12
25 сентября 2020 г. в 12:13
В кабинете Малиновского обнаружилась Екатерина Пушкарева, которая стояла, гордо расправив плечи и сердито сузив глаза.
— Катенька? — удивился Жданов. — Что вы тут делаете?
— Катенька изволят надо мной издеваться, — пожаловался Малиновский с нервной иронией.
— Я принесла Роману Дмитриевичу свою новую медицинскую карту, — уведомила Пушкарева, — чтобы он с ней внимательно ознакомился и не тратил лишних денег на подкуп медперсонала.
— Какая забота о финансовом благосостоянии Малиновского, — умилился Жданов.
Катя скупо улыбнулась и ушла к себе.
— Вот сколько злопамятности в человеке, — посетовал Ромка ей вслед. — Между прочим, наш конфидент Зорькин, кажется, и сам понятия не имеет, от кого залетела его прекрасная подружка. Ну или он лучший тайный агент в мире.
— Как мне это все надоело, Ромка, — вздохнул Жданов. — Кира еще эта!
— Опять поругались?
— Вдрызг.
— Так этим надо пользоваться, — возликовал Малиновский, — Андрюха, а поехали вечером в «Аквамарин», Синицкий устраивает какую-то вечеринку.
— А поехали, — согласился Жданов, — тряхнем стариной.
Как назло, именно в этот день в Зималетто недобрым ветром занесло Воропаева, который шнырял туда-сюда, поливая все вокруг ядом. Исчезновение стены произвело на него самое тягостное впечатление.
— Ты испортил мой будущий кабинет, — возмутился Воропаев, — экий мерзкий теперь отсюда открывается вид!
Пушкарева спряталась за монитором.
— Меня только одно удивляет, Екатерина Валерьевна, — продолжал наседать он, — как это вы еще не вытеснили Андрюшу из кресла президента, потому что кабинета вы его уже лишили.
— Не мешай Кате работать, — встрял Жданов между ними.
— А если бы твоя Пушкарева работала, как следует, я бы уже получил свои выплаты. Где деньги, Жданов?
— Проценты акционерам будут выплачены после выдачи зарплаты сотрудникам и погашения кредитов, — ответила Катя спокойно.
— Моя семья вложила в Зималетто большие деньги не для того, чтобы вы тут стены ломали и устанавливали свои правила!
— Катя здесь совершенно ни при чем, — рассвирепел Жданов.
— А с каких пор ты превратился в наседку?
— Завтра! — выкрикнула Катя, вскакивая. Кажется, она на полном серьезе испугалась драки. — Вы получите свои деньги завтра, Александр Юрьевич, — добавила тише.
— Ты когда будешь уходить… нет, когда ты будешь вылетать отсюда, Жданов, то не забудь заделать эту дыру снова, — процедил Воропаев. — Лучше, если ты и свою секретаршу внутри замуруешь.
— Катя мой помощник, — ответил Жданов, искусственно улыбаясь, — а еще одно слово в её адрес — и я повышу её до вице-президента.
Вскинув брови, Воропаев задумчиво посмотрел на него — как на клоуна. Потом подошел к Кате, оперся на её стол, низко склонился, разглядывая в упор.
— Всё-таки вы очень необычная девушка, Катя, — медленно проговорил он, — и это отнюдь не комплимент.
— Хватит, — Жданов оттащил его в сторону, — ты уже перевыполнил норматив по злоязычию. Можешь теперь расслабиться.
— Да не трогаю я твою Пушкареву, не трогаю, — Воропаев вскинул вверх руки, — не надо так дергать мою рубашку, пуговицы оторвешь.
— Сам оторву — сам и пришью.
— Все, я уже ухожу.
— Всего доброго, — зло попрощался Жданов. Наверняка этот мерзавец теперь потащится к Кире и там выслушает новую пачку претензий на её нерадивого жениха. — Кать, ну не обращайте вы на него внимания.
Но Пушкарева думала совсем о другом.
— Андрей Павлович, — медленно начала она, — нам нужен какой-то дополнительный план. У меня никак не выходит из головы тот факт, что в «Вестнике регистрации юридических лиц» была информация о залоге. И шанс, что эта информация дойдет до Александра Юрьевича, очень велик.
— Катя, не начинайте, — взмолился Жданов, — я не в состоянии сейчас думать еще и об этом.
— А вы все-таки подумайте, потому что закон подлости работает без сбоев.
— Вы сегодня все сговорились да? — взорвался Жданов. — Каждый мечтает испортить мне настроение!
Пушкарева не дрогнула.
— Вы пока покричите, — деловито сказала она, — потом подпишите эти ведомости, а потом подумайте.
— А потом я поеду в «Аквамарин» и не стану ни о чем думать.
Она пожала плечами, протянула ему документы и вернулась к своим делам.
Потом приходили модели, — тоже хотели денег. Они вились вокруг Жданова и кружились, и это было бы весьма приятно, если бы Катя не мешала им своей бесконечной трепотней с банками. Наверное, он действительно погорячился со сносом стены — её телефонные звонки отвлекали его. Жданову хотелось снова окунуться в тот беззаботный мир красивых женщин и неприхотливых удовольствий, в котором все было так легко и просто. И он уже почти пригласил девочек составить им компанию в «Аквамарине», но тут у Пушкаревой что-то с грохотом упало со стола.
Чеееерт.
Твоя доброта, Жданов, тебя погубит.
Надо было оставить твою лягушонку в её коробчонке.
Теперь мало того, что над тобой потешаются все, кому лень, так и личной жизни совсем не осталось.
Проводив девочек, Жданов задумчиво вошел к Пушкаревой через дверь-саму-по-себе и присел на краешек её стола.
— Вы специально это уронили, Катя.
Она подняла на него невинный взгляд.
— О чем вы говорите? — спросила с притворным удивлением.
Он покачал головой.
— Вы, к счастью, совсем не умеете врать. В чем дело, Катя?
— Мне бы не хотелось быть свидетелем очередного скандала с Кирой Юрьевной, — призналась она неохотно. — Этот «Аквамарин» и без того дорого вам обойдется.
Это разозлило его. Теперь она играет на стороне его невесты? Пушкарева должна быть всегда на одной стороне — на ждановской. И если он решил заигрывать с моделями, пусть сидит тихо и не бросается папками.
— Звоните папе, Катя, — велел он сердито, — вечером вы идете со мной.
— Что? — переспросила она изумленно.
— Это деловой вечер, Катя, и вы, как мой помощник, обязаны быть возле меня.
— Деловой вечер? В «Аквамарине»? Андрей Павлович, но Синицкий у нас в списке «разврат и отвага».
— Вот и будете меня отважно спасать от разврата, раз уж добровольно взялись за это дело, — огрызнулся он, — звоните, Катя, звоните!
Не спуская с него настороженного взгляда, Пушкарева потянулась к телефону, но её рука застыла в воздухе.
— Это наказание, да? — спросила она подозрительно.
Жданов расхохотался.
— Вы смотрите на меня с таким ужасом, как будто я тащу вас в какое-то злачное место, а не в приличный клуб, где вы сможете приятно провести вечер, наслаждаясь вкусной едой и персиковым соком.
— Вы же знаете, что такие места не для меня. Все будут глазеть меня, как на обезьянку, все будут глазеть на вас, вам будет неловко, мне будет неловко, в итоге вы сбежите охмурять моделей, а я буду подпирать собой стену и мечтать провалиться сквозь землю.
— Ах вот какого вы обо мне мнения? — Жданов сам схватил трубку с аппарата и всучил её Пушкаревой, — какой там у вас был домашний номер, диктуйте, — и поскольку Пушкарева продолжала насупленно молчать, заявил: — я от вас целый вечер ни на шаг не отойду, довольны? Говорите уже номер, Катя, вы и так целый день испытываете мое терпение. А впрочем, давайте сюда трубку, я сам поговорю с вашим отцом.
— Ну тогда и номер сами ищите, — открестилась Катерина от участия в этой затее.
— Нет, Катя, вы совершенно невыносимы. Если вы будете также плохо себя вести и дальше, то я отправлю вас в приемную к Клочковой!
Она откинулась на стуле, скрестив руки на груди.
— Невыносимы, — повторил Жданов, поражаясь такому неразумному поведению, и набрал её домашний номер по памяти.
— Я с Пушкаревой никуда не пойду, — Малиновский от ужаса забегал по кабинету. — Ты совсем спятил? От нас же все шарахаться будут.
— Да я и сам не понял, как её пригласил, — покаялся Жданов. — Затмение какое-то нашло.
— Помутнение. Шел бы ты к психиатру, мой дорогой друг.
— А главное, знаешь, что мне заявил её отец? Чтобы я получше следил за Катериной, потому что такая молодая и невинная девушка, как Катюша, на каждом шагу подвергается соблазнам!
Малиновский даже перестал бегать, округлив рот.
— Я не знаю, Андрюха, от чего сейчас падать в обморок. От слова «невинная» или от слова «соблазн».
— Прикинь? — заржал Жданов. — Невинная соблазнительница Пушкарева, а ты с ней идти никуда не хочешь.
— Ой, Андрюш, ты кого хочешь уговоришь, — ломливым голосом прописной кокетки воскликнул Малиновский.
Синицкий всегда был извращенцем, но чтобы настолько!
Он как вцепился в Пушкареву с порога, так и не выпускал её из своих цепких лапок.
— Какая экзотика, Жданов, — шепнул он ему на ухо, — она так безобразна, что даже красива! Это же почти Отто Дикс!
Катя, услышавшая его последние слова, спросила глуховатым голосом, который у неё появлялся в минуты волнения:
— Страшная, как война, занимавшая центральное место в творчестве этого художника, или вы вспомнили про семь смертных грехов?
— Я вспомнил про портрет Сильвии фон Харден, — не смутился Синицкий и широким жестом пригласил Пушкареву за столик.
И тогда она вдруг улыбнулась.
— У вас интересный взгляд на вещи.
— Не замечал прежде за Синицким тягу к интеллектуальным беседам, — заметил Малиновский, наблюдая за тем, как эта парочка погрузилась в психологизм эпохи и самовыражение с помощью внешней атрибутики.
Пушкарева, неожиданно раскрепостившись, ни с того ни с сего заговорила о том, что во время её стажировки в Германии она была в доме-музее Дикса и там с ней приключилась забавная история. Она в красках описывала собственное смущение, когда что-то там перепутала в немецком языке и сказала вместо экспрессионизма про экзорцизм, а её похвалили за глубокое понимание картины.
— Оказывается, — закончила Катя, — Дикс и сам называл искусство экзорцизмом. Поэтому моя оплошность сошла за точку зрения.
Синицкий внимал ей с редким для этого циника и бабника вниманием, и в его глазах пробегали лукавые искры.
— Что он задумал? — нахмурился Жданов.
— Ой, да расслабься ты, — посоветовал Малиновский, — лично я считаю, что мы очень удачно пристроили наше чучелко, и теперь можем с легким сердцем отправиться на вечерний клев. С твоей стороны было мудро взять с собой Пушкареву в качестве прикрытия — завтра ты выставишь её перед собой как щит. Ну когда Кира придет тебя убивать. А теперь…
Синицкий откинул назад свой хвостик и склонился еще ближе к Кате, о чем-то энергично разглагольствуя. Катя засмеялась.
Но даже её скобки не напугали этого прохвоста.
Нет, здесь определенно было что-то нечисто.
Уцепив стакан с виски, Жданов сел рядом с Пушкаревой.
— Значит, Андрюша, это и есть твоя помощница, о которой болтает вся Москва? — подмигнул ему Синицкий.
— Как это — вся Москва? — растерялась Пушкарева.
— Катя, вы не из тех женщин, кто останется без внимания.
— И это отнюдь не комплимент, — ответила она ему словами Воропаева.
Синицкий не бросился её переубеждать, зато напомнил с улыбкой:
— Мы же уже определились с тем, что все зависит от точки зрения. Взять хотя бы мой маленький рост — вы даже представить не можете, сколько насмешек я из-за него пережил в школе.
— Почему же не могу? Легко представляю.
— Это же просто отлично, — неизвестно чему обрадовался Синицкий, — это значит, что мы с вами пережили уникальный опыт, который этим господам, — и он кивнул на Жданова, — совершенно неведом.
— А ты не сравнивай себя с Катей, — саркастически вмешался он. — Катя умный и честный человек, а ты пройдоха.
— Однако между нами куда большего общего, чем между вами, — возразил Синицкий.
Это уже, конечно, ни в какие ворота не лезло.
— Да ты даже представить себе не можешь, сколько всего общего между мной и моей Катей, — попытался было объяснить Жданов, но от негодования слова плохо его слушались.
— Кроме работы? — подначил Синицкий. — Какая у неё любимая книга?
— Налоговый кодекс!
Эти двое обменялись смеющимися, понимающими взглядами, словно действительно были знакомы сто лет и многое друг о друге знали.
«Это же всего лишь Жданов, — говорили их взгляды, — мужлан и невежа, чего вообще от него можно ожидать».
— Андрей Павлович, — тем не менее сказала Катя дипломатично, — действительно заботливый шеф.
— Представляю себе, — пробормотал Синицкий. — Катя, а хотите канапе с креветками? Они сегодня удались.
И так далее.
Вечер получился столь отвратительным, что Жданов почти напился, и только мысль о том, что ему еще сдавать Валерию Сергеевичу Пушкареву под роспись его невинную дочь, остановила его от полного андеграунда.