — фыркнул Малиновский. — Кто на неё внимание обратит, тому она и рада. А представляешь, если она тайная любовница Милко — он же у нас в компании главный извращенец! — Ну, Пушкарева, конечно, не совсем женщина, но и с мужчиной её перепутать сложно, — забраковал Жданов кандидатуру Милко. — Знаешь, на тебя не угодишь. Ты капризнее беременной женщины. — Да нет у Пушкаревой никаких капризов, — пожаловался Жданов. — Корпит над своими бумажками, хоть бы ананасов каких попросила! — Какое коварство! Палыч, уйми свою непонятную тягу к благотворительности и иди уже мириться с Кирой. — Послал так послал, — ухмыльнулся Жданов. Так и прошло несколько дней — в пространных спорах с Малиновским, натянутых отношениях с Кирой и рабочей рутине. — Почему вы вздыхаете, Катя? — спросил Жданов как-то вечером, когда пора было уже собираться домой, но Пушкарева все тянула, хоть у неё и не было срочной работы. Она снова вздохнула и выключила, наконец, компьютер. — Как представлю себе очередной допрос, который мне папа каждый вечер устраивает, — уныло ответила она, — так и начинаю мечтать о том, чтобы рабочий день длился все двадцать четыре часа. Катя встала и неохотно натянула пальто. Жданов помедлил, мысленно сцепившись с голосом Малиновского в своей голове, и пришел к консенсусу: сейчас он поедет с Пушкаревой, а Роману об этом ничего не скажет. Сколько можно слушать его стенания! — Катя, а хотите мы с вами куда-нибудь поедем? Её лицо осветилось недоверчивой радостью. — А можно? — спросила она. — Нужно, — заверил её Жданов. — Только не в один из ваших любимых дорогих ресторанов, — зачастила Катя, — мне надоело, что на нас все таращатся, и надо постоянно иметь напыщенный вид. Пожалуйста-пожалуйста, Андрей Павлович! В последнее время Пушкарева редко была такой ребячливой и веселой, и Жданов смотрел на неё с некоторой оторопью, не зная, как себя вести. Он даже начал жалеть, что вообще затеял все это, но отступать было некуда. — Конечно, Катя, — ответил он растерянно, — я могу себе позволить пригласить вас в дешевое кафе. Весь вечер Пушкарева болтала без умолку, а Жданов разглядывал её и думал: Потапкин? Федор? Урядов? Да не может такого быть! Может, стоит прямо у неё спросить — пока у Кати такое разговорчивое настроение? — Что с вами, Андрей Павлович? Вы на меня так смотрите… Он взял её за руку. — Кать, а вы совсем не злитесь на отца своего ребенка? Вся беззаботность слетела с неё в один миг. Она моментально превратилась в напуганного зверька, пригнувшего уши. — Уже поздно, Андрей Павлович, — пробормотала Катя, вскакивая. Но поскольку Жданов все еще держал её за руку, то у неё получилось сделать только один шаг, а потом Пушкарева потеряла равновесие и приземлилась прямо ему на колени. От неожиданности оба крупно вздрогнули, и Катя попыталась сбежать, но руки Жданова сами собой её удержали. Он чувствовал, что если надавить чуть посильнее, не дать Кате улизнуть сейчас, то она скажет ему правду. Не сможет не сказать. Особенно когда они так неприлично близко друг к другу, и эта близость явно сбивает Катерину с толку и лишает трезвомыслия. Она еще раз трепыхнулась и притихла, тараща круглые настороженные глаза. — Кать, — мягко проговорил Жданов, прямо перед его лицом трепетали оборки её блузки, и он невольно потрогал невинный школьный бантик возле нежной шеи, — вы же знаете, что можете рассказать мне, что угодно? Что я всегда на вашей стороне и искренне переживаю за вас? Кать… если я могу для вас хоть что-то сделать… — Вы так много для меня уже делаете, — прерывисто выдохнула она, — так много-много делаете, что когда я думаю о вас, у меня словно… такое чувство — накатывает волна, волна, волна. Она попыталась изобразить эту волну, но быстро приняла свое поражение и просто прильнула к обалдевшему Жданову. Множество самых разных мыслей разбежалось во все стороны — слава богу, Катя отказалась от дорогого ресторана, вот было бы шоу! Что это за эмоциональный порыв? Сколько вообще самых разных чувств скрывается в одной компактной Пушкаревой? И почему в этой практически неприличной близости, которую Жданов никак не планировал, было столько естественности? Наверное, никогда в жизни он не ощущал себя настолько растроганным. Благодарность Кати была горячей и искренней, и она была приятна Жданову — хоть он и прыгал вокруг неё исключительно ради компании, но ведь прыгал же! Ловил в одних тапочках у подъезда! Каждое утро вставал на полчаса раньше, чтобы заехать за ней! Старался кричать на Катю не чаще раза в день, что плохо удавалось. Вытащил её из каморки! Обедал в ресторанах! Конечно, ей было за что его благодарить, и, слегка укачивая Пушкареву в своих объятиях, Жданов и позабыл, что собирался её пытать и допрашивать. А потом вспомнил, что именно так и ведет себя с ней Пушкарев-папа, и решил пожалеть девочку. — Кать, скажите мне только одну вещь… Это ведь не Потапкин? Почему-то Потапкина было бы сложнее всех пережить, хотя Урядов не лучше, а про Федора и говорить нечего. Катя вскинула раскрасневшееся лицо и покачала головой. — Это никто, Андрей Павлович. Святой дух! — Хотите покататься по ночному городу, Кать? — сдался он. — Я иногда люблю без всякой цели колесить по улицам. Она кивнула, выпрямилась, огляделась по сторонам и засмеялась. Прижала к груди его руку. — Вы очень хороший человек, — сказала застенчиво, — самый лучший. Вот что было особо хорошо в Кате — она всегда была права. Этой ночью Пушкарева расшалилась настолько, что даже высунулась в люк на крыше машины, крича на всю Москву: «Я хочу, чтобы этот вечер заканчивался никогда-а-а-а!» Ему пришлось спускать её вниз, пока она не разбудила всех собак в округе. — Да что с вами сегодня такое? В ваш сок попала водка? — Не знаю… гормоны? Улыбаясь, он остановил машину возле её подъезда. — Катя, вы маленькая мошенница и все списываете на гормоны. — Ну у меня и правда гормоны. Хорошее настроение. Как будто… крохотный праздник посреди мрачной рутины, понимаете? — Пожалуй, — согласился Жданов. — Кать, ну, надеюсь, что ваш папа уже лег спать и не будет уже терзать вас расспросами. Она быстро посмотрела на часы и улыбнулась. — Он меня не будет ругать, не сегодня, — и выпорхнула из машины, помчалась к подъезду, постоянно оглядываясь. Она даже едва не влетела в дерево. Ну и что это было? Велел же тебе Малиновский: Жданов, остановись. А ты что делаешь?