Святая Катерина

— Мы кого-то ждем? — спросила Пушкарева через пять минут. Они все еще торчали на стоянке Зималетто. — Малиновского, — ответил Жданов, — он ставит машину на подземный паркинг. — Конечно, — пробормотала она удрученно. В принципе, исполнять политическое завещание Малиновского и окружать Пушкареву вниманием было не так уж и сложно, как Жданову поначалу показалось. Она была неприхотливой, как сорняк, и никаких диких прихотей не выказывала. Вот и сейчас предпочла молча замкнуться в себе, не возражая против неприятной ей компании. — Катя, — произнес Жданов, — а наберите, пожалуйста, этого вашего Зорькина. Пора познакомиться с нашим финансовым директором лично. Устроим выездное совещание, раз уж из нашего кабинета нас временно изгнали. — И куда его пригласить? — спросила Пушкарева после паузы. — В… Впрочем, где он сейчас территориально? — В моей спальне. — Простите? — опешил Жданов. Катя усмехнулась. — Ну или в офисе Никамоды, если вам так угодно. Это, впрочем, одно и то же. К счастью, в этот момент Малиновский открыл заднюю дверь и плюхнулся на сиденье, давая Жданову прийти в себя от таких новостей. — Вперед, мой женераль, — провозгласил он. — Дай Кате свой телефон, — ответил Жданов, — ей позвонить нужно. Ромка послушался — что удивительно — молча. Жданов тронулся, рассеянно слушая, как Пушкарева препирается по телефону — «мам, ну какие еще перья, дай Колю, пожалуйста. Ах, павлиньи перья, это, конечно, все меняет. Да, к ужину буду дома, а можно теперь с Колей поговорить». От этой бессмыслицы у Жданова моментально свело зубы. Наконец, Пушкарева прорвалась к своему Зорькину: — Коля, Коленька… нет, не кружилась… Коля! Нет, не падала. Коля, да послушай ты меня… господи, да всё со мной в порядке. Что ты купил? Акупунктурный браслет? А что это такое? В каком журнале? Коля! Сосредоточься! Мы за тобой заедем через полчаса, ты, пожалуйста будь готов. Ага. Всегда. Мы — это Андрей Павлович и Роман Дмитриевич. Тот самый, да. Они хотят познакомиться с таким финансовым гением, как ты. Нет, галстук не нужен. Пирожки тоже, мы же не на пикник едем. Все, Коля, я позвоню, когда тебе нужно будет выйти. По мере её болтовни, настроение Жданова все быстрее падало вниз. Он вдруг понял, что это для него Пушкарева неприхотлива, как сорняк. А вот для всяких зорькиных она трепетная роза, вокруг которой надо хлопотать и о которой надо волноваться. Акупунктурный, мать его, браслет. Знать бы еще, что это вообще такое. Николай Зорькин, так сильно взволновавший сердца зималеттовских великих комбинаторов, оказался щупленьким цыпленком, действительно похожим на Пушкареву как брат-близнец. Он был неловким и странным, точно так же, как неловкой и странной была Пушкарева. — Здрасти, здрасти, — пробормотал Зорькин, вползая на заднее сиденье рядом с Малиновским. Катя развернулась, заглядывая назад. Берет с помпошкой залихватски съехал на бок. — Это Николай Зорькин, — зачем-то объявила она, как будто были другие варианты. — Коль, рядом с тобой Роман Дмитриевич Малиновский. — Угм, — неодобрительно буркнул Зорькин, который очевидно был в курсе истории с медкартой и не обладал сдержанностью своей подруги. — Взяточник и проныра? — Да, — отозвался Малиновский, ошарашенный такой хамской прямолинейностью, — именно так меня и называют в кругу друзей. — Ну, Андрей Палыч за рулем, — продолжила знакомство Пушкарева. — Здрасти, — снова сказал Зорькин. Жданов даже обрадовался, что его миновали емкие характеристики этого цыпленка. А потом обиделся — Пушкарева про него вообще ничего не рассказывала? Интересно, что он мог бы услышать про себя? Человек, который называл Катю Клавой, например. Или начальник, который забыл свою секретаршу на всю ночь в кладовке. Или тот тип, который то и дело орет на неё. — А куда мы едем? — спросил Зорькин. — В клуб, — ответил Жданов. — Поговорим в спокойной обстановке. Вы играете в бильярд, Николай?.. — Антонович, — быстро подсказала Пушкарева. — Спасибо, Екатерина Валерьевна, — вежливо поблагодарил он её. — Да я чемпион по бильярду, — заявил Зорькин. — Правда, я играл в него только на компьютере. — Какая прелесть, — не удержался Малиновский. — А зачем мы туда едем? — не унимался Зорькин. — Познакомиться, обсудить стратегию взаимодействия наших фирм и еще ряд вопросов. — В клубе? — Вы что-то имеете против? — с трудом сдерживая раздражение, процедил Жданов. — Нет-нет, я только за, — поспешно согласился Зорькин. — Кать, позвоните в клуб и скажите, чтобы нам подготовили домик. Пушкарева, все еще державшая мобильник Малиновского в руках, спросила: — Роман Дмитриевич, а как записан этот клуб в вашем телефоне? — Клуб, — ответил он с недоумением, — «Лошади и кони». — А у Андрея Павловича как «Овсов, банк», — весело сообщила Пушкарева. — Лошадиная фамилия! Алло? Приемная господина Жданова, — затараторила она в трубку, — нам нужно подготовить домик… что? Андрей Павлович, домик для веселья или размышлений? — Второе. — Для размышлений. Мы будем… — Через полчаса. — Через полчаса. Кого? Андрей Палыч, нам Вася нужен? — Пока не знаю. — Мы пока не знаем. Держите Васю наготове, — распорядилась Пушкарева и завершила звонок. — А кто это? — Лучший банщик Москвы. Вы париться любите? — Ей нельзя, — вмешался Зорькин. — Вы нас в сауну, что ли везете? Ну и нравы в этой вашей Зималетте! Пушкарева, выходим, а то как мне потом Валерию Сергеевичу в глаза смотреть? Хотя уж смотри не смотри… — Это клуб, — пояснил Малиновский, — там есть сауна, но в неё можно не ходить. Там есть бильярд, но в него можно не играть. Там есть спортзал, но в него… — А горки там есть? — перебил его Зорькин с важным видом, — очень я люблю на ватрушках кататься… — Екатерина Валерьевна, — спросил Малиновский, не слушая его, — а как в телефоне Андрея Павловича записан, например, Синицкий? — Цыганов, «Инфестфондкапитал», — ответила та, не задумываясь. — Ну цыгане, медведи, ассоциации. — А ночной клуб «Бабочка»? — Газманов, менеджер. — Потрясающе, — пробормотал Малиновский. — Жданов, а код от твоего сейфа она тоже знает? — Если бы у меня был сейф, — ответил тот, посмеиваясь, — то Катя, конечно же, знала бы код от него. — И как это все в вашей голове только умещается, Катенька, — подивился Ромка. — А она очень умная, — встрял Зорькин, — Кать, а дай мне свою руку? — Опять предложение будешь делать? — спросила она весело. И оба захихикали. Жданова мороз продрал по коже от этих ужасных звуков. Господи, мало ему одной Пушкаревой! Так их теперь двое! Катя снова закрутилась на сиденье, чтобы протянуть руку назад. Её локоть заехал Жданову по уху. — Браслет верности? — заинтересовался Малиновский. Зорькин не счел его достойным ответа. — Катя, да сядьте вы уже нормально, — прикрикнул Жданов. — Простите, — пробормотала она. — Значит, Николай Антонович, вы сделали Екатерине Валерьевне предложение, а она вас отвергла? — Малиновского не так-то просто было игнорировать. — А вы пишете её биографию? — А вам есть что скрывать? — А вы слышали про неприкосновенность частной жизни? — Они сейчас подерутся, — сказала Пушкарева. — Коля, не обижай Романа Дмитриевича. — Малиновский, отстань от Николая Антоновича, — велел Жданов. — Пушкарева, не отрабатывай на мне свои педагогические приемы, — снова разворчался Зорькин и опять полез цепляться к Малине: — а я, между прочим, был против того, чтобы Катька претензионное письмо забирала! — Да, я так сразу и подумал, как вас увидел. — откликнулся Малиновский. — У вас на лице написано: Зорькин против. Пушкарева снова закрутилась на сиденье, заглядывая назад: — Коля, ну что ты хочешь от Романа Дмитриевича? Он честных людей только в кино видел, да и то в детстве. Жданов закатил глаза. Рядом с Зорькиным его Пушкарева тоже становилась невыносимой. Клуб «Лошади и кони» находился почти за МКАДом и занимал просторную территорию бывшего пионерского лагеря. — Андрей Павлович! — расплылся в улыбке охранник на въезде, — ваш любимый домик номер семнадцать, ключи в двери. Жданов уверенно въехал на внутреннюю территорию. Они остановились возле деревянного двухэтажного коттеджа. — Выгружаемся, — скомандовал Жданов. — Пушкарева, дыши полным ртом, — велел Зорькин. — Смотри, тут сосновый бор. Только в обморок не хлопнись от переизбытка кислорода — после твоей кладовки немудрено. У Жданова даже кулаки зачесались. Спокойно, — сказал он себе, — Пушкарева терпеть не может твоего лучшего друга, а тебе неприятен её. По нулям. Малиновский в шутливом легком поклоне открыл перед ними дверь. — Зималетто приветствует Никамоду, — объявил он. Войдя внутрь, Жданов стянул с Пушкаревой пальто, скинул свое и привычно рухнул в удобное кресло у камина. Зорькин и Катя оглядывались по сторонам с видом людей, попавших на вражескую территорию. Диваны, бильярдный стол, бар, наполненный алкоголем, шкаф с книгами, — благочинность и респектабельность. Зорькин, то ли с разочарованием, то ли с облегчением заключил: — И никакого порока. А что на втором этаже? — Несколько спален и ванных комнат. — Значит, это домик для размышлений? А что в том, который для развлечений? — Джакузи и шест для стриптиза. Зорькин взволнованно вспыхнул — типичный, вечно озабоченный ботаник. Жданову сложно было представить, какой мужчина мог бы понравиться Пушкаревой и какому могла понравиться она, но в Николае еще так мало было от мужчины и так много от цыпленка, что все подозрения в его коварстве и лицемерии показались сейчас смешными. — Николай Антонович, да вы присаживайтесь, — предложил он. — Хотите выпить? — Да, — сказал Зорькин. — Нет, — сказала Пушкарева и пояснила: — Коля плохо переносит алкоголь. — Значит, много наливать не будем, — усмехнулся Малиновский, — я Николая Антоновича и трезвого-то боюсь. — Ну перестаньте уже, — взмолился Жданов, принимая из рук Романа рокс с виски. — Катенька, сока, чая, воды? Она замотала головой, отказываясь от всего сразу и осторожно села в кресло рядом с ним, сдвинув носки ботинок. — Первым делом мне хотелось бы обсудить ваши зарплаты, — начал Жданов. — Так их уже понижать-то некуда, — испугался Зорькин. — Зато повышать есть куда. Дело в том, Николай Антонович, что я уже несколько раз просил Екатерину Валерьевну повысить самой себе зарплату, но до сих пор это так и не было сделано. Также мне хотелось бы увеличить и вашу зарплату тоже — скажем, пока вдвое. Пожалуйста, проследите за этим. Зорькин молча сделал большой глоток виски, и у него сморщилось лицо, как у младенца, которому вместо молока дали горькую воду. — Он проследит, — усмехнулась Катя. — А мне бы хотелось узнать, как именно вы добиваетесь того, что денег на счетах Никамоды становится все больше. — А если Зималетто перестанет залезать в карман Никамоды, их станет еще больше, — со слезами на глазах отозвался Зорькин. Он дышал с открытым ртом. — К сожалению, мы пока не можем себе это позволить. Но если у вас есть предложение, как выстроить финансовые отношения между компаниями эффективнее, я готов их выслушать. — О, у меня полно предложений, — оживился Зорькин.